
Полная версия
И свет во тьме светит…
Потихоньку из ближайших зарослей начали выходить талы, окружая его. От них буквально веяло смесью любопытства и страха.
– Но как мы можем узнать, правда ли это? – спросил один из них, его голос дрожал от сомнения и надежды.
Люмен открыл рот, собираясь ответить, но замер. Он не знал. Он чувствовал, что это правда, но откуда? Почему он был так уверен?
Он мягко положил руку на плечо маленького хумана.
– Я… – слова застряли у него в горле. – Я не знаю. Но мне кажется, что однажды вы сможете это увидеть. Мы все сможем это увидеть.
Эти слова показались ему странными. Будто они вырвались сами, без его воли. Прежде чем кто-то успел сказать что-то ещё, громкий голос прорезал воздух:
– Эй!
Люмен не успел обернуться, как его кто-то резко толкнул. Он не удержал равновесие и упал на колени, едва выставив руки, чтобы не удариться лицом. Маленькие хуманы взвизгнули и бросились врассыпную.
– Проваливай отсюда, чужак! – рявкнул толстый хуман – Ещё раз появишься здесь, и я посажу тебя в клетку!
Люмен поднял голову, встречаясь с бесстрастным лицом хумана, которого не интересовало ни объяснение, ни оправдание. Он не пытался понять, кто перед ним – он просто делал то, что ему было привычно.
В груди Люмена что-то сжалось тяжёлым комком. Он не стал спорить. Поднявшись на ноги, он быстро ушёл с этой поляны.
Он брёл без цели, пока не оказался в месте, наполненном умиротворяющей тишиной. Здесь, вдали от городской суеты, мягкие дорожки были вымощены гладкими камнями, а воздух был пропитан ароматом причудливых растений, которые, казалось, заполняли собой всё пространство. Люмен шёл по извилистой тропе, ведя ладонью по невысокой живой изгороди, успокаиваясь и ощущая странное единение с этим местом.
Глава 3. Сад шёпотов
«Листья помнят шаги тех, кто ищет. И отвечают тем, кто не боится услышать.»
Он остановился, глубоко вдохнул. Здесь ему определённо было легче дышать.
В этом месте каждое растение, казалось, перешептывалось с другим. Их листья дрожали, даже если ветра не было. Корни простирались вглубь земли, а тонкие побеги тянулись друг к другу, будто поддерживая невидимый разговор. Люмен провёл пальцами по гладкому листу, и ему почудилось, будто растение отозвалось на его прикосновение.
– Они чувствуют тебя.
Люмен вздрогнул. Он не заметил, как к нему приблизился пожилой хуман. Он осторожно протирал тряпочкой листья серебристых кустов, его движения были точными и плавными, и он не пропускал ни одного листочка, будто мог их видеть.
– Я ощущаю твоё смятение. Оно как ветер, что колышет листья. Что тревожит твою душу?
Люмен хотел ответить сразу, но не знал, с чего начать. Он сам до конца не понимал, что с ним происходит.
– Меня зовут Люмен, – начал он уверенно, хотя имя всё ещё казалось ему странным. – Я здесь, потому что мне предстоит важное дело. Но я не могу понять его до конца. С каждым днём я замечаю всё больше жестокости, боли, равнодушия… Почему хуманы так жестоки друг к другу? Как они могут жить в таком прекрасном мире, но оставаться такими холодными?
Старик задумчиво провёл рукой по своей седой бороде, потом мягко коснулся листьев на большом цветке, которые приятно зашелестели в ответ на его прикосновение.
– Позволь рассказать тебе одну историю, Люмен, – сказал он после недолгого молчания. – Давным-давно, когда этот мир только начинался, хуманы обладали особым даром. Тогда они ещё могли чувствовать сердцем. Они понимали, как сильно взаимосвязаны все живые существа, как боль одного отзовётся в другом. Но со временем этот дар угас. Хуманы стали видеть мир лишь через призму собственных желаний и страхов. Они перестали чувствовать связь с другими существами, а затем и друг с другом.
Он сделал паузу, поглаживая листья цветка.
– Эти растения, – продолжил старик, указывая на сад вокруг них, – они всё ещё помнят то, что забыли хуманы. Они реагируют не на внешний мир, а на внутреннее состояние тех, кто их касается. Если человек полон гнева или жестокости, они перестают расти, будто отворачиваются от него. Это урок, который я усвоил за долгие годы: истинная красота мира раскрывается только тем, чьи сердца способны любить и прощать.
