История со счастливым концом. Начало пути

Конечно же Санька понимал, что желание юморить это лишь попытка сознания адаптироваться к происходящему и не мешал самому себе осваиваться в новой реальности. Рубашка оказалась чуть велика, камзол и штаны тоже. Но Санька сообразил, что за время долгой болезни он здорово исхудал. Его конечно кормили, но все больше протертым и жидким, которое он чаще всего просто пил. Как например сегодня утром. И вдруг Саньке захотелось есть. До перехватившего дыхание голодного спазма в желудке и урчания в животе. Так что процесс одевания он завершил в ускоренном темпе. Сапоги сели на ногу идеально (чудак, чему ты удивляешься, шили то их для этого тела). Он не мог решить, брать ли с собой шляпу, но подумал, что раз лежит рядом, так надо брать. Хотя бы, для того, чтоб что-то держать в руке. – Ну, вроде все, пора поворачиваться к зеркалу. И не раздумывая дольше, Санька круто развернулся и отчаянно смело глянул в лицо своему отражению. Мама часто говорила, что он очень похож на отца и когда вырастет будет таким же симпатичным и чертовски обаятельным. И маленький Санька веря ей никогда не переспрашивал, почему именно симпатичным, а не прекрасным или просто красивым. Один раз она сама    объяснила, что имела ввиду.

– Видишь ли Санек, говорила мама, обнимая его и целуя в макушку, – симпатичный – это от слова симпатия. То, что невольно располагает к себе. И это много важнее чем красота, тем более, что та вдруг может закончится.

Как может закончится красота Санька понял, когда первый раз после аварии увидел свое отражение в зеркале. Медсестра, давшая ему зеркало явно не ожидала такой реакции от изувеченного ожогами мальчишки. А он лишь на миг глянув на свое новое лицо, вернул ей зеркало, подмигнул и сказал – Зато я чертовски обаятельный. Почему смену та проходила с покрасневшими глазам медсестра не сказала никому. Теперь же на Саньку из зеркала глядел высокий, голубоглазый, худющий парень. Саньке не понравилась торчащая из воротника рубахи его тощая шея и он вполне профессионально замаскировал ее, обмотав прихваченным с полки платком. На его взгляд образ получился очень стильным и гармоничным. Санька никогда не разбирался в моде, но от родителей ему досталось чувство ощущения цельности и гармоничности, не важно, в какой сфере. Например, еще не умея читать и считать он мог почувствовать место, где в тексте или расчетах кроется ошибка. Когда его спрашивали, как он это делает, то он ничего толкового сказать не мог. Ну как объяснить людям, что на гладком листе бумаги, покрытом ровными рядами букв или цифр он вдруг видел искривление, сбой, кучу-малу. Он просто тыкал в это место пальцем и взрослые действительно находили там опечатку или ошибку в расчетах. Оценив этот дар мама иногда просила его просмотреть финансовые документы, когда проверяла их, контролируя бухгалтера отцовской фирмы, и неполадки находились всегда очень быстро. Отец тоже иногда просил парнишку помочь ему и «одним глазком» глянуть на эскиз. Фирма отца была совсем маленькой и занималась «привязкой к месту» различных небольших, чаще всего частных. проектов. Такие услуги обычно оказывают специалисты по ландшафтному дизайну, но те, кто видел работу Ястребова-старшего всегда отмечали, что после его вмешательства место приобретало уют и «изюминку», притягивая к себе взгляд и радуя душу. Разглядывая себя в зеркало Санька подумал вдруг, что родители были бы довольны, увидь они его в теперешнем виде. А раз так, – «будем веселиться, пока мы молоды…», – пропел Санька строчки из любимого мамой "Гаудеамуса" и, нахлобучив шляпу почти на глаза, подмигнул своему отражению. А потом подумал, что для завершения образа ему пожалуй не хватает трости или шпаги. Шпага на глаза ему не попалась, а вот трость обнаружилась прислоненной к столику. Она была просто замечательная. Из полированного дерева с прихотливо изогнутой серебристой рукоятью в форме головы хищной птицы. Санька влюбился в нее, как только взял. Ему даже показалось, что голова птицы сама ластится к руке. Еще раз осмотрев себя в зеркало Санька решил продолжить свое путешествие по новому миру, тем более, что чувствовал он себя сносно и поход за пределы комнаты мог осилить. Да и цель у него была вполне прозаична – надо было найти кухню и, наконец нормально поесть. Допив из кубка остатки местного аналога киселя (хоть что-то упало в желудок) он распахнул дверь и отправился знакомится со своими владениями. В длинном и полутемном коридоре было пусто и тихо. Пройдя половину от его длинны Санька так никого и не встретил, зато сквознячок донес аромат чего-то съедобного. Тогда Санька, как тот охотничий пес повел носом беря след и – ура! через несколько шагов, открыв неприметную дверь уже стоял на площадке лестницы. Она была явно «для служебного пользования» и круто спускалась на несколько пролетов вниз. Туда-то Санька и отправился.

