КНЯЗЬ ВЕЛЬСКИЙ. Роман в стихах

Воскликнул, долгий стон сдержав,

Стараясь быть спокойно-нежным:

«Простите! Вновь я был неправ!

Быть с вами глупым и небрежным

Мне нынче, видно, выпал рок.

Прошу простить меня смиренно!

А я исправиться зарок

Даю коленопреклоненно!»

Согнув колени, рухнул князь,

Пытаясь лбом о пол побиться…

Вскричала, весело смеясь,

Недавно грустная девица:

«Ах, полно, князь! Что скажет свет,

На вашем лбе увидев шишку?!»

Всего шестнадцать Вере лет…

Душа просила передышку.

А вот и гордая Нева.

Зима закрыла прочно воды:

Опять в оковах несвободы

Пруды, каналы, рукава*.

Широким ровным полотном

Лежала гладь, блестя снегами.

Река, закованная льдом,

Мостом служила меж брегами.

Мороз хорош для невских вод:

Скрепило лёд без осложнений!

Ведь ледостав был каждый год

Причиной веской для волнений.

Дни поздней осени вдвойне

Тянулись медленно и грустно

В Адмиралтейской стороне

И в Выборгской, и в Петербургской.

Когда на вздувшейся Неве

Ледок ломало волей ветра,

Хватало боли голове:

Ни в центр уехать, ни из центра.

А в год иной опасным быть

Грозило льду не дни – недели:

И не пройти, и не проплыть

На суднах – горе, в самом деле!

И на Васильевский попасть

В ту пору было невозможно.

Тепло под зиму – вот напасть!

Найти досадней очень сложно!

Когда же в зиму наплавные

Уже разобраны мосты,

В лепёшку расшибёшься ты,

Но не найдёшь пути иные!

Конечно, начали всерьёз

Решать проблему ту в столице,

И вот уж строят первый мост.*

Но время долгое продлится

Его строительство. А лёд

Служил зимой мостом отменным.

И с нетерпением народ

Ждал от погоды перемены.

А сколько споров и пари:

Когда случиться ледоставу?

Заядлым спорщикам дарил

Тот лёд азартную забаву!

Простите, что-то увлеклась

Беседой с вами не на шутку!

Вернусь я к повести сейчас.

Да что сей час – сию минутку!

Карета въехала на лёд.

По снегу плотному полозья

Давали лёгкий, плавный ход.

Надежду обретя в курьёзе,

Спешил Борис развить успех:

Лились истории потоком

Про всё на свете и про всех!

Он изъяснялся лёгким слогом,

И было Верочке смешно,

И страх исчез противный, липкий…

Она страдала так давно,

Что позабыла об улыбке!

Дрожала, что осенний лист,

Когда мужчин ловила взгляды…

Неугомонный князь Борис

Уже хвалил её наряды!

Столь много знал, однако, князь

О милых штучках женской моды!

И Вера слушала, смеясь,

Про шантильи и тальму, блонды,

Сорти-де-баль и аграмант…*

Изящно князь водил рукою:

Вернул бы с туфель в косы бант —

Имеет мнение такое!

Был интересен взгляд мужской,

Его суждения по теме.

Карета по Большой Морской

Уже скользила в это время.

Скользила? Нет, скорей – неслась!

Укатан плотно снег пушистый:

Любили здесь лихую власть

Езды отчаянной и быстрой.

Но вот окончилась езда.

И снова девушка боится:

Они приехали… Куда?!

Трепещет сердце, ровно птица,

И страх привычный – тут как тут:

«Стоим… приехали… и что же?!

Опять позор и беды ждут?

Спаси меня, помилуй, Боже!»

А князь готовил ей сюрприз

И улыбался он, доволен:

Туда её привёз Борис,

Где, модный в свете, «Ян и Болин»

Был ювелирный магазин —

Тогда заслуженно известен.

Борис у них браслет один

Хотел купить своей невесте.

«В карете я оставлю вас.

Прошу, простите за отлучку:

Сберечь хочу от лишних глаз

Я ваш покой. Целую ручку!»

На снег он выпрыгнул легко,

Махнул рукою, ободряя.

Вздохнула Вера глубоко,

Опять спокойствие теряя.

Мечтал князь Вельский, что браслет

Вернёт возлюбленной улыбку.

Не стал с  держать совет maman

И… поплатился за ошибку.

