Шелковые дети

Риккардо встретил Марго на пороге своей виллы в Лальо, в получасе езды от Комо. Первая линия. Собственный причал. Огромный ухоженный сад с многовековыми пронумерованными деревьями. Элегантная роскошь. Марго никогда не завидовала богатым людям, в конце концов, многие из них были ее клиентами, но красота архитектуры и искусства не могла даже ее оставить равнодушной.

– Дотторесса Дорфман… – начал Риккардо, когда они расположились в его кабинете. Массивный стол, резные антикварные стулья. Персидский шелковый ковер на натертом до блеска паркете. Фамильные портреты на стенах. Добротно, элегантно, но уютно. – Я попросил вас приехать по очень деликатному делу… Видите ли, вы психолог… И вы уже познакомились с Эленой, моей, как бы сказать… В общем, это дело получит большую огласку, и мне бы не хотелось…

– Извините, синьор Анелли, но никак не возьму в толк, чем я могу вам помочь.

– Здесь уже была полиция… Со мной побеседовали… И сказали, что вы разговаривали с Эленой…

– Да, именно так.

– И что Элена всем рассказывает про Бебо и каких-то червей. Мне звонили из отеля.

Марго вздохнула. Еще один наивный родственник клиента, жаждущий узнать подробности от психолога. Уже были такие. Ревнивые мужья, которые предлагали деньги или угрожали. Гиперопекающие матери. Бизнес-партнеры…

– Дотторесса Дорфман, у Бебо шизофрения. Вы должны это… понимать. – Анелли нерешительно перебирал какие-то бумаги на столе.

– Да, но я не психиатр, – устало сказала Марго. Она знала, что люди часто путают психологов, психотерапевтов и психиатров, но из-за недосыпа была не в настроении заниматься просветительством еще одного бедолаги, который не умеет гуглить.

– Это в данном случае не важно, вы же знаете, с чем имеете дело.

– Я встречалась частным образом с Эленой, только и всего. Не вижу связи.

– Бебо – Уберто – мой сын. Мы зовем его Бебо. Он как бы… сводный брат Элены, понимаете?

– Нет. Все еще нет.

– Они иногда встречались, не мог же я запретить Антонелле общаться с сыном. Антонелла бросила нас с Бебо и уехала во Францию. Там родилась Элена… В общем, Бебо и Элена, конечно, знакомы. Бебо, Уберто, он в общем-то живет нормальной жизнью. Видите ли, он художник. Извините, после всего, что произошло, я несколько взволнован. – Анелли все еще шуршал бумагами на столе и никак не переходил к сути, что начинало раздражать Марго. – Иногда ему чуть лучше, иногда чуть хуже. Иногда он лежит в клинике – препараты, вы знаете. И вот сейчас не самый лучший момент. Они встретились, он что-то сказал ей, какую-то глупость – она впечатлилась. Мне позвонили из отеля и передали… Что, в общем, она говорит про Бебо.

– Но я все еще не понимаю… – Марго думала, как бы наконец прервать этот бесполезный разговор и отправиться домой. Может, удастся выкроить часок на сон?

– Мне бы не хотелось, чтобы Бебо упоминался где-нибудь, как и то, что он якобы сказал Элене. Это навредит психике моего сына, хотя она и так… В общем, это просто бред…

«Сумасшедшего», – хотела добавить Марго, но не стала.

– Я повторяю, синьор Анелли, – моя встреча с Эленой была частной. Я не имею права…

– Комиссар – мой друг, с ним я уже поговорил.

«Господи, за что?» – подумала Марго.

– Не понимаю, при чем здесь комиссар. Мне в любом случае нечего сказать…

– Что ж, я рассчитываю на конфиденциальность с вашей стороны. И еще одна просьба. Встретьтесь, пожалуйста, с Бебо.

