Дракон из черного стекла

У Эсме вспыхнули щеки. Воровство у чанаринов считалось столь же гнусным деянием, как и убийство.

– Я не воровка!

Глаза у Пека сузились.

– Не думаю, что ты поняла… Это не имеет никакого значения. Все в этой деревне моё, пока я не скажу, что это не так. – Он притянул ее ближе. – Покажи-ка мне, что ты подняла из развалин.

Эсме выпрямила спину, отказываясь подчиняться.

Пек взмахом руки подозвал двух своих людей. Оба держали в руках кинжалы. Остальные трое выхватили короткие мечи, чтобы не позволить чанаринам вмешаться, хотя никто и не пытался.

Неспособная остановить их, Эсме была вынуждена повиноваться. Срезав лямку, грабители сняли с нее завернутое в одеяло сокровище и показали его Пеку, который все еще держал ее.

– Открывайте! – потребовал Пек, брызжа слюной, которой давно уже исходил в предвкушении поживы.

Пара развернула на песчанике одеяло, и из него с лязгом выкатилась бронзовая рука. Хотя она и почернела от времени, часть металла не была затронута патиной и тускло блестела на солнце.

Собравшиеся поразевали рты. Даже тот тип со шрамом, Лашан, – что лишь выдавало его ложь касательно того, что он сам ее обнаружил.

Оттолкнув от себя Эсме, Пек рассмотрел бронзовую руку более внимательно.

– Ну что ж, вещица настолько достойная, что я, пожалуй, даже не стану тебя убивать. Ты сильно меня облагодетельствовала, детка.

– Что это? – спросил кто-то из воров, алчно сверкая глазами.

Ответ поступил из-за спины у Эсме:

– Это часть та’вина.

Она повернулась, так и не отступая от сокровища, лежащего у ее ног. К ним подходили еще трое каких-то мужчин в сопровождении старосты Хасанта, поставленного надзирать за осевшими здесь чанаринскими кланами.

Эти слова произнес самый высокий из трех чужаков – одетый в черную мантию алхимика.

Эсме подозрительно покосилась на него. Ей уже доводилось сталкиваться с учеными, стремящимися проникнуть в тайны этих руин, и далеко не всегда те оказывались настолько достойными людьми, как обещало их высокое звание.

Молодой человек с огненно-рыжей бородой что-то прошептал алхимику, словно советуясь с ним. Судя по его дорожному плащу, Эсме предположила, что это слуга или помощник ученого.

Пек откашлялся.

– Тараврина, говоришь? И сколько же ты готов за это выложить? Предлагаю сразу назвать достаточно высокую цену, чтобы убедить меня не сдавать эту находку гильдейским.

Эсме встала между ними.

– Это не его вещь, чтобы открывать торг. Это моя находка!

Еще больше скривив изуродованный шрамом рот, Лашан приблизился к ней с кинжалом, явно намеренный положить конец претензиям Эсме.

Сделав вид, будто не замечает его, она сосредоточилась на троице чужаков. Тот, что до сих пор молча наблюдал за происходящим, склонил голову к Хасанту. Взгляды обоих мужчин остановились на ней, и староста слегка кивнул, словно с чем-то соглашаясь.

Эсме внимательно изучила этого последнего незнакомца. У него была кожа цвета песка, мокрого от дождя, и темные блестящие волосы. Одет он был в короткий темно-синий плащ, в тон нездешнего вида штанам и тунике. На губах у него застыл намек на улыбку, но она явственно прочла опасность в блеске его черных глаз.

Алхимик повернулся к этому человеку.

– Ну что скажешь, Дарант?

– Скажу… – отозвался тот, делая шаг вперед. – Скажу, что предпочел бы обсудить свои собственные условия!

С этими словами темноволосый мужчина распахнул плащ и выхватил сразу два меча, держа по одному в каждой руке. Клинки их были настолько тонкими, что исчезли из виду, когда он эффектно покрутил ими в воздухе. Эсме лишь однажды видела такое оружие, которым владели с куда меньшим мастерством.

«Хлыстомечи…»

Пек попятился и махнул своим людям.

– Убейте их! И эту соплячку тоже!

Пятеро его спутников веером рассыпались по сторонам.

Из темных закоулков появились еще четверо воров. Пек хорошо подготовился. Ухитрившись прожить так долго, он явно знал, что нельзя недооценивать врага.

