
Полная версия
Ты – моя вера
Мимо проходил официант с подносом, набитым тарелками. Паренек был высоким и полноватым. Недолго думая, я обхватила его локоть и под удивленный взгляд официанта, шепнула о своей проблеме и направила его к выходу. Вешалки стояли прямо возле столиков, и забрать свою куртку я не могла, но сейчас это была меньшая из проблем. Я выпорхнула из кафе, чувствуя пронзающий ледяной ветер. Блузка цвета топленого молока тут же прилипла к телу. Я вздрогнула, но поспешила как можно скорее убраться подальше от кафе.
– Стой! – Рявкнул выбежавший Степан. Из его ноздрей клубился пар, и он был похож на свирепого быка. Мне стало страшно.
Я закричала от испуга и бросилась наутек. Ноги разъезжались, я уже успела не один раз проклясть свои сапоги. Степан был близко, и ещё пару широких шагов, и я оказалась бы в руках у не самого приятного человека. – Я бы советовал тебе не глупить, крошка.
– А я бы посоветовал тебе отвалить от неё, – знакомый голос разделил меня и Степана. Я резко остановилась и развернулась назад, наблюдая за высоким темноволосым мужчиной, который грубо оттолкнул наглеца. Изумление заглушил страх, я зажала рот рукой, когда он замахнулся, и его кулак ударил в лицо Степана. Завязалась потасовка. Из кафе уже выбежали его друзья, стремительно приближаясь к дерущимся парням.
Глядя на эту какофонию, я готова была разрыдаться. Я смотрела за тем, как Степан избивал моего отца и чувствовала, что та боль, которую так долго хранила в груди, пыталась вырваться наружу. Сердце сжалось. Я успела только крикнуть отцу, что надвигались подкрепление противника, как почувствовала сильные руки на своей талии.
– Не дергайся, – грубый недовольный голос донесся до уха, и я узнала его. Милославский.
Тогда Стас спас меня, помог справится с негодяями отцу. Он даже пытался примирить меня с Анатолием, – моим отцом, – но безрезультатно. Я в очередной напомнила ему, что он давно числился в некрологии моей жизни.
К слову, Милославский мне не нравился никогда. Он был заносчивым, настырным и вечно появлялся ниоткуда. Как Илья. Илья обладал таким же свойством. Ну, или же они оба хранили в своем шкафу мантию-невидимку. Но с того дня, когда меня чуть не похитили эти байкеры, я посмотрела другими глазами на Стаса. Он с каждым днем раскрывался с другой стороны, и в конечном итоге я полюбила его. Он был точной моей копией, это смешило меня и злило одновременно.
В дверь постучали, и, цокая каблуками, я метнулась открывать другу. Лукас широко улыбался, оценивая мой наряд. Я же не уступала ему. Сегодня на нём были голубые джинсы и футболка-поло с крокодилом на груди. Его волосы были подняты на макушке.
– Отлично выглядишь, Таня, – сделал комплимент мне Лукас, и я расплылась в улыбке.
– Ты тоже, – ответила я, замечая позади мужчины Илью. Он проходил мимо, держа возле глаза завернутый в полотенце лед. Видимо, приложила я его знатно.
Заметив нас, он затормозил. Его здоровый глаз проследил от моей макушки до замшевых босоножек. Огонь во взгляде заиграл с новой силой. Он снова что-то пробубнил на испанском, на что Лукас поднял брови к верху. Знание этого языка у Ильи меня уже начинали раздражать. Так, он мог наговорить несусветную чушь моему другу. Встретившись с взглядом Воронова, я лишь улыбнулась, коснулась плеча Лукаса, целуя его в щеку, схватила свою сумочку и выпорхнула из номера, игнорируя присутствие бывшего возлюбленного.
Уже сидя в такси, я развернулась корпусом к спутнику. Лукас продолжал ухмыляться, и я понимала, – дело было в словах Ильи. Этот черт снова что-то ляпнул! Я дернула за руку друга, глядя на него с вопросом.