Глава 3. Их светлость граф Ивлис.

Кухня была огромной. Многокастрюльной, многопродуктной, многолюдной и, в то же время очень уютной, по крайней мере на Санькин взгляд.

Диссонировала с кухонным уютом лишь компания, разместившаяся за огромным столом, заставленным блюдами, тарелками и плошками, заполненными снедью.

Среди выставленных на столе блюд Санька опознал колбаски, кашу, заливное мясо и что-то вроде запеченных овощей. Натюрморт дополняли кувшины и были они явно не с водой.

И все это богатство поглощала разношерстная компания, восседающая вокруг стола на лавках и табуретах. Сидели здесь, судя по градусу веселья довольно давно.

Стоя в дверях и пару минут понаблюдав за чужим банкетом , Санька легонько стукнул тростью по полу. Звук от удара получился тихим и на него отреагировала поворотом головы только толстая тетка, сидевшая ближе всех к двери.

Когда-то в школе Санькин учитель, объясняя что такое черная дыра сказал, что это можно представить как абсолютный вакуум, в котором замерла вся жизнь.

Как это выглядит в реальности Санька смог увидеть только сейчас. Вакуум был полный. Он сменил истошный визг увидевшей его тетки, которая тут же сползла под стол, уйдя в глубокий обморок. Но расслышать в ее вопле слова:

– Старый граф восстал – смогли наверное все.

Через миг в его сторону глядела уже вся компания. Вот тогда-то вакуум и возник. С недонесенной до рта ложкой, с не дожёванным куском, с застрявшем в горле смешком.

Не давая народу опомниться Санька шагнул к столу, ударил по его краю кованным наконечником трости и очень спокойно и тихо приказал :

– Встать.

Компания со скоростью улиток пенсионного возраста поднялась из-за стола и замерла.

– Кто повар?

– Я, ваша светлость, – отозвался с дальнего края стола фактурный мужик в красном колпаке и такого же цвета фартуке, пытаясь при этом изобразить поклон. Попытка удалась плохо – мешал объемный живот.

Санька зацепил взглядом управляющего.

–Ты – и трость ткнула в его сторону – всех вон, разогнать по службам. Завтра с утра буду проверять, как кто работает. Будешь ждать меня (черт, как у них тут время-то считается), – на рассвете у дверей моей комнаты.

По суетливым поклонам управляющего Санька понял, что пока все идет как надо. Народ тихонько протекал мимо, утаскивая под руки отключившуюся толстуху, а он взмахом руки остановил управляющего

– Завтра к обеду здесь должна быть моя нянька. Если Серры к назначенному временив доме не окажется, то разговаривать с тобой я буду в темнице. Побледневший управляющий подобострастно закивал.

Повар был хоть и бледноват, но вполне вменяем и пригоден к беседе.

– Ты главный на кухне?

– Да, ваша светлость.

– Мне нужна жаренная курица, тушеные овощи и вот эта каша – Санька называл все, что шипело и шкворчало на плите в поле его зрения.

– Подашь все это (куда бы это подать?)….    Подашь все это в кабинет.

– Слушаюсь, ваша милость, а в какой кабинет подать прикажите – в старый или новый?

Санька глянул грозно и непререкаемо изрек – в старый. По тому, как вздрогнул маячивший в дверях управляющий, понял, что от него ожидали все же другого ответа. (Еще бы знать, где этот кабинет)

– Ваша милость…

Силы небесные, опять этот управляющий, – Что надо?

– Ваша милость, там бы бумаги важные подписать…

– Вот что, любезный, – Санька мигом просчитал ситуацию….За бумагами в спальную пошли моего лакея, а мы пройдем сразу в кабинет.