Хотел он сделать ей сюрприз,

Подарок из волшебной сказки!

Осмелился просить Борис

Невесту, чтоб закрыла глазки.

Боясь хоть что-то сделать грубо,

Князь нежно руку Веры взял,

В груди дыхание сдержал,

Поднял рукав собольей шубы.

Браслета змейку обернул

Вокруг изящного запястья.

Не овладев собой, прильнул,

Вобрав тепло и запах счастья.

Коротким был блаженный миг

Прелестной ручкой обладанья…

Борис услышал Верин крик,

Похожий больше на рыданье.

Тряся отчаянно рукой,

Как будто жёг браслет ей кожу,

Сжимала нож рукой другой —

Латунный книжный острый ножик.

Как часто, искренне любя,

Мы так же искренне считаем,

Что мы любимых лучше знаем,

И строим планы… для себя.

ГЛАВА 5

Любовь и смерть

В свои неполных тридцать лет

Был князь полковником блестящим,

Не то давно бы белый свет

Покинул он в котле бурлящем

Войны Кавказской затяжной,

Где кровь Россия проливала.

Он был по горло сыт войной —

Она ж его не отпускала.

Бесстрашный воин, офицер,

Врагов Руси поверг немало.

Он для солдат – живой пример,

Отважный сын – для генералов.

Изранен был лихой боец,

Но раны воину привычны!

И крест почётный царь-отец

Вручал герою-князю лично.

И вот сейчас, увидев нож

В руках испуганной невесты,

Сказал ей тихо: «Бейте, что ж!

Хотите знать на теле место,

Куда вонзить, чтоб наконец

Развеять разом страхи ваши? —

Сердито думая: «Творец!

Зачем я ей не мил и страшен?

В её шестнадцать глупых лет

Зачем испуг и слёзы градом?

Балы, наряды, высший свет —

Вот всё, о чём ей думать надо!

Бросать на Святки башмачок

И ждать, краснея, таинств брака.

А Ты ей – ножик в кулачок!

Но плоть людская – не бумага…»

С Творцом не кончил разговор:

В лицо с тревогой Вере глядя,

Увидел князь, как меркнет взор,

И шепчут губы: «Бога ради!

Купить хотите вы меня?

Любви не купишь настоящей!»

В душе поступок свой кляня,

Он снял браслет с руки дрожащей.

Сгорает быстро день зимой…

Бежали ровно кони цугом.

Привёз невесту князь домой.

Простились холодно друг с другом.

Смотрела мать, открывши рот,

Забыв укоры и вопросы,

Как дочку князь домой ведёт,

И жгли глаза и душу слёзы:

Бела как снег, потухший взгляд,

Шла молча, поступью неслышной…

«Мадам, простите, виноват! —

Сказать два слова счёл нелишним. —

Устала Верочка слегка,

Её поездка утомила.

Была прогулка далека,

И впечатлений много было.

Позвольте Вере отдохнуть,

Душой паря в счастливых высях!

…А завтра слово ей вернуть

Приеду я!» – добавил в мыслях.

«Подайте чаю ей стакан,

Замёрзла Верочка немного!»

Взглянул на бледную maman

И словно дал приказ ей строго:

«А в душу к дочери – не лезть!

Отставить нынче все вопросы!»

Maдам пришлось на пуфик сесть:

Дрожали ноги, близко слёзы…

Но был расстроен князь и сам.

Боясь, что вдруг заметят это,

Борис оставил милых дам,

В раздумье тяжком сел в карету.

Карета выстыла давно,

Но был страшнее в сердце холод…

Метельно было и темно,

Хоть освещался щедро город:

Шесть тысяч с лишним фонарей!

Артель фонарщиков усердно

Огни гасила на заре,

Лишь небо розовело бледно.

Но слишком слабый света круг

Давал простой фонарь на масле.

А газ был дорог – Петербург

Им только в центре освещался.

Бежали кони, не спеша:

Засыпал новый снег дорогу.

Болит несносная душа!

Пора звать разум на подмогу!

Но малым был, признаться, толк:

Не по уму сия задача!

И князь решительно не мог

Понять с невестой неудачу!

«Нет, не найти, пожалуй, слов!

Припасть губами к ручке – слишком?!

Помимо моды и балов,

Во всём другом она – малышка!

