В поисках спасения

Я постараюсь отвести от тебя угрозу, отвлеку охотников на себя. Надеюсь, мне удастся их перехитрить. Если нет, знай, я всегда любила, люблю и буду любить тебя, моя дорогая доченька! Прости, если сможешь, и беги. Беги!

– Мда-а! Новости! Что будем делать?

– Бежать! И как можно скорее, – твердо сказала Ольга.

– У нас еще есть пару часов, чтобы обдумать все как следует.

– Нет! Ехать надо немедленно. Раз она была агентом ФСБ, то у них наверняка есть ее отпечатки пальцев, так что анализа ДНК не потребуется. Боюсь, нас уже хватились. Будем, как учила меня мать, рассчитывать на худшее. А потому давай-ка переоденься. Господи, ты измазюкался! Раздевайся! Хотя бы по пояс. Примерь вот это!

Она достала из большой сумки розовую кофточку и протянула мне.

– Я это надевать не буду. Что за маскарад?

– Именно что маскарад! Не глупи! Тебя ведь тоже знают в лицо. Значит, могут проследить. Вот видишь! В самую пору. Мы еще сюда твою грязную майку подсунем. Отлично! Прямо женщина с третьим размером получилась. Хорошо, что ты утром побрился. Прямо красавица! Тут еще надо парик и солнцезащитные очки! Теперь точно не узнают. А я переберусь на заднее сиденье, чтобы не засветиться на дорожных камерах. Поехали!

Все произошло так быстро, что даже возмутиться по-человечески не успел. Когда Оля говорит со мной командным тоном, просто подчиняюсь. Не помню, кстати, с каких пор это повелось? Я вроде старше на пять лет, а она командует мной, как собственным щенком. Надо с этим что-то делать! Однако мысли о такой несправедливости достают только в ее отсутствии, но стоит Еньке оказаться рядом, как я готов вновь вилять хвостом, исполняя любые прихоти.

Через минут пятнадцать мы выехали на трассу, ведущую за город. Я то и дело с тревогой поглядывал в зеркало заднего вида, однако никто нас, кажется, не преследовал. Можно было немного успокоиться. Куда же нам податься? Нам точно нужно передохнуть, чтобы привести мысли в порядок и выработать план действий. Ольга, видимо, тоже думала об этом, потому как вскоре попросила свернуть на Киевское шоссе.

– Куда мы направляемся?

– К моему крестному. Он живет в деревне под Малоярославцем. Точный адрес не помню, но по памяти подскажу.

Часа через полтора мы съехали на ухабистую проселочную дорогу, проехали несколько поселков и деревушек, а еще через минут двадцать остановились возле высокого зеленого металлического забора, «украшенного» сверху еще и колючей проволокой.

– Ты уверена, что это не тюрьма? – пошутил было я.

Но она серьезным тоном ответила:

– Скорей одиночная камера.

Глава 5. Крестный

Но я даже удивиться не успел, как раздался жесткий, механический голос:

– Никого нет дома. Будьте добры, отойдите от забора. Он под напряжением. Во дворе злая собака.

В подтверждение последних слов раздался грозный, пронзительный лай, от одного звука которого мурашки по коже. Однако Ольгу все это нимало не смутило. Она громко крикнула куда-то вверх:

– Дядя Миша! Это я, Оля! И выключите вашу дурацкую запись!

В ответ из-за забора вылетел дрон. Он покружил вокруг дома, потом завис над нами любопытной стрекозой. Наконец лай умолк и вновь раздался голос, на этот раз нормальный мужской баритон:

– Заходите.

Часть металлической стены заскрипела и ушла в сторону, открывая взору дорожку, выложенную камнями. Ольга взяла меня под руку, и мы вошли во двор. Он казался пустынным и неухоженным. Ни деревца, ни кустика, лишь вездесущая грязь пробивалась из-под лоскутов подтаявших снежных бугров. Сам дом находился в дальнем конце двора, но Оля решительно направилась не к нему, а к старенькому сарайчику, что стоял неподалеку, притулившись к забору. Сарай как сарай с характерным затхлым запахом давно не проветривавшегося помещения, полный садовых принадлежностей и слесарных инструментов.

За годы нашей близости привык не задавать лишних вопросов, поэтому молча созерцал уверенные передвижения любимой. Ольга подошла к железному стеллажу, стоявшему у стенки, и подвинула большую банку со старой, подсохшей краской на нижней полке в сторону. Мгновение спустя пахнуло свежестью откуда-то сбоку. Обернувшись, увидел, что в противоположном конце сарая в полу неслышно открылся люк. Оля, недолго думая, спустилась вниз по узкой деревянной лесенке, что вела от темного проема в полу куда-то вглубь. Мне осталось лишь последовать за ней.