– Катрай, живо беги к их светлости в покои, забери со стола бювар с бумагами и неси в кабинет старого графа.

Ага, Прилизанного зовут Катрай, запоминаем. Санька был доволен результатами своей вылазки – еды добыл, всех построил, как зовут личного лакея выяснил. Узнать бы еще отчего они все так на него уставились, когда он вошел на кухню. Кстати! Санька обернувшись к повару приказал, краем сознания удивившись, что с каждым разом выходит у него это все лучше и лучше:

– Вот что любезный, всю еду со стола убрать на ледник, кухню отмыть, закрыть и без моего позволения никого туда не пускать.

– Так ваша светлость, а как же народ покормить, ночь ведь скоро.

– Ответь- ка мне, любезный, за столом, когда я пришел были все, кто обитает в доме?

– Как есть все до единого, ваша милость.

– Ну так вот, сам запомни и всем передай. Есть сегодня никто больше не будет, хватит, наелись. А завтра ты их накормишь только после того, как я обойду все службы и увижу, кто как исполняет свою работу.

– А если кто-то…– испуганно мяукнул повар.

– А если кто-то, например ты, или кто другой нарушит мои указания, то разговаривать я с ним буду в подвале этого дома.

Интересно, размышлял Санька, идя рядом с управляющим к кабинету, отчего они так пугаются, когда я упоминаю подвал и почему так переполошились, увидев меня на кухне?

Почему переполошились стало понятно, лишь только Санька переступил порог кабинета, первым войдя в услужливо распахнутую перед ним дверь. Прямо напротив двери на стене висел портрет. На нем в полный рост на фоне лесной зелени был изображен Санька.

По крайней мере так показалось ему в первую минуту. Потом, приглядевшись он понял, что человек на портрете лет на восемь – десять его старше. Хотя, без сомнения они с Санькой очень похожи как лицом, так и костюм. Санька пригляделся, отыскивая схожие черты. Ну точно, даже трость у портрета таже, что сейчас он держит в руках.

Обернувшись, Санька увидел, что управляющий мнется на пороге и входить не спешит.

На Санькин молчаливый вопрос он очередной раз поклонился, пробормотал, что сейчас проследит, чтобы их светлости кушать подали и незамедлительно умчался.

– А кабинетик-то этот народ ох как не любит, – размышлял Санька, осматривая свои новые владения. Вроде ничего пугающего он не почувствовал. И само помещение и вся его обстановка и даже портрет воспринимались Санькой как очень гармоничное целое, без каких либо тревожных всплесков.

Подойдя к портрету Санька еще раз внимательно посмотрел на своего (да уж куда теперь деваться) предка и вдруг склонил перед портретом голову в легком поклоне и поздоровался. Говорить с картинами конечно никому не возбраняется, но Саньке показалось, что мужчина на портрете ему едва заметно подмигнул.

И на душе у парня вдруг стало очень спокойно. Он со всем справится, он сможет. И снова посмотрев на портрет Санька шепнул ему – Спасибо и еще раз склонил голову в легком поклоне.

А потом совершенно по-хозяйски уселся в глубокое кресло за большим рабочим столом.

– Ваша милость, ваша милость – Катрай маячил перед входом в кабинет.

– Чего тебе?

– Ваша милость, я бумаги принес.

– Так давай их сюда.

– Боюсь я, ваша милость, аж дрожь по ногам, как боюсь.

Санька не стал вдаваться в подробности природы страхов прилизанного пройдохи, а поступил уже проверенным образом.

– Бумаги. Мне. Живо.

Через миг бювар оказался у него на столе, а Катрай снова маячил в дверях, кланяясь и спрашивая, не будет ли еще каких приказов.

– Понадобишься, позову, – сказала Санькина милость, которой не терпелось заглянуть в принесенные пареньком бумаги.

Не дали. Сначала взвыл голодный желудок, потом в кабинет ежесекундно озираясь вошел толстяк-повар и стал выгружать на маленький столик у камина ( – О! его то я и не приметил, – хмыкнул новый хозяин кабинета) содержимое большой корзины..

Расставив на столе блюда повар поклонился и исчез за дверью. А Санька переместившись поближе к столу, первым делом наполнил небольшой кубок ароматным темным вином из пыльной бутылки, доставленной среди прочего с кухни, и отсалютовав им портрету пригубил, шепнув – За нас.

