По особо важным делам

В Баку Магомед Гусейнов уселся в поезд в расстроенных чувствах, ещё бы! Единственная сестра выходит замуж, всего и отпроситься-то хотел у начальства на каких-то несчастных три-четыре дня, но не разрешили. Чёрствые люди работают в техникуме, исключительно чёрствые!

После отказа директора Магомед пришёл в общежитие, но оттуда неожиданно вызвали к преподавателю – руководителю его группы. И тот, как говорится, переполнил чашу студенческого терпения. Четверых парней он усадил без лишних разговоров в машину и отвёз на свою загородную дачу. Сказал: "Перекопаете оперативно участок – получите по трёшнице". Трое молчаливо согласились, а Магомед обозлился пуще прежнего. Руководитель группы был всего лет на семь-восемь старше самого Гусейнова, и, отбросив в сторону протянутую ему лопату, Магомед процедил сквозь зубы:

– Лакеев, между прочим, ещё в семнадцатом году отменили. Может, случайно об этом слышали?

Хозяин дачи усмехнулся:

– Отменили, говоришь? Это уж, дорогой мой, как для кого. Для того, кто хочет учиться в техникуме и дальше, получая при этом хорошие отметки по моим дисциплинам, может быть, и не отменили, а?

К горлу Гусейнова подкатила вдруг вспыхнувшая негасимым костром злоба. Он подошёл к дачевладельцу, посмотрел ему прямо в переставшие смеяться глаза:

– Слушай, ты! Много берёшь на себя, не по должности. А техникум твой заштопанный мне и даром не нужен – можешь не пугать. Тоже мне, благодетель нашёлся! Не хочется вот только руки марать об твою поганую морду…

Вернувшись в общежитие, он побросал свои пожитки в жёлтую спортивную сумку и пошёл на вокзал. А по пути забежал в сберкассу, снял с книжки сто шестьдесят пять рублей, заработанных за лето в стройотряде. Купил в кассе билет и, по-прежнему пребывая в отвратительнейшем расположении духа, вошёл в купе спального вагона. Молча зашвырнул сумку наверх, уселся на диван и только тогда посмотрел на попутчиков. Их было двое – пожилой крепкий мужчина в тёмном костюме, с сединой в чёрных блестящих волосах, и женщина лет тридцати, уже успевшая переодеться по-домашнему – просто в халат. Слегка полнеющая, но ещё весьма и весьма соблазнительная, она поправила халат на высокой, чуть заметно обвисающей от собственной тяжести, груди, пытаясь несколько сократить площадь огромного выреза, открывающего значительный участок белоснежной ухоженной кожи, и улыбнулась:

– У нас, кажется, сосед появился…

– Ну-с, молодой человек, – мужчина улыбнулся тоже, – насколько я понимаю, вы, действительно, наш сосед по купе? Может быть, для начала поздороваемся?

– Здравствуйте, – не слишком приветливо буркнул Магомед.

– Вот и хорошо, – ещё шире улыбнулся мужчина. – Здравствуйте, и давайте знакомиться. Меня зовут Арташес Сергеевич. Вот вам моя рука.

– Магомед, – ответил Магомед без всякого желания.

Женщина тоже протянула ему узкую ладонь с ярким маникюром в золотых мелких брызгах на ногтях. Представилась просто:

– Вообще-то я – Зинаида Ивановна. Но вы можете называть меня просто Зиной. Мне лично так нравится больше. Чувствуешь себя, знаете ли, намного моложе.

Гусейнов не ответил, и наступило несколько минут неловкого молчания. Поезд, тяжело лязгнув буферами вагонов, двинулся с места.

Мужчина встал, открыл объёмистый коричневый портфель, выложил на стол несколько целлофановых свёртков со снедью, поставил бутылку трёхзвездочного коньяка.

– Присаживайтесь, сосед, перекусим, чем бог послал.

– Я уже ел, – ответил Магомед.

– Ну и что же? – искренне удивился Арташес Сергеевич. – Я т оже ел.Но для знакомства пропустим всё-таки по махонькой, а?

Зинаида Ивановна тоже посмотрела на него обволакивающим взглядом огромных сиреневых глаз:

– Садитесь, Магомед. Вы, право же, доставите нам большое удовольствие.

И, посмотрев внимательно, вдруг спросила:

– У вас что, какое-то горе? Неприятности?

И Магомед, неожиданно для себя самого, подсел к столику, не устояв перед этим взглядом и этим вопросом. Арташес Сергеевич разлил коньяк в пластмассовые стаканчики:

– Ну, давайте вздрогнем за знакомство!

– Вздрогнем, – согласился Магомед.

Выпили, закусили аккуратно нарезанными тонкими кусочками отварной говядины и конфетами. По телу разлилось благодатное тепло. Магомед улыбнулся. И, заметив это, Арташес Сергеевич вяло произнёс:

– Поверьте моему житейскому опыту, молодой человек. Все на свете неприятности хороши единственно тем, что они обязательно проходят. И ваши, если они, конечно, были, поверьте, и они обязательно пройдут. Повторим, однако?

Повторили. В голове появился лёгкий приятный шум – тот самый, который, как говорится, снимает "нагрузку". Зинаида Ивановна порозовела, откинулась на подушку.

– Боже мой, – сказал она, поправляя чисто профессиональным жестом роскошные волосы великолепного коричнево-золотого оттенка. – Как я устала!

Рукава халата при этом упали вниз, к плечам, обнажив точёные, будто из белого мрамора, руки. Только – и Магомед это почти реально ощутил – они были не холодные, как безмолвный камень, а ласковые и тёплые. Он отвёл взгляд в сторону, а Зинаида Ивановна, заметив это, ободряюще улыбнулась молодому человеку.

– Ах, милые мои мужчины, – кокетливо сказал она, – если бы вы только знали, как не хочется стареть, как не хочется забывать о мужском внимании! И я так рада, что нахожусь вот в этом купе, с вами… Прошу простить меня, если я сейчас заберусь, позабыв всякий стыд, на диван с ногами. Прощаете?

И, не дожидаясь ответа, она сбросила туфли и подняла ноги. При этом полы халата совершенно непроизвольно разошлись, и Магомед принуждён был снова отвести взгляд в сторону. Но только без толку: его словно магнитом притягивала к себе белизна случайно оголившихся намного выше колен стройных женских ног, затянутых в светлый, дразнящий воображение капрон чулок.

– И ещё… – Зинаида Ивановна снова выразительно посмотрела на Магомеда, – ещё я хочу сделать вам чисто секретное признание… Я хочу выпить ещё немножко. Наливайте, а?

Арташес Сергеевич понимающе кивнул головой, и остатки коньяка незамедлительно перекочевали из бутылки в пластмассовые стаканчики.

– За твоё здоровье, Зиночка! – восхищённо произнёс он. – За твою красоту!

– Ну, – притворно смутилась Зинаида Ивановна, хотя было видно, что комплимент ей приятен, – уж и красоту, тоже мне, нашли. Не видели вы, наверное, красивых женщин. Вот мама у меня была красавица… А я – что? Баба как баба, ничем особенным не выдающаяся. Даже замуж никто до сих пор не взял. Вот ты, Арташес, почему меня замуж не зовёшь?

Она звонко расхохоталась, давая понять, что всё сказанное не следует воспринимать всерьёз, что сказано оно исключительно ради шутки, и тотчас подняла стаканчик:

– Стаканы терпкого вина пейте, кавалеры! Только помните: за здоровье дам настоящие кавалеры пьют лишь до дна!

Они выпили, и Зинаида Ивановна лукаво блеснула глазами:

– Мне кажется, что кавалеры не прочь выпить и ещё, а? Ведь сто пятьдесят граммов коньяка для рыцаря – это всего лишь комариный укус. Не правда ли?

Арташес Сергеевич развёл руками:

– К сожалению, Зиночка, наши желания нередко расходятся с нашими возможностями. Признаюсь, я даже не знал, что ты – такая алкоголичка.

– Да, – довольно засмеялась Зиночка. – Это вы верно подметили, дорогие рыцари: я – алкоголичка. И вы, кавалеры, должны удовлетворить мои наискромнейшие алкогольные запросы.

– Но как, Зиночка? – почти взмолился Арташес Сергеевич. – Ведь мы так спешили, что не успели забежать в магазин…

– А зачем в поезде вагон-ресторан? – хитро прищурилась Зиночка. – Ведь он-то тут наверняка есть, а?

– Ну, знаешь! – сдержанно возмутился Арташес Сергеевич. – Я лично терпеть не могу шнырять по тамбурным площадкам!

– Знаю, разумеется, – Зинаида Ивановна надула и без того пухлые губки, даже задрожавшие от такой обиды. – Отлично знаю! Прости, я не подумала, что шнырять по тамбурным площадкам и в самом деле не совсем удобно… в твоём возрасте. Не правда ли?

И она, не обращая больше ровно никакого внимания на обиженного попутчика, повернулась к Гусейнову:

– Милый Магомед, может быть, вы сможете удовлетворить каприз вашей единственной дамы? – она раскрыла сумочку и протянула ему десятирублевую купюру. – Сходите, пожалуйста, ну… ради нашего с вами знакомства, ради меня… – и она положила лёгкую руку с полированными золотыми ногтями на его плечо. – Пожалуйста, а?

Магомед встал и хриплым, неприятно изменившимся голосом ответил:

– Не надо денег. Я и так схожу… если вы просите…

Когда он вернулся из ресторана с двумя бутылками водки в руках, в купе вновь царили мир и согласие.

– Ну вот! – засмеялась Зиночка. – Учись, Арташес, быть настоящим мужчиной! Где наши стаканы?

Они снова наполнили пластмассовые стаканчики, и Арташес с Зиночкой отхлебнули по глотку. А Магомед, поднявшись, произнес тост:

– За самых красивых женщин в мире, одна из которых сидит сегодня рядом с нами! – и хлопнул водку до дна, даже перевернув потом стаканчик. Зинаида Ивановна в восторге захлопала в ладоши:

– Ах, как здорово! Хотите, я открою сейчас вам одну большую профессиональную тайну? Мы, бабы, благоговеем и таем перед мужиками, которые умеют пить, не морщась, вот так – по-кавказски. Это – сильные мужчины, достойные любви и уважения!

Арташес Сергеевич встал:

– Я пойду покурю.

Он вышел, а Зиночка, снова закинув руки за голову, жадным взглядом впилась в Магомеда.

– Знаете что? – перешла она на заговорщицкий шёпот. – А давайте мы выпьем с вами одни, без него… Хотите на брудершафт?

Честно говоря, Магомед ещё никогда в жизни не пил на брудершафт, хотя как-то видел, как это делали в одном ресторане двое незнакомых ему мужчин. ещё удивился: мужчины, а так целуются! А тут перед ним – женщина, да ещё такая красивая, да ещё сама предлагает… Заметив его неподдельное смущение, Зинаида Ивановна вскочила с дивана, взяла его за руку:

– Вот так, пожалуйста, – негромко сказала она, обдавая его волнами каких-то неслыханно дорогих духов. – Смелее, рыцарь, вот так…

Они выпили, и она, крепко обняв его, трижды поцеловала прямо в губы. Магомед почувствовал, как что-то в этот самый момент оборвалось в душе и стремительно полетело вниз, вниз…

Они едва успели сесть на свои места, как вошёл Арташес Сергеевич. Он подозрительно посмотрел на них, снова порылся в портфеле и достал ещё пару пакетиков с закуской. А Магомед, почувствовав к этим людям удивительное расположение, вдруг рассказал им о неприятностях в техникуме, о преподавателе, который хотел его заставить копать собственный огород.

– И вы отказались? – с восхищением спросила Зинаида Ивановна.

– Отказался.

– Вот! – с торжествующими нотками в голосе обернулась она к Арташесу Сергеевичу. – Только так поступают настоящие мужчины! А такие, как ты, Арташес, рыли бы себе этот проклятый огород, лишь бы не испортить отношений с начальством. Ведь ты блюдёшь начальство, Арташес?

– Блюду, – усмехнулся тот, – но в данном случае все мои симпатии, тем не менее, на стороне нашего молодого друга. Целиком и полностью! И в знак солидарности с ним позвольте мне вновь наполнить эти походные бокалы.

Они пили снова и снова, играли в карты, снова наливали… Около трёх часов ночи поезд остановился на какой-то станции. Зиночка, – а называл её Магомед уже именно так, – выглянула в окно.