В поисках спасения

В поисках спасения

Фарра Мурр

© Фарра Мурр, 2025

ISBN 978-5-0067-8151-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая.

Вниз по лестнице, ведущей вверх

Глава 1. Поминки

Где я? В голове гул и тоска. Что со мной? Вокруг много зеленого и синего, но все так расплывчато… Что-то с глазами? Поморгал – стало лучше. Странные зеленые линии и синие пятна. Полосы зелени змейками переплетаются между собой, то истончаясь, то расширяясь в изящные плоскости. Листья – вот что это такое! А между ними просветы неба! Я в лесу? Джунглях? Однако кровать. Кровать в джунглях? И окно. Вижу дверь. Руки слушаются. Ноги… тоже. Стоп! Я в комнате, на кровати. Вроде в порядке, вот только голова раскалывается… Боль сильнее в затылке… И шевелить трудно. Видать, ударился при падении. Или ударе?! Не помню. Ни черта не помню!.. Белая пелена… Белая, белая. Как снег. Нет, скорее, густой туман. Хоть что-то помню? Напрягись, думай, думай, вспоминай! Погоди-ка. Взглянул на свои пальцы и вспомнил, кто я. Я – Слава, Вячеслав Сомов. Почему-то знаю, что историк. И все… Смешно. Историк без истории.

Что, в принципе, верно. К окончанию института ясно понял, что не хочу быть историком. В смысле категорически. Чему нас учит история? Что все вокруг – ложь! Сплошная, беспросветная ложь! Именно этому нас учат – лгать каждый день, каждый час, каждой написанной фразой – лгать. С первого курса, с первой лекции, когда нам заявили, что история – это строгая наука! Ха-ха-ха! Как бы не так! Истории как таковой не существует. Она канула в Лету! Остался только пшик в виде настоящего.

Есть лишь варианты истории, утвержденные тем или иным авторитетом. И будь добр, соблюдай рамки и дистанцию. С первого курса нам расставляют предупреждающие знаки: это нельзя, это запрет, это не документ, заслуживающий доверия. Чье доверие? И кто это решает? К концу института ты превращаешься из ищущего ответы любознательного волчонка либо в послушного щенка, с заискиванием заглядывающего в глаза «хозяина», либо в потерявшего веру в честную науку замкнутого волка, чисто внешне соблюдающего правила, необходимые для выживания в среде, окруженной красными флажками.

Странно, что меня повело в эту сторону именно сейчас. Зато привело в чувство. Я нахожусь в комнате, украшенной стенной живописью. Неплохой, кстати. Эти просветы неба в джунглях так и манят к себе. Если б я мог проходить сквозь стены…

Однако почему я здесь? Как оказался?.. Что на мне? Хмм. Вот оно как! Я гол. Лишь тонкое одеяло скрывает мою наготу. Только кольцо на руке. Странное. Вроде на обручальное не похоже. Больше на печатку с камушком. Хотя кто знает, может, такие нынче в моде? Я уже женат? Не помню. Хотя девушка есть. Во всяком случае, была. Помню прикосновение губ. И запах волос. Енька! Какое странное, но близкое по звучанию имя… Почему-то от одного мысленного произношения становится тепло на сердце.

Это имя моей девушки. Мою девушку зовут Ольга. Енька – это имя, которое она дала себе сама. Еще в детстве. Все близкие поначалу звали ее Оленька, а она в ту пору не могла произносить букву Л. Когда посторонние спрашивали, как ее зовут, в ответ слышали: «О! Енька!» Так и пошло.

Как хорошо, оказывается, вспоминать! Что-то раньше не приходилось. Словно фонарик во тьме. Как светлый конус надежды. Пусть только фрагменты, но уже от них становлюсь бодрей. Мою девушку по-домашнему зовут Енька. Я уже муж? Господи, когда успел? Этого момента совсем не помню… И почему я гол? Если это больница, почему не в больничном? Где одежда? Я же был одет… во что-то. Во что? Не помню… Чистый лист. Что ж, придется заниматься привычным делом – заполнять пробелы истории. Пока никому нет дела до меня, займусь воспоминаниями. С чего это все началось?..