Алхимик отступил, увлекая за собой Хасанта. Его молодой рыжебородый помощник шагнул вперед, откинул в сторону свой дорожный плащ и выхватил упрятанную под ним здоровенную секиру, лезвие которой голубовато блеснуло на солнце, когда он угрожающе описал ею свирепую дугу.

– Держись позади меня, – приказал этот молодой человек Эсме.

Однако она отказалась повиноваться, не собираясь оставлять свое сокровище без присмотра. К этому времени Лашан уже подобрался к ней почти вплотную, мерзко ухмыляясь и держа кинжал чуть ли не у самой земли. Без единого отвлекающего слова, с одним лишь смертельным намерением он сделал выпад, нацелившись ей в грудь – только вот Эсме там уже не было.

Много лет назад, зная, что рано или поздно ей придется отправиться в Пустоземье, причем скорее всего в одиночку, она взяла несколько бесценных уроков у хешарина, чанаринского пескопляса – мастера владения клинками и собственным телом.

Эсме изогнулась в сторону, уклоняясь от удара кинжала. На ладони у нее уже покоилось ее собственное костяное лезвие. Она продолжила вращение. Застигнутый врасплох, Лашан с разбега пролетел мимо нее. Он удержался от падения, упершись ногой, и повернулся к ней – но только для того, чтобы встретить острие ее костяного ножа. Эсме вдавила его ему под подбородок, выдернула и вонзила еще раз.

«У змеи два зуба», – так наставлял ее учитель.

Лашан неловко попятился, изрыгая кровь, и рухнул на камни, где с хрипом и бульканьем в горле расстался с жизнью.

Зная, что не стоит упиваться победой, Эсме сразу же низко присела, отставив одну ногу в сторону и твердо упершись ее носком в камень.

И лишь разинула рот при виде расправы над остальными людьми Пека. Человек в плаще со своими хлыстомечами вихрем пронесся сквозь них, словно оживший песчаный дьявол. Вопли и кровь следовали за ним по пятам. Бородатый юноша подчищал все остальное, решительно и умело орудуя тяжеленной секирой.

Однако Пека оказалось не так-то легко запугать. Пока его люди погибали один за другим, он решил не терять времени – подхватил с одеяла бронзовую руку и стал отступать с ней. Его прищуренные глаза так и блестели при виде сокровища, наконец попавшему ему в руки.

«Нет…»

Эсме бросилась было вслед за ним, но бушующая перед ней стычка отрезала ей путь. Ей оставалось лишь смотреть, как Пек убегает с ее сокровищем, унося с собой всякую надежду на то, что она когда-нибудь найдет своего брата.

Но эту ее боль ощутил кое-кто другой.

Сорвавшись с места, на котором Эсме велела ему оставаться, Крикит метнулся к Пеку. Могучая клешня одним движением перерубила запястье негодяя. Пек в ужасе завопил. Рука из плоти и рука из бронзы одновременно ударились о камень.

Пек, спотыкаясь, двинулся прочь – сначала медленно, а затем все быстрей, полностью охваченный паникой. Оставшейся рукой он вцепился в запястье, тщетно пытаясь заткнуть пульсирующий фонтан крови.

Эми бросилась к упавшему на землю сокровищу, подзывая к себе Крикита.

К этому времени сражение закончилось. Единственный из грабителей, оставшийся в живых, бросился вдогонку за Пеком, оставляя за собой кровавый след.

Эсме подобрала бронзовую руку, после чего повернулась к незнакомцам и угрожающе подняла свой костяной кинжал.

– Это мое сокровище! Я его не отдам.

Дарант пожал плечами.

– Можешь оставить его себе. Это не тот артефакт, который нам нужен.

Она посмотрела на него, недоуменно нахмурившись.

Хасант в сопровождении алхимика проковылял вперед, опираясь на свой посох.

– Ри плайя ниш-ка, – официальным тоном произнес староста на чанаринском языке, после чего указал своим посохом на огромного дракона, нависшего над деревней. – Трис шишен вин.

Рыжебородый молодой человек кивнул, хотя чанаринского языка явно не знал.

– Нам нужен проводник. Который сможет присоединиться к нам на борту «Огненного дракона», – произнес он.

Эсме продолжала хмуриться.

– Проводник куда?

Ответил ей алхимик, хотя и более чем уклончиво:

– Люди из твоего клана отвергли нас. Все вроде боятся путешествовать с нами.