Люмен слушал, чувствуя, как слова хумана находят отклик в его душе. Теперь он понимал, что его тревога вызвана не просто жестокостью хуманов. Она была глубже – следствием того, что их сердца забыли, как быть живыми по-настоящему.
– Но почему это происходит? – спросил Люмен, чувствуя, как его уверенность крепнет. – Разве нельзя пробудить их снова? Существует ли способ открыть их глаза на истинную красоту этого мира?
Старик улыбнулся мягко, но в его незрячих глазах читалась печаль.
– Возможно, именно для этого ты и пришёл сюда, Люмен. Только время покажет, готовы ли хуманы снова принять свет.
В этот момент к ним приблизилась пара удивительных созданий – они держались в воздухе благодаря тонким, полупрозрачным крыльям, которые светились мягким золотистым сиянием, и каждый взмах оставлял в воздухе едва заметный след. Они не издавали звуков, но хуманы ощущали их присутствие.
– А что это за существа? – с большим любопытством поинтересовался Люмен.
– Это птицы-навиганы – редчайшие обитатели Умбры, почти забытые хуманами. – с не меньшим любопытством отозвался садовник. – Я уже и не вспомню, когда они были здесь.
Он на мгновение замолчал, словно взвешивая каждое слово, прежде чем продолжить. Его голос стал тише, но в нём появились новые ноты – будто он говорил о чём-то большем, чем просто надежда.
– Говорят, что когда-то давно хуманы обладали особым даром. Зрением, которое позволяло видеть не только мир вокруг, но и самих себя. И знаешь, Люмен, есть предания, что однажды кто-то придёт, кто поможет нам вспомнить это…
Люмен почувствовал, как внутри него что-то дрогнуло. Эти слова казались знакомыми, хотя он не мог вспомнить, откуда.
– Я… я не уверен, – произнёс он медленно. – Но почему вы говорите об этом именно сейчас?
Старик чуть заметно пожал плечами, словно пытаясь скрыть своё волнение под маской безразличия.
– Просто иногда легенды становятся реальностью. Иногда те, кого ждут, приходят не так, как ожидаешь. И ты… ты напоминаешь мне кое-что из этих старых историй.
Птицы всё ещё продолжали кружить рядом с ними, их перья переливались мягким золотом и глубоким синим. Казалось, они тоже прислушиваются к разговору, чувствуя важность момента.
– Вы думаете, что я могу быть тем, кто… – начал Люмен, но старик мягко перебил его, подняв руку.
– Не торопись делать выводы, – сказал он с лёгкой улыбкой. – Время покажет, кто ты такой на самом деле. А пока… – он помолчал, словно собираясь с мыслями, – пока я могу лишь наблюдать. И надеяться, что наши легенды не лгут.
Люмен стоял молча, чувствуя, как тёплое чувство внутри него усиливается. Ему казалось, что этот пожилой хуман знает больше, чем говорит, но спрашивать напрямую было бессмысленно.
– А вы? У вас есть это чувство – зрение? – с надеждой спросил Люмен.
Старик задумчиво провёл рукой по своему лицу, словно пытаясь стереть время, начертанное на его коже.
– Я вижу достаточно, чтобы понимать: наш мир стоит на пороге больших перемен. Но моё зрение… оно точно не такое, каким было у тех хуманов, что жили за много лет до меня. Оно не для всех. А вот ты… – он снова сделал паузу, глядя на Люмена с какой-то странной теплотой, – ты, возможно, видишь больше, чем сам осознаёшь.
– Расскажите об этом, прошу!
– В другой раз, Люмен. Мне уже пора. Может быть, мы ещё встретимся! – сказал старик, развернулся и уверенно зашагал в небольшой домик, целиком покрытый пульсирующими растениями тёплых оттенков.
Выйдя из сада и пройдя в размышлении вдоль стены города, Люмен вдруг оказался в каком-то узком проходе, где с обоих сторон громоздились небольшие железные ящики. Их оплетали тоненькие ниточки растений с небольшими листьями, которые давали слабый фиолетовый свет.
Люмен подошёл к одному из ящиков и заглянул внутрь. В тусклом свете он всё же сумел увидел хумана, скрючившегося в очень странной позе.
– Почему ты здесь? «Что случилось?» – спросил Люмен.
– Кто ты и почему тебя это удивляет? – с трудом проговорил хуман, сидящий в ящике.