Подземный коридор был тускло освещен. Стены его были заклеены обоями в китайском стиле: с красными длиннохвостыми крылатыми драконами и крупными белыми цветами магнолии. Узкие полоски аварийного освещения вдоль стен вели прямо к металлической двери. Однако и тут, вопреки очевидному, Оля остановилась за три шага от двери и надавила ладонью на выпученный глаз дракона на левой стене. С мягким вздохом отъехала в сторону невидимая с первого взгляда дверка, и мы вошли в ярко освещенную прихожую. На пороге нас встретил сам хозяин. Окинув нас колючим взглядом, он прежде всего прижал палец к своим губам, призывая к молчанию, затем обвел вокруг каждого в отдельности мне уже знакомым плоским жезлом и лишь после того приблизился и обнял Ольгу:

– Здравствуй, дорогая! Как ты? Решила навестить старика? А это что за чучело с тобой?

Только теперь осознал, что на мне все еще дурацкая кофточка и парик.

– Это мой жених Слава. Я тебе о нем рассказывала. Слав, здесь маскарад не нужен.

– Я его знаю! – проговорил сквозь зубы мужчина, когда я снял с себя «камуфляж». – Он к тебе вчера приходил. Значит, вы есть тот самый Вячеслав?

– Так точно. А вы тот самый крестный, Михаил Александрович? Рад знакомству.

– В этом я еще не уверен. Посмотрим. Проходите быстренько в дом, располагайтесь. А я пока вновь включу систему защиты.

То, что старик называл домом, правильней обозвать однокомнатной студией: Большое квадратное подвальное помещение без окон, разделенное книжными стеллажами на отдельные зоны. Угол справа занят аккуратно заправленной одноместной кроватью, левее находился письменный стол с тремя компьютерными дисплеями, экран одного из них явно отведен наблюдению за внешним миром. Он был разделен на двенадцать квадратов, по числу наблюдающих за внешним миром камер.

Левый угол комнаты был отдан душевой кабинке и туалету. В центре находился диванчик, рядом журнальный столик, заваленный книгами и какими-то фотками. Мы сели на диван и наблюдали в тишине, как Михаил Александрович готовит кофе, стоя спиной к нам. Аромат жареных зерен немного ослабил пружину, закрученную до предела случившимися в это утро событиями.

Я до сих пор чувствую этот запах. Нет! Это не память! Это по-настоящему пахнет! И шаги, я слышу шаги! За дверью кто-то остановился, поворот ключа. В комнату вошел человек в белом халате с чашкой дымящегося кофе. Значит, все-таки больница.

– Смотрю, вы очнулись, молодой человек. Как себя чувствуем?

– Где я? – прошептал в ответ слабым голосом. Пусть думает, что я только что пришел в себя.

– В госпитале… специализированном. Что-нибудь беспокоит?

– Голова. Раскалывается. Ничего не помню.

– Немудрено! У вас сильное сотрясение мозга. В ближайшее время проведем вам обследование, проверим, нет ли кровоизлияния. А пока выпишу болеутоляющее. Что-нибудь еще?

– Пить хочется.

– Сейчас сестра принесет. Говорите, что ничего не помните?

– Ничего. Как я здесь оказался?

– Как все больные. Вы сильно ударились головой. А что вы вообще помните? Имя свое помните?

– Слава. Сомов Слава.

– Вот и слава богу! И то хлеб для начала! Не беспокойтесь, память, скорей всего, вернется. А пока вам нужен полный покой. Любаня, водички принесите. Но пить только через трубочку! Вам много двигаться не стоит. Завтра с утречка зайду, – Доктор вышел, предусмотрительно заперев за собой дверь.

Что ж, можно сделать, по крайней мере, два вывода. Первый – я все же в больнице, правда, какой-то особенной. Специализированной, как выразился доктор. Странно, он даже не представился. И дверь за собой закрыл на ключ. Второй вывод – в палате камер видеонаблюдения нет. Иначе бы он знал, что я уже вставал с постели. Уже неплохо. Можно еще повспоминать в тишине.

Хотя тишины-то как раз и нет. Шаркающие шаги в коридоре и щелканье дверного замка. В палате появилась среднего роста женщина в шапочке и белом халате с пластиковым одноразовым стаканом воды в одной руке, в другой наполненный шприц. Любаня, полагаю.