– Что он снова сказал? – Я буквально плевалась словами.
– Не рычи, – смеялся Лукас.
– А ты скажи мне, почему смеешься уже пять минут?
– Вот странная ты девушка, Татьяна. – Вместо ответа произнёс Лукас. – Жаль, что сердце твое занято.
– С чего ты решил, что оно занято? – Возмутилась я. Неужели это так заметно?
– Я же не дурак, – Мой спутник коснулся моих волос, накручивая на палец. – Ты любишь его. А он сделал тебе больно. И теперь ты, – Лукас костяшкой пальца щелкнул мне по носу. – Пытаешься сделать больно ему.
– Я случайно попала ему статуэткой в лицо, – я опустила глаза, чувствуя вину за свой порыв. Но Лукас разразился хохотом.
– Так это была ты? – Я кивнула, и мужчина снова залился смехом. – Надо быть осторожным с тобой, иначе так в больницу уехать можно.
– Тебе смешно? – Я полоснула взглядом по его лицу, чувствуя, что меня саму распирало от смеха. Я временами теряла рассудок и творила глупые вещи. Попытаться убить Воронова попугайчиками было как раз-таки одним из этих поступков.
– Твой черт, – я усмехнулась. Я ведь так и не сказала другу, как звали предмета раздражения. – Сказал, что ты больная, но чертовски сексуальная. А ещё пробубнил что-то про твои духи. И я с ним согласен.
– Он назвал меня больной? – Нахмурилась я.
– Ну если бы ты меня ударила, я бы и не такое сказал. – Подмигнул мне друг, переключаясь на водителя такси. Он отдал ему банкноты, вышел сам и поспешил открыть дверь мне.
Мы оказались на пороге небольшого бара с неоновой вывеской. У входа толпились молодые люди, к месту бесперебойно подъезжали желтые машины такси. Лукас протянул мне ладонь.
– Хочешь, я скажу тебе то, что не должен говорить? – Произнёс он таким тоном, будто бы мы собирались сплетничать. Я кивнула. – Он любит тебя. Думаю, ты и сама это знаешь.
– Любит меня, а женится на другой? – Вспылила я, вырывая свою ладонь из его. – Что же это за любовь такая?
– Непокорная и глупая любовь. – Пожал плечами друг. – Мы не всегда можем смирится со своим сердцем. Вы не смогли.
– Завязывай говорить о нём. – Я отбросила локоны за спину, выпрямляя спину. – Пойдём уже танцевать.
Глава 8
Год назад. Таня
– До прихода Ясении Сергеевны все должно быть уже расставлено, – командовала я в фойе своего отеля.
Передо мной стоял весь персонал в праздничной униформе, я сама уже была готова во все оружия. На мне было черное платье в пол, шлейф которого струился ещё на несколько сантиметров. Голливудские локоны ниспадали на спину, большие серьги слёзы струились к плечам. Сегодня было день рождения моей подруги, и я не могла допустить, чтобы кто-то или что-то испортило праздник. Мы закрыли внутренний двор отеля для празднования, и так уже стояли столы для фуршетов, разогревались приглашенные музыканты. Я нервничала, и улыбка Ильи, который был одет в чёрный фрак, манжеты которого были заколоты золотыми запонками, только подтверждали это.
– Татьяна Анатольевна, все пройдет в лучшем виде, – отозвался один из официантов.
– Приедет Сергей Геннадьевич, – в очередной раз напомнила я. – Если что-то пойдет не по плану…
– Татьяна! – Раздался голос Ильи. Я вскинула голову и встретилась своим встревоженным взглядом с смеющимися чертиками Воронова. Он оторвался от стула, сокращая расстояние между нами. – Оставь ребят, – его пальцы коснулись моей щеки. Я нахмурилась.
– Я хочу, чтобы все было идеально, – настаивала я, но получила в ответ легкую улыбку. Он так улыбался только мне. В ней было столько нежности и любви, что я забывала обо всех невзгодах.