– Меня зовут Люмен, я путешественник, совсем недавно оказался в этом городе.
– Я Тим. Это… – проговорил хуман сдавленным голосом – это наказание. У нас здесь такие обычаи. За малейшую провинность могут запереть на несколько дней, – едва переводя дыхание продолжал Тим из ящика.
– Наказание? За что же тебя так наказали? – удивлённо продолжил Люмен.
– Я обозвал одного хранителя болваном. Это серьёзное преступление. – пояснил Тим.
– Это жестоко. Никто не заслуживает такого наказания. Это, должно быть, очень тяжело, – сочувственно произнёс Люмен.
Он провёл рукой по железным стенкам ящика. Конструкция была очень прочной, запертая каким-то сложным механизмом.
– А ты пробовал… попросить прощения?
– Что? – переспросил Тим, голос его был искренне озадачен.
– Ну, если ты раскаялся, если понял, что был неправ, ты мог бы извиниться перед хранителем. Возможно, тогда тебя бы отпустили.
В ящике на мгновение повисла тишина. Затем Тим заговорил, но в его голосе звучало скорее недоумение, чем понимание.
– Про-ще-ние? Что это?
Люмен задумался, пытаясь сообразить, как ему объяснить Тиму что такое «прощение».
– Прощение… Это когда ты осознаёшь свою ошибку, и другой принимает твои извинения, позволяя тебе двигаться дальше. Он не наказывает тебя, а понимает.
Тим фыркнул.
– Ты говоришь странные вещи, чужак. Здесь всё просто: если ты ошибся – ты страдаешь. Это закон. Прощение… Зачем оно нужно, если можно наказать?
Люмен почувствовал, как по спине пробежал холодок. В этом городе не знали, что такое прощение. Они не могли представить себе мир, где ошибка не означала страдание, где второй шанс был возможен.
– У нас здесь всё так. Они считают, что такие меры помогут поддерживать порядок и дисциплину. На их месте я бы вообще убивал всех, кто нарушает закон! – ответил хуман из ящика, пожав плечами, насколько это было возможно в его положении.
Люмен нахмурился. Как это тот, кто сам страдает от несправедливости, может желать того же другим?
– Это несправедливо. Никто не должен страдать таким образом. Я постараюсь что-то сделать, чтобы помочь тебе и другим, – решительно сказал Люмен.
Он провёл пальцами по запору, попытался повернуть его, надавить, сдвинуть. Но он не поддавался. Люмен оглянулся – вокруг не было никого. Город, по ту сторону стены, жил своей жизнью.
– Я не могу открыть его, – сказал Люмен, не скрывая разочарования.
– Конечно, не можешь. Это наказание. Если бы можно было просто взять и освободиться, разве был бы в этом смысл? – насмешливо отозвался Тим.
Люмен ещё раз попробовал. Но, сколько бы он ни старался, ящик оставался запертым.
– Это не должно быть нормой, – пробормотал он.
– Это норма, чужак. Ты никогда этого не поймёшь, потому что ты другой.
Тяжёлые шаги раздались вдалеке. Люмен быстро отступил, растворяясь в тени.
Глава 4. Маленькая искра
«Свет не приходит как крик, разрывающий тишину. Он приходит как лёгкое прикосновение тёплого дыхания на замёрзшую кожу.»
Люмен брёл по узким улочкам Лунариса, не зная, куда ведёт его путь. Каменные здания, лишённые окон, тянулись вверх, словно застывшие великаны, укутанные вечным полумраком. Город был полон звуков – тихих шагов, шороха одежд, глухого гула голосов, звоном колокольчиков, но Люмен чувствовал в нём что-то глубокое, неуловимое.
«Я не знаю, зачем я здесь. Но я чувствую, что это не случайность.»
Он свернул на одну из боковых улочек Лунариса и почувствовал, как за ним кто-то наблюдает. Присев у края каменной дорожки, он заметил странное существо, устроившееся на выступе у стены.
Существо было грациозным и вытянутым, с длинными лапами и тонким, почти змеевидным хвостом, на конце которого сверкал сгусток тусклого света – как крошечная звезда. Его мех был густым, почти бархатным, и переливался оттенками сумрака: от глубокого фиолетового до мягкого серебристого. Глаза были огромные, без зрачков, и в них отражались огоньки на улицах, которых на самом деле не было видно – как будто оно видела мир не глазами, а чем-то ещё.