– Вы… вы же не надеетесь, что я его вылечу? – вздохнула Марго и подумала: «Наконец-то он перешел к делу. Сейчас я все объясню и поеду домой с чистой совестью».

Анелли усмехнулся:

– Нет, что вы. Я прекрасно осведомлен о здоровье моего сына. Все началось, когда ему было пять лет… Сперва, казалось, была надежда. Чего мы только не пробовали… Антонелла не выдержала – я ее понимаю. – Он грустно улыбнулся. – Мой бухгалтер свяжется с вами насчет чека. Встретьтесь с Бебо, пожалуйста. Просто пообщайтесь с ним. Меня он не слушает. Найдите какой-то способ, чтобы он больше не говорил про этих червей. Это может, как мне думается, иметь неприятные последствия.

Глава 6

Кормить шелкопрядов нужно и днем, и ночью в течение шести-восьми недель. Гусеницы изредка прерываются на сон и снова едят. В Италии существует «меню» для гусениц: листья тутового дерева собирают вручную, следя, чтобы они были без следов дождя. Ведь одна капля воды может испортить шелк.

Когда обескураженная Марго вернулась домой с пакетом готовой еды из ближайшего супермаркета, у двери ее уже поджидал Энцо, который наверняка услышал ее шаги на лестнице. Он всегда стыдил ее за привычку перекусить по-быстрому чем-нибудь готовым, поэтому Марго по-детски пожалела, что не сможет спрятать пакеты и Энцо увидит их. Но он начал не с этого:

– Я уже в курсе, что ты общалась с матерью того мальчика.

– Caro Энцо, ты же понимаешь, по-моему, что я не могу это разглашать?

– Бла-бла-бла. Как будто мне еще не позвонили из отдела, – буркнул Энцо.

– Ну, если ты и так все знаешь, то зачем тебе я?

– Потому что ты разговаривала еще и с Риккардо Анелли.

– Господи, да от тебя не скрыться! – удивилась Марго. Ведь она простилась с Анелли максимум полчаса назад.

– Тебе уже сказали, что мать ребенка…

– Элена Робер, – подсказала Марго.

– Да черт ее, не важно. Так вот что она по матери Бенедетто?

– И что? Che Dio la benedica![10] Что все как с цепи сорвались? Стоило мне на две секунды оказаться с этой Эленой в одной комнате, как я всем вдруг стала нужна! Все хотят что-то узнать, поговорить! Отстаньте от меня! – Марго никак не могла успокоиться.

– А то, – сказал Энцо, когда Марго наконец замолчала, – что в семье Бенедетто уже был убитый ребенок в багажнике машины. Я сразу вчера вспомнил о том деле…

– Еще один ребенок? – Марго испугалась. – Ты хочешь сказать, что в городе серийный убийца?

– Нет. – Энцо покачал головой. – Это было двадцать пять лет назад. Хотя, если подумать, у серийных убийц, как известно, могут быть «свои графики». Но надеюсь, что это все же единичные преступления…

– Комо такой маленький, буквально все друг друга знают. Неужели такое возможно? Ты хочешь сказать, что все эти годы кто-то готовил второе убийство в той же семье? – недоумевала Марго.

Раздражение как рукой сняло. До нее постепенно стало доходить, что убитый ребенок – это не просто сводка в новостях, а реальность, которая совсем рядом. Недосып приглушил чувства Марго. До сих пор она действовала на автомате, подключив профессионализм и логику. Но сейчас осознание случившегося начало настигать ее.

– Так, выбрасывай, что ты там притащила из этого мерзкого супермаркета, и спускайся ко мне! – скомандовал Энцо. – У тебя невозможно холодно. Это же надо так экономить на отоплении! Ты что, без денег сидишь? Я много деру за квартиру? Так скажи!

Марго попыталась, как могла, успокоить старика:

– Дорогой мой Энцо, cейчас все включу и спущусь – дай мне минут пятнадцать.

«За что мне это все?» – думала Марго. Она, как могла, много лет делала то, что казалось нужным: волонтерила – общалась с жертвами домашнего насилия, брала бесплатно часы в центре помощи женщинам. Но мертвый мальчик – к этому она не была готова.

Марго вошла в квартиру и, скинув туфли, машинально расставила пакеты на кухонном столе. В голове роились мысли, но действовала она механически. Воспоминания всплывали перед глазами как вспышки: безмолвное горе матери, тревожный взгляд Энцо. Теперь к этому добавилось слово «Бенедетто», которое Энцо произнес с таким напряжением, что оно словно застряло в воздухе.

Марго усмехнулась и взяла небольшой пакет с шоколадом. Если уж обсуждать мрачные тайны прошлого, то только под что-то сладкое.

На лестничной площадке было тихо, лишь глухо шумел ветер откуда-то с озера. Она спустилась на этаж ниже и позвонила в дверь Энцо.

– Входи, – раздался его голос.

Энцо, как всегда, встретил ее в вязаном джемпере, с сигарой в одной руке и чашкой эспрессо в другой.

– Ну, рассказывай, – начал он, как только она села в его любимое кресло у окна.

Марго тяжело вздохнула:

– О чем? О мальчике, о семье, о том, что я опять неправильно питаюсь?

Энцо долго смотрел на нее, прежде чем ответить.

– О том, что ты собираешься делать. Потому что, дорогая моя, ты уже в центре водоворота, хочешь ты того или нет.

Глава 7

Период времени между каждыми двумя линьками называется возрастом червя.

Марго уже много лет снимала квартиру над Энцо – на третьем этаже (или на втором, как считают итальянцы). Сам он занимал роскошные апартаменты на виа Вольта на первом этаже (синьориле), что считалось очень престижным. Часть его окон выходила во внутренний дворик, часть – в большой сад позади дома. Когда-то весь дом принадлежал аристократу из Пьемонта, который был другом и соратником Наполеона в его экспедиции в Египет. Этим Энцо объяснял причудливые египетские мотивы в росписи потолков. Полы же в квартире были выложены мрамором – в венецианском стиле.

Собственно, арендодателем Марго и был Энцо – так они и познакомились, когда Марго сбежала в Италию. Ей срочно нужно было жилье, но никто не сдавал без счета в местном банке и местного гаранта. Исключением стал Энцо. Он был первым итальянцем, кто помог Марго.

– Нет уж, рассказывай ты. – Марго откинулась в кресле в ожидании, пока Энцо нальет им обоим вина. Она бы предпочла сейчас что-нибудь покрепче, но и вино годилось, чтобы хоть немного расслабить напряженное от стресса тело.

Энцо достал бутылку красного – он предпочитал Valpolicella Ripasso или Amarone[11]. Впрочем, вина из Пьемонта его тоже устраивали. Чуть меньше – Valtellina[12] (ведь нет пророка в отечестве своем – соседний с Комо регион, чего от него ждать?)[13]. Несколько движений штопора – и бордового цвета, почти густая жидкость уже плескалась в бокалах.

Марго понюхала – все говорили обычно кто про смородину, кто про грушу, кто про ваниль, а она всегда чувствовала запах какого-то сырого подвала. Даже обидно…

Энцо умел принимать гостей. У него не было понятия «перекусить» или «перехватить по-быстрому», он ко всему подходил основательно. Если обедать – то только в столовой, среди антикварной мебели, принадлежавшей еще пра-пра Ферро. Жилье досталось Энцо от отца. А тому – от его отца. Энцо никогда бы не заработал в полиции на квартиру в центре Комо с облицованными мрамором каминами и почти пятиметровыми потолками.

Сейчас они сидели в столовой с этим расписным, как в музеях, потолком в виде купола, и Марго в очередной раз удивлялась умению итальянцев жить в стиле «Dolce vita» – размеренность, никакой спешки, наслаждение моментом. В этом Энцо был профессионалом.