Эсме вполне это понимала, что и объяснили следующие слова Хасанта, произнесенные с истовой убежденностью:

– Нейе аугуран!

– Что это значит? – спросил Дарант.

– Это означает «дурное предзнаменование», – объяснила Эсме. – Ни один чанарин не отважится сесть на корабль с таким чудовищем на носу.

Алхимик оглянулся на громаду корабля.

– А почему…

– Куда вы все направляетесь? – продолжала Эсме, перебив его. – Зачем вам чанаринский проводник?

– Мы намерены отправиться в глубь Пустоземья, – объяснил рыжебородый. – Вероятно, даже еще дальше, чем когда-либо заходил кто-то из ваших людей.

Она представила себе лицо Аррена, каким видела его в последний раз.

«Может, и не стоит судить по большинству из нас…»

– Полетишь с нами? – прямо спросил Дарант.

Эсме посмотрела на всех троих, сохраняя невозмутимое выражение лица – пытаясь скрыть надежду, горящую у нее в сердце. Все последние четыре года она искала способ попасть в самую глубь пустыни, в далекое Пустоземье.

«Будет ли у меня когда-нибудь лучшая возможность?»

И все же Эсме все никак не могла избавиться от страха, опутавшего ее леденящими нитями, – вызванного не какими-то дурными предзнаменованиями, а тревогой за судьбу брата. Все эти годы она молилась, чтобы Аррен был по-прежнему жив, отказываясь признать обратное. Только это и поддерживало ее, двигало ею изо дня в день.

«Теперь у меня есть шанс узнать правду».

Пусть даже она и понимала, что такое знание – если подтвердится худшее – уничтожит ее.

Хотя имелся и еще один серьезный повод для беспокойства.

Эсме посмотрела на уходящий в глубь деревни кровавый след, прекрасно понимая, что возмездие Пека будет жестоким, если ее обнаружат здесь. И, без сомнения, его гнев обрушится и на всех обитающих в деревне чанаринов.

«Вот еще одна причина, по которой надо срочно покидать эти края».

Она повернулась к незнакомцам:

– Когда отправляемся?

Дарант посмотрел в небо, прикрыв глаза ладонью от солнца.

– Пока еще ждем, когда отставшие вернутся на корабль.

Эсме кивнула.

– Тогда я соберу все, что мне нужно. И Крикиту тоже.

– Крикиту? – недоуменно переспросил алхимик.

Эсме подала знак своему другу. Юный молаг подбежал к ней, лег на живот и тихонько защелкал клешнями, явно обеспокоенный.

Она наклонилась и почесала его за стебельками глаз.

– Не бойся. Я тебя не брошу.

А потом дерзко посмотрела на остальных, словно призывая их попробовать отказать ей.

Дарант пожал плечами и бросил озадаченный взгляд на алхимика.

– Да что же это такое со всеми этими юными девицами… и их привязанностью ко всяким странным зверям?

Глава 19

Никс и Баашалийя неусыпно наблюдали за воздухом с кормы, из просторного трюма «Огненного дракона». Поскольку корабль все еще стоял на земле, его кормовой люк был открыт, переведенный в горизонтальное положение и готовый выступить в качестве посадочной площадки. Горячий ветер задувал внутрь песок. Над головой палило солнце, обжигая продуваемые ветром руины.

Никс не отрывала взгляд от восточной стороны неба, высматривая какие-либо признаки Даала и его команды. В правой руке у нее был зажат дальноскоп, который она то и дело подносила к глазу, однако его линзы не предлагали ей ничего утешительного.

«Где же вы все?»

Другая ее рука покоилась на седле, на спине у Баашалийи. Никс так и не сняла с него сбрую после своего последнего полета, когда они с Баашалийей последовали за почтовой вороной обратно к «Огненному дракону». Птица принесла известие о приближении трех кораблей, один из которых нес бхестийский флаг.

Это было целый колокол назад. Если Даал и его спутники отступили от надвигающегося противника, отправив ворону и полетев вслед за ней, то уже должны были вернуться.

Никс опять подняла свой дальноскоп и обвела им горизонт. Сердце у нее гулко билось, требуя от нее немедля вскочить в седло Баашалийи и направиться на восток. Она едва сдерживала это побуждение. Это позволило бы ей лишь слегка сократить ее бдение, дав возможность засечь возвращающихся рааш’ке немного раньше, чем просто сидя на месте.

Никакого другого толку от этого не будет.