– Все итак идеально. Ты хорошо подготовилась.
– Ладно, – я вздохнула, разворачиваясь лицом к персоналу. – Идите на свои места. И не дай бог!
– Таня, – горячий шепот раздался в ухе, и я замолчала. Нет, он творил чудеса с моим телом. И как только ему это удавалось? – Я обожаю видеть тебя такой строгой, зная, какой покладистой ты можешь быть.
– Воронов, – предостережение просочилось из уст, несмотря на то, что мне нравилось слышать то, что он говорил. – мы на работе. Дождись конца банкета.
– И что будет? – Его пальцы играли с моими волосами, а я вдыхала аромат его парфюма и таяла. Я обожала этот запах. Это была смесь дерева, мускуса и ещё чего-то такого терпкого. Они определено были с феромонами. Впрочем, Илья Воронов был одним целым феромоном для меня.
– Я раскрою один малюсенький секрет. – Мои ладони опустились на его плечи, и я позволила ему украсть короткий, но горячий поцелуй в губы. Его широкая ладонь легла на мой затылок, и я, не сдержавшись, всхлипнула от желания.
– Прекращай так делать, дикарка. Я не железный.
Банкет начался спустя час. Первыми прибыли гости из компании Филатов Групп. Они были частыми гостями в нашем ресторане. Особенно Дмитрий Панов, который как однажды заметил меня на ужине у Ясении и Стаса, так больше и не отлипал. Илью это раздражало, а мне были весело наблюдать за его нелепыми попытками флиртовать со мной.
Вообще-то Дима был милым. Он воспитанный и обходительный мужчина, но его нескончаемая влюбчивость не позволяла ему прожить в отношениях больше месяца. Таков он был, и с этим никто ничего не мог поделать. Зато он был хорошим другом.
Я стояла на входе в сад и встречала гостей. Мои скулы уже устали улыбаться почти что незнакомым мне людям. Но такова была моя работа, и сегодня я не могла позволить себе слабину. Когда почти весь сад был заполнен гостями, наконец пришли и хозяева вечера. Вернее, хозяйка. Ясения шла под руку с мужем, сияя своей ослепительной улыбкой. Позади неё шел уже взрослый и красивый брат подруги под руку с девушкой. Она была похожа на Розу Михайловну, и, по рассказам Сенечки, училась на педагога. Замыкающими в этой колонне были Сергей и Роза. Несмотря на то, что Сергей в семье был любящим и простым человеком, на работе он казался грозным мужчиной. Я сама его частенько боялась, но моя драгоценная подруга успокаивала меня и говорила, что это просто для поддержания статуса.
– Добрый вечер! – Поприветствовала я, и позади меня тут же вырос Илья. Мужчины пожали друг другу руки, а мы с Ясенией крепко обнялись. – С днем рождения, моя королева. – Прошептала я, на что подруга закатила глаза. Я специально её дразнила тем, что она была моей начальницей.
– Ты сегодня не работаешь, ты отдыхаешь, – напомнила мне Ясения. Она отпустила руку мужа, буквально прыгая мне на шею. – Давай напьемся сегодня?
– Напиться с начальницей? – Я притворно изобразила удивление на своем лице, чувствуя прикосновение ладони к тыльной стороне шеи. По телу пробежали мурашки. – Ты за кого меня принимаешь?
– А я, – Сергей Геннадьевич подошел к нам и заговорил шепотом. – С радостью бы напился со своими сотрудницами. – Отец Сенечки подмигнул мне, я выручила свои глаза, а стоящий рядом со мной Илья громко рассмеялся.
– Тогда, – произнесла я, – после банкета открываем настоящий праздник!