– Как же мне не хочется снова вспоминать… – вздохнул Энцо. – Двадцать пять лет назад это было. Я вел то дело. Знаешь, как в кино рассказывают – всю жизнь потом думаешь. То есть дело-то мы закрыли – всю землю носом перерыли и посадили одного, работал в том доме.

– В чем мотив был?

– Мадонна, ветчину забыл! – спохватился Энцо. – Тебе вяленую или сырую?

– Все равно, – пожала плечами Марго.

– И ту, и ту положу. Как раз к мяснику Гатти сходил… Так вот. Ты не знаешь, но в те годы страшное творилось – крали детей богатых родителей, особенно промышленников, требовали выкуп. Платили – куда денешься. Целая эпидемия таких дел была. – Энцо скрылся на кухне и зашуршал в холодильнике.

– Извини, что немного в сторону, но почему перестали красть? Как это решили? – крикнула ему вслед Марго.

– А элементарно: запретили крупные суммы в банках снимать. И как корова слизала. Кстати, про корову… Тебе принести пармезан? – отозвался Энцо.

– Как хочешь…

– У меня отличный – на рынке взял, не абы где… Так вот. О чем я? А! – Энцо вернулся в гостиную с подносом, заставленным едой. – Про Комо говорили, что шелковые семьи заранее собрали деньги и заплатили мафии – чтоб не трогали. Так и не знаю, правда или нет – никто не сознался. Может, и слухи… В общем, время такое было. Я слышал, что комиссар советовал богатым родителям увозить детей. Не смогу, мол, защитить. Уезжайте, и чтобы никто не знал куда. Но, видно, шелковые семьи были уверены, что договорились, поэтому остались на месте.

– А как… как того мальчика убили?

Энцо задумался. Наверняка он помнил все детали, но говорить ему было тяжело.

– Кикко. Федерико Бенедетто его звали. Племянник Риккардо Анелли, с которым ты сегодня встречалась. Начало лета было, семьи только собирались уезжать на море. Ты же знаешь, что все уважающие себя итальянцы летом едут на море? Если не в июле, то в августе точно?

«О да…» – кивнула Марго. Она уже знала по опыту, что в августе ни в коем случае нельзя болеть и вообще иметь хоть какие проблемы – все люди, способные помочь, в это время отдыхали.

– Сначала мы отрабатывали версию, что Кикко спрятался в багажнике машины и задохнулся – несколько часов на жаре, – можешь себе представить… Но потом эксперты доказали, что он не мог закрыть себя сам – нужно было надавить сверху на багажник. – Энцо многозначительно замолчал. – То есть Кикко убили…

– Но в итоге нашли убийцу?

– Должны были найти – и нашли. Мамма миа! Прости, что-то я разобранный весь – оливки же в холодильнике остались! – снова спохватился Энцо и побежал на кухню. Сегодня он был необычно для себя рассеянным.

Когда оливки наконец оказались на столе, Энцо продолжил:

– Одним словом, в итоге расследования посадили садовника. Выяснилось, что он был связан с мафией. На дружков его надавили, те его и сдали – что-то про свои планы украсть ребенка из богатой семьи говорил. Много чего еще по мелочи, но косвенно все, если честно. И вроде сошлось. Но он так и не признался. И… как тебе сказать… Что-то было не так, понимаешь? Задницей чувствовал и чувствую до сих пор, что не того тогда взяли. Не могу тебе объяснить. Чуйка.

Марго кивнула и пригубила вина. Она знала, что такое профессиональная чуйка. Приходит с опытом. Когда видишь, но объяснить не можешь.

– А сейчас еще один мальчик, – продолжал Энцо. – И тоже по крови Бенедетто. Что за проклятая семья такая?

– Но ведь, как я понимаю, никто сейчас не требовал выкуп за мальчика? – спросила Марго и потянулась за оливкой. Она знала, что у Энцо нельзя не есть – он расстроится. – Я не следователь, но из того, что я слышала… мальчик был связан – никто не пытался изобразить несчастный случай.

– Марго. Наверное, я не должен тебе такое говорить, но все равно это станет известно. Заранее меня прости… – Энцо помолчал. – В общем, ты не знаешь самого главного – как он был убит. Его… этого мальчика, Арно… его связали… И потом, я даже не знаю, как сказать… его горло… буквально набили коконами шелкопряда.

Марго закрыла лицо руками, но Энцо продолжал говорить:

– Его рот, гортань – десятки коконов с этими отвратительными сухими гусеницами внутри.

– Боже мой! – воскликнула Марго. Есть ей и так не хотелось, а уж сейчас особенно.

– Бедный мальчик задохнулся. Долгая мучительная смерть. Да… Проклятье Бенедетто какое-то.

– Ты хочешь сказать, что он был живым, когда…

– К сожалению, да, – вздохнул Энцо.

– Господи, как жестоко!

– Его челюсть была сломана в нескольких местах, Марго. Мальчик был еще жив, он сопротивлялся, когда убийца с силой раздирал ему рот и запихивал этих проклятых шелкопрядов. Я не понимаю, как так можно. Столько всего повидал, но… Это сделал не человек – монстр!

Марго попыталась сдержать воображение, рисующее, как это могло произойти.

– Я не могу объяснить такое, Энцо. Какой-то психопат, не иначе.

– Но давай уберем эмоции в сторону. Факты. Сейчас нужны факты, – рассуждал Энцо, глядя в окно, медленно постукивая рукой по столу.

От этого стука Марго, которой и так было не по себе, занервничала еще больше.

– Если так, то… я, конечно, не специалист, но… – соображала она, – должны быть следы ДНК убийцы? Я понимаю, что разглагольствую как домохозяйка, которая пересмотрела американских сериалов, но все же…

Энцо задумался:

– Понимаю, о чем ты: невозможно… запихать эти коконы в живого человека и не оставить на нем следов ДНК. Хм… Я уверен, что эксперты и так сейчас это выясняют. Анализируют и вещи, которые нашли в машине – талоны за парковку, упаковку от еды. Но это же небыстро, адский труд вообще-то.

Марго решила зайти с другой стороны:

– А как вообще до него добрались? Французский мальчик. Остановился, как я понимаю, с мамой в отеле на вилле д’Эсте. Там же наверняка камеры на каждом углу, под каждым кустом?

У Энцо был готов ответ:

– Я так понял, что мальчик пешком вышел из ворот виллы. Охранники его почему-то выпустили, хоть это и странно. Вроде бы он сказал по-французски, что его ждут, и показал в сторону дороги. Они подумали, что там такси. Эти тупицы не удивились, почему таксист не удосужился заехать за шлагбаум и почему малолетний мальчик гуляет один.

– Но куда он пошел? Зачем?

– Никто не знает, – вздохнул Энцо и откинулся в кресле. Достав новую сигару, он обрезал ее гильотиной, затем облизал, обжег специальной спичкой и затянулся. Дым устремился вверх, к нарисованному на потолке ангелочку. Это был обязательный ритуал Энцо после обеда. – У него был телефон. Возможно, кто-то ему позвонил. Сейчас это проверяют. Но, предвосхищая твой следующий вопрос, телефон не нашли, и он отключен.

– Хм… Странно, конечно, – думала вслух Марго. – Мальчик только что приехал, никого не знал… Куда и к кому он шел?

Энцо затянулся и развел руками, зажав сигару между пальцами:

– Полиция пытается выяснить. Так. Ты же придешь ко мне завтра на ужин?

Марго смутилась:

– У меня, похоже, завтра свидание – так что я без ужина.

– С тем женатиком из Иль Серенио? – вздохнул Энцо.

Марго знала, что Энцо считает ее эдакой заколдованной принцессой. Мол, она одна вовсе не потому, что с ней что-то не так, а потому, что, видите ли, ей не встретился подходящий принц. Марго забавляла эта идея, она-то все уже поняла про себя. И что никакой – даже самый распрекрасный – мужчина не изменит положения вещей.

– Ты слишком обо мне переживаешь, – мягко ответила Марго, но Энцо только вздохнул.

Он смотрел на нее с легкой укоризной, словно хотел сказать, что ее жизнь могла бы быть совсем другой, если бы она просто немного чаще слушала его советы. Но обсуждать это сейчас было не время.

– Хорошо, – наконец сказал Энцо, – но обещай, что будешь осторожна. И не забудь, что мир не всегда так прост, как кажется.

Марго кивнула. Забота Энцо всегда была искренней.

Когда Марго вернулась к себе, она вдруг поняла, что усталость уже затмила все мысли. Но в душе появилось что-то новое – тревога, которая с каждым часом становилась сильнее. Слишком много вопросов, слишком мало ответов, и все они вращались вокруг двух слов: Анелли и Бенедетто.

Глава 8

Каждая гусеница за свою жизнь проходит через четыре этапа линьки и увеличивается в размере в тридцать раз. Гусеница живет от 26 до 32 дней.

Утром, то есть утром по меркам Марго – в одиннадцать, она отменила нескольких клиентов (благо чек, в тот же день переданный Риккардо через бухгалтера, это позволял) и отправилась к Бебо. Просьба Анелли была странной, и Марго хотелось как можно скорее отделаться от нее, раз уж согласилась.

По городу словно пронесся смерч – каждая витрина изо всех сил зазывала скидками. Кто-то скромно и с достоинством начинал с 30 %, кто-то сразу заявлял 50 %, а кто-то заходил с козырей – 80 % скидки. На общем фоне обещаний безумной выгоды некоторые рестораны выглядели странно: их витрины не светились, на дверях висели объявления: извините, мы закрыты на каникулы. В переводе – мы в эту скидочную игру не играем, устали обслуживать вас на Рождество, мы тоже люди, поэтому поедем в Таиланд / в Перу / на Карибы.

Бебо жил в самом центре Комо, на улице Гарибальди. Снова синьориле – первый этаж, отметила про себя Марго. Она вошла во внутренний мощеный дворик, перегруженный дорогими машинами. Роскошная мраморная лестница, лепнина на стенах. Логично, что именно здесь жил отпрыск Анелли. Марго позвонила в дверь – ей открыла очень полная девушка в очках с розовой, какой-то детской оправой.

– Мари-Лиза, – представилась девушка.

– У меня назначена встреча с синьором Уберто Анелли. Я психотерапевт, от синьора Риккардо.

Девушка впустила Марго в квартиру.

– После того что случилось, Бебо очень расстроен, понимаете? Он знал бедного Арно – это ведь его племянник.

– Я смогу пообщаться с ним? Просто задать несколько вопросов?

Девушка была явно смущена:

– Вы попробуйте, только он сейчас не говорит. С ним бывает такое. Особенно когда он нервничает.

Марго зашла в большую комнату, которая, очевидно, была и гостиной, и мастерской – на подрамниках стояли холсты. Какие-то картины были закончены, какие-то – заброшены. Некоторые повернуты к стене. Бебо, невысокий худощавый парень лет тридцати – тридцати пяти, сидел на заляпанном краской, дорогом дизайнерском диване. Деревянные полы тоже были все в краске. У Бебо были вьющиеся немытые каштановые волосы неопределенной длины – словно он не мог решить, стричь их или отращивать. На нем болтались, спустившись почти до паха, только широкие грязные джинсы. Пронзительные голубые глаза – Марго узнала стеклянный, направленный внутрь себя взгляд шизофреника. Она уже видела такое на курсе по психиатрии.

– Называйте его Бебо – так проще, – подсказала Мари-Лиза.

– Бебо, я пришла поговорить с вами насчет Элены и Арно… Мне очень жаль, что так случилось.

Но Бебо не слышал Марго – он жестикулировал и словно вел диалог с кем-то.

– Бебо, – снова попыталась Марго.

– Вы извините, он сегодня очень плох, – оправдывалась Мари-Лиза, будто пытаясь защитить Бебо. – Почти ничего не ел, с ложечки кормила… Он, когда такой, совсем себя запускает. Возможно, придется в клинику звонить…

– А вы его сиделка?

Девушка смутилась:

– Нет, что вы – я его двоюродная сестра. Просто иногда забочусь о нем – мне не трудно.

– Он говорил что-нибудь? Может быть, про червей?

Мари-Лиза развела руками:

– Мне очень жаль, хотелось бы вам помочь, но Бебо после всего, что случилось с Арно, вот такой. Он был сильно привязан к племяннику. Они дружили.

Делать было нечего. Похоже, Риккардо Анелли зря потратил свои деньги. Марго из вежливости спросила:

– Можно мне посмотреть картины? Вы не против?

Девушка улыбнулась:

– Конечно, смотрите – Бебо настоящий художник, профессиональный. Он учился, вы знаете? Да, несмотря на болезнь, частно. У Бебо большой талант.

Марго стала рассматривать холсты. Узнаваемые черно-белые пейзажи Комо, написанные не то чернилами, не то тонкими маркерами. Дуомо, пьяцца Сан-Феделе, какой-то причал, маяк в Брунате – идеально соблюденные пропорции, полотна, испещренные мелкими-мелкими штрихами сумасшедшего. Марго стало не по себе – что-то тревожное, нервное исходило от этих картин. Тут не было ни легких мазков кисти, ни карандаша, едва касающегося холста. Марго почему-то вспомнила «Мадонну» Мунка. Вернее, литографию, где были еще эмбрион и сперматозоиды. Скандальную картину, изображающую женщину в экстазе, от привычной Мадонны там остался лишь нимб. Высокие скулы, голые грудь и живот. Красивое страстное лицо, в котором сплелись жизнь и смерть. И подумала: если бы Бебо рисовал людей, они наверняка были бы в том же духе.

В картинах Бебо чувствовалась одержимость, необходимость как можно плотнее заполнить пустоту, забить ее под завязку этими странными штрихами. Они буквально щупальцами затаскивали в свое больное нутро, лишая воздуха и способности мыслить. Там было слишком много Бебо – такого, каким его сейчас увидела Марго. Сумасшедшего.

Марго не могла отделаться от ощущения, что она наблюдает сейчас за миром, закрытым для обычных людей. Миром, в котором Бебо был и творцом, и жертвой.

Глава 9

После каждой линьки гусеница ненадолго замирает, будто уходит в медитацию. В этот период ее называют spazzolata – «зачесанная», потому что тело становится гладким и блестящим.

По забавному стечению обстоятельств квартира Франческо тоже была в центре Комо, на улице Гарибальди. Буквально в двух домах от Бебо на той же стороне, в надежном отдалении от молодежной и шумной пьяцца Вольта, но при этом в приятной близости ко всем преимуществам центра города.

В гардеробе Марго было много откровенной одежды, которую она надевала только на свидания. На сессиях с клиентами на ней часто были водолазки с надежным воротником под горло (итальянцы их называют «dolce vita»[14] – сладкая жизнь, какой контраст!), блузки, закрытые платья – ничего откровенного, чтобы клиенты не отвлекались на личность психолога. Для свиданий же Марго предпочитала короткие юбки, бюстье, низкое декольте, всякие облегающие платья с голой спиной – любые варианты, чтобы изначально ясно показать свои намерения. Сегодня она надела асимметричное черное платье с открытым плечом и высокие сапоги.