Пожалуй, с того, что опоздал на похороны. Оля мать хоронила. А у меня защита диплома, черт его дери. Глупый спектакль, где актеры являются и зрителями. Все играют давно набившую оскомину роль, но так положено! А, следовательно, преподам надо иметь строгую мину и внимательно слушать ту галиматью, что даже не я написал! Воспользовался услугами ГигоЧата. Нелегально, конечно. Да какая разница?! ИИ прекрасно справился. У меня бы так не вышло. А так – приличный диплом, не подкопаешься. Все даты точны, все экивоки отданы, все выводы выверены, что еще надо? Я сыграл свою роль как положено. «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить». Но на похороны опоздал…

Не сильно, право говоря, стремился. Не люблю это тягостное зрелище. Еще один спектакль, разыгрываемый для усопшего. Или для оставшихся в живых? Бедная Оленька, теперь совсем одна осталась. Отец пропал без вести, когда ей было всего-навсего три года. Она и не помнит его совсем. А вот мать… это да. Несчастный случай. Гололед. Двадцать первый век, вот-вот Марс начнем осваивать, а с гололедом справиться не можем. Говорят, не мучилась совсем, мгновенная смерть. Перелом шейных позвонков. Странно, правда, что документов никаких в сумочке. Небось, наши «сердобольные» граждане постарались. Оля только на третий день ее в морге нашла как безымянный труп.

Тогда было начало весны. А сейчас что? Подойти к окну посмотреть? Голым? Интересно, есть ли камеры? На первый взгляд, нет. Да даже если есть, плевать! Одеяло в сторону, и к окну!

Ха! Окно-то тоже нарисованное! Хорошая работа! А дверь? Слава богу, хотя бы она настоящая. Хоть и заперта. Осмотримся. Да, я был прав, это не обои. Рисунок странноватый, но чего ждать от современных художников? Сплошные зеленые заросли. То ли лианы, то ли кусты? В палате ничего, кроме кровати, тумбочки рядом и небольшого деревянного стола. Хмм. И кровать, и стол привинчены к полу! Уж не сумасшедший ли дом? Этого еще не хватало! Холод стрелой пронзил насквозь. Что в тумбочке? Библия. Ее-то мне как раз и не хватало для того, чтобы окончательно сойти с ума. Или тюрьма? Камера одиночного заключения? Если так, то явно ненашенская. У нас бы так не украшали. И нацепили хотя бы робу. Можно, конечно, постучаться и выяснить, но лучше, пожалуй, повспоминать в тиши.

Итак, я опоздал на похороны. Да и на поминки пришел одним из последних. На самом пороге столкнулся с одним странным типом. Мужчина преклонного возраста в больших солнцезащитных очках и широкополой шляпе встал, как вкопанный, у двери, оценивая меня колючим взглядом и не давая мне проходу. Потом быстро провел вокруг меня каким-то аппаратом, похожим на тот, что у охранников в метро, опустил пониже шляпу и вышел из квартиры. Ни здрасьте, ни до свиданья…

В передней пусто. Плоская вешалка, прибитая к стене, деревянными негнущимися пальцами целилась в небо, утверждая, что «все мы там будем». Гости уже разошлись. Лишь из кухни раздавалось настойчивое позвякивание посуды. Это Дина Марковна, старинная подруга матери Оли, ополаскивала тарелки. Увидев меня, молча кивнула в сторону девушки. Сама Оля безучастно сидела возле стола. Она казалась похожей на больного птенца: сгорбленная, русые волосы повисли тонкими прядями, выбившись из-под черного платка, голова опущена, руки безвольно лежат на коленях.

Молча подошел, положил ладонь на плечо, поцеловал в темя. Ольга бросила взгляд:

– А… это ты.