Торжественная часть длилась около двух часов. Уставшие, но довольные гости начинали расходится, и я позволила себе выдохнуть. Я сидела на небольшой садовой лавочке, вытянув свои ноги, облаченные в открытые босоножки из замши, и оглядывала присутствующих. Стас ворковал с Ясенией, от чего у неё на щеках появлялся юношеский румянец, её родители стояли за фуршетным столом и разговаривали с каким-то высоким мужчиной в возрасте, – возможно один из партнеров Стаса или Сергея Геннадьевича. Илью я не видела. Возможно, он отошел в уборную. Его не было около десяти минут, и когда я в очередной раз стала оглядывать уже поредевший сад, и не находя возлюбленного, начала волноваться.
– Каштаночка, – упал на лавочку Панов, когда я уже собиралась идти на поиски Воронова. – Куда ты?
– Дим, мне нужно найти Илью. – Я изобразила улыбку. Дима скривился, хватая меня за запястье.
– Я весь мир бы к твоим ногам положил, – произнёс он. Взглянув в его стеклянные глаза, я поняла, – партнер моего друга был в стельку пьяный. – Чтобы ты не захотела… Ты бегаешь за ним, не замечая ничего дальше своего носа.
– Дим, – отнимая свою руку, я снова попыталась подняться. – Ты пьян.
– Я пьян, – он смешно склонил голову. – Но я пьяный от любви.
– Панов, – цыкнула я, пытаясь заставить замолчать мужчину. Он говорил громко, и мои друзья уже недобрым взглядом поглядывали на нас. – Иди домой.
– Если ты хоть раз посмотришь на меня так, как на него, Каштаночка, я сделаю всё, что ты захочешь. – Я закатила глаза. Это было смешно. – Твой Воронов сейчас…
Дима не договорил. Перед нами вырос Илья, который сверлил развалившегося на лавочке Панова злым взглядом. Его руки были сжаты в кулаки, несмотря на то, что кроме глаз, его лицо было безжизненным. На меня он не обращал внимания.
– Сейчас её Воронов скрутит тебя в улитку, если ты не поднимешь свою задницу и не выйдешь отсюда. – Илья перебарщивал. Я занервничала, но на подмогу пришел Милославский.
– Все в порядке? – Стас взглянул на меня, а после на друга. – Брат, пойдем-ка я тебя отвезу домой.
Дима что-то ещё бормотал себе под нос, и я беспокоилась, чтобы его пьяный язык не ляпнул чего ещё по поводу его любви ко мне. Илья бы не сдержался. А это потом могло дорого ему обойтись. Когда мы остались наедине с любимым, он взял меня за руку, и только тогда я поняла, что у меня дрожали ладони.
– Держись подальше от него, – наказал мне Илья, в его карих глазах плясали черти, но они заставили меня успокоится. Я улыбнулась.
– Ревнуешь?
– Очень, – его вторая ладонь опустилась мне на талию. Губы мужчины нашли мои губы, и мы унеслись в жарком танце языков. Я растворилась в сладкой неге. Он был прекрасен. Такой нежный, красивый, сильный и такой мой. – Твои губы, – оторвавшись на мгновение, страстно прошептал он, – твои глаза, тело, – мои. Я не позволю никому другому петь тебе серенады о любви, и уж тем более касаться.
– Я бы никогда не подумала, что Илья Воронов, – любимец всех девчонок, – оказывается жуткий собственник. – Я припала к его груди, играя воротником рубашки.
– Я сам не знал, – признался он, целуя меня в макушку. – Пока не увидел тебя рядом с Пановым. Он мне не нравится.
– Илья, Панов безобидный. Я ему ещё давным-давно дала понять, что между мной и ним ничего не может быть.
– Все равно. – Он снова завлек меня в поцелуй, и я чуть ли не пищала от восторга. – Влюбленный мужчина способен заставить горы превратится в равнину.
Я вскинула голову, взглядывая и в его яркие глаза, которые временами мне напоминали жаркие дни лета. В них теплилось столько любви, что в моей груди разливалось странное тепло. Будто бы все бабочки мира собрались в одной точке и начали порхать крылышками с такой силой, что наступил ураган. В Илье было всё, в чем я так нуждалась. Он был умен, весел, при этом за его колкостями и сарказмом скрывалась непоколебимая решимость, стойкость духа и доброе сердце. Я его ненавидела, потому что не знала, каким открытым и отзывчивым он может быть. Но с каждым разом, когда я узнавала его с новой стороны, в моем сердце наступала революция.