Напиваться он не собирался, не имея к алкоголю ни малейшего пристрастия, но как-то так вышло, что к концу его первого полноценного обеда в этом мире кубок оказывался наполненным не один раз.

А потом Саньку сморил сон. Необычно яркий и реалистичный. Он видел себя повзрослевшего в этом самом кабинете, сидящим за столом и увлеченно пишущем в большой тетради. Еще несколько таких же тетрадей лежало рядом на столе. В камине светились красным угли, на столе догорала свеча.

Человек из Санькиного сна наконец закончил писать, потянулся, распрямляя затекшую спину и встав, собрал все исписанные тетради в довольно объемную стопку, потом подошел к стене за столом и сложил свою ношу в замурованный в нее ящик.

Закрыв дверцу на ключ он положил тот в выемку на боковой поверхности стола, задвинул на место вынутую дощечку и вот уже на столе ничто не говорило о тайнике. Впрочем тайника на стене видно тоже не было – все скрыл ребристый рельеф стены. А на него опустился приподнятый край ковра.

Санька из видения улыбнулся Саньке – зрителю, шепнул – Владей, – подмигнул и пропал. А Саньку как пробку из воды выкинуло из сна.

А потом он сидел и соображал, пытаясь понять, с какого бока ему этот сон и что теперь делать. Затем встал, осмотрел кабинет и стал прикидывать где может находиться тот самый тайник и где мог быть раньше ковер. Раньше, потому что сейчас никаких ковров на стенах не наблюдалось.

Он даже попытался использовать свои способности и почувствовать пустоту в стене, но из этого, кажется первый раз в его жизни ничего не вышло. Тогда он решил пойти другим путем и найти подтверждение своим мыслям о реальности сна поиском тайника с ключом. И ему это удалось практически сразу.

Прикинув, как по отношению к столу стоял человек в его сне Санька встал так же, опустил правую руку на край стола и тут же почувствовал пробежавшую по пальцам волну тепла.

Его душа с восторгом завопила – Есть!! – а пальцу уже прощупывали и надавливали на край стола. Дощечка сдвинулась почти сейчас же и Санькины пальцы сжали вполне реальный ключ. Осталось найти для него дверку .

Ощущая себя новоявленным Буратино Санька вдруг сообразил, что хозяин тетрадей, закрыв их в тайнике никуда с этого места не уходил. Он просто развернулся и спрятал ключ в столешнице. А значит

– Эврика! Если, стоя лицом к столу повернуться на сто восемьдесят градусов, то тайник будет перед тобой.

Санька повернулся и ожидаемо уткнулся в портрет.

– Ох-ты ж, – подумало сознание, а руки уже пытались подвинуть с места картину так, чтобы не сорвать ее со стены. Сделать это оказалось неожиданно легко, а сдвинутая картина так и замерла под неимоверным углом.

Проведя рукой по стене Санька уловил уже знакомую теплую волну, а глаза разглядели небольшую щель, куда без проблем вошел ключ.

Щелкнул замок и перед Санькой открылся тайник, большую часть которого занимали те самые тетради из сна.

Перенеся стопку на стол и вернув все на стене в исходное состояние, Санька с чувством благодарности провел рукой по полотну портрета и уселся за стол, собираясь прочитать все тетради от корки до корки. Но тут же замер, пораженный весьма дельной мыслью – а сможет ли он здесь читать и писать.

Кажется, в историях про аватаров это называлось памятью тела, ибо прочитать что написано в первой же наугад открытой тетради у него получилось совершенно свободно.

Ровные строки покрывали лист плотной сероватой бумаги и вызывали чувство покоя и уверенности. С этими чувствами Санька и приступил к чтению.

– Дорогой мой потомок. Я, Алисандр Родер, третий граф Ивлис начинаю вести свои записи спустя четыре пятерика после погребения моего единственного сына и наследника Дака Уриуса Родер, погибшего по официально признанной версии на охоте, будучи растерзанным раненным им вепрем. Иные версии королевскими расследователями не рассматривались.

Теперь из потомков у меня осталась пятнадцатилетняя дочь Вестия, которая по высочайшему королевскому слову через шесть месяцев станет женой барона Фредерха Молиде – одного из ближайших друзей его высочества, наследного принца.

