Рождество 2000 или Бомонд по-русски

Момент – и вот мозаичное лицо склонилось над ней. Кто-то похлопывал ее по щекам. Душа Марго возвращалась в свое тело.

– Приходи в себя! Из какой ты палаты? – услышала она голос склонившейся над ней медсестры.

– Это все? – спросила Марго, ощущая тупые боли в нижней части живота.

– Все, детка, все закончено.

– Скажите, кто там был – мальчик или девочка?

– А кто его знает, разве зародыша разберешь?

На второй день после аборта Аркадий Викторович

привез Маргариту на ту же квартиру приятеля, где несколько дней назад они распивали с ним вино.

– Поживешь здесь недельку-другую, оклемаешься. Потом посмотрим, что делать будешь. Надо тебе, Маргарита, на работу устраиваться. К тому же приятель в сентябре из отпуска возвращается. Будем другие апартаменты подыскивать. В Москве вариантов много.

Полистав газетные объявления, Аркадий Викторович через неделю отвел Марго в трамвайное депо имени Русакова.

Там, пройдя медосмотр, она была зачислена ученицей вагоновожатого Владимира Никанорова. Ей выделили место в общежитии депо в комнате на двоих.

В небольшом помещении, занимаемом вагоново-жатой Люськой, к которой подселили Маргариту, был, мягко сказать, легкий бардачок – на полу валялись колготки, бюстгальтер, стоптанные разноцветные тапочки на одну ногу, бутылки из-под водки и пива, окурки как дешевых, так и фирменных сигарет. На оштукатуренных, слегка пожелтевших стенах комнаты были прилеплены вырезки фотографий из старых заграничных порнографических журналов.

На правах ученицы Марго то и дело доставались внеочередные дежурства по комнате. Люська, будучи старше своей напарницы на два-три года, общалась с ней свысока и чрезвычайно пренебрежительно, дав ей кличку «Цыпочка». Всем своим видом Люська давала понять, что не испытывает большого удовольствия от присутствия лишнего свидетеля в ее «будуаре».

Встречи с Аркадием Викторовичем были нечасты и непродолжительны. То во время обеденного перерыва он брал ключи от квартиры приятеля (им на все про все доставалось полтора-два часа), а то еще реже, в вечерние смены Люськи они встречались в трамвайном общежитии, где удобства, рассчитанные на массового потребителя, увы, не давали ощущения гигиены и комфорта. Аркадий Викторович дал понять Марго, что никаких обязательств он на себя брать не будет – о разводе с женой и речи быть не может.

И главную роль тут играла даже не Раиса Павловна, сдавшая свои женские позиции, а обожаемый им сын Павлик, студент журфака, старше Марго на два года. В ней, несмотря на уже проявившееся легкомыслие, то и дело просыпалась ревность – но не к жене любовника, перед которой она чувствовала превосходство своей молодости, а к незнакомому ей, однако, постоянно восхваляемому Аркадием Викторовичем сыночку. Временами ревность перерастала даже в чувство ненависти к своему сопернику.

Через три месяца учебного вождения Маргарита успешно сдала экзамены и получила права. Ее наставник, Владимир Никаноров, многозначительно подмигнув бывшей ученице, предложил отметить это событие. Отмечали его в девичьем «будуаре». Люська, предвкушая выпивку на дармовщинку, была на редкость добродушна и приветлива.

Ее тост стал первым.

– Ну что, за успешный дуэт, который, как я вижу, уже успел спеться да и спиться.

Пили чисто по-русски, без всяких интеллигентских выкрутасов, свойственных Аркадию Викторовичу.

Девичник ничуть не смущал Володьку. Он чувствовал себя королем положения, так как представлял здесь единственное лицо мужского пола. Для приличия, слегка польстив Люське, он то и дело принялся поднимать граненый стакан за свою наиспособнейшую ученицу. Часа через полтора, после перешептываний с Володькой, Люська вдруг объявила, что ее ждут в другой компании, где она не третья лишняя.

Раскрасневшаяся от приличной дозы кристалловской продукции, Марго, тупо уставившись в полупустую банку сардин, долго не могла подцепить вилкой крошившийся кусок рыбины. Володя взялся помочь ей. Небрежно положив правую мускулистую руку на плечи Маргариты, левой он наколол сардину на свою вилку и поднес ее к губам девушки.

– А теперь выпьем на брудершафт, – провозгласил наставник, разлив оставшуюся водку по стаканам.

Его затянувшийся поцелуй был смачным и слюнявым. Марго, не слишком сопротивляясь, пыталась все же высвободиться из Володькиных цепких мозолистых пальцев, которые уже пошли блуждать по ее груди, бедрам и начали настойчиво просовываться между плотно сдвинутыми коленями.

Просыпалась Марго тяжело – голова, как чугунная, трудно поднять с подушки, Люськина косметика, выставленная на книжных полках в компании нескольких детективов и любовных романов, плыла по кругу, как заведенная детская карусель с разноцветными лошадками. Приходя в себя с позывами легкой тошноты, она ощутила тяжелую и плотную волосатую ногу у себя на бедре. Повернув голову, обомлела. Рядом с ней на подушке, раскрыв рот, похрапывала голова Володьки Никанорова. Марго попыталась прокрутить в памяти события вчерашнего вечера. Сбивчивые кадры прошедшей тусовки в узком кругу привели ее в замешательство. Последнее из того, что она помнила, – это снимаемые с нее Володькой кофточку и лифчик.

Субъект, находящийся в ее постели, смачно зевнув, подал признаки жизни. Марго предприняла попытку освободиться от Володькиной ноги.

– Ну что-о-о-о, давай продолжим, – замычал Никаноров, лениво кладя свою руку на ее грудь.

– Да отстань ты. И как только я спьяну умудрилась влипнуть в эту историю?

– Перестань выкаблучиваться, уже не девочка давно.

– А это не твое дело, наставник.

– А может, и мое! Не ругайся. Я ж всерьез. Я ведь давно на тебя глаз положил.

– Как положил, так и снимешь. И не только глаз, но и свою ногу тоже.

– А вот и не сниму, положу и вторую, так удобнее будет нам с тобою заниматься любовью, – и Во-лодька силой взвалился на нее…

Пока он грубо обладал ею, ничего, кроме усиливавшейся похмельной тошноты, она не испытывала.

★ * *

Жизнь Марго складывалась, как по астрологическому гороскопу, – будучи Близнецами, она с детства привыкла к раздвоенности. При этом не умела, как Ева, выбирать только одно яблоко – она брала сразу два предложенные ей, не опасаясь за возможные последствия. Ей ничего не оставалось делать, как принимать «заботы» Аркадия Викторовича, так и «серьезные намерения» Володьки Никанорова.

Владимир, который был на десять лет старше нее и которому уже приелись случайные связи с перспективами экзотических амурных болезней, действительно подумывал создать нормальную семью. И молоденькая миленькая Марго устраивала его во всех отношениях.

Размышляя над «плюсами» и «минусами» своих любовников, в сумме положительных качеств (отрицательные она на время отбросила), Марго рисовала один желанный для нее образ мужчины, спутника жизни, на которого она могла бы положиться. К семейной основательности и предсказуемости Владимира она прибавляла интеллектуальные изыски и внешне джентльменские манеры Аркадия Викторовича, и перед ней возникал несуществующий «идеальный муж».

Володя настаивал на законном браке, интуитивно боясь неведомого соперника. Он торопил Марго, стремясь покрепче привязать ее к себе. Марго же, в свою очередь, очень хотелось досадить дон-жуанству-ющему Аркадию Викторовичу, в которого одну ночь она была безумно влюблена. В ту самую короткую ночь в году… И поэтому она приняла предложение Никанорова. Свадьба была назначена на осень, в годовщину ее знакомства с Владимиром.

Сообщение о бракосочетании Аркадию Викторовичу, эффект от которого она предвкушала несколько недель, не доставило ей ожидаемого удовольствия. Ее первый любовник воспринял новость достаточно спокойно, заметив только: «А ты, по-моему, достойна большего. Надеюсь, остаться другом новоиспеченной семьи».

Жених ухнул на свадьбу все свои сбережения, чтобы не ударить лицом в грязь перед родственниками невесты (о своих он ничего не знал, так как с младенчества воспитывался в детском доме). Как было заведено в этой среде, свадьбу справляли в ресторане районного масштаба «Звездочка», что находился недалеко от трамвайного депо имени Русакова. Белое платье и фата с рюшечками у Марго, белые гвоздики, на столах – несколько баночек красной икры, «Советское шампанское» и изобилие водки. Свидетельницей со стороны невесты была Люська, а себе в сваты он взял начальство – инженера по ТБ Егора Соколова.

Прожив с Володькой почти полгода достаточно интенсивным образом и не предохраняясь, Марго, в отличие от своей первой незабываемой ночи с Аркадием Викторовичем, так и не забеременела. Было ли это следствие сделанного аборта или же их несовместимость с Никаноровым, Марго не знала. Володьке об аборте она никогда не рассказывала так же, как и о его виновнике.

А Никаноров хотел детей, он мечтал о сыне. И имя ему уже придумал – Сережа. Не сомневался в своих мужских возможностях, причину бесплодия он видел в своей жене. У Марго же на этот счет были другие соображения, которыми она не хотела делиться с Володькой. Ему же и в голову не приходило, что несмотря на свой почти звериный темперамент, который бы и саму матушку-императрицу Екатерину Великую, предпочитавшую проводить страстные ночи с дворней – истопниками, охраной а то и с породистыми жеребцами, мог удовлетворить, именно он, Володя Никаноров, нес бесплодие. Марго как натура чувственная нуждалась в особом подходе. Для состояния экстаза ей недоставало эмоциональных всплесков, а главное – нежности и ласки, того состояния нирваны, которое она испытала в ночь на Ивана Купала. С Никаноровым она никогда этого не переживала, стремилась подчинить Володьку своему настроению и пониманию любовной близости, но усилия ее были тщетны. Горбатого, и вправду говорят, могила исправит. Никаноров приступал к половому акту без всяких прелюдий, возбуждаясь больше от самого себя, стараясь как можно скорее испытать оргазм, не думая при этом об удовлетворении партнерши.

Для окружающих у Маргариты не было проблем в семейной жизни. Однако 23 февраля она набрала редакционный номер телефона Аркадия Викторовича. Ему, человеку искушенному в любовных похождениях, долго объяснять ничего не пришлось, – все было понятно с полуслова. Встречи на квартире у его приятеля возобновились.

Марго стала припаздывать к ужину, который вынужден был готовить Володька, нередко появлявшийся после работы в общежитии навеселе. А на 8 марта не побоялась прийти домой в их комнатуху с букетом тюльпанов. Никаноров был начисто сражен этим представлением и отмел нелепые шуточки Марго по поводу влюбленных пассажиров. Его поздравление с женским праздником было куда круче. Уже «под мухой» в честь Международного женского дня, отмеченного с мужиками трамвайного депо, он был вне себя от ярости.