Архитектор

Сафийа Абдуллова

Архитектор

Кто такой Макс?

Привет, меня зовут Макс, и у меня необычный цвет глаз. Цвет глаз? Да, в мире, в котором я живу, люди разделяются по цвету радужки. У каждого из нас она одного из этих цветов: красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий, розовый или фиолетовый. Как видите, я не упомянул свой цвет – тот, который совершенно не встречается в природе. Белый.

Да, я особенный ребёнок. В школе со мной не очень дружат, но зато я умею хорошо рисовать. В нашем мире есть много великих художников. Например, Антоанино Вериккий, который написал зелёную траву на фоне голубого неба. Звучит слишком просто? В нашем мире именно так всё и устроено: небо практически всегда голубое. Ночью оно окрашивается в синий оттенок, и на нём появляются жёлтые звёзды и луна.

Мы – люди, живущие в очень однообразном и скучном мире. Но я решил рисовать тот мир, в котором хотел бы побывать: с розовыми и красными закатами, с серебристо-синими рассветами и серыми тучами во время дождя, а после – с переливающейся радугой; с полянами разноцветных цветочков и ягод. Переливы различных цветов вызывают во мне волнующие чувства! Но, к сожалению, в школе надо мной смеются, а родители переглядываются и всегда уходят в другую комнату, когда я показываю им свои рисунки. Мне говорят: «Макс, такого не бывает в природе. Как небо может быть красным, а трава – синей?»

Я – единственный человек в мире с белой радужкой. Когда мне было шесть, обо мне даже показали сюжет по телевизору и написали в газетах. Я своего рода звезда – яркая белая звезда на фиолетовом небе. О, сейчас расскажу, как получить такой цвет: надо смешать красный и синий. Тогда у вас получиться фиолетовый… Так, о чем это я?

Рисовать – самое увлекательное и прекрасное занятие, которое только можно представить! Как жаль, что в нашем мире нет белых вещей. Есть только те цвета, которые официально зафиксированы в природе. Я думаю, это Глупости! Если смешивать краски, можно получить другие оттенки, и, если добавить в них чёрную или белую краску, можно сотворить новые цвета. Но никто, кажется, не хочет меня слушать.

Мама и папа, у них оранжевые краски. Они занимаются всю жизнь лишь одним делом – поют в парном дуэте и ездят по гастролям. Мне нравится, как они поют и играют на фортепиано, но мне кажется, люди должны заниматься тем, что действительно хотят, а не тем, что предписано законом о цветах. Я оставлю вам его здесь, чтобы вы поняли:

Люди с красным цветом – военные, спортсмены, начальники.

С оранжевым – актёры, певцы, тренеры.

С жёлтым – учителя, журналисты и исследователи.

С зелёным – врачи, психологи и терапевты.

С голубым – дизайнеры, музыканты и художники.

Синие – юристы, администраторы и учёные.

Розовые – дизайнеры, художники, флористы.

Фиолетовые – стилисты, учителя и наставники.

Мои родители очень добрые, но иногда не понимают меня. Говорят, что я немного особенный ребёнок, и мне нужно меньше выделяться. Они переживают, что меня могут исключить из школы. Мама хоть и занята, но при любом удобном случае пытается привести домой какую-нибудь подругу с детьми моего возраста, потому что у меня нет друзей. Она хочет, чтобы я их поскорее нашел. Я давно бросил попытки найти настоящего друга, потому что, когда я начинаю играть со сверстниками, они плачут, пугаются моего цвета глаз или просто считают меня скучным. Одна девочка даже сказала, что у меня «мертвые глаза» и так сильно заревела, что я боялся, что родители меня накажут. К счастью, всё обошлось – я просто ушёл в свою комнату Я сидел там очень тихо и рисовал.

Папа пытался брать меня с собой по выходным, знакомил с разными видами спорта: плаваньем, футболом, волейболом, шахматами и шашками, но мой цвет глаз оставался белым. Лишь иногда я замечал, что, когда я расстроен, глаза приобретали голубовато-синий оттенок, а когда радовался то они сияли розово-желтым. Тогда я начал догадываться, что цвет глаз может зависеть от настроения! Почему же у других людей цвет глаз остаётся прежним? Что насчёт «жёлтоглазиков»? Они же не всегда веселы…

Вопросов у меня огромное количество, а когда я задаю их маме, она отвечает: «Вырастешь – поймёшь. Пока не забивай себе голову такими вопросами». Папа же просто говорит: «Значит, так надо». К сожалению, у родителей я не нашёл ответов. Тогда я решил искать их сам.