По существующим в нашем государстве многовековым устоям женщина, даже являясь единственным ребенком в семье не может наследовать титул и земли своего рода. Но, как велят законы, она становится местоблюстителем и сохраняет права наследования родового имени и земель для своего старшего сына, если ее супруг ниже ее по родовому статусу или своего второго сына, если старший сын наследует титул отца.

Кроме того, тебе, мой потомок, надлежит знать, что по особо утвержденному королевской волей статуту, полученному основателем нашего рода Форвоком Стремительным более трехсот лет назад, наследовать наши земли и титул может только потомок, рожденный в законном браке.

Дети, рожденные вне брака или вошедшие в семью как пасынки не могут претендовать на право наследования. В случае прерывания рода все его богатства становятся собственностью гильдии мастеров клинка, а земли отходят короне.

Документ, подтверждающий все это хранится в канцелярии королевского двора. Но! Помни это – опасаясь утери документов наш предок передал в королевскую канцелярию копии. Оригиналы хранятся все эти годы у старейшин гильдии мастеров клинка.

Для получения их и иного, переданного нашими предками и мною на хранения в эту гильдию в память о том, что первый граф Родер вышел из ее мастеров и получил почетное имя Стремительный за непревзойденные скорость и мастерство владения клинком, спасая не раз жизнь своего короля, тебе, мой потомок, будет достаточно показать ее главе ту трость, что ты найдешь рядом с костюмом. Не удивляйся моей прозорливости. Примерно так одеваются уже пять поколений все графы Родер. Надеюсь эта традиция будет продолжена и тобой.

Следующая запись шла после небольшого пробела.

– Две недели назад моя дочь стала женой барона Фредерха Молиде. Свадьба, как знак особой милости прошла в королевском дворце. Праздник растянулся на неделю, что очень понравилось моей малышке. Я не стал огорчать влюбленную девочку тем, что ее свадьба просто была одной из многих забав большого королевского праздника в честь свадьбы наследного принца. Сегодня молодая баронесса отправляется в поместье своего супруга. Я буду о ней очень скучать.

Опять пробел и новая запись. Саньке показалось, что от ровных рядов слов повеяло тоской и беспокойством.

– Вчера вечером в    наш замок пришел человек. Это был один из тех доверенных слуг, которые, выполняя мою волю перешли в служение нашей дочери и уехали с ней в замок Эркрос Молиде, которым издавна владела семья ее мужа.

То, что этот надежный человек рассказал о жизни моей дочери привело меня в стояние такого гнева, что успокоится я смог лишь далеко заполночь, переколов на дрова для успокоения рвущейся мстить души весь запас чурбаков за кухней. Такое дело не роняет моей чести и позволяет пережить самый острый момент всплеска ярости, не искалечив никого из окружающих.

Во первых, мне передали письмо, несомненно написанное собственноручно моей дочерью. Там она прежде всего сообщает, что беременна. Рождения ребенка она ожидает примерно через полгода. Во вторых она сообщает что живется ей замечательно и она счастлива в замужестве так же, как ее самая любимая бабушка Элиада.

После чего шли заверения в искренней любви ко мне и пожелания долгих лет жизни. Слова про счастливую жизнь Элиады заставили меня схватиться за голову. Бедная моя девочка, что же там с ней происходит?

Дело в том, дорогой потомок, что моя троюродная тетка Элиада вышла замуж, как оказалось за человека, наибольшим удовольствием для которого было стремление весьма своеобразно развлекаться с молоденькими крестьянками. Свои привычки он довольно скоро перенес на молодую жену, которая к тому же почти сразу после свадьбы забеременела.

Наша семья узнала о творимых с ней зверствах от одной из сбежавших из поместья служанок. К сожалению приехавшие в замок отец и братья Элиады живой ее уже не застали. Окончательно потерявший над собой контроль муж насмерть забил ее плетью.

По настоянию нашей семьи и результатам проведенного королевскими узнавателями расследования, муж Элиады был казнен, а ее имя стало в нашей семье символом большой женской беды. Я вызвал принесшего письмо человека и от него узнал подробности жизни моей дочери, ужаснувшие меня еще более.

