Детективные истории. Смертельная стрижка

Мария Марцева

Детективные истории. Смертельная стрижка

Введение

Добро пожаловать в мир Марии Марцевой, где смерть приходит в самых неожиданных обличиях! В новом сборнике «Смертельная стрижка» вас ждут пять искрометных иронических детективов, где каждое преступление – это театр абсурда, приправленный щедрой порцией черного юмора и житейского безумия.

Здесь пианистка исполняет свой последний аккорд при весьма загадочных обстоятельствах, а рецепт идеального убийства оказывается записан не в кулинарной книге, а в совсем другом месте. Вы узнаете, почему мертвец предпочел гардеробную в качестве последнего пристанища, и поймете, что стрижка в парикмахерской может стать действительно смертельной процедурой. А завершает этот калейдоскоп бытовых катастроф история о мертвом грузе в багажнике – грузе, который явно не планировал туда попасть.

Мария Марцева мастерски превращает обыденные места – концертные залы, кухни, парикмахерские и автомобили – в декорации для криминальных головоломок. В её мире расследования ведут не суровые детективы в плащах, а самые обычные люди: соседи, парикмахеры, пианисты и водители. Каждый из них обладает удивительной способностью находить улики в самых неожиданных местах и распутывать дела, которые на первый взгляд кажутся безнадежными.

Приготовьтесь к встрече с преступлениями, где злодеи могут скрываться за самыми невинными профессиями, а мотивы убийств оказываются столь же абсурдными, сколь и жизненными. Это детективы для тех, кто понимает: самые страшные тайны часто прячутся в самых обыденных вещах, а правосудие может восторжествовать благодаря находчивости и чувству юмора.

Последний аккорд пианистки.

Глава 1: Концерт прерван

Вот скажите мне, почему я, Валентина Сергеевна Соколова, учительница музыки в самой обычной московской школе, вечно попадаю в такие истории, от которых нормальные люди шарахаются как от чумы? Ну что мне стоило в тот проклятый вечер остаться дома, заварить чай с малиновым вареньем и посмотреть любимый сериал про ментов? Но нет же, потянуло меня на культурное мероприятие!

А началось всё с того, что моя подруга Людмила Петровна, завуч нашей школы, вручила мне билет на концерт классической музыки в консерватории. Билет был, надо сказать, не бесплатный, а очень даже дорогой – в первом ряду партера. Откуда у Людки такие деньги, ума не приложу, ведь зарплата у завуча не намного больше моей учительской. Но когда я осторожно поинтересовалась, она загадочно улыбнулась и сказала:

– Валя, дорогая, есть у меня один знакомый… Очень интеллигентный человек. Вот он и подарил.

Ага, знакомый! Мне уже сорок два года, и я прекрасно понимаю, что означает такой подарок от "знакомого". Людка, видимо, завела себе кавалера и теперь стесняется признаться. Ну и пусть, в её возрасте это только похвально. Главное, чтобы этот кавалер не оказался женатым альфонсом, как тот предыдущий, который "одолжил" у неё пятьдесят тысяч рублей и растворился в московских просторах.

Но билет есть билет, а я давно не была на серьёзном концерте. Всё больше детские утренники да школьные мероприятия. Поэтому я решила культурно провести субботний вечер.

Долго думала, что надеть. В моём шкафу висело три платья: одно – на выпускной, слишком нарядное для концерта, второе – повседневное, но с пятном от борща на рукаве, а третье – чёрное, строгое, но зато подходящее для любого случая. Выбрала чёрное, добавила мамины жемчужные бусы и решила, что выгляжу вполне респектабельно.

В консерватории было многолюдно. Публика подобралась интеллигентная: дамы в мехах и с аккуратными причёсками, господа в костюмах-тройках с галстуками. Я почувствовала себя немножко не в своей тарелке – всё-таки учительская зарплата не позволяет одеваться как московская богема.

Программа обещала быть интересной. В первом отделении выступал камерный оркестр под управлением дирижёра Игоря Владимировича Павлова. Фамилия показалась мне забавной – представила, как его в детстве дразнили одноклассники. Во втором отделении был объявлен сольный концерт знаменитой пианистки Елизаветы Моржовой.

О Моржовой я, конечно, слышала. Она была звездой первой величины, гастролировала по всему миру, записывала диски, жила на широкую ногу. В музыкальных кругах про неё ходили разные слухи: и о романе с известным композитором, и о скандале в Парижской опере, и о том, что она якобы крайне неприятна в общении. Но играла она действительно божественно.

Первое отделение прошло замечательно. Оркестр исполнил "Времена года" Вивальди, и я даже прослезилась – так красиво было. Дирижёр Павлов управлял музыкантами очень энергично, размахивал руками, как мельник крыльями, и было видно, что он полностью погружён в музыку.

В антракте я пошла в буфет выпить чаю с пирожным. Цены там были, конечно, космические – за крохотное эклерчико просили триста рублей, но делать нечего, культура требует жертв. Рядом со мной в очереди стояла изящная блондинка лет тридцати в дорогом костюме. Она нервно теребила сумочку и что-то бормотала себе под нос.

– Простите, – не выдержала я, – вы не волнуетесь? Концерт же замечательный!

Блондинка вздрогнула и посмотрела на меня испуганными глазами:

– Да нет, что вы… Просто я… я работаю с Елизаветой Викторовной. Я её импресарио. Анна Крутова.

Значит, импресарио. Интересно, а много ли зарабатывают эти импресарио? Судя по костюмчику, неплохо.

– А что, с пианисткой проблемы? – поинтересовалась я.

Анна Крутова покачала головой:

– Елизавета Викторовна… она очень талантливая, но сложная. Всё время переживает перед выступлениями. Вот и сегодня с утра капризничает, говорит, что не будет играть, что у неё плохое предчувствие.

– Ну, это нормально для артистов, – успокоила я её. – У нас в школе девочки перед концертами тоже нервничают.

– Да, наверное, вы правы, – вздохнула Анна. – Просто в последнее время она какая-то особенно нервная. Говорит, что за ней кто-то следит.

Звонок оповестил о начале второго отделения, и мы разошлись по своим местам. Я устроилась в своём кресле первого ряда и приготовилась наслаждаться музыкой.

Елизавета Моржова появилась на сцене под аплодисменты. Высокая, стройная, в длинном чёрном платье, с тёмными волосами, собранными в строгий пучок. Красивая женщина, но в её лице было что-то напряжённое, почти болезненное. Она поклонилась залу, села за рояль и положила руки на клавиши.

Первым номером была "Лунная соната" Бетховена. Я закрыла глаза и погрузилась в волшебный мир звуков. Моржова играла потрясающе, каждая нота звучала как живая, и мне казалось, что я слышу не просто музыку, а чью-то исповедь.

Но вдруг что-то изменилось. Мелодия стала путаться, будто пианистка забыла ноты. Я открыла глаза и увидела, что Елизавета странно покачивается на стуле. Её лицо побледнело, руки дрожали.

– Что с ней? – прошептала сидевшая рядом дама в норковой шубе.

А потом всё случилось очень быстро. Елизавета Моржова вдруг схватилась за горло, издала какой-то хрипящий звук и рухнула прямо на клавиши рояля. Инструмент издал жуткий диссонанс, и в зале повисла мёртвая тишина.

Первой опомнилась я. Может, оттого, что в школе постоянно приходится оказывать первую помощь расшибившимся ученикам. Я вскочила с места и бросилась на сцену. За мной потянулись ещё несколько человек.

Елизавета лежала неподвижно, её лицо приобрело синеватый оттенок, глаза были закрыты. Я попробовала найти пульс – ничего. Попыталась сделать искусственное дыхание, но было поздно. Знаменитая пианистка была мертва.

– Вызывайте "скорую"! – закричала я. – И милицию!

В зале началась паника. Дамы в мехах взвизгивали, мужчины суетились, кто-то уже говорил по телефону. Появился дирижёр Павлов, его лицо было белее мела:

– Боже мой, что случилось? Что с ней?

– Сердечный приступ, наверное, – предположил кто-то из публики.

Но я подумала по-другому. Уж больно странно всё выглядело: как Елизавета схватилась за горло, как быстро посинела… Нет, это было похоже не на сердечный приступ, а на отравление.

Через десять минут консерватория кишела милиционерами и врачами. Врач "скорой помощи", осмотрев тело, нахмурился:

– Странно. Похоже на острое отравление. Нужно делать экспертизу.

А следователь, молодой мужчина в сером костюме, начал опрашивать свидетелей. Дошла очередь и до меня.

– Вы первой бросились на помощь? – спросил он. – Майор Петров, кстати.

– Валентина Сергеевна Соколова, учительница музыки, – представилась я. – Да, я сидела в первом ряду, сразу увидела, что с пианисткой что-то не то.

– А что именно показалось вам странным?

Я рассказала про то, как Елизавета схватилась за горло, как быстро посинела. Майор Петров записывал всё в блокнот.

– Скажите, а вы знали покойную лично?

– Нет, только по имени. Но в антракте разговаривала с её импресарио. Анна Крутова. Она говорила, что Елизавета Викторовна в последнее время нервничала, боялась, что за ней кто-то следит.

Глаза следователя загорелись:

– Интересно. Где сейчас эта Крутова?

Мы оглянулись. Анна Крутова стояла у стены, бледная как полотно, и тряслась как осиновый лист.

– Вон там, – показала я.

Петров подошёл к импресарио и заговорил с ней. А я осталась стоять рядом с роялем и думать. Интуиция подсказывала мне, что это не просто несчастный случай. Кто-то намеренно убил знаменитую пианистку. Но кто и зачем?

Я посмотрела на ноты, лежавшие на пюпитре рояля. "Лунная соната" Бетховена. Обычные ноты, ничего особенного. Но что-то в них меня зацепило. На полях были какие-то карандашные пометки, совсем мелкие, едва заметные.

– Простите, – обратилась я к стоявшему рядом милиционеру, – а можно мне взглянуть на эти ноты?

Он пожал плечами:

– Да, пожалуйста, только не трогайте.

Я наклонилась поближе. На полях "Лунной сонаты" были написаны какие-то цифры и буквы. Выглядело как шифр или код. Что бы это могло значить?

– Валентина Сергеевна! – окликнул меня майор Петров. – Не могли бы вы подойти?

Я отошла от рояля, но цифры и буквы из нот запомнила. Интуиция учительницы музыки подсказывала: эти пометки – не случайность. Елизавета Моржова зашифровала в нотах какое-то сообщение. И возможно, именно из-за этого сообщения её убили.

Домой я вернулась только в два часа ночи. Голова шла кругом от пережитых событий. Я заварила себе крепкий чай, достала блокнот и записала всё, что запомнила: странное поведение Елизаветы перед концертом, её слова о том, что за ней следят, загадочные пометки в нотах.

И тут я поняла: моя спокойная жизнь учительницы музыки закончилась. Началось нечто совершенно невероятное, и я волей-неволей оказалась втянута в расследование убийства. Вот только не знала я тогда, что это убийство – лишь вершина айсберга, под которой скрывается целая паутина обмана, предательства и преступлений, связанных с миром искусства.

Глава 2: Соперники и ученики

На следующее утро я проснулась с тяжёлой головой и мрачными мыслями. Сон был беспокойный – всю ночь мне снились чёрные клавиши рояля, превращающиеся в зубы чудовища, и Елизавета Моржова, которая играла какую-то жуткую мелодию костлявыми пальцами. Проснувшись в половине седьмого, я поняла, что больше не засну, и отправилась на кухню варить кофе покрепче.

За завтраком я всё думала о вчерашних событиях. Интуиция подсказывала: смерть пианистки – не случайность. Слишком уж всё было подозрительно. И эти загадочные пометки в нотах не давали мне покоя. Я даже записала их на листочке: "А7-В12-С4-D9-Е15". Что бы это могло означать?

Размышления прервал звонок телефона. Звонила Людмила Петровна.

– Валя, дорогая, ты как? – заботливо спросила она. – Я уже слышала про вчерашнее… Ужас какой!

– Слышала откуда? – удивилась я.

– Да во всех новостях показывают! "Скоропостижная смерть знаменитой пианистки в консерватории". Говорят, сердечный приступ.

Значит, официально объявили о сердечном приступе. Интересно, а что думает следователь Петров? Неужели он поверил в естественную смерть?

– Людка, а расскажи мне про этого твоего знакомого, который билет подарил, – попросила я.

В трубке повисла пауза.

– Да что тут рассказывать… Обычный мужчина. Интеллигентный.

– А работает где?

– В… в сфере культуры, – уклончиво ответила подруга.

Ага, значит, тайна. Ну и ладно, потом выясню. У меня были дела поважнее.