«Смиркса» – проговорил какой-то незнакомый голос, как будто прямо в голове Люмена. Он обернулся по сторонам, но никого не было.
Существо, не издавая ни единого звука, мягко ступила к Люмену, двигаясь с той уверенностью, что бывает только у тех, кто точно знает, куда идёт. Она коснулась его ноги и замерла, её хвост замерцал чуть ярче. В тот миг Люмен почувствовал странную дрожь – будто кто-то вложил в его разум мысль. Тихую, ласковую. «Ты чужой, но не враждебный. Я чувствую тебя.»
Люмен присел, чтобы рассмотреть её ближе, но она мягко отступила, оставляя после себя лёгкий шлейф, словно воздух на мгновение стал прозрачнее. Затем – одним плавным движением – она скрылась за углом, растворившись в полутьме улицы.
На одном из перекрёстков улиц он заметил небольшую группу хуманов. Они стояли полукругом, что-то громко обсуждая. Люмен прислушался – их голоса были взволнованными, полными тревоги.
В центре сидел совсем маленький хуман. Он беззвучно плакал, закрыв лицо ладонями, а рядом стояла хуманша.
– Он не может встать, – взволнованно шептала она. – Я всего на мгновение отвернулась, а потом… он просто сел и не встаёт!
Люмен подошёл ближе.
Маленький талар был бледным, его губы дрожали, а дыхание было прерывистым, едва слышным. Что-то внутри Люмена заставило его действовать – словно невидимая рука тянула его вперёд.
Он увидел, как к ним приближаются стражники… Нужно было действовать быстро.
Люмен присел рядом, не зная, что сделать или что нужно сказать.
– Ты меня слышишь? – тихо спросил он.
Никто не ответил. Люмен нерешительно протянул руку, не касаясь его, а затем тихо, почти неосознанно, прошептал:
– Всё будет хорошо.
И в тот же миг что-то изменилось.
Тёплая дрожь пробежала по пальцам Люмена, и он почувствовал, как что-то невидимое проникает в воздух. Света не было, не было вспышки, но воздух вдруг стал легче, как перед утренним рассветом.
Тала вздрогнул. Затем глубоко вдохнул. А потом неуверенно, но всё же поднялся на ноги.
– Налия8…
Хуманша ахнула и упала перед ним на колени, обнимая его так крепко, словно боялась снова потерять. Хуманы вокруг застыли. Они не видели, что произошло, но они чувствовали это.
Люмен медленно опустил руку, глядя на свои пальцы.
«Что это было?.. Что я сейчас сделал?»
Он не знал ответа. Но впервые за всё это время он почувствовал, что он действительно не просто так в этом месте. «Кто же меня сюда направил?!» – пронеслось в его голове. Но его мысли прервал громкий окрик:
– Всем оставаться на местах!
К толпе приблизился стражник, его лицо было жёстким, но в нём читалась настороженность. Вслед за ним подошли ещё двое, их форменные накидки громко шуршали при каждом движении, а колокольчики на груди издавали особенный звук.
– Мой Дорателло – начала говорить молодая хуманша – он не мог двигаться, а этот… Я не знаю его – запнулась она.
– Чужак, что ты сделал?! – требовательно спросил один из стражников.
Люмен почувствовал напряжение.
– Я… просто помог.
– Помог? – стражник сузил незрячие глаза. – Кто ты такой, чтобы помогать? Никто не может просто так «помочь».
Он обернулся к хуманше.
– Что он сделал с вашим таларом?
Хуманша поколебалась. Она была очень напугана.
– Он… он должно быть колдун! Этот чужак что-то сказал моему маленькому Дорателло, и он вдруг зашевелился, стал таким как раньше.
Толпа начала волноваться. Кто-то в страхе попятился, а кто-то, наоборот, жадно ловил каждое слово.
– Это неестественно, – пробормотал один из хуманов.
– Это сила, которой не должно быть, – добавил другой.
Стражник выпрямился, его рука потянулась к дубинке.
– Верховный Хранитель должен узнать об этом. Чужак, ты идёшь с нами.
Люмен почувствовал, как внутри него всё сжалось. «Я не могу позволить им забрать меня. Не сейчас.»
Он бросил взгляд на улицу, просчитывая путь. Город жил своей жизнью, толпы хуманов спешили по своим делам, но всё же какие-то дороги ещё были свободны.
– Я не сделал ничего плохого, – сказал он, делая шаг назад.