Вступать с таким ребёнком в брак,

Противно воли быть ей мужем?

Ей не жених, а старший брат,

Защитник и наставник нужен!

Терпеть её и страх, и стыд,

И отвращение во взгляде,

Приняв довольный, глупый вид,

Страдать совокупленья ради?

По-пуритански, без затей,

Святым Писанием стращая,

Усердно делать ей детей,

Потребность плоти насыщая?

Всегда покорна и верна,

Дитём беременна и долгом —

Жена такая не нужна!

В такой жене мне мало толка!

В наш бурный просвещённый век

Нельзя с женою – как с прислугой!

Меняться должен человек!

Своей жене я буду другом!

За равный и счастливый брак

Стою и сердцем, и душою!

Хочу жениться только так

И дружно жить семьёй большою.

Во всём с женой держать совет,

По всем вопросам, что… насущно:

В мои дела вникать не след —

Оно и вредно ей, и скушно.

Пускай ведёт примерно дом,

И я как муж приму участье…

А Вера… Верочка потом

Кому-нибудь составит счастье!

Да, утром еду, решено,

К её родителям с отказом!»

И сердце боль пронзила сразу…

Смотрел он в тёмное окно

И видел Верин силуэт,

Её улыбку, профиль милый,

Воскликнул резко: «Нет и нет!»

Но сердце сжало с новой силой.

Не мог не думать князь о ней,

О счастье рухнувшем совместном:

Он грезил ею много дней —

Творением небес прелестным —

С той самой встречи роковой,

Когда давала бал графиня.

Он встретил счастья лучик свой!

И полон чувства был отныне.

Любви неважно, скольких лет,

Умён иль глуп, красив иль страшен,

Богат ли, беден ли объект —

Амур стреляет без промашек!

И от любви ты без ума:

В душе смятение и радость,

И пахнет розами зима,

И в старый дом приходит младость!

Борис любил до немоты —

Не передать любовь словами!

Её изящные персты

В нём трепет сердца вызывали.

Пусть были встречи эфемерны —

Борис любил её безмерно!

Любил её незрелый ум,

Пытливый взгляд, восторг ребёнка,

Во взоре след серьёзных дум,

Чело с упругой прядью тонкой,

Игриво выбившейся вдруг.

Любил её глаза-озёра.

Рисунок вен под кожей рук

Пленял изяществом узора.

Порою трели соловьёв

Он слышал в диком вое ветра!

Он был наполнен до краёв

И ждал взаимного ответа!

«О нет! Неладно что-то здесь!

Она – девица, не малютка!

Другой! Соперник, верно, есть!

И… Вера – с ним?!.. Представить жутко!»

Зубами скрипнул гордый князь

И брови свёл в горячем гневе:

Пружина ревности взвилась

Подобно кобре-королеве.

Ну да, конечно! Или – нет?..

И князь кусал в смятенье губы:

Всегда страдают правдолюбы,

Но он потребует ответ!

Рассудок всё же гнул своё:

«Положим, есть другой – любимый.

И что? Тогда б руки её

Просил бы он, неоспоримо!

Красива Вера, небедна,

Что из купцов – то не беда:

Отец порядочен и честен,

Как поставщик двора* известен.

Гордится дочерью своей,

Обидеть куколку – куда уж!

Он боль не стал бы делать ей,

В любви и счастье выдал замуж!

Нет-нет, купец тут ни при чём…

А вот мамаша о венчанье

Печётся слишком горячо

И неспроста хранит молчанье.

Её-то и припру к стене,

Придя к родителям любезным.

Мамаша всё расскажет мне!

А все гаданья бесполезны…»

Борис не смог додумать мысль:

Тревожно кони захрапели,

Карету дёрнув, понеслись

В клубах кружащейся метели.

«Зачем лихачит вдруг Степан?

Уже рукой подать до дома…»

Снег падал, плотный, как туман,

Но виден был проспект знакомый.

И вот – направо поворот,

И дом, светящийся огнями.

Борис увидел: у ворот

Уже стояли чьи-то сани.

И кучер, старый дед Степан,

Промолвил в явном непокое:

«Ну, коль не глаз моих обман,

То дохтур нам махал рукою.

То сани ихние, как есть,

Тады промчались мимо лихо…

Ох, поспешайте: дохтур здесь!

Не всё, боюсь я, в доме тихо!