«С каким цветом ты родился, таким и быть тебе!» – девиз всех вокруг. Но я с ним не согласен. Наверное, из-за моей белой радужки. Мне всего 11 лет, и я ещё не определился, кем хочу стать – хотя в таком возрасте другие уже определились. Я бы хотел быть художником, дизайнером или может учителем, но пока не решил.

Я читаю книги про современных художников. Знаете, они все рисуют почти одинаковые картины, но называют их по-разному. Эх, вот бы найти человека, который бы оценил мои рисунки и сказал, что я могу стать великим художником. Но мне запретили показывать свои работы, вскоре и вовсе запретили рисовать другие, «ненормальные» миры. Но я продолжаю – это мой маленький секрет.

Розовые домики с голубыми крышами и голубые домики с розовыми крышами выстроились однообразными рядами, похожими больше на спичечные коробочки, чем на дома. Вот и всё разнообразие, на которое способны художники и дизайнеры в нашем мире. Я не хочу быть похожим на них и всю жизнь создавать однообразные дома и картины.

В школе мне нелегко. Я не нахожу пару для совместных проектов, да меня и дразнят – «белкой». Да, у меня белые глаза, но я не похож на белку! В школе два корпуса – для тёплых и холодных красок. Тёплые: красный, оранжевый, жёлтый и розовый. Холодные: зелёный, синий, голубой и фиолетовый. Меня, к сожалению, определили к корпусу холодных. Эти ребята кажутся хорошими и полезными, но насмешек тоже хватает.

Почему же школу разделили на два корпуса? Всё просто: взрослые решили, что если две противоположные краски встретятся и полюбят друг друга, то, возможно, создадут новый оттенок, что угрожает гармонии нашего скучного мира. Поэтому у цветов с одной направленностью меньше шансов создать что-то новое. Наша школьная форма состоить лишь из двух цветов: синий и красный. Даже учителя носят одежду в стиль нашей школьной формы. Моя школьная форма – глубокого синего цвета с яркими красными вставками. Пиджак и штаны строгие и аккуратные, красные детали на воротнике и манжетах делают её заметной. У девочек такая же синяя форма с красными элементами, только в виде юбки и блузки. Форма выглядит строго, но это так и нужно. Форма мне даже нравилась, она для всех одна, и никто не выделяется.

Однажды, в обычный учебный день, ответы на мои вопросы начали неожиданно приходить. Учитель истории, Даниэль Гао – мужчина средних лет с жёлтыми глазами и тёмными с сединой волосами, задавал интересные вопросы моему классу. Это не было заданием, мы просто беседовали:

– Ребята, как вы думаете, что произойдёт с вашими красками, если я скажу каждому из вас что-то плохое?

Я опустил глаза на парту и подумал: «Наверное, плохое настроение сгущает краску, и она темнеет».

– Они исчезнут! – крикнул кто-то с задней парты.

– Нет, они погаснут! Тогда человек станет таким же пустым и бездарным, как наша Белка, – произнесла девочка с синими глазами.

Поднялся хохот, и все взгляды устремились на меня! Если бы я мог увидеть свои глаза тогда, они, наверное, стали бы огненно-красными! Я злился и сжимал кулаки.

Учитель успокоил детей, сказав, что мой цвет – это просто новый вид голубого.

– Макс, – обратился ко мне учитель, – цвет глаз зависит от настроения?

– Конечно! – отвечал я с едва скрываемой злостью. – Я давно об этом знаю, потому что читал книги про художников, в которых говорится, что оттенков краски бесконечное множество. Но есть одно важное правило…

– Выдумки! – перебил хулиган класса. – Это ты из книг вычитал, а мой отец говорит, что раньше мир был уродлив из-за смешения цветов, а теперь он идеален! Хватит этих выдумок. Если небо голубое – значит голубое, а не розовое с фиолетовым, как на твоих девчачьих рисуночках.

Я не выдержал и встал. Сосед по парте зелёного цвета, Инген, не обратил внимания, лишь очки поправил. Я хотел подойти с кулаками к этому хулигану Дузу Маргусу – мальчишке с наглой гримасой и львиной гривой, сыну богатого бизнесмена.

– Макс, – встревоженно позвал меня учитель, – сядь на место.