Я помню, как однажды, мы сидели на кухне у Филатовых или Милославских. Я никогда не перестану дразнить их этой фамилией. И как-то за разговором зашла тема о любви. Я уже тогда питала страсть к Воронову, но отчаянно делала вид, что это не так. Стас тогда мечтательно улыбнулся, закинув руку за спину любимой жены. Слова из его уст полились так нежно с легкой ностальгией.
– Любовь, Рыбакова, это испытание не из легких. Поначалу ты летишь так высоко, словно у тебя крылья за спиной, а потом можешь камнем рухнуть вниз. Главное, чтобы там, в небе, тебя смогла поймать твоя любимая. – Хвойный лес Милославского окунулся в бескрайнее море Ясении. Они улыбнулись друг другу, без слов признаваясь в своих глубоких и сильных чувствах. – Я до хруста костей влюбился. Мой мир засиял так ярко и красочно, словно диоптрии усилили, а потом все пропало. Я бродил по серым улицам, не различая ни марки машин, ни названия улиц. Стал дальтоником.
– И как только тебе не надоедает рассказывать одну и ту же историю? – Подперев подбородок кулаком, поддела я друга. Он знал, я слушала раз за разом эту историю с удовольствием.
– Татьяна, – Его глаза прошлись по моему лицу. – Когда любовь приходит, в твоем сердце наступает революция. И страшнее этого только долгое и мучительное затишье.
Вот и сейчас любуясь красивым лицом своего возлюбленного я все больше понимала слова Милославского. В моем сердце наступила та самая яркая и грандиозная революция. Я схватила лицо Ильи в свои ладони и впилась губами в его губы. Поцелуем рассказала обо всем. О ненависти и любви, о сомнениях и о бескрайнем доверии, которое обволакивало меня каждый раз, когда он находился рядом.
– Когда ты рядом со мной, – тяжело дыша, прошептала я, видя его расширенные зрачки. – Я становлюсь ватной.
– Я заметил, как ты быстро засыпаешь. – Он заправил прядь волос мне за ухо. Его пальцы нежно поглаживали тыльную сторону шеи, и млела от его прикосновений. – Но этому тоже есть научное объяснение. Ты просто чувствуешь себя в безопасности.
– Ты же знаешь, что ты жуткая зануда? – Наши пальцы переплелись. – Но чтобы отключить твой разум сейчас, я расскажу тебе свой секрет. – Его глаза превратились в щелочки. Кажется, Воронов уже знал, какую тайну я хранила весь вечер. – Я совсем без белья.
– Рыбакова, – его хриплый голос заполнил пространство между нами. – Ты самая настоящая садистка. Умудрилась влюбить меня в себя ударом ножа. Так ещё и сводит с ума постоянно.
Мы снова поцеловались. На этот раз ещё жарче и глубже. В этот раз Илья передавал мне свою историю, от которой подкашивались ноги. Я внимала его эмоции, его рассказ и поднималась все выше. Мои белые крылья крепчали, а сильные руки Ильи только придавали мне уверенности.
Праздник был завершен. Как и предполагалось, наша дружная четверка перетекла в шумный бар неподалеку от отеля. К нам присоединились и Сергей Геннадьевич, правда, ненадолго. Роза Михайловна была крайне возмущена тем, что позабыв предписание врача, её муж решил вспомнить молодость. А вот Гоша и его девушка танцевали до рассвета. Я впервые видела брата Ясении таким расслабленным и довольным. Парень был счастлив, и это не могло не радовать.
Мы с Ильей сбежали через час. Тротуар под ногами плыл, то ли от алкоголя, то ли от теплой руки Ильи, который держал мою ладонь и не отпускал. Мы бежали, словно воришки. Бежали и смеялись, а случайные прохожие лишь вскидывали брови. Но нам было все равно, – мы были счастливы и влюблены.