И все же Баашалийя сразу ощутил это ее желание. Теплое дыхание овеяло ей щеку, бархатистые ноздри коснулись подбородка. Уши наполнило тихое попискивание, эхом отражая ее нетерпение, гармонируя с ее сердцем. В этом его напеве Никс сразу узнала нотки тоски по чему-то потерянному… и одиночества.

Которые тоже отозвались у нее внутри.

Убрав руку с седла, Никс почесала нежное местечко за ухом у Баашалийи, пытаясь успокоить его – так же, как и себя. Он довольно взъерошил шерсть, но скрытая грусть по-прежнему никуда не девалась.

В то время как она тосковала по Даалу, Баашалийя тоже переживал такую же потерю. Он провел почти всю свою жизнь в недрах миррской колонии, в которой был и самим собой, и частью куда большего целого, общаясь с огромным и древним разумом орды, составляющим прошлое и настоящее его собратьев.

Чтобы присоединиться к Никс, он от многого отказался, но с пятью рааш’ке на борту «Огненного дракона» Баашалийя вновь обрел некое подобие семьи. Спустившись в трюм, она частенько обнаруживала, что он уютно устроился рядом с другими огромными летучими зверями, наслаждаясь теплом их тел и тихим хором их напева.

«Теперь он опять один…»

– Они скоро вернутся, – прошептала ему Никс, изо всех сил стараясь успокоить его – и саму себя.

Позади нее послышался грохот тяжелых сапог, усиленный гулким простором трюма. Она поняла, кто это, по твердой походке и мягкому топотку лап, сопровождающему вошедшего.

Никс обернулась на Грейлина, который с суровым лицом направлялся к ней. Сопровождающий его Кальдер возбужденно хлестал хвостом воздух – что, вероятно, было отражением напряжения, охватившего его напарника.

Она и сама сразу же напряглась, опасаясь худшего.

«Прилетела еще одна почтовая ворона? Я пропустила ее появление?»

– Что случилось? – спросила Никс, когда пара присоединилась к ней.

Грейлин выглянул в люк, устремив взгляд к горизонту.

– Только что вернулся Крайш, – наконец произнес он. – Им удалось найти проводника – молодую женщину из кочевых племен, которые странствуют по Пустоземью.

Это явно не могло быть причиной мрачного выражения лица рыцаря.

«Нам ведь и был нужен такой проводник!»

Грейлин тем временем продолжал:

– Дарант и Джейс сейчас с ней, пока она собирает вещи в дорогу. Но есть одна проблема. Они ввязались в стычку с толпой каких-то местных подонков. Если мы задержимся, могут возникнуть определенные сложности.

Никс обратила внимание, что при этом Грейлин прищурился, едва заметно. Он явно хорошо представлял себе ее реакцию на подобное заявление. И она не разочаровала его.

– Нам пока нельзя улетать, – настойчиво произнесла Никс. – Пока не вернутся остальные.

– Они могут просто последовать за нами.

Она покачала головой.

– Даал и все остальные уже наверняка настолько измотаны, что им будет трудно долететь даже досюда. Ожидать от них, что они найдут в себе силы…

Грейлин поднял ладонь, предупреждая ее возражения.

– Нам не нужно улетать слишком далеко или слишком быстро. Достаточно просто отойти на некоторое расстояние от того пожара, что мы разожгли внизу.

Никс открыла было рот, но тут же закрыла его, оценив смысл такого плана.

Грейлин развил его:

– Поскольку бхестийский военный корабль уже направляется сюда, совсем ни к чему, чтобы он застал нас заякоренными, тем более что и на земле возможны проблемы.

Несмотря на свои опасения, Никс медленно кивнула.

Грейлин очевидно испытал облегчение, что вызвало у нее раздражение. Он явно по-прежнему считал ее упрямым ребенком, слепым и глухим к разумным предостережениям.

«Неужели он так плохо думает о собственной дочери?»

Никс понимала, что так рассуждать по меньшей мере недостойно. С тех пор, как они отправились в это путешествие, она постепенно обрела право голоса, закаленное тяжестью навалившейся на нее ответственности, пережитыми трагедиями, пролитой кровью. Никс также подмечала, как Грейлин постепенно привыкал к этому, начиная прислушиваться к ней – не как к дочери, а как к полноправному члену команды.

Хотя и не всегда.

Слишком уж часто это обретенное ею право голоса раздражало его, как будто он не мог видеть женщину, которой она стала, а смотрел на нее только как на ребенка, которого чуть не потерял.