Я видел, как его лицо меняется – сначала тревога, потом удивление. Он словно увидел что-то пугающее. Я сел обратно и опустил взгляд.

– А теперь расскажи про исключение, что ты читал.

– Исключение… – начал я, не поднимая взгляда.

Класс перешёптывался, бросая осуждающие взгляды. Мне было стыдно. Я молчал.

– Вообще-то правило гласит: ни одна краска не может погаснуть или засиять, если человек этого не захочет, – начала заучка класса. – Раньше люди могли менять цвета – оттенки и полутона, но сейчас эта способность потеряла смысл.

– Спасибо, Ани. Домашнее задание вы выполнили не все, но дополнительные задания я дам позже, – сказал учитель.

Даниэль Гао – умный, рассудительный и добрый человек. Он никогда не занижал оценки и не ругал меня за стеснение. Он принимал меня таким, какой я есть, с первого дня в школе.

– А сейчас расскажу вам легенду, почему раньше людям были нужны полутона и почему мы их не используем сейчас.

Слова учителя заставили меня внимательно слушать.

– Давным-давно мир был разделён на кланы по цвету радужки: каждый цвет определял судьбу, профессию и характер. Люди верили, что только чистый цвет приносит гармонию, а смешение – хаос и войны.

Во время Великого Слияния на небе появилась радуга, и родились дети с радужками необычных оттенков – полутонаты. Их глаза были сложными переходами цветов, словно палитрой художника. Старейшины кланов испугались и объявили их опасными для мира. Их стали преследовать, и многие ушли в изгнание, объединив цвета радужки в белый или чёрный.

Теперь полутонатов помнят только в легендах. Иногда, когда радуга касается земли, кто-то замечает человека с глазами цвета рассвета и шепчет: «Мир не забыл полутонатов, он ждёт их возвращения.»

– Учитель, – поднял руку Инген, – можно ли из всех цветов получить белый? Чёрный звучит логичнее.

Учитель улыбнулся:

– Некоторые полутонаты, чтобы защитить себя, объединили все цвета в белый – символ света и объединения. Другие слились в чёрный – символ скрытности.

Звонок прозвенел, и началась перемена. Мне казалось, что останусь один, но учитель позвал меня в библиотеку.

В библиотеке особая атмосфера – словно встречаются миры и времена. Книги о полутонатах и волшебных существах, чей цвет глаз меняется с настроением, лежат на полках, а заведующая Жанз всегда готова помочь выбрать книгу.

Мне было приятно пойти с ним – я уже не раз ходил за книгами и беседовал о знаниях с учителем Гао.

Когда мы пришли, учитель взял книгу с верхней полки и сказал:

– Макс, ты одарённый мальчик, но предупреждаю: если будешь менять цвет глаз бездумно…

Он прервался, улыбнувшись и положив книгу в дипломат, а потом положил руки мне на плечи:

– …тебя могут исключить из школы. Сегодня твои глаза горели то ярко-красным, то багрово-синим…

Он говорил тихо. В его глазах мелькнул розовый, потом снова желтый, такой нежной, что едва заметный оттенок. В этих сменах цвета было столько красоты, что я улыбнулся. Возможно, учитель тоже может менять цвета, но умеет контролировать это так, что никто не замечает.

– Тогда какое моё предназначение, учитель? Я не знаю, кем быть.

– Ты – полутонат, сочетающий все цвета. Твоя задача – приводить мир к гармонии, объединять людей и делать их дружнее.

– Хорошо, – ответил я смущённо.

– Возьми эти книги, – он указал на стол, – и пойдём, отнесём их Жанз. Пусть она запишет их на меня.

Идя за учителем, я не верил, что мои глаза могут так ярко гореть. Дома я устрою эксперимент – попробую специально разозлиться и посмотрюсь в зеркало.

Эксперемент 

Я долго думал над тем, почему же мои глаза способны менять цвет, не просто становясь темнее или светлее, как у остальных людей, а полноценно изменяя свою радужку на другой цвет. Наблюдая за другими детьми в школе, я замечал: если они обижены, их глаза темнее обычного, а если радостны – они прямо светятся от счастья. Наблюдая за собой, я понял: красный цвет появляется тогда, когда я сержусь, а жёлтый и оранжевый – когда мне радостно на душе. После приятных слов от мамы или похвалы от отца мои глаза приобретали розовый цвет, а когда наоборот меня ругали, мои глаза погружались в глубокий синий. Когда я был особенно задумчив, мои глаза приобретали фиолетовый цвет.