Ее муж оказался весьма азартным, но не удачливым игроком. Женитьба на моей дочери, вернее на ее весьма неплохом приданом помогло ему оплатить часть его многочисленных долгов, но за неполный год не помешала наделать новых.

Заложив все, что возможно и невозможно из имущества семьи он отправил для расчета с кредиторами своего управляющего, который благополучно скрылся с доверенной ему суммой. И теперь моя дочь живет в разоренном поместье из которого ушли почти все слуги и почти ежедневно должна выслушивать угрозы кредиторов. Сам же барон, под предлогом поиска денег для погашения долгов где-то скрывается.

Выслушав это я написал и отправил письма с просьбой прибыть для встречи со мной в замок Эркрос Молиде королевскому стряпчему митерру Ленгли и казначею гильдии мастеров клинка митерру Корбель. А сам, понимая, что унять, клокочущую во мне ярость не удается, отправился колоть чурбаки.

Их как раз хватило, для того, чтобы туман в голове рассеялся и я смог ясно представить план своих действий. А на рассвете, сменив одежду и немного подкрепившись, я был готов отправиться в путь. Через сутки почти безостановочной скачки, дважды сменив на подставах лошадей наш отряд добрался до замка баронов Молиде.

Приказав замковой страже доложить госпоже что прибыл ее отец, я стал наблюдать, как к воротам приближаются еще две группы всадников. Отряд казначея гильдии мастеров клинка я узнал сразу, а вот другая группа, с шумом приблизившаяся к нам со стороны раскинувшегося в стороне поселения была мне незнакома.

Между тем и этот отряд подъехал к воротам. Один из всадников, одетый явно богаче других, остался в стороне, а пять или шесть его спутников, не обращая на нас никакого внимания стали чем попало долбить в замковые ворота и вопить, что сегодня наконец их господин получат свои деньги или войдет в замок, как новый хозяин всего, что там имеется. При этом они спорили, является ли госпожа баронесса замковым имуществом.

До сих пор в своих молитвах я с благодарностью вспоминаю господина казначея, который не дал мне возможности вступить в схватку с этими скотами, ценой которой стали бы, возможно моя свобода и благополучие моей дочери.

Быстро определив, кто в этой группе главный, миттер казначей подъехал к хозяину этих горлопанов и, назвав себя, сообщил, что именно для решения всех долговых вопросов мы сюда и прибыли.

Тот, оценив мою решимость и вооружение нашего отряда приказал своим людям отойти от ворот и сообщил, что готов к переговорам.

Но к ним оказался не готов я, потому что в этот момент из бойницы надвратной башни крикнули, что госпожа просит пройти в замок своего отца. Одного.

Я подошел к небольшой калитке, прорезанной рядом с воротами и она тут же приоткрылась ровно на столько, чтобы один человек смог в нее протиснуться.

Открывшаяся картина меня совершенно не порадовала своей унылой запущенностью. Замка, как такового не было. Была скорее простая сельская усадьба не очень расторопного, но очень стеснённого в средствах землевладельца. Двор перед воротами зарос травой, ловко пробившейся между плитами, которыми его давным-давно вымостили.

Дом когда-то имел весьма привлекательный вид. Выстроенный из белого камня, он тонул в зелени сада, а массивные колонны, поддерживающие широкий балкон придавали ему вид солидный и надежный.

Но все это было давно. Сад одичал и разросся, дом смотрел на меня темными провалами окон, облезшей краской рам и покосившимися перилами балкона, а светлая когда-то лепнина, украшавшая фасад здания, посерела от дождей. И только старая башня несокрушимо темнела у ворот.

Мне тогда подумалось, что скорее всего это дом пристроили к старой башне. И еще меня удивила тишина. Не шумели животные, не слышно было людских голосов. Мне даже на миг показалось, что я вошел в замок, который его обитатели бросили, сбегая в спешке.

В этот момент ко мне из той самой башни вышла женщина лет тридцати пяти – сорока, судя по весьма скромной одежде – прачка или кухарка.

– Ваша светлость – прошелестела она, молодая хозяйка ждет вас. И развернувшись направилась к башне. Я вошел с ней в помещение первого этажа, которое скорее всего раньше было оружейной замковой стражи и по лестнице поднялся выше. Моя провожатая остановилась перед единственной здесь дверью и толкнув ее вошла внутрь, кивком головы приглашая меня следовать за ней.