– Ты сам не знаешь, что сделал, – ответил стражник. – А значит, мы не можем рисковать.
Он достал из кармана золотой свисток и дунул в него изо всех сил, двое стражников молниеносно выдвинулись вперёд. «Бежать!» – Люмен резко развернулся и бросился в переулок.
– Держите его!
Крики вспыхнули за спиной, тяжёлые шаги застучали по каменной улице. Люмен несся между низеньких домов, которые сменялись высокими зданиями, уворачиваясь от хуманов, которые отшатывались в стороны.
Он ловко маневрировал между переулками, нырнул в узкий проход под аркой и промчался через внутренний двор, откуда послышался испуганный возглас. Перед ним вырос старый забор, который он перемахнул одним прыжком, приземлившись в небольшое углубление.
Топот погони стих где-то далеко. Стражники потеряли его след. Люмен замер в кромешной тьме, вдыхая влажный затхлый воздух. Его дыхание было частым и сбивчивым, но постепенно он успокоился и дыхание выравнивалось.
«Они страшатся неизведанного… Но разве сам я понимаю больше? Кто я такой на самом деле?» – мысль эхом отозвалась в сознании.
Изнурение навалилось внезапно. Веки налились свинцом, каждая клеточка тела требовала отдыха после пережитого. День был слишком насыщен событиями и потрясениями.
Несмотря на холод и грязь этого места, здесь он ощущал себя в безопасности. Углубление словно обернуло его со всех сторон защитной стеной. Последнее, что он помнил перед тем, как провалиться в сон – это странное чувство защищённости среди этой тьмы и сырости.
Глава 5. Древнее пророчество
«Они живут вне времени. И всё же ждут нас в каждом мгновении.»
– Из книги мудрецов Лунариса
На следующий день, выбравшись из своего убежища, и ведомый необъяснимой силой, Люмен пошёл по пустынной улице, когда его внимание привлёк странный шум. Это был гул голосов, слитых в монотонный, почти гипнотический ритм. Он остановился, прислушиваясь. Голоса были приглушены и как будто исходили из-за массивной каменной стены.
Люмен осторожно приблизился. Перед ним высилось древнее здание, сильно отличающееся от остальной архитектуры города. Оно было грубее, мощнее, словно строилось не для удобства, а для устрашения. Узкий вход напоминал зияющий рот, и казалось, что здание само вдыхает воздух, наполняясь гулким шумом.
Пройдя внутрь, он оказался в огромном зале, стены которого покрывали барельефы с изображениями хуманов, протягивающих руки к некоему светящемуся существу. Голоса звучали всё громче, но Люмен всё ещё не мог разобрать слов. Они сплетались в сложные мелодичные узоры, повторяясь в каком-то странном порядке. Сердце его ускорило ритм.
Идя по изогнутым коридорам Люмен зашёл в зал, полный света – он был полностью во власти светящихся растений необычайной красоты. Перед его глазами была большая стена с какими-то символами.
Люмен осторожно прикоснулся к древним надписям, вырезанным на поверхности стены. Под его пальцами ожили слова, словно они были запечатаны здесь, ожидая, когда кто-то раскроет их тайну:
«Совершенства в искусствах, в науках достигли хуманы. В славе своей и знании безграничном возгордились они, и жестокими стали друг к другу. Любви сердца их лишились, и взирали они с высоты своих достижений на мир, что создали их умельцы.
Но виденье их ослеплено было. Деус, в мудрости своей великой, зрение их отнял, дабы в тьме внутренней смогли себя обрести. Смирение и любовь, забытую, вновь найти должны были. Лишь когда сердца их вновь светом засияют, глаза откроются, и мир увидят они таким, каким задуман он был.
Во тьме забытья, когда сердца хуманов совершенно окаменеют, явится Посланник Света. Не зрение он вернёт лишь, но сердца их откроет, и путь любви покажет. В глазах их свет зажжёт, и свет внутри начнёт их быть. Смирению он их научит, ибо без смирения зрение – проклятье. Любовь в их душах пробудит, ибо без любви смирение – пустота.»
В раздумьях Люмен вышел из этого зала и оказался в другом, откуда и доносились голоса. Свет проникал в это помещение сквозь узкие щели в потолке, отбрасывая тонкие полоски на каменный пол. Когда его глаза привыкли к полумраку, он увидел фигуры, одетые в длинные тёмные одеяния. Какие-то особенные хуманы – их было не меньше десяти – стояли в круге, склоняясь над каменным алтарём, на котором лежал большой свиток.