Топочут, слышу: топ да топ,

Туды-сюды в окошках дворня…»

Степан крестил вспотевший лоб.

Глотая страх, застрявший в горле,

Уже слугу не слушал князь:

С колючим ужасом борясь,

Вбежал, срывая шубу рысью…

Так страшно не было Борису

Ещё ни разу! На войне

Смотрел врагу в лицо и в спину.

Сейчас же понял вдруг вполне,

Как плохо любящему сыну,

Когда в беде родной отец,

А драться не с кем!

Всё свершилось…

И слово тихое: «Конец…

Да будет с ним Господня милость!»

И горе – тяжестью свинца…

Печален врач… и дворня воет…

А руки мёртвые отца

Ещё тепло хранят живое…

Борис готов был умереть,

Всю кровь свою отдать по капле

Отцу… Но забирает смерть

Того, чьи дни уже иссякли.

Когда пришёл утраты час,

То мнится в скорби бесконечной,

Что горе вечно будет в нас…

Но лишь любовь бывает вечной!

ГЛАВА 6

Вельские

Два дня гудел весь Петербург,Печально новость обсуждали:«Князь Вельский был больших заслуг,Креста напрасно бы не дали!»«Святого Александра крест*На красной ленте по одеждам…»«…Cлужил, а жил один как перст…В укор лентяям и невеждамСумел детей сберечь своих,Не стал жениться, жил сынами:Всегда заботился о них!..»«…Да будет божья воля с нами!»«…Его ценил сам государь!..»«…И сына вырастил как надо:Умён, почтителен – как встарь,Отцу и помощь, и отрада!..»«…А младший – тот не без греха…Да что там! Плод гнилой, бездельник…Продаст как мясо потроха,Когда останется без денег!Позор семейства! Стыд и срам», —Толпа взволнованно шептала,Явившись в капитульный храм, *Где служба шла. Для генерала…Красив был Троицкий собор!Сверкал на зимнем солнце купол,Пленяла чёткость линий взор.Скульптурная над входом группаСтараньем Шубина-творца*Являла миру крест с орлами:Четыре огненных конца,Орлы двуглавые с крылами.И лики ангелов святыхСмотрели ласково и строго.И драгоценных, и простыхСвятынь во храме было много:Иконы, статуи, панно…И на столе канунном – свечи*…Был петербуржцами давноТот храм любим за дивных певчих.Лились печально голоса,То тише вздоха, то взмывая,И застилала взор слеза,Глаза пречисто омывая.Гремело сердце как набат…В ушах Бориса глохли звуки.Рыдал у гроба младший брат:Текла слеза, дрожали руки.Борис и Глеб… Отец и матьНе зря назвали так детишек:Святых любить и почитатьУчили сызмальства мальчишек.И сказка это или быль —Давно в роду жила легенда,Что пращур их далёкий былКнязьям убитым также дедом.*Олег, Владимир, Святополк*Был Вельских рода основатель?Гадать сейчас какой уж толк,И нет уверенности, кстати!«Цари! – смеялся гордо князь,Детей сажая на колени.– Эх, жалко, мать не дождалась,Не даст уже благословенийЛюбимым деточкам своим…Ну трубка! Хуже паровоза!»И разгонял рукою дым,Украдкой смахивая слёзы.Была счастливая семья:В годах супруг, жена младая,Росли погодки-сыновья,Умом и ликом умиляя.И вдруг – болезнь. И – приговор.И жизнь, и счастье сразу – мимо…Светил известных дружный хор:«Увы! Скорблю… Неизлечимо…»Чахотка – Петербурга бич:Сырой, тяжёлый, вредный воздух…И стал вдовцом Сергей Ильич.Тогда он был ещё при звёздах.*И боль потери заглушитьНе в силах  были дамы света.Сергей Ильич привык служить.Беззвёздность* круглых эполетовБыла почётна и важна,Для рода княжьего – тем боле…Спасала армия от боли —Вторая, вечная, жена.Меж тем росли его сыны.Когда-то данное им словоБыть верным памяти женыДержать старался. Но суровоНе мог воспитывать отецДетей, лишённых ласки мамы:В союзе этих трёх сердецГлавой он не был, скажем прямо.