– Прости, что опоздал, не мог раньше.

– Какая разница? Главное, пришел.

Сел рядом, взял ее ладошку в свои. Хотел что-то сказать, но слов не находилось.

Вспомнил, что вот так же познакомился с Олей шесть лет назад. Она тогда еще школьницей была. Сидит такая обиженная на скамеечке возле подъезда, на пальчик дует, на ресницах хрусталинки слез. Жаль стало девчушку. Ни с того ни с сего решил вдруг подсесть рядом. Взял ее ладонь в руки, подул на палец и стал шептать. Девочка так растерялась, что даже не успела испугаться незнакомца.

– Что вы делаете? – проговорила она, придя в себя и выдернув палец из моих рук.

– Не бойтесь, я немного волшебник, сейчас боль утихнет. Я ее заговаривал.

– Так я и поверила! Типа «у кошки боли, у собачки боли, а у Оленьки заживи, жирком заплыви»? Я уже не маленькая, чтобы в такие вещи верить.

– Но ведь прошло, Оля?

– Прошло? Ну да, полегче стало. А откуда вы меня знаете?

– Первый раз вижу. Меня, между прочим, Слава зовут.

– Но откуда вы меня знаете, «Между Прочим Слава»?

– Я же волшебник, – заявил было я, но, увидев страх в глазах девчонки, поспешил успокоить: – Сами только что сказали.

– Я? Ах да! Хитрый! А вы, так сказать, волшебник, всем помогаете?

– Нет, только страждущим. Шел мимо, смотрю, вы сидите, плачете.

– Я не плакала. Дверь в подъезде дурацкая, как хлопнет по пальцу! А вы, Слава, врач?

– Нет! Я на историка учусь.

– А я врачом буду. Вот в июне ЕГЭ сдам, и в медицинский, как мама.

– Класс! К тому времени, как вы, Оля, закончите, глядишь, и мне врачебная помощь понадобится. Знакомый врач – это половина здоровья.

– А какая другая?

– Настроение хорошее! Оптимизм, энтузазизм – счастья жизни механизм! Ладно, соседка, мне пора. Я вон в том доме живу.

– Ой, так мы соседи! Здорово.

– Здорово будет, когда пальчик заживет. Пока, соседка!

– Слава, спасибо, – прошептала она тогда на прощанье.

Эти же слова она повторила в день похорон.

– Слава, спасибо… – прошептала Оля, будто прочла мои мысли, – ты останешься?

– Хоть навсегда! Я с сегодняшнего дня свободная птица. По крайней мере, до августа.

Ольга доверчиво положила голову на плечо, и не было бы на свете счастливей меня человека, если бы не подспудное ощущение пронзительной печали, поселившейся в Еньке, с которой, увы, может справиться только время.

Из бессознательного транса, в котором пребывал, вывел мелодичный звонок посудомоечной машины. Оказалось, что мы остались одни в квартире. Вокруг все прибрано, аккуратно разложено по местам. Дина Марковна деликатно покинула нас, не прощаясь.

– Давно ты ее знаешь?

– Сколько себя помню. Когда дом заселяли, они одновременно въехали. Дина в соседнем подъезде живет, квартира через стенку, – ответила Оля, махнув рукой на противоположную стену гостиной.

– Тоже соседка, значит.

– Больше чем просто соседка. Почти как вторая мама. Когда отец без вести пропал, мать с ней близко сошлись. Тетя Дина за мной присматривала, нянчилась. По сути, вырастила меня. Мать-то все больше на работе была. То дежурство, то экстренная операция.

– Она тебе тут записку, кажется, оставила, – сказал я, заметив вчетверо сложенную бумажку на дальнем краю стола.

– Да? Посмотрим, – прошептала, не открывая глаз, Оля, и тут… у меня волосы дыбом встали.

Лист бумаги скользнул по полированной поверхности и очутился прямо у нас под носом!

– Как? Как? Как это? – пробормотал я.

На это Енька бросила в ответ:

– Не как, а что! Посмотрим, что там она написала. Да, пожалуй, она права, придется заняться этим прямо сейчас. Ты поможешь?

– Конечно, помогу, что за вопрос! Но как это получилось?

– Что именно?

– Как этот листок возле нас оказался?!

– А разве он не здесь был?

– Записка лежала на другом конце стола!

– Ну и что? – Оля приложила ладошку к моему лбу. – Слава, ты меня беспокоишь. Тебе надо отдохнуть. Перенапрягся с дипломом? Температуры вроде нет.

– Но она не могла сама?! Ты мне не веришь?

– Почему, верю. Почему нет? Сквозняк, наверное, пошалил.

Оля посмотрела на меня. Ее малахитовые глаза были так чисты и спокойны, что волей-неволей пришлось отбросить сомнения. Может, и вправду сквозняк?

– В чем помочь? Всегда готов! – я решительно переменил тему.

– Тетя Дина пишет, что надо срочно найти документы мамины, хоть какие-нибудь. Надо подать на оформление пенсии по потере кормильца.

– А ты в состоянии этим заниматься?

– Слав, мне сейчас абсолютно все равно, чем заниматься, лишь бы отвлечься. От безделья только хуже.

Через полчаса мы взяли передышку. Перед нами на обеденном столе высилась груда папок, альбомов и коробок всех мастей и размеров, все, что мы нарыли за это время. За чашечкой чая и кусочком вишневого пирога, испеченного заботливой Диной, мы приступили к просмотру бумаг. Я взялся за толстую папку, перевязанную бечевкой, а Оля, уютно расположившись на диване, просматривала альбомы с фото.

– Какие они тут молодые и беззаботные… – прошептала она с грустью, разглядывая поблекший от времени цветной снимок. На фото на скамейке возле подъезда сидели плечом к плечу мама Ольги и Дина и кокетливо улыбались на камеру.

– Это когда?

– Давно… Судя по дате, мне тогда было два годика.

– А снимал, наверное, отец, он ведь тогда еще был с вами? Кстати, как он выглядел?

– Не помню. А зачем тебе?

– Хочу понять, на кого ты больше похожа. Есть его фотка?

– Нет. Я уже искала раньше. Ни одной не осталось. Видимо, мама постаралась… убрать из жизни любые напоминания о нем после исчезновения. Она вообще не любила рассказывать про него. На любые вопросы отвечала только одно: «Мала еще. Вырастешь, узнаешь». А теперь от кого?..

– Может, Дина что-то знает?

– Это мысль. О-о! Легка на помине. Эсэмэска пришла. Странно…

– Что?

– Пишет, что уезжает в срочную командировку, просит позаботиться о растениях, особенно о кактусе. А, понятно, кактус зацвести со дня на день должен, просит хотя бы сфоткать.

– И чего странного? Соседи все-таки. Помогать друг другу должны. Я всегда растения соседям поливаю, если попросят.

– Да не это странно. То, что в командировку умоталась. Она ж на пенсии!

Тогда мне так не показалось. Мало ли что бывает. Могут и на пенсии попросить поработать. Но цепь последующих событий показала, что Оля была права…

Странно другое. Так отчетливо помню, что было тогда, и ни черта о том, как я здесь оказался. В голове гул. И шишка на затылке ноет. У-у-у, как вздулась! Будто второй затылок вырос. Хорошо, хоть крови нет. Пожалуй, лучше отвлечься. Что там дальше-то было? А, вспомнил!

Рассматривая старые фотки, вдруг наткнулся на знакомое лицо. Где же я его видел? Очки! Точно! Тот самый тип на пороге! Только намного моложе и рядом с Олиной мамой.

– Кто это?

– Старый знакомый отца. Друг детства, кажется. Михаил Александрович. Или просто дядя Миша. Я его три года не видела.

– Как это? Он же был на поминках. Я его встретил в подъезде.

– Да? Тут столько народу было, всех и не упомнишь. Странно, что он не подошел ко мне. Крестный все-таки.

– А чего он в очках? Ладно тогда с твоей мамой. Судя по снимку, яркое солнце было, но теперь, когда небо грязно-серыми шторами укрыто уже почитай второй месяц кряду?

– У него, по-моему, что-то с глазами. Не знаю точно. Никогда без очков и не видела. Он вообще со странностями. Я у него дома пару раз в жизни бывала. Там столько всякой всячины, как в антикварном магазине, но ничего в руки брать не разрешал, а так хотелось потрогать!

Мы повозились еще с час, пока Олю вдруг не осенило:

– Послушай, по-моему, мы ерундой занимаемся.

– Почему?

– Мне же через месяц двадцать три стукнет!

– Ну и что?

– А пенсию по потере кормильца дают лишь до восемнадцати, а студентам – до двадцати трех! Точно знаю, мы недавно зачет сдавали по основам соцобеспечения.

– Ну лишняя копейка не помешает ведь?

– Да ну ее, копейку вшивую! Больше возни. Завтра же пойду в сбербанк с маминой карточкой и со справкой о смерти. Посмотрим, что там на балансе.

Глава 2. День сплошных неожиданностей

Память – странная штука. Двигаешься по ее темному лабиринту наощупь, то и дело натыкаясь на совершенно посторонние проблески прошлого. Внезапно вспомнил, как совсем недавно занимался рисованием с двухлетним племянником. Он еще и кисточку в руках держать не умеет, но поразил меня с порога яркой картинкой, только что нарисованной им. Восхищению его талантом не было предела! Просто чудо! Настоящий гений! И уже в два года! Разочарование наступило, когда сестра показала, что теперь достаточно обмакнуть кисточку в воду и провести по бумаге, как невидимая картина становится явью. Чего только люди не придумают!

Почему это вдруг всплыло? Наша память подобна тому белому листу: стоит махнуть мокрой кисточкой, и выступают пятна воспоминаний, яркие и живые, пока не испарилась влага чувства.

Такой вот сочной картинкой вспомнилось следующее утро. Солнечный зайчик уютно расположился на щеке безмятежно спящей Оли. После долгой, нудной, холодной зимы яркое солнце было в новинку и радость. Вставать не хотелось, чтобы не нарушить внезапно возникшую хрупкую идиллию весны и надежды. Но телефонная трель поспешила напомнить о том, что жизнь не остановилась. Ольга мигом проснулась и схватила трубку с тумбочки возле кровати:

– Алла? Слушаю? Да, это я. А вы кто? Следователь?! Что? Хорошо, хорошо, буду ждать.

– Что-то случилось? – спросил я, увидев растерянное лицо девушки.

– Надо вставать. Сейчас следователь приедет.

– Следователь? В честь чего?

– Откуда я знаю! Он ничего не сказал. Попросил только не отлучаться в ближайший час из дома.

Радужное настроение словно мышка хвостиком смахнула. Мы быстро встали, позавтракали и с тревожным ожиданием ждали приезда полиции. Она не заставила себя долго ждать. Печальные новости не любят промедления.

– Разрешите? Лейтенант полиции Грушин Сергей Сергеевич. А вы Ольга Ильинична Синицына?

– Да, это я. А это мой жених, Вячеслав.

(Жених? Я, впрочем, не против. Как раз собирался).

– Сомов Вячеслав Николаевич. А в чем, собственно, дело?

– Ольга, вам знакома гражданка Крутицкая Дина Марковна?

– Конечно! Она наша соседка. И подруга нашей семьи. Что случилось?

– Вчера ночью произошла авария. Дина Марковна погибла. Прошу принять наши соболезнования.

– Какой ужас! – прошептала Оля и пошатнулась.

Я успел подхватить под руку и посадить на стул.

После минутной паузы лейтенант продолжил:

– Как вы, Оля? Простите, но мне нужно задать вам несколько вопросов.

– Да… я уже в порядке. Все так неожиданно…

– Позвольте и нам один вопрос! – пришлось вмешаться мне. – А как вы на нас вышли?

– По телефону потерпевшей. Последнее сообщение было направлено вам, Ольга.

– Понятно. Задавайте! – решительно ответила Оля и провела рукой перед глазами, словно смахивая невидимую паутинку.

– Когда вы видели гражданку Крутицкую в последний раз?

– Вчера вечером. Она помогала привести квартиру в порядок после поминок.

– Поминок?

– У Оли пять дней назад умерла мать. Вчера были похороны, – поспешил ответить я.

– Простите, не знал. Примите еще раз наши…

– Мы будем готовы ответить на все ваши вопросы, но вы сами видите…

– Понимаю. Но буду вынужден просить вас, Оля, поехать с нами. На опознание.

– Сейчас?

– Было бы неплохо. Не беспокойтесь, мы вас мигом туда-сюда.

– Хорошо, раз надо, так надо… чего тянуть, – прошептала Оля и добавила: – Только можно со мной Слава поедет?

Впервые в жизни пришлось ехать в полицейской машине. На моем плече покоится голова Оли, кажется, она прикорнула даже. Перед нами на передних сиденьях два шкапа в полицейской форме. Машина насквозь пропахла табаком и какой-то кислятиной. Как они в такой вонище целыми днями мотаются? Едем по унылым улицам мимо присевших под тяжестью снега домов и брошенных на обочине автомашин, утонувших в грязных сугробах. Безрадостная картина начала марта. Да, тогда был март.

А сейчас что? Мои внутренние часы утверждают, что с того дня прошла уйма времени, но сколько? Голова продолжает болеть в области удара. Да, сейчас практически уверен, что это был удар. И был бы уже мертв, если бы не каска. Да-да! На мне была каска. Помню ее. Откуда? Зачем? Почему? Ворох вопросов без ответа острыми иглами торчит в мозгу. Успокойся! Вдох, выдох, вдох, выдох. Меня ничто не беспокоит… почти. Только полным покоем можно привести себя в норму. Главное, не спешить. Все вернется. Чувствую. Позже. Но все-таки на фига мне была нужна каска? Велосипедов и мотоциклов с детства не выношу. Пожалуй, лучше вернуться к воспоминаниям.

Стоило распахнуть обитую кованым железом дверь в старом кирпичном обшарпанном одноэтажном здании, как стало понятно, что это морг. Густой, ядреный запах хлорки вперемешку с формалином мгновенно вызвал слезы. А Оле хоть бы хны! Прошла по коридору за полицейским, будто так и надо. Конечно, небось, привыкла на своей анатомии с трупами возиться! А для меня это первое в жизни посещение подобного заведения.

Будто на дно высохшего бассейна попал – стены от пола до потолка выстланы белым кафелем, пол – грязно-голубым. Вдоль стен огромный промышленный холодильник с металлическими квадратными дверками в три ряда, сбоку стеклянные шкафы с инструментами и флаконами всех размеров и форм. Посреди «бассейна» два стальных стола, намертво привинченных к полу. На одном из них угадывается женское тело, с головой накрытое больничной простынкой.

Оля резко выдохнула, отпустила мою руку и решительно направилась к столу, но была остановлена предупреждающим жестом старшего лейтенанта:

– Одну минуту. Ольга, вы давно знаете Дину Марковну?

– С детства. А в чем дело?

– Хотел предупредить вас, что повреждения лица очень большие, так что будьте готовы…

– Я медицинский заканчиваю.

– Ну, если так. Прошу. Покажите! – скомандовал он прозектору, что стоял возле стола.