После звонка я решила съездить в консерваторию. Вдруг удастся что-то узнать о Елизавете Моржовой? Мне было любопытно, какие у неё были отношения с коллегами и учениками.

В консерватории царило напряжение. Студенты и преподаватели переговаривались шёпотом, многие выглядели расстроенными. Я подошла к информационному стенду, где висели объявления и фотографии. Среди прочего нашла расписание мастер-классов Елизаветы Викторовны. Оказывается, она регулярно проводила занятия с молодыми пианистами.

– Простите, – обратилась я к проходившей мимо девушке с нотами в руках, – вы не знаете, где можно найти учеников Елизаветы Викторовны Моржовой?

Девушка, худенькая брюнетка лет двадцати, вздрогнула:

– А зачем они вам?

– Я журналист, – соврала я не моргнув глазом. – Пишу статью памяти великой пианистки.

– Ах, понятно… – Девушка немного расслабилась. – Тогда вам стоит поговорить с Максимом Воронцовым и Светланой Белкиной. Они её любимые ученики. Точнее, были… – Она всхлипнула. – Максим сейчас в четырнадцатом классе репетирует.

Четырнадцатый класс нашёлся на втором этаже. За дверью слышались звуки рояля – кто-то играл Рахманинова, причём играл великолепно. Я постучала и вошла.

За роялем сидел молодой человек лет двадцати пяти с длинными тёмными волосами и нервным лицом. Увидев меня, он резко оборвал игру:

– Что вам нужно?

– Максим Воронцов? Меня зовут Валентина, я журналист. Хотела расспросить вас о Елизавете Викторовне.

Лицо парня помрачнело:

– Не хочу ничего рассказывать. Оставьте меня в покое.

– Понимаю, вам тяжело, но…

– Вы ничего не понимаете! – взорвался он. – Все думают, что она была святая, великая учительница! А на самом деле… – Он осёкся и отвернулся.

– А на самом деле что? – осторожно спросила я.

Максим мрачно посмотрел на меня:

– Она была жестокой. Холодной. Могла уничтожить человека одним словом. Знаете, что она мне сказала на последнем уроке? "У тебя нет души, Максим. Техника есть, а души нет. Может, стоит подумать о другой профессии?"

Я ахнула. Для музыканта такие слова – хуже пощёчины.

– И это всё?

– Нет, не всё. Она играла на зависти между учениками. Ставила нас друг против друга. Светке Белкиной говорила, что я бездарь, а мне – что она тупая гусыня. Мы из-за неё чуть не поссорились навсегда.

– А где сейчас Светлана?

– Дома, наверное. Она вчера после концерта убежала в слезах. Елизавета Викторовна при всех сказала ей, что если та так будет играть, то лучше идти замуж и нарожать детей.

Какая неприятная была эта пианистка! Но разве это повод для убийства? Хотя… в мире искусства страсти кипят нешуточные.

– Максим, а у Елизаветы Викторовны были враги среди коллег?

Он горько рассмеялся:

– А кто её любил? Дмитрий Борисович Розенталь, например, открыто говорил, что она "бездушная техничка". А Наталья Сергеевна Морозова считала, что Моржова ворует её учеников, переманивает посулами славы и денег.

– Розенталь и Морозова – это кто?

– Профессора консерватории. Очень уважаемые педагоги. Розенталь – пианист с мировым именем, а Морозова выпустила много лауреатов международных конкурсов.

Интересно. Значит, у покойной пианистки были серьёзные недоброжелатели в профессиональной среде.

– А что вы знаете про дирижёра Павлова?

– Игорь Владимирович? – Максим пожал плечами. – Обычный дирижёр. Немного странный, правда. Говорят, он коллекционирует что-то… антиквариат вроде. У него дома целый музей.

Антиквариат! Сердце моё подпрыгнуло. Вспомнились пометки в нотах. А что если это связано?

– Максим, спасибо вам за откровенность. А не подскажете адрес Светланы Белкиной?

Он неохотно продиктовал адрес. Девушка жила неподалёку от консерватории, в старом доме на Мерзляковском переулке.

По дороге к Светлане я зашла в кафе перекусить и обдумать услышанное. Картина проясняется: Елизавета Моржова была конфликтной личностью, у неё хватало недоброжелателей. Но кто из них способен на убийство?

Дом, где жила Светлана, оказался типичной старой хрущевкой: облупившаяся штукатурка, тёмные лестницы, запах кошачьих меток. Белкина жила на четвёртом этаже в коммуналке.

Дверь мне открыла полная пожилая женщина в цветастом халате:

– Вам кого?

– Светлану Белкину.

– Светка! – заорала женщина. – К тебе пришли!

Через минуту в коридоре появилась девушка – та самая брюнетка, с которой я разговаривала в консерватории. Увидев меня, она растерялась:

– Вы… вы же спрашивали про Максима…

– Да, это я. Валентина. Можно с вами поговорить?

Она неуверенно кивнула и провела меня в свою комнатку. Крохотная каморка с узкой кроватью, письменным столом и старым пианино. На стене висели портреты великих пианистов: Рубинштейн, Рихтер, Гилельс…

– Садитесь, пожалуйста, – пробормотала Светлана. – Только у меня беспорядок…

Она выглядела разбитой. Глаза красные от слёз, руки дрожат.

– Светлана, я знаю, что вчера Елизавета Викторовна при всех вас обидела…

– Обидела? – Девушка горько засмеялась. – Она меня просто уничтожила! При всех сказала, что у меня руки-крюки и слуха нет! Что таких, как я, должны отчислять на первом курсе!

Слёзы потекли по её щекам. Я протянула ей платок:

– Не расстраивайтесь так. Может, она просто хотела вас подстегнуть?

– Подстегнуть? – всхлипнула Светлана. – Да она меня ненавидела! Знаете почему? Потому что я училась у Натальи Сергеевны Морозовой, а между ними была старая вражда.

– Какая вражда?

– Они учились вместе в консерватории, были подругами. Но потом поссорились из-за мужчины. Кажется, обе были влюблены в одного пианиста. Он выбрал Наталью Сергеевну, а Елизавета Викторовна этого не простила.

Женская ревность! Классический мотив для преступления. А может, Морозова решила отомстить своей бывшей сопернице?

– Светлана, а что вы знаете об отношениях Моржовой с другими учениками?

Девушка промокнула глаза платком:

– Она была… странная. С мальчиками вела себя особенно. Максим не всё вам рассказал, наверное. Елизавета Викторовна флиртовала с молодыми пианистами. Говорили, что у неё были романы с учениками.

– Серьёзно?

– Помните Игоря Семёнова? Он был её любимчиком года три назад. Говорили, что они встречались. Потом он внезапно исчез – перевёлся в другой город. А недавно появились слухи, что и с Максимом у неё что-то было…

– А сам Максим что говорит?

– Отрицает. Но я видела, как она на него смотрела. И потом, почему она его так травила в последнее время? Может, он от неё отказался, и она мстила?

Интересная версия. Женщина-хищница, которая соблазняет молодых талантов, а потом их уничтожает. Вполне в духе чёрной вдовы.

– А вы знали, что Моржова боялась кого-то? Её импресарио говорила, что пианистка жаловалась на слежку…

– Да, последние месяцы она была очень нервная. Всё оглядывалась, проверяла замки. Говорила, что за ней следят какие-то люди. Мы думали, это паранойя.

– А не могли эти люди быть связаны с её коллекционерской деятельностью?

Светлана удивленно посмотрела на меня:

– Коллекционерской? А откуда вы знаете?

Я насторожилась:

– А что тут такого?

– Да вроде ничего… Просто она об этом не любила рассказывать. У неё дома была коллекция старинных нот и музыкальных инструментов. Очень дорогих. Как-то раз я у неё была, видела. Говорила, что это её хобби и одновременно вложение денег.

– А откуда у неё были деньги на такие покупки?

– Ну, она же известная пианистка. Концерты, записи, уроки… Деньги были.

Хм, а может, не только от музыкальной деятельности? Что если Моржова была втянута в торговлю антиквариатом? Легальную или не очень?

– Светлана, а Павлов, дирижёр, он часто общался с Елизаветой Викторовной?

– Игорь Владимирович? Да, они иногда вместе работали. Он тоже увлекается стариной. У них были общие интересы, кроме музыки.

Ага! Ещё одна ниточка. Павлов коллекционирует антиквариат, Моржова тоже. Совпадение? Не думаю.

Я попрощалась со Светланой и вышла на улицу. Голова шла кругом от обилия информации. Нужно было всё это систематизировать.