Закончив свои наблюдения, я решил похвастаться папе. В тот вечер родители были дома. Сегодня воскресенье, поэтому все свободное время они проводят со мной. Не каждое воскресенье им удавалось побыть дома, потому что их «певческая» жизнь занимала много времени. И вот теперь мы всей семьёй могли собраться за столом и отведать ужин. Мама вкусно готовит, но редко. В основном в нашем доме много каш и завтраков быстрого приготовления, которые я завариваю себе по утрам сам, потому что родителей иногда нет дома целыми сутками.

Мама у меня красивая блондинка невысокого роста. У неё носик-пуговка, губы тонкие и ровные, а глаза – лисьи и большие. Она всегда носит хорошо причёсанные волосы в косе-корзиночке. Дома она одевается легко и просто: домашние платья и фартучек, а на выступления у неё целый гардероб красивой блестящей одежды.

У моего папы острый длинный нос, тёмные волосы, выразительные скулы и большие косматые брови, которые он постоянно хмурит. У него строгое лицо, но очень добрый характер. Я никогда не видел, чтобы он кричал или сильно сердился. Папа немного выше мамы, и он крепко сложен.

Дома папа больше молчит, нежели говорит. Видимо, он так отдыхает от работы. Потому что петь на сцене – это тяжело, я так думаю. Дома он привык ходить в халате, а на выступления надевает костюмы. Они разные, но без особых украшений. У мамы, конечно, одежда намного красивее, чем у папы. Наверное, так и должно быть.

Мои мама и папа с оранжевым цветом глаз. Мама никогда не скрывала своих глаз и всегда смотрела на меня при любом настроении, а папа либо молча опускал глаза, либо закрывал их, когда что-то случалось. И вот сегодня мне удалось заметить, что папа всё время смотрит в свою тарелку. Мама болтала без конца, рассказывая, какие её любимые песни нравятся слушателям, а какие – еще ждут, пока их полюбят. Мы кушали рыбную запеканку. Я сидел напротив мамы и наблюдал, как от её улыбки оранжевые глаза мерцают красивыми огоньками. Папа читал газету.

– Ну, как, Максик, вкусно? – спросила мама с ожиданием, глядя на меня.

– Очень вкусно, мамочка, – отвечал я, улыбаясь. Я про себя всё думал, какого же цвета сейчас мои глаза? Розовые или может быть голубые? Синие или по-прежнему белые?

Пока я думал, родители начали говорить про ремонт дома. Папа сказал, что надо убрать бассейн во дворе, а мама говорила, что нужно наклеить новые обои в гостиной. Мне же всё в нашем доме очень нравилось. Пусть он чуть старенький, но менять ничего не хотелось. Кухня была маленькая, с небольшим столиком в углу и большим окном вдоль стены. В гостиной стояли мягкие кресла, на которые так здорово прыгать! Если бы у меня были друзья, мы бы вместе прыгали по дивану и креслам, а так – только я и мой пёс Шарик. Мне очень нравились лампочки-фонарики у нашей входной двери и красивые цветочные картинки в гостиной. А еще синий фортепьяно, который гордо стоял в углу гостиной.

Наш домик с розовой крышей и голубыми стенами ничем особенным не отличался от домов соседей. Разве что во дворе был небольшой бассейн, в котором я летом любил купаться. Сейчас начало осени, и бассейн пустует; туда периодически запрыгивают лягушки и сидят там по ночам. Однажды утром я решил пройти через двор на улицу и увидел двух очаровательных лягушат, которые тщетно пытались взобраться на стенки бассейна и всё время ползали своими мокрыми лапками.

Я нашёл прутик и попытался помочь одному лягушонку, но тот никак не хотел цепляться за прутик. Тогда я решил снять обувь и спуститься в бассейн. Он был пустой, но носки мои всё равно промокли – видимо, из-за утренней росы.

Я едва поймал этих лягушат, потому что они так ловко прыгали и убегали от меня, что, когда я наконец вытащил их наружу, они сразу скрылись где-то в глубине кустов.