Время на часах позднее, но тату-салон, у которого мы остановились, чтобы отдышаться, был открыт. Я остановилась напротив него, взглянула на запястье любимого, где виднелся шрам от моего меткого броска ножом. Илья вопросительно изогнул бровь.
– В чем дело, дикарка?
– Пойдём. Хочу набить тату.
– Ты меня пугаешь. – Он испустил судорожный вздох, но все же послушался.
В неоновом свете черные глаза прожигали дыру во мне. Я лежала на кушетке, моё платье было расстегнуто и спущено до колен. Я кривилась и шикала из-за пронзающей боли от иглы, но чувствовала радость. На ребрах, под сердцем навсегда была засвечена надпись, сделанная рукой Ильи. Он не хотел, даже возмущался, грозясь тем, что рано или поздно я буду ненавидеть эту татуировку, но решение осталось неизменным.
«Даже если во всем мире свет погаснет, мы будем светить, как лампочки», – я с первых секунд полюбила это тату, и теперь взирала на возлюбленного с любовью.
Илья же набил репейники и розу между ними. Он обосновал это тем, что была той самой розой, сердцем, к которому путь выложен через боль и точеные пики. Он был романтиком, а я реалисткой. Но когда мы сошлись, все перемешалось в наших темпераментах.
Мы вышли уже далеко за полночь из салона. У обоих на лицах играли глупые ухмылки, глаза горели страстью, а след от тату напоминал о нашем совместном спонтанном решении. Мы снова взялись за руки и побежали.
В ту ночь Воронов не отпускал меня из своих объятий, вторя раз за разом слова любви. А я-то поднималась над землей, то падала в его крепкие и нежные руки. Он стал для меня всем. И самое главное, он стал для меня домом.
– Переезжай ко мне, – я повернулась на бок, совершенно не смущаясь своей наготы. – Когда есть ты, есть смысл возвращаться домой.
– Ты и есть мой смысл, – ответил тогда мне Илья.
С тех пор мой дом стал уютнее, солнце не слепило глаза, а нежно ласкало кожу и заставляя открывать глаза раньше, чем мой любимый. Я не могла насытиться тем, как он спал. Его безмятежное лицо было гарантом спокойствия и умиротворения. Временами появлялась улыбка, а после доносился до моих ушей чувственный шепот с легкой хрипотцой. Я полюбила эту жизнь. Я горела, как та самая лампочка, о которой написал Илья на моем теле. Я жила. Я сама стала чьей-то жизнью.
Глава 9
Наши дни. Таня
Я проснулась, на понимая, где нахожусь. Только громкие быстрые слова, вылетающие из уст отдыхающих, которые я слышала из-за открытой двери на балкон, напомнили мне о том, что я в отпуске. Но трудно было назвать отпуском. Жить в соседях с Ильей, это тоже самое, что работать в соседних отелях. Я была рада, когда он по собственной воле (с небольшими усилиями моей драгоценной подруги) перевелся в отель Сергея Геннадьевича в Санкт-Петербург. Впрочем, как рассказывала мне семья Лукояновых, в отеле «Георгий» ему тоже очень нравилось.
Я взглянула в свое отражение на потолке. Ну и глупая же идея, – делать зеркальный потолок над кроватью. Кто во время интимного момента смотрит на свое отражение? Я хмыкнула. Я прекрасно знала, кто. Илья любил такие потолки. Он даже в нашей совместной квартире пытался уговорить меня на такую авантюру. Ему нравилось наблюдать за моим податливым телом. А я тогда смеялась над ним и говорила, что он просто не мог налюбоваться собственным отражением.
– Ну почему именно сейчас? – Взвыла я, поворачиваясь лицом в подушку. От досады я даже поколотила бедную, набитую пухом, обивку.
До конца отпуска оставалось четыре дня. Я должна была приложить все усилия, чтобы больше не встречаться воочию с тем, кто разбил мне сердце. Татуировка заныла, и я зло на неё уставилась. Да, признаю, я временами сходила с ума. Я начала разговаривать с единственной нашей связывающей нитью.
– Ни черты ты не светишь, – буркнула я, поднимаясь с кровати. – Если бы все было так, я бы давно была счастлива. Впрочем, единственное, в чем ты оказался прав, – я теперь ненавижу эту надпись.
Часы показывали, что время близилось к окончанию завтрака. Желудок требовательно заурчал. Вчера я выпила столько текилы, что сегодня едва могла переварить лапшу быстрого приготовления. Но при этом я охотно бы сейчас съела пару жирных сосисок, которые продавали на рынке.
Я быстро привела себя в порядок, наслаждаясь теплым ветром, врывавшимся в мой номер и спокойной музыкой, под которую я любила медитировать. Сегодня на мне было простое платье в горошек с вырезом буквой «П», мюли на маленьком каблуке и открытым носом. Волосы я решила оставить чуть влажными, чтобы придать образу эффект, словно я только что вернулась с пляжа.
Я вышла из номера синхронно с Лукасом. Мы обменялись взглядами, оценили образ друг друга и одобрительно улыбнулись. Лукас был хорошим парнем. Жаль, что я не могла его расценивать в другом ключе, нежели только как друга.
Я пыталась принимать жизнь без Воронова последние два месяца. Даже пару раз сходила на свидания, но это не увенчалось успехом. Голос не тот, руки не те, а самое главное запах… Любой мужчина пах для меня отвратительно, какими бы дорогими духами не пользовался. Аромат тела Ильи, – единственный запах, который мог свести с ума. Встретившись с ним снова, я только в этом убедилась.
– Доброе утро, красавица, – произнёс он, подходя ко мне. Мужчина протянул мне ладонь, и я охотно вложила свою руку. Наши пальцы переплелись, и я почувствовала, как внутри меня все сжалось от смущения. Нет, он определено не мог стать для меня кем-то близким. – Как спалось?
– Сон алкоголика крепкий, – произнесла я, а друг усмехнулся, – но короткий. Теперь я очень хочу вернуться в прошлое и попросить саму себя столько не пить.
– Смотри на это с другой стороны, – ведя меня к лифтам, отвечал Лукас. – Нам было очень весело вчера.
– Это точно.
Двери стеклянного лифта отворились. Мы вошли внутрь, и уже готовы были нажать на кнопку нужного этажа, как к нам вихрем ворвался мой личный афродизиак. Я нахмурилась, а Лукас демонстративно приобнял меня за талию.
– Доброе утро, – буркнул Илья, отворачиваясь к нам спиной. Я заметила на его скуле пластырь, и забеспокоилась. Очевидно, я нехило приложила его вчера в порыве гнева.
– Доброе, – ответила я ему русском. Он хмыкнул.
– Во сколько ты вернулась вчера? – Поинтересовался бывший возлюбленный. Я прищурилась. И по какому такому праву он задавал такие вопросы?
– Какая тебе разница?
– Вы спите в разных номерах? – Снова смешок. Я посмотрела на Лукаса и громко чмокнула в щеку мужчину.
– Нет.
– Тогда почему вы каждую ночь расстаетесь, а утром встречаетесь? – Илья не унимался, а я закипала. Я могла проколоться в секунды. – Или ты наплела ему о том, что ты девственница?
– Мы живем в одном номере, Илья. Расстаемся на ночь только для того, чтобы выспаться. Лукас здесь работает. – Чувствуя, что я едва сдерживаю себя в руках, мой друг развернул за плечо Воронова, продолжая обнимать меня другой рукой. Я встретилась взглядом с Ильей и поняла. Этот черт насмехался надо мной. На его руке блестело обручальное кольцо, злые карие глаза играли под светом ламп. Он улыбался улыбкой, которая не могла обещать ничего хорошего.