Зайдя в ближайший скверик, я села на лавочку и достала блокнот. Итак, что мы имеем:

Мотивы для убийства:

1. Профессиональная зависть (Розенталь, Морозова, другие коллеги)

2. Личная обида учеников (Максим, возможно, другие)

3. Женская месть (если у неё были романы с учениками)

4. Что-то связанное с коллекционированием и антиквариатом

Подозреваемые:

1. Дирижёр Павлов (коллекционер, имел доступ к сцене)

2. Профессор Морозова (старая вражда)

3. Максим Воронцов (сложные отношения с учительницей)

4. Неизвестные лица, связанные с торговлей антиквариатом

А ещё эти загадочные пометки в нотах. Нужно их расшифровать. Возможно, в этом ключ к разгадке.

Я посмотрела на часы – половина четвёртого. Пора ехать домой, готовить ужин и обдумывать полученную информацию. А завтра попробую найти профессора Розенталя и Морозову. И ещё нужно выяснить, что за антиквариат коллекционировали покойная пианистка и дирижёр. Подозреваю, что именно в этом кроется разгадка преступления.

Но пока одно было ясно: Елизавета Моржова нажила себе множество врагов. Вопрос только в том, кто из них решился на убийство и зачем.

Глава 3: Ноты с секретом

Проснулась я на следующее утро с твёрдым намерением разгадать загадку тех странных пометок в нотах Елизаветы Моржовой. Записанные на листочке цифры и буквы "А7-В12-С4-D9-Е15" не давали мне покоя всю ночь. Во сне я даже видела, как они превращаются в музыкальные ноты и танцуют вокруг меня хоровод.

За завтраком я изучала свою запись, пытаясь найти в ней какой-то смысл. А7, В12, С4… Может быть, это номера произведений в каталоге? Или координаты? А может, адреса? Голова шла кругом от количества вариантов.

Тут зазвонил телефон. Звонила моя соседка Зинаида Петровна, большая любительница сплетен и обладательница феноменальной памяти на всякие пустяки.

– Валя, дорогуша, – защебетала она в трубку, – я тут вспомнила, что ты вчера спрашивала про концерт. А у меня племянница в консерватории работает, в библиотеке. Может, она что-то знает про эту пианистку?

Племянница! Вот это мысль. В библиотеке консерватории должны быть каталоги, архивы, может быть, там я найду ключ к шифру.

– Зинаида Петровна, золотая вы моя, – обрадовалась я. – Не могли бы вы с ней поговорить?

Через час я уже стояла у ворот консерватории. Племянница Зинаиды Петровны оказалась милой девушкой по имени Оксана. Худенькая, в очках, с копной рыжих кудрей – типичная библиотекарша.

– Про Елизавету Викторовну, да? – вздохнула она. – Ужасная история. Хотя, честно говоря, не все её любили. Она была… как бы это сказать… сложной в общении.

– А что вы знаете про её коллекцию антиквариата? – спросила я.

– Ой, много чего! Она часто приходила к нам в библиотеку, изучала каталоги аукционов, справочники по антиквариату. Говорила, что это её хобби. Но я заметила, что интересовали её в основном очень дорогие вещи. И ещё… – Оксана понизила голос, – она всегда очень нервничала, когда к ней кто-то подходил во время этих занятий. Прикрывала бумаги рукой, быстро складывала.

– А можно посмотреть каталоги, которые она изучала?

– Конечно! Пойдёмте в читальный зал.

Читальный зал консерваторской библиотеки напомнил мне библиотеку из фильма про Гарри Поттера – высокие потолки, старинные деревянные столы, ряды книжных шкафов до самого верха. На одном из столов лежала стопка каталогов аукционных домов.

– Вот это она изучала в последний раз, – показала Оксана. – "Сотбис", "Кристис"… Всё про продажу произведений искусства.

Я открыла первый каталог. Картины, скульптуры, старинная мебель, ювелирные изделия – всё с умопомрачительными ценами. Вот картина Моне за пятнадцать миллионов долларов, вот китайская ваза за три миллиона…

– А системы каталогизации у них какие? – спросила я. – Как произведения искусства нумеруются?

– Обычно каждому лоту присваивается номер, – объяснила Оксана. – Вот смотрите: А7 – это может означать зал А, лот номер 7. В12 – зал В, лот 12. Такая система вполне распространена.