Грейлин тем временем продолжал:

– Я приказал людям Даранта отдать швартовы. Мы должны оказаться в воздухе, как только Джейс с капитаном поднимутся на борт вместе с нашей проводницей.

Прежде чем она успела ответить, со стороны Кальдера донеслось глухое рычание. Громадный варгр придвинулся ближе к открытой двери. Выглядывая наружу, он тяжело дышал, шерсть его угрожающе вздыбилась.

Баашалийя рядом с ним тоже издал резкую тревожную ноту, расправив крылья. Глаза обоих зверей были прикованы к горизонту.

Никс встала между ними.

Грейлин последовал за ней.

– Что их так переполошило?

Как следует присмотревшись, сквозь яркий свет она углядела несколько черных точек.

Когда Никс подняла дальноскоп, нацеливая его на эти далекие пятнышки, в ней боролись между собой облегчение и тревога. Она молилась, чтобы это была команда Даала, спешащая домой. Никс немного покрутила трубу, чтобы навести резкость. На таком расстоянии изображение то попадало в фокус, то расплывалось вновь.

– Это они? – спросил Грейлин.

Она сделала вдох, задержала дыхание и постаралась утвердить дальноскоп в подрагивающих от волнения руках. И сквозь яркий свет наконец различила быстро взбивающие воздух темные крылья, несущиеся наперегонки с ветром. Выдохнула, благодаря всех богов, и ответила Грейлину:

– Да, это…

И тут вся сжалась.

«Этого не может быть…»

Подавив охвативший ее ужас, Никс вновь поднесла трубу к глазу и подтвердила свои опасения.

Ахнув, она сунула сложенный дальноскоп в карман своего кожаного жилета и повернулась к Баашалийе. Уже догадавшись о ее намерениях, тот выгнул шею и одним махом подхватил ее на кожаное седло.

– Никс! – крикнул ей Грейлин.

– Да, это рааш’ке! – крикнула ему в ответ Никс. – Просто не все.

В глубине души она уже знала, кого там не хватает.

Грейлин, должно быть, догадался о ее намерениях.

– Никс, давай не…

Без всяких слов или напева с ее стороны Баашалийя выпрыгнул из открытого трюма. Ее брат не нуждался ни в каком ином поощрении, кроме воли своей наездницы. Он широко распахнул крылья, захватив ими воздух, и устремился на восток.

Грейлин что-то крикнул им вслед, но порыв ветра унес его слова, оставив лишь осуждающий сердитый тон, с которым они были сказаны.

Никс низко пригнулась в седле, смиряясь с этим.

«Может, в конце концов я все-таки та упрямая дочь, которой ты меня считаешь…»

Она пропела Баашалийе, поторапливая его.

«Ну и пускай…»

Глава 20

Даал все летел над плоскими солончаковыми равнинами Белой пустыни. Песок до крови сдирал кожу. Глаза, даже защищенные очками с янтарными линзами, болели от постоянного сияния. В ушах свистел ветер – хоть и не мог даже немного приглушить нарастающий рев горелок позади.

Даал обернулся, вывернув шею.

Три корабля по-прежнему летели высоко над пустыней, неуклонно приближаясь. С головного опять выстрелили из баллисты. Массивная стрела со стальным наконечником описала в воздухе дугу, но, не долетев до Даала, вонзилась в песок.

«Но это скоро изменится».

Крыло Пиллара продолжало пятнать солончаки кровью. Полет его скакуна становился все более неровным – одно крыло взбивало воздух сильней другого.

И все же Даал чувствовал под собой решительный стук сердца своего напарника. Протянув руку, он запустил пальцы в мохнатую холку Пиллара, изливая свои любовь и признательность в самую глубину этого крепкого сердца. Втянул в себя мускусный запах своего скакуна, паром исходивший от его разгоряченного, соленого от пота тела.

– Ты молодец, Пиллар, – одними губами прошептал он ветру, надеясь, что зверь услышит его, и опять перевел взгляд вперед.

В десяти лигах от него темной линией возвышался изломанный край Стологорья. Солончаки под ним начали превращаться в ряды странствующих дюн – сначала просто в рябь, а потом во все более высокие песчаные хребты. Песчаный ландшафт был теперь похож на волны, накатывающиеся на эти далекие утесы.

«Утесы, до которых нам никогда не добраться…»

Даал понимал это, утешаясь лишь тем, что они с Пилларом сбили охотников с толку, заманив их гораздо севернее того курса, которым направлялся «Огненный дракон».

Какое-то движение привлекло его взгляд вправо – в воздухе опять промелькнуло гигантское копье, на миг словно зависнув, прежде чем тяжелый стальной наконечник потянул его вниз. Стрела баллисты вонзилась в дюну, глубоко зарывшись в нее.

«Они уже близко…»

Даал знал, что не может требовать от своего слабеющего напарника большей скорости. Этому раненому воробью уже никогда не превзойти в скорости преследующих его ястребов. И все же Пиллар упорно боролся, выискивая самые сильные ветра, дующие к западу, чтобы быстрей продвигаться вперед.

Увы, но направление полета его скакуна постепенно склонялось к югу.

– Нет, Пиллар, – настаивал Даал. – Северней… подворачивай к северу!

Даал усилил эту команду, переместив свой вес вправо, в противоположную сторону от пути «Огненного дракона». Но Пиллар, словно не обращая на него внимания, продолжал упорно отклоняться к югу, словно пытаясь добраться домой до того, как умрет.

Осознав, что его скакун окончательно вымотался, Даал впервые взялся за поводья, чтобы попробовать направить Пиллара на север. Но, вздохнув, безвольно опустил руки, отказываясь подчинять это упрямое сердце своей воле, принуждать его подобным образом.

Вместо этого он просто позволил Пиллару лететь по собственной воле.

– М’бевван рааш’ке, – произнес Даал на пантеанском, восхваляя храбрость и стойкость своего скакуна. – М’лайя бренна!

И то и другое было правдой.

«Я буду горд умереть вместе с тобой, брат мой!»

Понимая, что они сделали все, что могли, Даал оглянулся через плечо. Как и ожидалось, корабли противника еще больше приблизились. Но, к его ужасу, один из тех, что побольше, военных, успел отвернуть от двух других и теперь направлялся к югу, уже преодолев целую лигу в этом направлении.

«Нет…»

Даал припомнил стаю почтовых ворон, гонявших между головным кораблем и городком Фхал. Наверное, одно из запоздалых сообщений предупредило охотников об огромном корабле с драконом на носу, летящем на юг. Либо так, либо кто-то на борту отвернувшего корабля догадался, что бегство Даала через пустыню могло быть отвлекающим маневром.

В таком случае было легко догадаться, кто это был.

Дядя Фенна.

Еще одна огромная стрела просвистела в воздухе, пролетев ближе, но все равно вонзившись в песок. Прогремела пушка – на носу надвигающегося военного корабля полыхнул огонь, после чего оттуда донесся раскат грома. Дюна слева от Даала взорвалась фонтаном взметнувшегося в воздух песка.

Вместо того, чтобы уклониться от него, Пиллар нырнул прямо в эту серую тучу, по-прежнему нацелившись на юг. Даал знал, что больше ничего не сможет с этим поделать. Он выгадал Никс и остальным столько времени, сколько смог, и теперь молился, чтобы их жертва – его и Пиллара – не пропала зря.

Даал решительно настроился и дальше увлекать за собой два оставшихся корабля.

«По крайней мере, пока мы еще будем в силах дышать».

Он еще ниже склонился в седле, намереваясь как можно больше затянуть погоню.

И тут прямо впереди в воздух высоко взметнулся столб песка, закручиваясь вихрем, в котором мелькали какие-то темные тени, казавшиеся скорее миражом, нежели чем-то реальным. Даал лишь недоуменно заморгал при виде этого зрелища, пытаясь осмыслить его.

Пиллар просто устремился к этому мельканию, как будто все это время целил именно туда.

Где-то глубоко в ушах Даала зазвучал отчаянный писк его скакуна, все усиливающийся и исходящий откуда-то из груди Пиллара. И почти сразу же Даал услышал ответ, хотя наверняка воспринятый скорее ушами Пиллара, чем его собственными – в этот отчаянный момент их чувства опять слились воедино.

Когда пыльный вихрь рассеялся, Даал различил пару рааш’ке. Они буквально на миг возникли в поле зрения, а затем нырнули куда-то прямо в песок.

Даал никак не мог справиться с охватившим его замешательством.

Когда Пиллар подлетел ближе, открылся ответ. Землю за очередным песчаным хребтом рассекала неровная трещина – а скорее, достаточно широкое и глубокое ущелье, прорезавшее пустыню.