В тот день я, возможно, опоздал в школу, потому что спасал двух лягушат, но зато было о чём рассказать моему соседу по парте, который молча кивал головой и чертил в тетрадке смешные узоры. Я много рассказывал Ингену и очень любил, когда он просто слушал. Отвечать мне – не его прерогатива, а слушать – пожалуйста. Я рассказывал, как устроена моя комната, какая мебель стоит на первом этаже, а какая – на втором (в моей комнате). Про нашего домашнего питомца – Шарика, и про то, что этот маленький кудрявый пудель любит грызть мамины туфли, за что бывает наказан отсутствием вкусняшек. Я много говорил, Инген много слушал. Вообще, он слушал и не задавал вопросов. Знаете, когда вам не задают вопросов, это хорошо, но не в моём случае. Я люблю вопросы. А особенно люблю их задавать. За это меня иногда ругают, но это не страшно.

Вот, например, сейчас я очень хотел спросить у папы, почему у людей меняется цвет глаз в зависимости от настроения. Но я боюсь его расстроить и молча опускаю глаза на тарелку. Мой аппетит словно ветром сдуло. От глаз мамы ничего не скрыть, и она серьёзным тоном спрашивает:

– Макс, что случилось? Почему не ешь?

– Ем, мамочка. Очень вкусно. Наверное, я уже наелся.

– Зря ты так мало ешь, – вмешался папа, чему я очень обрадовался. – Чтобы вырасти крепким и сильным, надо хорошо кушать. Ты понял меня, Макс?

– Да, папа!

– Как дела в школе? – спросила мама.

– Всё хорошо. Сегодня получил две пятёрки: одну по изо, другую по истории.

– Значит, ты у нас историей увлекаешься, – вмешался папа. – А ну-ка, расскажи, как там молодёжь обманывают.

– Обманывают? Папа, история же не обман. Просто учитель Гао говорит, что раньше были люди полутонаты, которые могли менять цвет глаз на любой, какой захотят.

– Мальчик мой, – обратилась ко мне мама, – это всё просто выдумка. Учитель Гао рассказывает эти истории, чтобы заинтересовать вас на уроке.

– Дорогая ,пусть мальчик помечтает, – сказал папа.

От этих слов мне стало обидно, и я нахмурился, переведя взгляд на папу. Он продолжал:

– Я не против, но главное, чтобы ты, Макс, не слишком в это верил. История есть история, но хотелось бы, чтобы она была правдивой.

После небольшого молчания мама переглянулась с папой и сказала:

– Макс, ещё кое-что… Тебе нужно поступить в музыкальную школу. На днях мы пойдём и запишемся.

– Но я хочу стать художником, – возразил я, даже не подумав, что навлеку на себя непонимание мамы.

– Макс, ну художник – это скучно. И их так мало. А ты знаешь, почему?

– Почему?

– Потому что рисовать особо уже нечего. Вот взять, например, Антоанино Вериккия. Его картины даже у нас в доме висят. Насколько он известен. И знаешь, он уже нарисовал все, что есть и было в нашем мире. Все цветы и пейзажи нарисованы. Мир уже познан до нас. А музыка – это что-то волнующее, захватывающее дух. А главное – это то, что ещё не познало человечество.

– Мама, а у музыки есть цвет?

Мама, кажется, удивилась, подняв брови и покривив губы:

– Понимаешь, сыночек, у музыканта только слух, он не художник.

– А у меня нет слуха, – ответил я капризно, складывая руки на груди.

Папа громко хмыкнул, что означало: «Разговор окончен». Мама вздохнула недовольно и сказала:

– Мы всё равно пойдём и запишемся в музыкальную школу, Макс.

– Но я хочу быть художником, а вы будьте музыкантами. Мне нравится, когда папа играет, а ты, мама, поёшь.

– Да, и поэтому мы хотели бы, чтобы ты пел вместе с нами, – настаивала мама.

– Дорогая, – заговорил наконец папа. – Мы уже говорили с Максом об этом. Он хочет быть художником. Главное – чтобы он нашёл своё место в жизни и определился.

– Его место рядом с родителями!

– Его место там, куда укажет цвет глаз. И на этом всё.

Мои мама и папа никогда не ругались при мне. Даже когда спорили, после слов «на этом всё» мама, недовольно вздыхая и дуя губы, замолкала. Я помню лишь один раз, как они громко разговаривали в своей комнате. И то, тогда, кажется, это была глупая ссора из-за моего пса Шарика. Маме он сначала не нравился, но потом она привыкла и полюбила его.

Я чуть улыбнулся, разглядывая лицо отца. В этот момент я не замечал движения губ, носа или ямочек на щеках – мой взгляд был прикован к его глазам, которые засияли жёлтым, а глубину их озарил белый проблеск. До этого они всегда были оранжевыми!

– Папа, почему у людей меняется цвет глаз, когда они в разных настроениях? – спросил я, не замечая, как вилка выпала из моих рук. Я засмотрелся на папины глаза.

– Макс! – воскликнула мама, когда вилка упала вместе с запеканкой на красный ковёр. Ну, это угощение для Шарика, иначе никак.

Папа нахмурился, вздохнул, словно опечаленный, и перевёл взгляд на маму.

Я не переставал смотреть на папу. Внутри я волновался, что вопрос останется без ответа, а мама волновалась за ковёр. Я хотел уловить тот момент, когда папины глаза вновь станут оранжевыми.

– Теперь придётся всё убирать! Макс, ты меня слышишь? – сказала она, касаясь моей ладони.

– Да, мам, я сейчас всё уберу.

Шарик подошёл вовремя и принялся нюхать небольшой кусочек на вилке. Спустившись со стула, я подобрал вилку и поругал Шарика:

– Чего ты с вилки ешь? Ты же поранишься. Держи, я тебе рыбку снял. Кушай.

Мама продолжала наставлять: «Не корми собаку здесь. Отнеси в миску». Но я не послушал, потому что Шарик уже проглотил кусочек, облизался и сел под стул, виляя хвостом.

Мне было стыдно за происшествие, но вскоре всё успокоилось, и мы продолжили ужин. Папе я больше вопросов не задавал – он разговаривал с мамой о работе. Лишь в конце он поднялся со стула, подошёл ко мне, погладил по волосам и сказал:

– Какой у меня талантливый сын!

Сначала я не понял, о чём речь, потом поднял голову и увидел, как он рассматривает мои рисунки, висящие на холодильнике.

– Папа…

– Иди спать, сынок. Завтра тяжёлый день. Сначала помоги маме убрать посуду, а потом ты свободен.

Я смотрел на него, пока он не ушёл с кухни. На глазах появились слёзы, но я мужественно смахнул их ладонями и выполнил его поручение.

Я почувствовал между нами определённую связь. Не ту, что с мамой или остальными, будто мы могли понимать друг друга без слов. Ночью я думал, глядя на потолок, увешанный вырезанными из цветной бумаги звёздами.

Моя комната – воплощение красочного мира, в котором я хотел бы жить. Стены обклеены синими обоями, которые придают мне спокойствие, словно я нахожусь под безоблачным вечерним небом. На потолке наклеены бумажные звёзды – они блестят и переливаются, словно настоящие. Я даже могу до них дотянуться, если встану на кровать. На стенах прикреплены разные рисунки – мои собственные работы: космические корабли, планеты и герои любимых мультфильмов.

Мебель удобная и продуманная. У меня есть голубой письменный стол, где я делаю уроки и иногда рисую – на нём лежат карандаши и краски. Рядом стоит вместительный шкаф с дверцами, где храню одежду и игрушки, и открытые полки для книг и рамок с фотографиями. Моя кровать очень большая и уютная. Когда ложусь в неё, почти сразу засыпаю. В углу стоит мягкое кресло, куда я часто прячусь с книжкой.

В комнате много света благодаря окну, но вечером включается мягкий свет ночника, похожий на маленькую жёлтую луну. В общем, моя комната – место для игр, отдыха и учёбы, всё как я люблю, в моём любимом «мечтательном» стиле с синими обоями, звёздами на потолке и моими рисунками вокруг.

Я думал о папе и вдруг захотел послушать его песни. Подключил наушники к радиоточке, которая была возле моей кровати и приготовился слушать выступления родителей. Примерно в девять-десять вечера включали их песни. Я слушал в пластиковых наушниках спокойную песню отца под гитару. Он пел о тёмной ночи и о том, как порой людям одиноко. Мне, маленькому мальчику, уже знакомо такое чувство – одиночество, потому что я много времени провожу один. Это и есть одиночество.

Пока я слушал песню и думал, ко мне пришёл Шарик. Он махал хвостом и чуть заскулил, словно чувствуя моё настроение. Я приподнялся на кровати и взял его за передние лапы. Шарик с озорством запрыгнул ко мне на кровать и начал облизывать меня. Высунув язык, он радостно оглядывался, словно ища спрятанные вкусняшки. Он так сильно бил хвостом и ластился ко мне, что сбил мои большие наушники, которые давно уже сдавили мне уши. Я немного отстранил его и с радостью сказал: