Шелковые дети

Марго позвонила в дверь – Франческо уже ждал ее. Квартира была небольшая, обжитая, но Марго сразу поняла: это жилье для посуточной аренды, которое он снимает по случаю. Никаких личных, небрежно брошенных предметов – лаконичный дизайн, ничего лишнего. Кожаный практичный диван, бежевые стены, идеально убранная кухня, где, очевидно, никто не готовил. Репродукции известных фотографий на стенах – Марго узнала работы Хельмута Ньютона. «А возможно даже, это его квартира, которую он сдает, но точно не живет в ней постоянно. Что ж, удобно, – хмыкнула про себя Марго. – Можно пользоваться, когда нет брони от туристов – и денег не теряешь, и время с пользой проводишь».

Тем не менее Франческо ей нравился – он не стал сочинять небылицы. Они оба прекрасно понимали, зачем встретились, и не пытались изображать что-то еще. Sex only[15] – такая концепция более чем устраивала Марго. И наконец-то этому появилось четкое определение!

Франческо стал раздеваться и раздевать Марго сразу, как только она вошла в спальню – разговоры были лишними. Его не интересовало ее нижнее белье, все эти промежуточные этапы, которым женщины уделяют так много внимания. Он одним махом стащил с Марго и платье, и лифчик, и трусики, не задержавшись даже на чулках. У Франческо было красивое спортивное тело, крупные сильные руки. Марго не интересовало, ни кем он работает, ни есть ли у него на самом деле жена. Только секс. Как долго он сможет? Делает ли он куни? Любит ли он минет? Сверху или снизу? Сзади? Сколько раз?

Франческо был раскованным, уверенным в себе и явно не беспокоился, получится ли у него оказаться на высоте.

Вскоре Марго получила ответы на все свои вопросы и осталась удовлетворена. Дважды. Она лежала и думала, что было бы здорово повторить. Жаль будет, если это на один раз. Встречи на один раз случались с ней редко. Если только попадался неуверенный в себе партнер, который боялся продолжения.

Франческо мягко поцеловал ее волосы:

– Хочешь, примем ванну вместе?

Марго вздрогнула:

– Нет, я ненавижу ванну. И воду вообще.

– Хм, – засмеялся Франческо, – что-то я не заметил, что ты не моешься. – Он провел рукой по ее груди, задержавшись на соске.

– Только не в ванне.

– Нет, ты серьезно? – Франческо, по-видимому, решил вплотную заняться ее соском.

– Серьезней некуда. Мне пора. – Марго собралась уходить.

– Погоди, – растерялся Франческо, – у меня венецианская лодка – хотел покатать тебя на выходных – зимой самое то, в ней не холодно. Кстати, там небольшая каюта, и мы могли бы…

– Извини, Франческо, не могу.

– Называй меня Франчи. – Он притянул ее к себе.

– Все равно не могу.

Марго выбралась из постели и стала натягивать на себя одежду. У нее вконец испортилось настроение: как можно быть таким хорошим любовником и одновременно настолько эмоционально тупым? Впрочем, они, мягко говоря, не знали друг друга – и Марго понимала: винить Франческо, что он оказался нечутким, не считывал ее чувств, глупо и бессмысленно. Как раз такие мужчины были стабильными, деятельными и редко попадали в кабинет психолога. Но Марго нравился этот типаж. Они редко привязывались и не забивали себе голову сентиментальной чепухой. А еще не особо интересовались, кем она работает.

Домой Марго возвращалась одна. Франческо не пришло в голову ее провожать, да она бы и отказалась. До виа Вольта было пять минут пешком. И без того малочисленные январские прохожие исчезли – после десяти вечера людей сдувало словно пылесосом, даже запоздавших собачников. Марго слышала лишь звук своих шагов по мокрой брусчатке. Вдали, на закрытой туманом горе Санта Кроче, выделялся подсвеченный электричеством яркий крест.

Глава 10

За свою жизнь каждая гусеница съедает примерно пять килограммов листьев тутовника (шелковицы). В действительности шелк – это слюна шелкопряда, затвердевшая на воздухе.

Марго ждала первого клиента в кабинете. Она выполнила обязательства перед Анелли, и печальная история стала отходить на второй план. Марго перебирала записи, когда в дверь постучал Габриэле:

– Кофе заказывали? – У него в руках было два бумажных стаканчика.

– Спасибо, Габриэле, – снизошла Марго, – но у меня скоро прием.

– Я пришел рассказать, что узнал про Бенедетто и Анелли.

Марго посмотрела на часы – время до начала еще оставалось. Нельзя сказать, что ей было очень уж интересно узнавать подробности жизни шелковых семей – зачем? Но Марго все же согласилась, скорее из вежливости и потому, что уже встречалась с несколькими Анелли.

– У них сложные отношения, у всех, – начал Габриэле, прихлебывая кофе.

– Не сомневаюсь. – Марго тоже попробовала кофе – капучино без сахара и с корицей. Отлично.

– Ты же понимаешь – город маленький. Элита вся знакома между собой. В общем, сестры Бенедетто с какого-то момента друг друга возненавидели. То не разлей вода были, ездили в их родительский дом на Сицилии на все лето. Дети буквально вместе росли. А потом как отрубило. Вусмерть расплевались.

– Да? И почему? – вяло поинтересовалась Марго.

Обычные сплетни, ругань в семье – что может быть нового на этом свете? Этих историй она наслушалась на жизнь вперед.

– В том-то и дело, что никто не знает. И это странно, потому что…

– Город маленький, – продолжила Марго. – Скажи, а что ты знаешь про шелкопрядов?

Марго вдруг стало интересно, ведь по сути вся история, получается, развивалась вокруг этих насекомых.

– Ну… то же, что и все, – замялся Габриэле. – Можно я все-таки сяду? – Он устроился в кресле и продолжил задумчиво прихлебывать кофе. – Сначала их открыли в Китае, потом завезли в Европу. Многие на этом бизнесе поднялись. Это ты и погуглить можешь.

– Нет, ну а сам шелкопряд? Какое-то особенное значение, может быть, на итальянском? Или на комасском[16] диалекте?

– Нет, обычный мотылек, серый и страшный, откладывает яйца. Помню экскурсию времен школы в местный музей. Из яиц вылупляются еще более противные серые гусеницы, которые как не в себя жрут шелковичные листья. Потом выделяют слизь – это на самом деле нить, – ну и закукливаются в нее. И дальше, до того как сформировался мотылек и прогрыз нить, кокон опускают в кипяток.

– Б-р-р, – поморщилась Марго.

– Белок, который выделяется при этом, тоже важен. Он делает нить более плотной, защищает ее.

– Отвратительный процесс.

Габриэле усмехнулся:

– Ты хочешь сказать, что не носишь шелк? Что все твои блузки, платья… Вот та белая блузка, в которой ты была на вилле д’Эсте. Или вот то летнее синее платье, которое ты надевала на праздник в прошлом году. А?

«Может, он все-таки не про женщин?» – подумала Марго. Невероятно так помнить чью-то одежду. И эти его суженные брюки, приталенные рубашки. Лоферы ручной работы. Его волнует, как он выглядит. И машина у него слишком яркая – этот синий «Порше» с открытым верхом. Нет, наверняка не так все просто.

– Твои шарфы от Hermès, которые тебе так нравятся…

– Дойди еще до моего нижнего белья, – зашипела Марго.

– Твое нижнее белье, – продолжал перечислять Габриэле, – из синтетики? Это как есть мясо и говорить, что убивать животных – отстой. Лицемерно.

– Но я же не знала, что их кипятят, – оправдывалась Марго. – Я думала, берут пустые коконы и прядут из них шелк.

– Правда – она не всегда удобна, знаешь ли. Ну а еще все эти тонны воды, которые используются для производства шелка, просто сливаются. Непригодны больше ни для чего.

– У нас говорят, что если хочешь есть колбасу, то не должен видеть, как ее готовят.

– Типа того. Забавная поговорка. Все время забываю, что ты русская. Ты, кстати, не скучаешь по России?

– Нет, – отрезала Марго. – Кстати, тебя там не ждут клиенты? Или mamma? – Марго понимала, что Габриэле не заслуживает такого отношения, но она слишком не любила, когда спрашивали про личную жизнь и особенно про Россию.

– Извини… – Габриэле почувствовал напряжение. – Мне хотелось как-то быть тебе полезным. Все-таки там в морге сейчас лежит ребенок, изрезанный патологоанатомом… – Он наконец обиделся. – Мы даже не можем себе представить, как это выглядит.

– Почему же? – спокойно сказала Марго. – Вообще-то в России я была врачом-терапевтом. Во время учебы мы ходили на практику, в том числе в морг. Так что я хорошо представляю себе, как выглядит ребенок, изрезанный патологоанатомом. Поэтому мне и не все равно.

– Все сейчас на нервах из-за мальчика, я тоже… Все хотят, чтобы преступника нашли как можно скорее.

– А по-моему, тебе понравилось играть в детектива, – улыбнулась Марго. – Скажи мне, если я ошибаюсь.

– Если еще что-то узнаю – скажу.

– Попроси в следующий раз посыпать капучино шоколадом! – крикнула Марго вдогонку Габриэле.

На удивление мажор Габриэле оказался не таким уж и поверхностным, каким она его посчитала изначально. И что, вполне возможно, ему искренне нравится то, что он делает. Почему было не выбрать более денежную профессию или не продолжить какое-нибудь элитное прибыльное дело семьи? Но Габриэле все-таки решил стать психологом. «Интересно, из-за чего? Какая-нибудь детская травма?» – подумала Марго и переключилась на свои записи.

Глава 11

В помещении, где выращивают шелкопрядов, стоит постоянный ритмичный шум – это звук работы челюстей гусениц. Чем ближе гусеницы к тому, чтобы забраться в кокон, тем меньше они едят и больше спят.

Марго стояла у окна, глядя, как туман окутывает старые улицы Комо и придает городу загадочный, почти мертвый вид. За последние несколько часов мысли о случае с Арно и странном убийстве плотно поселились в ее голове. Она ощутила, как внутренняя тревога, не дающая ей покоя, постепенно переросла в нечто большее. Это не просто случай. Здесь было личное.

Сессии закончились – и Марго решила выйти прогуляться и выпить кофе. Ей хотелось проветрить голову. Она шла по улице, но все равно думала про Арно. Про незнакомого мальчика, вокруг убийства которого парадоксальным образом закрутилась ее жизнь. Марго давно продолжала существовать по наитию, не задумываясь о будущем и стараясь не вспоминать о прошлом. Она чувствовала, что еще жива, только в те моменты, когда занималась сексом. В остальное время ее тело было просто механической оболочкой для ее мозга, который продолжал функционировать, тревожиться, посылать ей воспоминания, несмотря на все ее попытки отключиться. И вот сейчас помимо собственных сожалений Марго мучила мысль: кто мог так жестоко и цинично убить мальчика? И зачем? Что стояло за этим посланием? Набить горло живого ребенка коконами… Ненависть? Месть? Ревность? Или все сразу?

В отличие от местных жителей, ее устраивал январь в Комо – пустые улицы, гулкие шаги по мокрой брусчатке. Марго не любила дождь, но город после дождя другое дело – меньше было шансов угодить ногой в собачью мочу или того хуже. Она не любила домашних животных – зачем заводить кого-то, кто умрет раньше тебя? Гладить чью-то шерсть и заранее думать о смерти. Представлять, какую породу завести в следующий раз или все же взять кого-то из приюта.

Кутаясь в шерстяной шарф, Марго зашла в небольшое кафе в двух шагах от дома. Оно ей нравилось – всего два столика, за которыми можно только стоять – посетители не задерживались надолго. Это кафе уже двадцать лет принадлежало одной и той же хозяйке – улыбчивой энергичной брюнетке за пятьдесят. Кьяра всегда сама обслуживала клиентов и помнила, что заказывала Марго – капучино в любое время дня (итальянцы пьют кофе с молоком только по утрам, но Марго было наплевать на традиции). Собственно, такая молчаливая солидарность и подкупала Марго. Кьяра всегда, казалось, была в хорошем настроении. В кафе или в городе – Марго иногда видела, как Кьяра со своей вечной улыбкой катит куда-то на электросамокате.

«Интересно, каково это? – думала Марго. – Круглый год одно и то же: кофе, бриоши, свежевыжатый сок. Весь день на ногах». Она завидовала Кьяре, ведь сама бы так не смогла, но хотела бы примерить на себя подобный образ жизни.

Не успела она допить кофе, как позвонил Энцо:

– Срочно дуй домой!

Город, уже освобожденный от рождественской шелухи, будто сошел с картин Бебо. Без ярких огней, праздничных витрин, толп туристов, мокрый после дождя, окруженный туманами, Комо казался черно-белым. Марго жила в пешеходном центре, как говорили местные, внутри каменного города. Здесь почти не было машин – и это нравилось Марго. В такие дни, когда Комо выглядел покинутым всеми, одиноким, она ощущала единение с ним. Он был таким же, как она. А она была его частью.

Энцо уже ждал ее на лестнице.

– Новая информация.

– У тебя такой вид, будто ты раскрыл дело…

– А ты жестока, cicсia[17]!

– Говори уже.

Энцо впустил Марго. В гостиной на обитом шелком диване сидел человек. За пятьдесят, полностью лысый, с небольшим выступающим животиком, в крупных модных очках.

– Это комиссар Оттоне, – представил его Энцо и развалился в своем любимом скрипучем кресле, доставшемся ему еще от бабушки.

Марго поздоровалась за руку с комиссаром.

– Я занимаюсь делом Арно Робера, – сказал комиссар. – Мы с Энцо… в общем-то, давние знакомые. Коллеги…

– Да что там, Даниэле, ты меня всегда ненавидел, даже не отрицай, – усмехнулся Энцо.

Оттоне отмахнулся:

– Не говори ерунды, Ферро. Мы нормально работали. Да я бы и не пришел к тебе…

– Вы нашли что-то новое? – спросила Марго и смутилась: полиция никогда не разглашает хода следствия.

Но комиссар Оттоне отреагировал спокойно:

– Никаких следов ДНК. Преступник, очевидно, был в плотных перчатках и озаботился, чтобы ничего не осталось. Ни волокон, ни отпечатков, ни волос, ни крови – ничего.

– Хм… Пожалуй, это было ожидаемо, – откликнулся Энцо.

– Зато мы знаем, откуда взялись эти коконы шелкопряда.

– Так… – заинтересовалась Марго.

– Опять Бенедетто, – вздохнул Энцо.

– Что? – удивилась Марго.

– Коконы шелкопрядов с виллы семьи Бенедетто, – подтвердил Оттоне.

– Как это выяснили? – спросила Марго. – Тут же полно этих… ну, шелковых фабрик.

Энцо осуждающе посмотрел на нее:

– Ты, конечно, как всегда, не знаешь – что с тебя взять. Но шелкопрядов в Италии давно уже не разводят – невыгодно, везут готовые катушки ниток из Китая. Но убийца Арно по какой-то причине заморочился. И поверь мне – это зацепка.

– И какой смысл убийце так сильно подставляться? – удивилась Марго.

– Мы пока не знаем, – вмешался Оттоне.

– Но я, да простит меня Иисус, даже рад, что пути ведут к Бенедетто, – кашлянул Энцо.

– Почему ж так? – спросила Марго.

– Времена изменились. Ты не представляешь, как было сложно тогда, в деле Кикко. Этих Бенедетто не давали нормально допрашивать. Адвокаты не позволяли слова сказать. Нужно было ухищряться, возиться с ними. Синьор Бенедетто то, синьор Бенедетто се. Per favore[18]. У них ребенка убили, а я, вместо того чтобы искать убийцу, должен был подбирать слова, а то, не дай бог, задену их чувства. В конце концов меня… кхм… отстранили.

Оттоне понимающе усмехнулся.

– Отстранили? – удивилась Марго. – Ты не говорил.

– Не то чтобы я этим гордился, знаешь ли…

– И как так получилось?

– Молодой, горячий… Не дождался ордера…

– То есть, другими словами, тебя по жалобе Бенедетто отстранили?

– Единственный раз, когда Бенедетто ни при чем. Просто дело забрали и посадили первого попавшегося, на мой взгляд. Но что я мог…

– Вообще-то, – вмешался Оттоне, – ни к чему говорить, что посадили не того. Был суд. Приговор вынесен, приведен в исполнение…

– Оттоне, – вскипел Энцо, – тебя тогда вообще в городе не было. Ты же не знаешь ничего.

– Я читал материалы дела, – откашлялся Оттоне.

– И? – Энцо развел руками, ожидая, что Оттоне признается в своей несостоятельности.

– Я помню, у тебя есть лицензия частного детектива, – начал комиссар.

Энцо почувствовал подвох:

– И что?

Марго знала про лицензию – Энцо, чтобы заработать себе прибавку к пенсии, брался иногда следить за неверными супругами. Чаще всего работа была непыльная – подозрения оправдывались. Несколько фотографий и чеки из отеля, где проводила время влюбленная парочка, – и Энцо вполне мог позволить себе пригласить Марго в «Коломбетту»[19].

– Да ничего, – улыбнулся комиссар. – Мне показалось, тебе будет интересно походить-порасспрашивать. Тряхнуть стариной, так сказать.

– А тебе-то зачем это нужно? – удивился Энцо.

– Да низачем, – пожал плечами комиссар. – Чуйка у меня, что убийства эти связаны. Но без доказательств не могу старые дела поднимать.

Энцо проводил комиссара и рухнул в то же кресло.

– Думала, он меня допрашивать пришел, – призналась Марго. – Я же говорила с Эленой, встречалась с Риккардо Анелли…

– Не переживай ты так, – махнул рукой Энцо. – Делов-то, допрос!

– Эх, caro… Мне так жаль, что тебя отстранили тогда…

Энцо подскочил с дивана и нервно заходил по комнате:

– Но теперь – хрен вам! Поехали к ним!

– К кому? – удивилась Марго.

– К Бенедетто!

– Э-э-э… На каком основании?

– А мне больше ордер не нужен – я на пенсии, забыла? Все теперь знают, кто такой Энцо Ферро! С кем хочу, с тем и говорю. Комиссар даже слова не скажет. Ты поняла? Его визит – мой карт-бланш!

Энцо загорелся. В его глазах блеснул азарт, он чувствовал, что появился шанс расследовать старое дело и восстановить справедливость. Это «я на пенсии, не нужен мне ордер» было не просто бравурным жестом. Это было заявлением. Он знал, что может пойти своим путем и полиция не будет ему мешать.

Глава 12

Если гусеницу испугать – волокно порвется и его нельзя будет использовать. На фабриках шелка запрещали громкие звуки.

Уже через полчаса Марго и Энцо мчались по извилистой дороге в сторону Черноббьо. В этом уголке, у самого берега озера, каждый дом казался скрытым от мира, как если бы время здесь застыло, а секреты были частью ландшафта. Вилла Бенедетто, как и резиденция Анелли, загородилась коваными воротами и густыми зарослями рододендрона, которые будто охраняли этот мир от любопытных глаз. Само здание, величественное и холодное, таилось в зелени, как символ старинного семейного наследия. Окружающее его пространство было пропитано властью и богатством.

Огромный сад раскинулся вокруг дома. Все в нем было идеально – от кропотливо подстриженных кустов до античных статуй, каждая из которых словно наблюдала за миром, оставаясь при этом чуждой и бесстрастной. В центре сада возвышался фонтан, чьи воды стекали по каменным уступам, создавая странный контраст с тишиной, царящей в этом месте. Подъездная дорожка, устланная ровным гравием, вела к величественному крыльцу. Природа и архитектура будто застыли во времени. Весь этот внешний мир, казавшийся Марго таким неприступным, был пронизан ощущением скрытой, туманной, невидимой угрозы, которая, возможно, исходила от владельцев этого места.

– Вилла была построена в девятнадцатом веке отцами-основателями шелкового бизнеса Бенедетто, – сдержанно отметил Энцо будто невзначай, но Марго не могла не почувствовать в этих словах некую тяжесть.

Энцо осмотрелся вокруг:

– Столько лет прошло – а здесь все то же. Удивительно. Я успел состариться, похоронить трех собак – а тут время будто и не движется. Не удивлюсь, если меня встретит все та же молодая синьора Бенедетто.

– Вот сейчас и увидишь.

Они проходили мимо клумбы с самшитом, от которой невыносимо, еще на подходе, несло кошачьей мочой. Марго подумала: зачем сажать прямо перед входом в дом кусты с таким неприятным запахом? Странное решение…

– Пластический хирург не в счет, ты же понимаешь, да? – подмигнул Энцо.

Дверь им открыла пожилая филиппинка.

– Ну нет, когда я говорил про пластического хирурга, я не имел в виду такие изменения. – Энцо проводил взглядом филиппинку.

– О боже! Энцо Ферро! – послышался голос откуда-то сверху.

На лестнице стояла далеко не пожилая, как ее представила себе Марго, а моложавая женщина лет под шестьдесят (сильно ухоженные шестьдесят). Синьора Бенедетто – это была она – спустилась в холл. Энцо поклонился:

– Дорогая синьора Бенедетто, примите мои искренние соболезнования. Ужасно…

– Луиза, как всегда, называйте меня Луиза. Или вы уже забыли? – Она заулыбалась своими белоснежными винирами. Марго отметила про себя, какие у синьоры маленькие хищные зубки.

Энцо поцеловал руку синьоры Бенедетто:

– Конечно не забыл.

Луиза Бенедетто была невысокой и сухощавой. На ней был элегантный брючный костюм цвета мокрого асфальта. Длинная жемчужная нить обвила шею, прикрывая морщины. Пластические хирурги действительно приложили… скальпель. «Но в очень деликатной манере», – отметила про себя Марго.

– Это дотторесса Маргерита Дорфман – психолог, мнению которой я очень доверяю, синьора… Луиза.

– Энцо, сегодня у нас уже была полиция. Мы все рассказали. Ты же понимаешь, как это тяжело для нашей семьи. Опять вернуться к тому времени, когда… – Серые холодные глаза Луизы стали прозрачными, как озеро в безветренную погоду.

– Лу-Лу, кто там еще? – послышался недовольный голос.

– Иди сюда, Джорджо, – откликнулась Луиза. – Пойдемте в гостиную, – предложила она Энцо и Марго.

Гостиная была обставлена в типичном стиле богатых итальянских аристократов: неудобная антикварная мебель, потертые персидские ковры (интересно, что на них происходило все эти годы, подумала Марго. Начиная от блевотины, мочи и экскрементов животных, заканчивая – кто знает? – чьим-нибудь трупом) и много металла – серебряные подсвечники, вазы, пепельницы. Камин не горел – но Марго уже, казалось бы, привыкшая к зимнему холоду в итальянских домах, поежилась – вилла Бенедетто была не просто зябкой, продирало до костей. Снаружи было, пожалуй, теплее. В углу гостиной под неоновым светом стояла витрина с коллекцией старинных кукол. Их белые фарфоровые лица, парики, сделанные из волос давно умерших людей, отдавали мертвечиной.

Джорджо Бенедетто, муж Луизы, старался казаться элегантным: крупные очки в роговой оправе, бархатный бутылочного цвета пиджак, шоколадная кашемировая водолазка, горчичные вельветовые брюки. «Типичный итальянский франт», – подумала Марго. Если бы не заурядная внешность: низкий лоб, плотно сбитое тело и невысокий рост, – его старания могли бы увенчаться успехом. Но генетика – вещь упрямая. Хотя вообще-то Марго нравилось, как выглядят итальянские пожилые мужчины, их умение сочетать, казалось бы, несочетаемые цвета, их аккуратные седые бороды, шляпы борсолино и – прежде всего – подтянутые животы. Мужчины здесь, старея, словно усыхают и приобретают благородство. В отличие от женщин (для них были варианты старения в зависимости от руки и мастерства пластического хирурга или отсутствия таковых, но попроще, по мнению Марго).

– Как вы, Луиза? – спросил Энцо.

Луиза всхлипнула:

– Не знаю, чем мы заслужили это горе. Мало нам…

Джорджо притянул ее к себе:

– Не стоит, милая… Лу-Лу, ну хватит. Былого не вернешь. То, что случилось с бедным малышом Арно, не имеет никакого отношения к…

– Я знаю, знаю, – торопливо перебила его Луиза. – Но все теперь только и говорят про проклятье Бенедетто! Как прикажешь вести бизнес?

– Кстати, о бизнесе, – вмешался Энцо, – как можно все-таки объяснить пропажу ваших шелкопрядов?

Джорджо вздрогнул:

– Откуда мне знать? Я уже все рассказал полиции. Это всего лишь мое маленькое увлечение. Возвращение, так сказать, к корням. Наши предки…

– Мои предки, – поправила его Луиза.

– Семья Бенедетто когда-то выращивала шелкопрядов. Мне нравится наблюдать год за годом весь этот цикл. Зарождение новой жизни. Малыши, маленькие гусенички, которые едят, растут, прядут свою нить…

– Я правильно помню, что малышей нужно сварить, пока они не выбрались из кокона? – с невинным видом спросила Марго.

Энцо смерил ее взглядом, в котором читалось: «Что ты творишь, дурында?»

Джорджо вздохнул:

– Я их не варю, а сушу в духовке. Это быстро и не менее эффективно.

Марго вдруг представила Кикко, который задохнулся в багажнике машины из-за жары. Несчастный ребенок кричит, запертый в теле раскаленного монстра. Никто не слышит его криков. Ему жарко, хочется пить, хочется к маме. Но у Джорджо, очевидно, не было никаких ассоциаций, поэтому он невозмутимо продолжил:

– Это часть процесса, к сожалению.

– Господь послал нам шелк, что же тут такого? – заметила Луиза. – Как и мясо, рыбу вот в этом озере рядом с нами. Насекомые – у них, знаете, нет души. Они не страдают.

– Кстати, о душе, – забеспокоился Джорджо. – Ты позвонила падре Зено?

Луиза отмахнулась, как от назойливой мухи, и обратилась к Энцо:

– Энцо, мы не были знакомы ни с Эленой, ни с бедняжкой Арно. Ты же знаешь, с тех пор как… В общем, мы больше не виделись с моей сестрой Нуччей, с тех пор как она сбежала во Францию. У нее была своя жизнь, у меня – своя. То, что кто-то украл этих несчастных шелкопрядов, – просто совпадение. Да кому они нужны, эти шелкопряды, кроме Джорджо? Ради бога!