Полная версия
Идентичность по подписке. Твоя личность – новая подписка месяца
Идентичность по подписке
Твоя личность – новая подписка месяца
Даниэль Строганов
© Даниэль Строганов, 2025
ISBN 978-5-0067-8125-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1: Последний день Марка
Я проснулся и три минуты не мог вспомнить, жива ли она.
Потолок. Белый, с трещиной в форме молнии. Марк Волин смотрел на неё каждое утро вот уже год. Трещина появилась в день похорон – ударил кулаком, когда вернулся домой. Так и не заделал. Некоторые вещи должны оставаться сломанными.
6:47. Всегда просыпался в одно время, без будильника. Тело помнило распорядок прежней жизни, когда нужно было вставать к первому уроку Лизы. Готовить завтрак. Заплетать косички. Проверять портфель.
Три минуты.
Именно столько его мозг каждое утро играл в жестокую игру. Первые секунды после пробуждения – блаженное неведение. Потом смутное беспокойство: что-то не так. И наконец – удар памяти. Лиза мертва. Уже год как мертва.
Марк сел на кровати. Майка взмокла – опять ночные кошмары, которых он не помнил. Только ощущение падения и детский крик, обрывающийся на полуслове.
Квартира встретила его тишиной. Не уютной утренней тишиной спящего дома, а тишиной склепа. В детской за закрытой дверью пылились игрушки. На кухне в шкафу стояла её любимая кружка с единорогом. В прихожей на крючке висел маленький розовый рюкзак.
Музей мёртвого ребёнка. Он так и не смог ничего выбросить.
Душ. Горячая вода не смывала ощущение грязи внутри. Бритьё – лицо в зеркале принадлежало чужому человеку. Седина в висках, морщины у глаз, взгляд выцветший, как старая фотография.
– Марк Волин, – сказал он своему отражению. Психолог советовала: проговаривать имя, заземляться в реальности. – Тридцать семь лет. Архитектор. Живой человек.
Последнее далось с трудом. Живой. Технически – да. Сердце билось, лёгкие дышали, нейроны передавали импульсы. Но можно ли считать это жизнью?
Кухня. Кофе – чёрный, крепкий, обжигающий. Боль от горячего напоминала, что тело всё ещё способно чувствовать. На столе – чертежи торгового центра. Линии правильные, расчёты точные, но мёртвые. Как проектировать пространства для живых, когда сам ощущаешь себя призраком?
Телефон мигал уведомлениями. Четырнадцать пропущенных от мамы. Три от коллег. Одно от Нади – бывшей жены, которая ушла за полгода до аварии. «Не могу больше жить с твоей депрессией», сказала тогда. Если бы она знала, что депрессия – это только разминка перед настоящей тьмой.
8:15. Пора на работу.
Марк натянул костюм – броня против мира. Галстук душил, но это было хорошо. Физический дискомфорт отвлекал от метафизического.
У подъезда курил сосед Витька. Кивнул, не поднимая глаз. Все в доме знали про Лизу. Все старательно делали вид, что его не существует. Проще так – не нужно подбирать слова соболезнования к незажившей ране.
Метро. Час пик. Люди прижимались друг к другу, но каждый оставался в своём пузыре. Марк нашёл угол у дверей. Смотрел в чёрное стекло туннеля, где мелькали редкие лампы.
«Маяковская». Двери открылись, выпуская и впуская человеческую массу. В вагон вошла девочка с мамой. Лет восьми. Тёмные волосы в хвостиках, розовый рюкзак, в руках – потрёпанный плюшевый кролик.
Сердце пропустило удар.
Не Лиза. Конечно, не Лиза. Просто похожая девочка. Москва полна восьмилетних девочек с тёмными волосами. Но тело отреагировало раньше разума – шаг вперёд, рука потянулась…
Мать девочки прижала дочь к себе, бросив на Марка настороженный взгляд. Он отвернулся. В стекле двери отразилось лицо безумца – глаза дикие, губы шевелятся в беззвучном «Лиза».