– С чего начнем? – спросила она с улыбкой.

– Давайте с плохого. С укола. А что там?

– Вам же доктор сказал. Болеутоляющее.

– Да, но какое?

– Какая вам разница, главное, чтобы действовало. У доктора спрашивайте. Нам на такие вопросы отвечать не разрешается. Или у вас аллергия?

– Нет у меня никакой аллергии. Просто для понимания.

– Ишь ты какой борзый, понимать он захотел. Скажи спасибо, что лечат. Поворачивайся!

Пришлось повернуться на живот. Медсестра бесцеремонно сдернула тонкое одеяльце и, не обращая внимания на наготу, споро и деловито сделала укол. Рука у нее крепкая, но умелая, я почти ничего не почувствовал.

– Спасибо.

– На здоровье. Вот твоя водичка. Выпьешь, еще принесу. Только не спеши, тебе сразу много нельзя.

– Мне бы еще в туалет…

– Сейчас утку принесу.

– А можно все-таки в туалет? Уток терпеть не могу.

– Ох ты, горюшко ты мое. Что ж делать-то? Да еще в таком виде. Погодь, пойду у врача спрошу.

Минут через пять немного смущенная вернулась с уткой:

– Вам выходить запрещено. Так что вот, пользуйтесь, – и поставила рядом с кроватью пластмассовую утку.

– А как ходить разрешат, или по-большому коли, так вона стульчак специальный в углу.

Что ж, значит, я все же под арестом. Только вот за что? Вспомнить бы… На чем я остановился? Ах, да, на кофе у крестного…

Диван был стар, пружины уже вплотную подперли кожаную обивку, но она пока держалась, хоть и протерлась вдоль швов. В комнате все было старое, пожалуй, кроме компьютеров. Старые книжные полки, доверху забитые книгами, выцветший оранжевый абажур с бахромой, в углу торшер, модный в пятидесятые. Истрепанный до нитей основы ковер, на котором уже и узора не разобрать, покрывал собой весь пол гостиной части студии. Да и хозяин вполне соответствовал обстановке: на вид лет шестьдесят, о чем говорили глубокие морщины на лбу и шее. Редкие седые волосы клочками торчали на висках и затылке, под густыми, давно не стриженными бровями прятались глубоко посаженные глаза неопределенного цвета, узкие тонкие губы сжаты в комок под орлиным, с выраженной горбинкой, носом. Как он был одет? Иногда жалею, что не родился женщиной. Это они в мгновение ока запоминают, кто и в чем был, я же просто не замечаю. Кажется, джинсы, рубашка в полоску, но в последнем не уверен. Нет! Рубашка в синюю полоску была на мне! Он протянул ее, когда я снял дурацкую кофточку. Впрочем, о чем это я? Ах, да, кофе!

Он подал нам черный кофе, даже не предложив сахара или сливок. Просто молча поставил перед нами чашки, а потом попросил ключи:

– Я отгоню машину в безопасное место. А вы отдыхайте. В комнате ничего не трогать! – добавил он, буравя меня подозрительным колючим взглядом.

– За кого он меня принимает? – возмутился я.

Но Оля поспешила успокоить:

– Не обращай внимания. Он ведь тебя не знает. Дядя Миша вообще всегда такой… подозрительный поначалу. А вообще он душка! У него столько всяких прикольностей в доме! Вот, смотри.

Она достала с полки вырезанную из дерева лягушку, держащую палку во рту.

– Что? Лягушка как лягушка. Путешественница, что ли?

– Это лягушка из Канады, тамошних индейцев. Вытащи палку изо рта и проведи ею вдоль спины задом наперед.

Стоило мне так сделать, как лягушка отозвалась громким «Ква-а-а-а».

– Действительно, прикольно.

– Это еще что! Вот надень-ка эти солнцезащитные очки. Что видишь?

Не сразу обратил внимание, что кроме уже знакомой картины передо мной на втором плане увидел все, что находится за моей спиной!

– Класс!

– Я же сказал ничего не трогать! – раздался сердитый голос старика.

Я поспешил сдернуть очки.

– Это я, дядь Миш, решила похвастаться, какой ты у меня крутой.

– Где уж нам уж выйти замуж, – пробормотал в ответ Михаил Александрович, а потом продолжил: – Ладно, проехали. Что вас ко мне занесло? Только не врать, что соскучилась! Случилось чего?