Спасибо, что мадам-месье,Прося надбавки регулярно,Вбивали в чад науки все,Причём отнюдь не фигурально!Борис пошёл тропой отца:Отдал военной службе душу.А Глеб метался без конца,Советов батюшки не слушал.В итоге кончил плохо он:Вино, сигары, карты, девки…И был отцом он отлучёнОт дома, денег и опеки.Нет, не от горя плакал Глеб —То завещание виною!От злости он оглох, ослеп:«Столь подло поступил со мноюРодной и любящий отец,Лишив наследства равной доли!»А Глеб мечтал, что, наконец,Не будет он зависеть болеОт глупых старческих каприз:Все деньги он поделит с братом!Но ждал его плохой сюрприз:Увы – ему не стать богатым.Упрямый пакостный старикЛишил наследства – вот где горе!Но Глеб сдаваться не привык,Падёт он брату в ноги вскоре.Навряд захочет князь Борис,Прожив с отцом в плену идиллий,Чтоб дальше брат катился вниз,И слухи, сплетни чтоб ходили.Ах да… Идиллий! Что же – пустьО нём пойдёт молва в народе:И Глеб упал отцу на грудь,Сознание теряя вроде.Конечно, был переполох,Но князь не дрогнул даже бровью,Настолько был спектакль тот плох…«Ах, Глеб! Проникся вдруг любовью,Увидев мёртвого отца!Живой же был забыт на годы…Поди, не вспомнил бы лицаИ не признал среди народа.Зачем весь этот маскарад,Спектакль для одного актёра,Понятно: будет, значит, братПросить наследства долю скоро.Родная кровь… Одни мы с нимТеперь на целом белом свете.А деньги… Деньги – это дым,Который вдаль уносит ветер.Вестимо, дым – в его руках.В моих руках же – это средствоНам с братом жить, забыв про страх,К тому ж приумножать наследство.Прости, отец, что я земнымЗаботам предаюсь у гроба…Остался с Глебом я одним,И мы осиротели оба.Да, тяжким будет разговор…».И вздрогнул вдруг, забыв о брате:Смотрела Верочка в упор.В ротонде чёрной, в чёрном платье,Ни кольц, ни брошей, ни перстней —В неброском траурном уборе,С глубокой жалостью во взоре,Она смотрела всё нежней…Печальный встретив этот взгляд,Вздохнул прерывисто, со стоном:У гроба был преступно рад!Верна любовь своим законам…А Вера думала о том,Что щедр и милостив к ней Боже,И рядом с нею мать с отцом —Она под их крылом надёжным.Сжимало сердце, как в тисках,Слеза горячая струилась.Дрожала свечечка в руках…Да будет с нами Божья милость!И, слёзы смаргивая с век,Шептал ей папенька на ушко:«Достойных качеств человек!Прими его, Всевышний, душу!»Пришлось у гроба ей стоять:Нашла по чину место, mamanЧтоб каждый в Лавре мог понять:То право Веры как невесты!«Жених же траур целый годДолжо́н блюсти по генералу…А что Веруше в ум войдёт?На здравый смысл надежды мало.Ох, горе, горе… Как близкаБыла желанная удача!И князя доля нелегка:Повеса-брат над гробом плачет,А сам-то глазом зырк да зырк:Довольно скорби или мало?Игрок! Работать не привык!Теперь, когда отца не стало,Начнёт швырять он капитал,Как в холода поленья в печку…Ох, клоун… Ведь без чувств упал,Не уронив, однако, свечку…»А служба шла уже к концу:Прощаться надобно с покойным.И князь Борис припал к отцу…Под шепоток благопристойныйОтдался горю, всё забыв,Не видя дам, господ, военных:Волною шёл людской наплыв,Шептали что-то все степенно…И громкий, безнадёжный стук:Вбивали гвозди в крышку гроба…Дрожание холодных рук,И путь последний – к яме, чтобыПокинул белый свет навекТот, в ком горела божья искра —Надёжный, добрый человек,Любимый самый, самый близкий. Мы смертны. Все мы будем там, Пройдя дорогою земною. И все заплатим по счетам. Но только разною ценою.

ГЛАВА 7

Ссора братьев. Сомнительное знакомство

Высок твой чин, и важен пост,Но пробил час, и – гроб, третины…И с нищим делишь ты погост:Мы перед Богом все едины.Поминки… Шёл и шёл народ.В молчанье люди ели, пили:Кутья, блины, кисель и мёд,Cыта*, закуски в изобилье…От Шератона* стул пустой,Казалось, ждущий генерала,Тарелка с пищей той простой,Что Вельский князь вкушал, бывало:Речная рыба на пару́,В печи томлёная капуста,Вишнёвый студень, сливки густоС грибами, что растут в бору.С едой тарелка и прибор,Не пред живым – перед портретом:Полуулыбка, мудрый взор…Теперь познал он тайны света.И люди, головы клоня,Прощались быстро и слезливо:«Пора… Прошу простить меня…»И руку жали торопливо.С Борисом рядом – бледный брат:Лицо в слезах, в груди – рыданье,И быстрый, осторожный взгляд:Видны, заметны ли страданья?А князю душу злая больТерзала острыми когтями.«Прощай, отец! Господь – с тобой!А ты, родной, уже не с нами…»Ожгла горячая слеза,Вздохнул протяжно он, с тоскою.Увидел Верочки глаза.Прикрыл дрожащею рукоюСвоё горящее лицо,В глазах надежду скрыть стараясь:Она носила то кольцо,Что князь надел ей, обручаясь.Забилось часто сердце вдруг,И Вельский встал с резного стула:Хотел её коснуться рук,Хотелось, чтоб она взглянулаВ его несчастные глаза,Шепнула с робкою улыбкой:«Поплачьте, князь. Терпеть нельзя!»И шёл он к ней с надеждой зыбкойОбресть минутный хоть покой,В глазах любимых растворяясь…Но брата цепкою рукойОн был задержан. Озираясь,Глеб что-то тихо бормотал:«Скажи-ка… деньги… в кабинете…»Борис измучился, устал,Ему не в силу споры эти!Но был весьма напорист ГлебИ жаждал быстрого ответа,Тащил Бориса, осмелев,К дверям дубовым кабинета.И князь пошёл на поводу:Просил прощения учтивоУ тех, кто с ним делил беду,И удалился торопливо.Слуга поставил жирандоль*,Принёс вино, сигары, фрукты.«Борис, тебя обнять позволь!Отныне самый близкий друг ты!Соратник, верный и родной,Друг другу в жизни мы опора!Ты можешь всё делить со мной!»Тяжёлый стул подвинул споро,Налил рубиновый кагор,Из яблок вынул сердцевину.«О, брат мой! Каюсь, до сих порПлохим я братом был и сыном…Молю, прости! Моя винаМне гложет сердце бесконечно!Но я, поверь, испил до днаВсю чашу глупости беспечной,Вкусил те горькие плоды,Что мне принёс разгул постыдный!Мой мир, мой дом отныне – ты!И мне до жгучих слёз обидно:Ужели будет жизнь мояКак месть отца родному сыну?!Ведь мы с тобой – одна семья…Хочу я денег половину!!» —Забывшись, тонко крикнул Глеб.Ушла из глаз Бориса влага:«Ты помнишь наш фамильный герб?На нём не зря блистает шпага,И клювы острые орловГотовы дать отпор любому!Монаршей мантии покров —Священная защита дому!Украшен лавром гордый щит,Зовёт девиз к победе чести.И каждый предок знаменит!Но чем же ты, мой брат, известен?Долгами? пьянкой? кутежом?Бездумной леностью картинной?Долг, прав ты, красен платежом!Своей ты платишь половиной.Теперь за старшего я стал,И должен ты начать всё снова.Тогда получишь капитал —Даю тебе в том Вельских слово!»Смотрел задумчиво Борис,Как щёки брата багровели…«Напьюсь до положенья риз!Не то зарежу, в самом деле!»И в гневе Глеб отбросил нож,Которым резал фрукт на дольки:«Начну с начала всё? Ну что ж!Не пожалей потом ты только!»И, весь от ярости дрожа,Пошёл душе искать отраду.Пешком. В кармане – три гроша.Напиться хватит. До упаду.Гул. Хохот. Выкрики кутил,Табачный дым, огни свечные —Известный «Демутов трактир»* —Хмельной приют в часы ночные.Сюда пришёл, напиться чтобСредь равных чином и рожденьемГлеб – сибарит, лентяй и сноб,Глядящий с искренним презреньем,На тех, кто собственным трудомПлатил за платье гадкой ткани,За скромный быт и тесный домИ жил с копейкою в кармане.