Люмен осторожно сделал шаг вперёд. Один из хуманов вдруг замер, резко подняв голову, будто почуяв его присутствие. Остальные прекратили пение. В тишине раздалось негромкое шуршание шагов, и один из хуманов медленно повернулся к нему.
– Ты пришёл… – голос был старым, словно сам этот храм.
– Я слышал голоса, – осторожно ответил Люмен. – И подумал, что смогу найти ответы – мне нужно знать…
Хуман, который заговорил первым, шагнул ближе. Теперь Люмен видел его лицо – старое, изборождённое морщинами, с бледными губами.
– Мы ждали тебя. Мы ждали тебя очень долго…
Люмен почувствовал напряжение внутри.
– Меня? Откуда вы меня знаете?
Хуман протянул руку и указал на резные символы на стенах.
– «Посланник, несущий новое чувство, явится в век предрешённой тьмы, и его свет приведёт народ к истине. И истина сделает их свободными. Они смогут увидеть мир.».
Слова прозвучали тяжело, будто сами камни храма произнесли их.
Люмен подошёл ближе и коснулся древних символов. Под его пальцами текли неровные линии высеченных предсказаний, и на мгновение ему показалось, что они тёплые, как будто этот текст был живым.
– Почему вы решили, что я – тот самый посланник? – спросил Люмен, хотя где-то внутри уже знал ответ.
Хуманы, стоявшие в зале, разом выдохнули.
– Твой внутренний свет, – раздался голос одного из них. – Он именно такой, каким должен быть. Ты тот, кто должен был прийти.
Люмен сжал пальцы.
– Я не понимаю… Свет? О чём вы?
Один из хуманов, находившихся в зале, шагнул вперёд.
– Тебе этого не дано увидеть, как не дано увидеть никому, кроме нас. Мы жрецы Умбры – Защитники древних тайн и пророчеств. Только нам дано чувствовать знаки, которых больше никто не видит.
Он поднял руки и провёл ими в воздухе, как будто что-то невидимое струилось между его ладонями.
Люмен отступил на шаг.
– Если вы знаете, кто я… Хорошо. Может быть у вас есть ответ на главный вопрос, который мучает меня – зачем я здесь?
Главный жрец медленно обошёл алтарь, затем взял древний свиток и развернул его.
– «И когда свет коснётся тени, одна жизнь станет платой».
Слова отозвались в груди Люмена необычайной тяжестью.
– Одна жизнь? – он почувствовал, как по коже пробежал холод. – Что это значит?
Жрец свернул древний свиток.
– Это значит, что твоя судьба запечатлена в словах предков, – сказал другой жрец. Его голос был спокоен, но в этом спокойствии была твёрдость неизбежности. – Ты принесёшь новое чувство нашему народу. Но изменения всегда имеют свою цену – твоя жизнь станет платой.
Люмен вглядывался в символы на стенах, его разум метался между страхом, сомнением и любопытством.
– Вы действительно верите во всё это? В эти предсказания? – спросил он, указывая на древние письмена.
Главный жрец поднял голову, его слепые глаза словно пронзали пространство.
– Вера – это основа нашего существования. Мы не просто верим, мы знаем. Это не слепая надежда, это закон мироздания, выкованный временем и испытанный поколениями. Мы хранители этого знания, и оно никогда не подводило нас.
Он сделал паузу, прежде чем продолжить:
– Твоя жизнь, Люмен, подобна пламени свечи. Она прекрасна сама по себе, но её истинная сила раскрывается тогда, когда она освещает путь другим. Ты принесёшь свет, который изменит этот мир. Но каждое пламя рано или поздно гаснет. И твоя жизнь станет той жертвой, которая откроет двери новому началу.
Люмен опустил взгляд, чувствуя, как внутри него борются противоречия.
– Но я не хочу быть героем, – произнёс он, сжимая кулаки. – Жизнь – это дар. Как можно требовать от меня отдать её, даже ради каких-то древних верований? Разве каждый не заслуживает шанса прожить жизнь в полной мере?
Жрец медленно кивнул, словно ожидал именно такого ответа.
– Жизнь действительно бесценна, Люмен. Но её истинная ценность проявляется не в том, чтобы просто существовать, а в том, чтобы служить чему-то большему. Когда ты отдаёшь себя, ты делаешь свою жизнь вечной. Ты становишься частью вечности, частью света, который будет гореть вечно.