Мы с Олей наперебой стали рассказывать наши приключения и под конец дали прочесть письмо Дины Марковны. Когда старик прочел, заметил:

– Вот зараза! Я так и знал, что она неспроста вокруг тебя вертится. Но под конец, видать, совесть-то замучала. Мда-а-а. Значит, они и тебя добрались… Беда! С тобой-то ничего необычного не происходило последнее время?

– Что вы все заладили одно и то же! Ничего необыкновенного со мной до сегодняшнего утра не происходило. Зато с утра столько навалилось, на всю жизнь хватит!

– Кто знает, кто знает… – прошептал задумчиво старик. – Но в одном Динка права: вам необходимо исчезнуть. Ну-ка, дай документы, что она для тебя сварганила.

Он долго, тщательно рассматривал паспорт и водительские права Ольги. Потом удовлетворительно хмыкнул.

– Что ж, Дина молодец, отличная работа! От настоящих без пол-литра не отличишь. А ведь они на работе трезвые сидят! Ха-ха-ха! – неожиданно громко рассмеялся собственной шутке.

Его смех был прерван внезапно раздавшимся неприятным зумом. Михаил Александрович бросился к монитору слежения. Мы встали у него за спиной. На одной из камер появилась старушка с лукошком и кривой палкой. Она неторопливо шаркала вдоль забора, неодобрительно шепча и грозя кому-то клюкой.

– Ложная тревога, – промолвил дядя Миша, – не нравится местным мое укрепление. Разве ж им объяснишь, что не от них прячусь.

Однако тревога не умолкала. Экран показал, что старуха подошла к забору и стала стучать палкой по нему. В ответ изнутри раздался яростный лай. Женщина в испуге отпрянула было в сторону, но мгновение спустя стала еще сильней стучать по металлу. Сквозь этот безжалостный грохот ударов едва различимы были ее слова:

– Отдайте мою кошку, сволочи!

– Вот настырная баба! Придется поговорить. Вы спрячьтесь-ка на всякий случай… ммм… в спальне, – пробормотал дядя Миша и пошел к выходу.

Оля и я послушно присели на кровать, задернули занавеску, что отделяла спаленку от всего остального пространства.

Мы сидели, притаившись, слушая динамик компьютера. Через какое-то время раздался звук отъезжающей по рельсам железной двери, потом голос Михаила Александровича:

– В чем дело? Что случилось?

– У меня кошка Муся пропала! Давеча все к вашему забору принюхивалась. Отдайте кошку!

– Успокойтесь, барышня! Нет здесь никакой кошки. И она не могла сюда проникнуть.

– Какая я тебе барышня! Ты мою кошку не знаешь! Небось твой Полкан ее сожрал!

– Да и собаки-то у меня нет. – В ту же секунду злобный лай прервался. – Вот видите, это всего лишь запись.

– Ах, запись.

Потом наступила длительная тишина, а спустя пару минут уже в комнате раздался сдавленный голос старика:

– Все в порядке, выходите.

Оля отдернула занавеску, и перед нами открылась картина: дядя Миша стоял смирно, руки по швам, к его горлу приставлен нож, который держала в руке старуха, осторожно выглядывавшая из-за его спины.

– Вы здесь! Так и думала. Слушайте сюда! Михаил Александрович, в кресло! А сами садитесь на диван! И без выкрутасов! У меня пистолет! – старуха вытащила из-за пазухи блестящий ствол.

– Откуда вы меня знаете? – ошарашенно спросил дядя Миша, когда все мы расположились по указанным местам.

– Да как же мне тебя не знать, коли мы уж двадцать лет, как знакомы! – проговорила она уже совсем другим голосом, сдернула платок с головы вместе с париком, и перед нами предстала порядком загримированная, но все же узнаваемая… Дина Марковна.

Все застыли, оцепенев от неожиданной радости при виде знакомого лица и в то же время сковывающего беспокойства от вида наставленного на тебя пистолета.

Почувствовав это, тетя Дина спрятала ствол, протянула руки в сторону Оли и прошептала:

– Я так рада, что ты спаслась! Ты такая умница! Я верила, что ты найдешь мою записку. Прости меня, доченька!

Ольга бросилась в объятья Дины и заплакала. Михаил Александрович, оставшись не у дел, решительно встал с кресла и пробурчал:

– Пожалуй, сварю-ка еще кофе.

– Я вам помогу. Может, еще и что поесть найдется? А то сегодня поесть по-человечески не удалось.

– Вот дурная башка! Конечно! Давай, помощничек, готовь на стол.