Следующая станция. Нужно выходить, но ноги не слушались. Девочка что-то рассказывала маме, размахивая кроликом. Живая. Настоящая. Не призрак, не фотография, не сон.
Двери закрылись. Поезд тронулся.
На перроне остался огромный рекламный экран. Обычно там крутили рекламу шампуней или телефонов. Но сегодня экран пульсировал неоновыми буквами:
«УСТАЛИ ОТ СЕБЯ?»
Поезд набирал скорость, но слова отпечатались на сетчатке.
«ПЕРСОНА. СТАНЬТЕ КЕМ ЗАХОТИТЕ.»
В туннеле снова стало темно. Марк закрыл глаза, но неоновые буквы продолжали гореть под веками.
«ПЕРВЫЕ 24 ЧАСА – БЕСПЛАТНО.»
Он проехал свою станцию. И следующую. Девочка с мамой вышли на «Белорусской». Кролик помахал ему лапой из-за закрывающихся дверей.
Марк ехал до конечной. Вышел, перешёл на другую сторону, поехал обратно. Мимо работы. Мимо дома. Просто ехал в никуда, потому что никуда – это единственное направление, которое имело смысл.
На «Тверской» он вышел. Не потому что решил – ноги сами понесли его к выходу. Наверх, на улицу, где моросил октябрьский дождь.
Офис ПЕРСОНЫ нашёлся легко – стеклянный куб нового бизнес-центра, светящийся изнутри холодным голубым. У входа ни охраны, ни турникетов. Только сканер и надпись: «Шагните в новую жизнь».
Марк стоял под дождём. Капли стекали по лицу – дождь или слёзы, уже не разобрать. В кармане вибрировал телефон. Работа, наверное. Где он, почему не на совещании, когда сдаст проект.
Какая разница.
Сканер считал его сетчатку с мягким писком. Двери разъехались беззвучно.
Внутри – белые стены, мягкий свет, негромкая музыка без мелодии. Как в дорогой частной клинике. Пахло озоном и чем-то химически-чистым.
– Добро пожаловать в ПЕРСОНУ! – девушка за стойкой улыбалась отработанной улыбкой. Бейдж: «Инга. Консультант по новым жизням». – Первый раз?
Марк кивнул. Слова застряли где-то в горле.
– Прекрасно! Для новых клиентов первые двадцать четыре часа в любой доступной идентичности совершенно бесплатно. Хотите ознакомиться с каталогом?
Она протянула планшет. Экран ожил сеткой лиц. Сотни их. Мужчины, женщины, молодые, старые. Под каждым – имя и краткое описание.
«Алексей, 28, программист, любит экстремальные виды спорта.» «Мария, 45, шеф-повар, мать двоих детей.» «Виктор, 52, бывший военный, инструктор по выживанию.»
Марк листал механически. Чужие жизни мелькали под пальцами. У каждого своя история, свои радости, свои потери. Но не его потеря. Не его боль.
«Дэвид, 42, менеджер среднего звена, счастливый отец троих детей.»
Палец замер.
Счастливый отец.
На фото – обычный мужчина. Начинающая лысина, добрые глаза, морщинки от улыбок. На заднем плане – размытые детские силуэты.
– Этот, – услышал Марк свой голос.
– Отличный выбор! Дэвид Лэнг, одна из наших самых популярных идентичностей для первого опыта. Стабильная психика, позитивный эмоциональный фон, богатый семейный опыт. Клиенты отмечают терапевтический эффект.
Терапевтический эффект. Будто счастье можно прописать как таблетку.
– Как это работает? – Марк удивился, что может говорить нормально. Навык архитектора – функционировать на автопилоте.
– Наша запатентованная технология нейроинтерфейса позволяет временно загрузить паттерны чужого сознания. Вы получаете доступ к воспоминаниям, навыкам, эмоциональным реакциям выбранной личности. При этом ваше базовое «я» остаётся защищённым. Как актёр, играющий роль, только намного глубже.
– А сам Дэвид?
– Все наши доноры – добровольцы с щедрой компенсацией. Во время сессии они находятся в состоянии глубокого сна. Никакого вреда, полная безопасность для обеих сторон.
Безопасность. Марк чуть не рассмеялся. Что может быть опаснее, чем жить в собственной шкуре?
– Мне нужно просто подписать согласие. Процедура займёт около часа на подготовку и подключение. Вы готовы начать сегодня?
Сегодня. Сейчас. Прямо в мокром костюме, сбежав с работы, не предупредив никого.
– Да.
Инга провела его по коридору. Белые стены, мягкий свет, двери с номерами. За некоторыми – приглушённые голоса. Смех. Всхлипы. Крики. Звукоизоляция хорошая, но не идеальная.
Комната 23. Небольшая, но не клаустрофобная. Кресло, похожее на стоматологическое, но удобнее. Мониторы по стенам. Капельница. Шлем с проводами, похожий на дуршлаг из фантастического фильма.
– Располагайтесь. Сейчас придёт техник для калибровки. Вам нужно будет подписать информированное согласие – стандартная процедура.
На экране появился договор. Мелкий шрифт, юридический язык. Что-то про риски, ответственность, возможные побочные эффекты. «Временная дезориентация», «остаточные эмоциональные паттерны», «в редких случаях – синдром наложения личностей».
Марк подписал не читая. Какие могут быть риски хуже, чем проснуться завтра всё тем же Марком Волиным?
Техник – молчаливый парень с ловкими руками. Датчики на виски, затылок, грудь. Тонкая игла капельницы вошла в вену с первого раза.
– Расслабьтесь. Сначала может быть лёгкое головокружение. Потом – ощущение погружения в тёплую воду. Не сопротивляйтесь. Позвольте новой личности войти.
Шлем опустился на голову. Мир сузился до мягкого гудения и мерцающих огоньков внутри визора.
– Начинаем интеграцию. Десять процентов…
Щелчок в основании черепа. Неприятно, но терпимо.
– Двадцать процентов…
Первые образы. Чужая кухня, залитая утренним солнцем. Детские рисунки на холодильнике. Запах кофе и блинчиков.
– Пятьдесят процентов…
Поток усилился. Воспоминания вливались, как вода в пустой сосуд. Первая встреча с Карен – нелепое столкновение в книжном магазине. Свадьба – она смеялась, когда он забыл слова клятвы. Рождение Томми – крошечные пальчики, обхватившие его большой палец.
– Семьдесят процентов…
Эмили в три года, упрямо отказывающаяся есть брокколи. Софи, делающая первые шаги. Семейный отпуск на море. Рождественские утра. Футбольные матчи Томми. Балетные выступления Эмили.
Счастье. Простое, неомрачённое счастье человека, у которого есть всё.
– Девяносто процентов…
Марк Волин таял. Его боль, его потеря, его разбитое сердце – всё уходило, вытесняемое чужой полнотой. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль: это предательство. Но мысль утонула в океане чужого благополучия.
– Интеграция завершена. Добро пожаловать в новую жизнь, Дэвид.
И Марка Волина больше не было.
Был только Дэвид Лэнг, счастливый отец троих детей, удивляющийся, почему он в странном кресле, а не дома с семьёй.
Последняя мысль Марка перед полным растворением: Прости, Лиза. Папа больше не может.
А потом – только Дэвид и его безоблачное счастье. На двадцать четыре часа. На двадцать четыре часа забвения.
Клава 2: Каталог жизней
Счастье оказалось простым – оно пахло блинчиками и детским шампунем.
Дэвид Лэнг открыл глаза в незнакомой комнате. Белые стены, странное кресло, провода. Сон? Нет, слишком чётко. Больница? Но он не помнил, чтобы болел.
– Мистер… Лэнг? – техник заглядывал в планшет. – Как вы себя чувствуете?
– Я… где я? Что происходит?
Смятение. Дэвид попытался встать, но тело не слушалось. Ватные ноги, голова кружится.
– Всё в порядке. Небольшая дезориентация – это нормально. Вы в ПЕРСОНЕ. Помните?
ПЕРСОНА. Слово царапнуло что-то в глубине сознания. Смутный образ – неоновые буквы, дождь, решение войти. Но это было не его воспоминание. Чьё?
– Мне нужно домой, – Дэвид наконец встал. Мир качнулся, но устоял. – Карен будет волноваться. Дети…
– Конечно. Вот ваши вещи.
Костюм был мокрым. Странно – Дэвид не помнил дождя. В карманах – чужой бумажник, чужие ключи, чужой телефон. Нет, не чужой. Просто… не тот.
Он оделся механически. Тело помнило движения, хотя костюм сидел иначе. Теснее в плечах, свободнее в талии. Будто примерил чужую одежду.
В холле та же девушка – Инга. Улыбается, что-то говорит про успешную сессию, про возможность продления. Дэвид кивал, не слушая. Ему нужно домой. К Карен. К детям.
На улице сгущались сумерки. Сколько он пробыл в этом странном месте? Телефон показывал 18:47. Пятница. Нет, четверг. Или всё-таки пятница?
Такси. Адрес всплыл автоматически – не тот район, где жили Лэнги. Но руки уже набирали на экране, язык произносил улицу и номер дома. Чужой адрес, но правильный. Как так может быть?
Водитель болтал о пробках, о погоде. Дэвид отвечал односложно. В голове – туман, сквозь который пробивались обрывки. Девочка в метро. Плюшевый кролик. Боль настолько острая, что перехватывало дыхание.
Не его боль. Не его девочка.
Подъезд был одновременно знакомым и чужим. Код домофона – пальцы помнили, хотя Дэвид никогда здесь не жил. Лестница (почему не лифт?), третий этаж, дверь с облупившейся краской.
Ключ подошёл с первого раза.
Квартира встретила тишиной и запахом пустоты. Не так пахнет дом, где живут дети. Где Карен? Где беспорядок, игрушки, рюкзаки в прихожей?
На стене – фотографии. Мужчина, похожий на него, но не он. Женщина – не Карен. И девочка. Маленькая девочка с тёмными волосами и…
Память ударила как поезд.
Лиза. Авария. Белый гроб. Год одиночества. ПЕРСОНА. Выбор стать кем-то другим.
Дэвид – нет, Марк – нет, кто он? – упал на колени. В голове война. Два набора воспоминаний сражались за право быть настоящими. Карен и Надя. Трое детей и одна мёртвая дочь. Счастье и горе.
Он дополз до ванной. Вырвало – тело отторгало чужую личность. Или свою? Уже не разобрать.
В зеркале – лицо-палимпсест. Черты Марка, но выражение Дэвида. Глаза меняли цвет – то карие, то серые. Галлюцинация? Побочный эффект?
Телефон разрывался. Мама Марка. Нет, мама Дэвида. Нет, у Дэвида мама умерла пять лет назад. Или это было у Марка?
Он не ответил. Что сказать? «Привет, мам, я не уверен, чей я сын»?
Ночь прошла в бреду. Марк-Дэвид метался по квартире, натыкаясь на доказательства обеих жизней. Вот чертежи – Марк архитектор. Но руки помнят другую работу – таблицы, отчёты, совещания. Вот детская комната – но сколько в ней кроватей? Одна для Лизы или три для Томми, Эмили и Софи?
К утру он забился в угол кухни. Считал дыхание, пытаясь найти точку опоры. Кто он? Потерявший дочь архитектор, сбежавший в чужую жизнь? Или счастливый отец, которому приснился кошмар про мёртвого ребёнка?
6:47. Тело дёрнулось – время вставать, готовить завтрак детям. Но каким детям? Живым или мёртвой?
Звонок в дверь вырвал из ступора. Марк – он решил думать о себе как о Марке, это было безопаснее – открыл не глядя.
Инга. Но не профессионально-приветливая Инга из офиса. Усталая женщина с тенями под глазами.
– Можно войти? У нас мало времени.
Он пустил её. Что ещё оставалось?
– Выпейте, – она протянула термос. – Это поможет.
Жидкость была горькой, травяной. Марк пил не спрашивая. Через несколько минут туман в голове начал рассеиваться. Воспоминания расслоились – вот линия Марка, вот вставки Дэвида. Как две мелодии, звучащие одновременно.
– Что со мной?
– Синдром наложения. Редко, но бывает при первой аренде. Ваше сознание слишком… восприимчиво. Вместо того чтобы примерить чужую личность как костюм, вы пытаетесь стать ею.
– Но я был им. Я помнил его детей, его жену…
– Вы помнили информацию о них. Но любили вы их или просто воспроизводили паттерн любви Дэвида?
Марк молчал. Он не знал. Граница между настоящим чувством и его эмуляцией стёрлась.
– Почему вы здесь? – спросил он наконец.
– Потому что я знаю, что будет дальше. Вы вернётесь. Они все возвращаются. Один раз почувствовав, каково это – жить без своей боли, вы будете искать это снова и снова.
– Вы тоже?
Инга отвернулась к окну. Утренний свет делал её почти прозрачной.
– Сто двенадцать аренд за три года. Я была учительницей, потерявшей класс при теракте. Двадцать три ребёнка. Теперь я… не знаю, кто я. Смесь из сотни чужих личностей, играющая роль консультанта.
– Почему не остановились?
– А вы сможете? После того, как узнали, что боль необязательна? Что можно выбрать счастье из каталога?
Марк хотел сказать «да». Но вспомнил ощущение полноты, когда был Дэвидом. Простое счастье завтрака с семьёй. Детский смех. Объятия жены. Всё то, что он потерял и что можно было вернуть за деньги.
– В каталоге тысячи жизней, – продолжала Инга. – Художники, видящие мир в красках, о которых вы не подозревали. Учёные, понимающие устройство вселенной. Монахи, знающие секрет внутреннего покоя. Как остановиться, когда можешь быть кем угодно?
– Но это же не настоящее.
– А что настоящее? Ваша боль? Моя пустота? Или может, настоящее – это то, что мы чувствуем в моменте, неважно, арендованное оно или исконное?
Философский вопрос без ответа. Марк допил остатки отвара. Голова прояснилась окончательно. Он снова был собой – израненным, одиноким, но собой.
– Спасибо, что пришли.
– Я пришла не из альтруизма. Мне нужна премия за постоянного клиента. А вы им станете, я вижу таких.
Цинично. Честно.
– Что мне делать?
– Что хотите. Можете попытаться жить своей жизнью. Ходить к психологу, пить антидепрессанты, учиться жить с болью. Или… – она оставила паузу. – Или изучить каталог подробнее. Найти того, кто справляется с потерей лучше вас. Научиться у него. Стать им.
– Это опасно?
– Всё опасно. Жизнь опасна. Вопрос только в том, какой риск вы выбираете.
Инга оставила визитку. «Персональные консультации. Подбор оптимальной идентичности. Конфиденциально».
– Подумайте. Но не слишком долго. Память о счастье выветривается быстро. Останется только голод по нему.
Она ушла, оставив Марка в квартире, полной призраков. Он сидел на кухне, разглядывая визитку. В голове всё ещё звучали отголоски чужой жизни. Смех детей Дэвида. Запах блинчиков. Ощущение полноты.
Телефон показывал десятки пропущенных. Работа, мама, бывшая жена. Мир требовал, чтобы Марк Волин вернулся к роли Марка Волина.
Но Марк больше не был уверен, что хочет играть эту роль.
Он открыл ноутбук. Набрал в поисковике: «ПЕРСОНА каталог личностей». Ссылка нашлась сразу – они не скрывались.
Тысячи лиц смотрели с экрана. Тысячи историй. Тысячи способов быть не собой.
«Александр, 45, писатель. Особенность: способность превращать боль в искусство.»
«Елена, 38, хирург. Особенность: эмоциональная отстранённость при полной эмпатии.»
«Михаил, 52, философ. Особенность: принятие смерти как части жизни.»
Марк читал описания как порнографию. Каждая личность предлагала свой способ существования. Свой рецепт от его боли.
Он не заметил, как прошёл день. Не ответил ни на один звонок. Не поел. Просто сидел, изучая каталог жизней, которыми мог бы жить.
К вечеру принял решение. Не окончательное – просто следующий шаг. Он набрал номер с визитки.
– Инга? Это Марк Волин. Мне нужна консультация.
– Знала, что позвоните. Завтра, полдень, кафе на Чистых прудах. Принесите список интересующих личностей.
– Сколько это стоит?
– Первая консультация бесплатно. Дальше – посмотрим. Валюта в нашем деле не всегда деньги.
Загадочно. Пугающе. Но Марк уже сделал выбор, войдя вчера в двери ПЕРСОНЫ.
Ночью он не спал. Составлял список. Алекс Шторм – холодная логика вместо эмоций. Тензин – буддийский монах с сорокалетним стажем медитации. Виктор Крейн – бывший военный, переживший потерю всего взвода.
Каждое имя – потенциальное лекарство. Или яд. Но когда ты умираешь от боли, какая разница?
К рассвету список занимал три страницы. Три страницы альтернатив собственной жизни.
Марк Волин готовился к путешествию. Не географическому – психологическому. В глубины каталога ПЕРСОНЫ, где можно арендовать не просто чужую жизнь, но чужой способ быть человеком.
Он ещё не знал, что с каждой арендой будет терять кусочек себя. Что в погоне за чужим счастьем растеряет последние связи с собственной идентичностью. Что станет героем-первопроходцем новой эпидемии – эпидемии добровольной потери себя.
Но даже если бы знал, вряд ли остановился бы.
Потому что в каталоге ПЕРСОНЫ был кто-то, кто не просыпался каждое утро с вопросом «жива ли она?». И этого было достаточно, чтобы продолжить.
Глава 3: 72 часа без боли
Я выбрал жизнь человека, который не умеет чувствовать.
Кафе на Чистых прудах было почти пустым. Марк пришёл раньше, занял столик в углу. Список в кармане жёг как радиоактивный материал. Три страницы альтернативных жизней. Три страницы способов не быть собой.
Инга появилась ровно в полдень. Другая Инга – не офисная кукла, не ночной призрак. Что-то среднее. Джинсы, свитер, усталые глаза за дорогими очками.
– Показывайте список.
Без приветствий. Деловой подход. Марк протянул листки.
Она читала внимательно, иногда хмыкая. Официант принёс кофе – она заказала за обоих, не спрашивая.
– Интересный выбор. Видите паттерн?
– Какой?
– Все эти личности так или иначе отключены от эмоций. Монах через медитацию. Военный через травму. Писатель через сублимацию. Вы не ищете счастья, мистер Волин. Вы ищете анестезию.
Точно. Марк не искал другую жизнь. Он искал способ не чувствовать свою.
– Алекс Шторм, – Инга постучала по имени в списке. – Знаю его. Точнее, знаю его нейропрофиль. Редкий случай. IQ за 150, но эмоциональный интеллект близок к нулю. Не социопат – просто человек, у которого эмоции не связаны с принятием решений.
– Это то, что мне нужно.
– Уверены? Дэвид был мягким погружением. Алекс – это прыжок в ледяную воду. Резкий контраст может быть… дискомфортным.
– Дискомфорт – это тоже эмоция. Значит, я его не почувствую.
Инга изучала его лицо. Что-то считывала, анализировала.
– Хорошо. Но не двадцать четыре часа. Минимум семьдесят два. Алексу нужно время, чтобы проявиться полностью. И предупреждаю – возвращение будет тяжёлым. Как оттаивание после заморозки.
– Сколько?
Сумма. Существенная, но подъёмная. Страховка Лизы покрывала и не такие расходы.
– Когда?
– Хоть сейчас. У меня есть доступ к ускоренному оформлению. Но сначала – правила.
Инга достала планшет, открыла какое-то приложение.
– Первое: никакого алкоголя или наркотиков во время аренды. Алекс чист, его нейрохимия сбалансирована идеально. Любые вещества могут вызвать непредсказуемую реакцию.
– Второе: избегайте мест и людей из вашей обычной жизни. Столкновение паттернов может привести к диссоциации.
– Третье: ведите дневник. Записывайте всё необычное. Это поможет при возвращении.
– И последнее, – она убрала планшет. – Не пытайтесь вспомнить дочь, пока вы Алекс. Его мозг не обрабатывает эмоциональные воспоминания так, как ваш. Можете повредить нейронные связи.
– Но в этом весь смысл. Не помнить.
– Не помнить боль – да. Но если потеряете само воспоминание… Вы уверены, что готовы к такой цене?
Марк подумал о бессонных ночах. О фотографиях, на которые не мог смотреть. О детской комнате, в которую не мог войти. Что хуже – помнить с болью или не помнить вовсе?
– Я готов.
Через час он снова был в ПЕРСОНЕ. Другое крыло, другая процедурная. Здесь было строже – металл и стекло вместо мягких тонов. Как операционная.
– Алекс требует особой точности при интеграции, – объяснил новый техник. Молодая женщина с руками хирурга. – Его нейропрофиль очень специфичен. Малейшая ошибка – и вместо эмоциональной анестезии получите полный паралич чувств.
– В чём разница?
– Алекс не чувствует эмоции, но понимает их интеллектуально. Может имитировать нужные реакции. При параличе вы не сможете даже этого. Станете овощем в социальном смысле.
Обнадёживающе. Но Марк уже принял решение.
Процедура началась иначе. Больше датчиков, больше проводов. Капельница с чем-то, от чего немели губы.
– Это нейроблокатор, – пояснила техник. – Поможет вашему эмоциональному центру отключиться. Алекс войдёт легче.
Обратный отсчёт. Десять, девять, восемь…
Переход был резким. Как выключатель. Щелчок – и мир потерял цвет. Не визуально – эмоционально. Все оттенки чувств выцвели, оставив только факты.
Марк Волин закрыл глаза.
Алекс Шторм открыл.
Первое наблюдение: тело испытывает дискомфорт от долгого лежания. Решение: встать, размяться. Пульс 72, давление в норме. Физическое состояние удовлетворительное.
– Как вы себя чувствуете? – техник мониторила показатели.
Странный вопрос. Чувствовать. Алекс проанализировал состояние систем организма.
– Функционирую нормально.
Техник нахмурилась. Микровыражение беспокойства – поднятая на 2 миллиметра левая бровь, напряжение в углу рта.
– Можете назвать своё имя?
– Контекстуально зависимо. Документально – Марк Волин. Арендованная личность – Алекс Шторм. Какой ответ предпочтителен?
– Это не экзамен. Просто скажите, кем себя ощущаете.
Ощущать. Ещё один странный глагол. Алекс обработал доступную информацию.
– Я функционирую как гибрид. Память Марка Волина, операционная система Алекса Шторма. Это создаёт оптимальную конфигурацию для поставленной задачи.