И пусть он нищ, но здесь он – свой,Здесь только те, чья жизнь в порядке!Шнырял бесшумно половой:Подобострастный, ловкий, сладкий…Забившись в угол потемней,Давился Глеб слезами гнева.Мелькали тени по стене,Смеялся громко кто-то слева,А справа шёл горячий спор:Кричали двое возмущённо…Звучал гитары перебор,И тенор пел о чём-то томно.Свечей мерцали огоньки,Неярко лица освещали.Сжимал он в злобе кулаки,Вчерашними давился щами,Вино и водку разом пил,Бубнил, уже икая пьяно…И станет белый свет не мил —Но это будет утром рано.Сейчас же он забыть не могХолодный тон родного брата.И трезвым оставался мозг,Лишь тёмный зал поплыл куда-то.«С нуждой Бориска незнаком,Позор хлебать не приходилось!»И сильно грохнул кулаком.Свеча, потухнув, покатилась.Рукой нашарил. Нет огня.Свеча белела, бесполезна…«Пардон, огонь есть у меня», —Раздался голос тут нетрезвый.На длинной спичке огонёк.Лицо красиво. Незнакомо.«Я, сударь, тоже одинокДушой и телом, здесь и дома.Позвольте, скрашу вечер я?Пойдёт беседа незаметно.Иль, может, есть у вас семья,И вам пора к жене и деткам?»«Садитесь, – мрачно буркнул Глеб. —Боюсь, плохой я собеседник.Берите водку, сало, хлеб —Изысков нет, как нет и денег».Знакомец новый рюмку взял,Позвал рукою полового,Грибы и рыбу заказал,И две тарелки заливного.Расправив аккуратно фрак,Присел напротив друг случайный:« что запросто я так Pardon,Но вы один такой печальныйСреди довольных сих господ,Знакомых мне изрядно, кстати…Прошу: закуска, рыба вот…Нет-нет! Пришедший в гости – платит!»Жевал филе форели ГлебС густой подливою грибною:«Мой случай прост и тем нелеп…Никак не ждал я, что со мноюПоступит подло брат родной:Присвоил деньги до копейкиИ дверь закрыл передо мной —Достойный сын своей семейки!На бедность кинул мне в сумуПолушки* две и корку хлеба…Умом и сердцем не пойму,За что меня карает небо?!»Воздевши руки к потолку,Стенал, на свет шандала* глядя:«Ах, лучше б дуло мне к вискуСпасения приставил ради!Мне хлеба чёрного ломотьСейчас и сладок, и приятен.Помилуй нищего, Господь!»Смотрел насмешливо приятель.А пальцы в кольцах били дробь,И поза вся была вальяжна:«Вам, сударь, нет причины в гроб.А деньги – прах… Совсем неважно,У вас одна копейка есть,Иль тысяча рублей, иль злата,Алмазов, яхонтов не счесть —Моя мошна не тем богата.Что деньги? Деньги – ерунда,Пустяк и мелкая досада.Найдётся способ завсегдаКарман пополнить свой как надо.Ведь столько жаждущих кругомПриличной суммой поделиться!Не надо хитрым быть врагом,Не надо красть, просить, молиться —Мой друг, довольно просто знать!Знать больше тайн, срамней и гаже…Скелет в шкафу! И платит знать,Простой купец и нищий даже!»И он довольно замолчал.«Шантаж? Но, сударь, это – свинство!Мой бог! Начало всех начал:Шантаж – грабёж – разбой – убийство!И кто расскажет свой секрет,Чтоб стать потом коровой дойной?»«А вот что я скажу в ответ:Подход к сердцам найти достойныйЛегко могу я, добрый друг,И влезть могу в чужие души,Снискать доверие у слуг.А есть ещё глаза и уши!Ну… вот вам простенький рассказ:То было прошлою весною.Я встретил барышню. Меж насВозникла страсть. И я не скрою:Мы были ночи напролётВ моём закрытом экипаже…И в жёны князь её берёт,Не зная доли правды даже!А мне девицу эту жаль,И Вельский мне весьма приятен.Зачем нести для них печаль?Пусть будет меньше чёрных пятен!»Знакомец новый замолчал,На свечку глядя безучастно,И оттого не замечал,Что сам зажёг огонь опасный… Для излияния души И самолюбия щекотки Не все рассказы – хороши: Не каждый встречный – агнец кроткий.