Глава 6. Выяснение обстоятельств

Вскоре журнальный столик возле дивана был уставлен всем, чем послал бог в закрома холодильника. А аромат подогретого в тостере хлеба вперемешку с соблазнительным запахом кофе и вовсе заставил женщин утереть остатки слез и улыбнуться. Несколько минут прошло в молчании, нарушаемом лишь звуками хруста хлебной корочки и осторожного прихлебывания горячего напитка.

По мере удовлетворения голода в обратной зависимости нарастало нестерпимое любопытство. Оно буквально распирало, но я не решался нарушить благостную тишину и покой, столь желанный после перенесенного утром. Неожиданно помощь пришла со стороны Дины Марковны. Она отставила пустую чашку, вздохнула и тихим голосом проговорила:

– Миша, дорогой, прости меня, если можешь. Я несказанно обрадовалась, поняв, что Оленька направилась сюда, но не была уверена, что они на тебя еще не вышли. Поэтому пришлось прибегнуть к столь агрессивному проникновению. Тем более зная твою… подозрительность. Поверь, я никогда не нанесла бы тебе вреда. Ты мне дорог так же, как Ольга.

– Да ладно, проехали… Но кто это «они»?

– Если бы я знала… – Дина надолго замолчала, задумавшись.

– Мне грозит смерть? – тихо спросила Оля.

– Нет, что ты, дорогая, нет! Но есть вещи похуже смерти… Тебя хотят похитить.

– Но за что? Что я такого сделала?

– Вопрос не в том, что ты сделала, а что можешь сделать, – пробормотал дядя Миша.

– Я? Простая девчонка с шестого курса медицинского? Сирота без копейки в кармане? Ответь мне, Дина! Что я могу сделать? – крикнула в отчаянии Оля и вновь залилась слезами.

Внезапно все вокруг начало трястись, предметы зашатались, задвигались, будто ожили на мгновение, книги попадали с полок, задрожала и опрокинулась чашка с кофе. У Ольги тут же высохли слезы, она бросилась в объятья Дины, пытаясь укрыться в них. Дядя Миша крепко вцепился в ручки кресла, готовый взлететь вместе с ним. Через минуту, однако, тряска кончилась.

Убедившись, что колебания прекратились, Михаил Александрович подсел к компьютеру:

– Ничего себе нас тряхануло. И это в нашей сейсмически спокойной зоне. Интересно, где эпицентр? Сейчас пошлем запрос…

Дина глянула в лицо заплаканной девушки:

– Ты в порядке? Не бойся, это просто землетрясение. Девочка моя, отвечая на твой вопрос, честное слово, не знаю. Меня приставили к вашей семье приглядывать, чтобы с тобой ничего не случилось, вот и все, что мне известно. До недавнего времени была тишь да гладь. Но с гибелью твоей матери все изменилось.

– Ты хочешь сказать, что ее смерть не была случайной?

Дина утвердительно качнула головой:

– Боюсь, это связано каким-то образом с твоим отцом.

– Да ведь он же бросил нас двадцать лет назад! – воскликнула в сердцах Ольга. – Может, уже умер давно, а нам все отвечать за него?!

– Не могу утверждать, но, кажется, он все же жив, – прошептал задумчиво дядя Миша.

– Что?! – хором спросили Оля и Дина.

– Повторяю, утверждать не могу, но есть такая вероятность… Дина, ты же знаешь, что я постоянно слушаю эфир.

– Поиск инопланетных цивилизаций, – шепнула мне на ухо Дина Марковна, заметив мое недоумение.

– Так вот, – продолжал Михаил Александрович, – недавно, точнее, пять дней назад, я получил странный сигнал. Кто-то в прямом эфире с выраженной грустью и тревогой проговорил: «Прости меня, Маша. Прости за все!» Поначалу не придал значения этому, подумаешь, услышал отрывок из какой-то радиопьесы. Но потом, спустя несколько часов, ты, Дина, позвонила мне и сообщила о смерти Маши. Тут до меня и дошло, что это была не радиопьеса. Я собрался и поехал к тебе, Оля.

– Почему же вы не подошли ко мне тогда, после похорон?