Тот аккуратно приподнял простынь. Оля сделала шаг вперед, а у меня словно гири к ногам присобачили. С детства не люблю трупы. У меня на них идиосинкразия, наверно. Еще маленьким, завидев мертвого голубя или кошку, старательно обходил. В отличие от других пацанов, которые с болезненным интересом ковырялись во внутренностях. Брезговал, что ли? Даже после того, как трупик оттуда исчезал, проходить мимо того места опасался, будто на нем клеймо смерти осталось.

А Ольга смело шагнула к столу, но при первом же взгляде побледнела, ее пошатнуло, она обернулась ко мне и протянула руку в поисках поддержки. Бросился к ней и увидел, что ужаснуло девушку. Лица у трупа практически не было видно, одно сплошное кровавое месиво. Вместо носа и правой щеки зияло отверстие, через которое сочилась жижа желтоватого цвета… Голова закружилась, подступила тошнота, но я взял себя в руки. Сейчас не до моих слабостей.

– Ольга, вам плохо? Нашатырь! – крикнул было полицейский.

Но девушка остановила:

– Не надо ничего. Со мной все в порядке. Просто от неожиданности… Я так понимаю, это не была просто авария?

– Так точно. Ее убили выстрелом в затылок. А после поместили в машину, которую направили в кювет. Лишь случайность помогла сохранить тело. Рыбак, шедший на озеро, услышал треск ломающихся кустов и пронзительный гудок клаксона. Подбежал, увидел женщину за рулем, только успел вытащить из машины, как раздался взрыв, и машина загорелась. Бедняга сам чуть не пострадал!

– Боже мой! Какой кошмар! Бедная Дина… Но за что ее так?

– Это мы и пытаемся выяснить. Вы опознаете ее? У нее были особые приметы? Родинки, шрамы? Может, на теле?

– Не помню. Так сразу не вспомнить. Одну секунду. Соберусь. Сейчас снова посмотрю.

Она приблизилась к столу и утвердительно кивнула головой. Прозектор бесцеремонно откинул простынь с голого тела. Вскрытие еще не было произведено, и тело казалось почти живым. Вид расползшихся по сторонам под собственной тяжестью грудей и покрытого кудрявой зарослью лобка вызвал у меня некую оторопь. Но Оля как ни в чем не бывало внимательно осматривала тело, руки, пальцы. Только плотно сжатые побелевшие губы говорили о внутреннем напряжении.

Минуту спустя она, разочарованно вздохнув, прошептала:

– Простите, но я не могу утверждать, что это именно тетя Дина.

– Что ж, и на этом спасибо, Ольга. Придется идентифицировать по ДНК-образцам. Сейчас вызову спецов, вскроем квартиру.

– Зачем вскрывать? У нас есть ключи от ее квартиры. А у нее от нашей, – сказала Оля.

– Даже так? Замечательно! Тогда вызову машину и поедем.

– Можно мы снаружи подождем? – спросил я, потому как ужасно захотелось выйти.

– Да, да, конечно. Сейчас оформлю протокол, и домой.

Мы с Олей вышли на улицу. От свежего ветерка полегчало, хотя настырный запах продолжал преследовать. Мы отошли ближе к обочине. По тротуару шли люди, по мостовой мчались машины, жизнь текла своим порядком, обтекая стороной мрачное кирпичное здание с металлической дверью.

Развязавшийся шнурок отвлек меня. А когда выпрямился, то увидел Олины распахнутые глаза, полные страха, и почувствовал удар по затылку. Да! Да! Тогда-то меня и ударили по голове! В первый раз! Последнее, что помнил, это как падаю вперед, прямо на Ольгу, вместе с ней на землю, потом звук выстрела и характерный визг шин рванувшего с места авто.

Очнулся на миг от холодного прикосновения чего-то холодного ко лбу. Я лежал на асфальте, голова моя покоилась у нее на коленях, а над нами, как грозный памятник себе самому, возвышался лейтенант с пистолетом в руках. Потом вновь темнота. Полностью вернулось сознание позже от воя сирены, когда мы уже ехали в полицейской машине.