– Вокруг было слишком много посторонних. В том числе людей оттуда. Одного из них я узнал. Двадцать лет назад он забирал твоего отца…

Мы должны были встретиться с ним. Илья позвонил и сказал, что хочет поделиться чем-то важным, каким-то открытием вроде. Добавил еще, что это не телефонный разговор и надо немедленно встретиться на нашем месте. Я оказался в кафе раньше него. Сидел у окна с чашечкой эспрессо и все видел… Видел, как он вышел из трамвая, как нетерпеливо ждал возможности перейти дорогу… Пересечь ее ему так и не дали. Трое в темных костюмах окружили Илью, взяли под руки и посадили в машину с затемненными стеклами. Все произошло так быстро! Даже не успел выскочить из кафе, как машина сорвалась с места и исчезла за поворотом.

– И у вас нет ни малейшей догадки, за что его похитили?

– Предположений много, а вот с доказательствами…

– Михаил Александрович…

– Называй меня просто, как близкие мне люди, дядя Миша. Ты ведь теперь наш близкий, не так ли, Вячеслав?

– Надеюсь. И я предпочитаю просто Слава. И каковы они?

Михаил Александрович на минуту задумался.

– Предположений, как я уже говорил много, от самых очевидных до сумасшедших. Самое простое – органы убирают инакомыслящих.

– Постой, Миша! – прервала его Дина. – Я имела возможность глазком увидеть его дело. Там и слова нет о том, что он был против нашей страны или ее руководства!

– Я не тех имел в виду. Я говорил о тех, у кого мыслительный процесс особенный, не такой, как у большинства населения.

– Ах вот ты о чем! – с облегчением вздохнула она. – В таком случае ясно, почему его забирал сам Веденеев. Его интересуют именно такие проявления.

– Вы оба пытаетесь меня пожалеть? – вдруг прошептала Оленька. – Говорите прямо, мой отец был ненормальным? Сумасшедшим?

– Что ты, деточка! Ты все не так поняла! – воскликнула Дина и прижала к себе девушку.

– Простите мою настойчивость, но что тогда вы имели в виду? – как можно осторожней встрял я с вопросом.

– Мы говорили о людях, умеющих читать чужие мысли… – потупившись, пробормотал дядя Миша.

– И обладающих силой внушения, – добавила Дина.

– То есть речь идет о телепатах? – уточнил я, сам сомневаясь в том, что произношу эти слова.

Но это оказалось хорошим отвлекающим моментом для Оли. У нее тут же высохли глаза и даже загорелись странным блеском.

– Мой отец – телепат? Вот здорово!

– Явление телепатии действительно уникально, – сказал я. – Известных миру истинно телепатов по пальцам пересчитать, но может ли быть наличие этой способности достаточным поводом для столь кардинальных действий, как кража среди бела дня?

– Мне тоже кажется, что немного того, перебор, – заметила тихо Дина. – Однако, возможно, он обладал и другими способностями…

– Какими еще? – восторженно прошептала Оля. От былой печали и следа не осталось.

О женщины, вы переменчивы, как ветер!

– Увы, я была знакома с ним всего несколько месяцев. Однажды, когда была у вас в гостях, Илья рассказал, что у него случаются видения. Как он сам говорил, «в тот сумеречный момент между сном и явью, когда пробуждение уже началось, но еще не разрушило тенеты сна, и совершенно невозможно понять, это явь или игра воображения». В эти мгновения вдруг возникали перед глазами некие картины, события, люди. Но самое интересное, что спустя несколько дней, а порой и месяцев, эти картины, события или люди встречались в реальной жизни. Как дежавю. Однако Илья был на сто процентов уверен, что с ним ранее таких встреч и событий не происходило. А ведь он обладал феноменальной памятью…

– Мой отец – предсказатель! – У Оленьки горели щеки от восторга.

Уверен, что преждевременного. Но мне не хотелось ее разочаровывать. За меня это сделал дядя Миша:

– Не уверен, что это так. Во всяком случае, не на все сто. Иначе он бы предвидел свое похищение.

– И тем не менее, если дар предвидения у него существовал, это могло служить причиной для похищения. Сильные мира сего всегда нуждались в предсказателях, – поддержал я Ольгу, за что был награжден благодарным взглядом.

– Но с чего вдруг взялись за Олечку? – непонимающе пожала плечами Дина. – Тот, кто пытался ее похитить, был не из нашего ведомства.

– Откуда тебе знать? – с сарказмом спросил дядя Миша.

Но Дина спокойно ответила:

– Потому что именно я его убила.

В комнате наступила звенящая тишина, как после разрыва бомбы. Никто не решался нарушить эту зловещую тишь, казалось, любое слово, движение вызовет неминуемую, все сокрушающую на своем пути лавину. Первой нарушить молчание решилась Дина: