Как рождаются пути

– Охотники нашли свежий труп богла. Говорят, он покрыт ранами от ножа. Так, вот, я хотел сказать, что тут не может быть сомнений – это Квинт. Квинт убил этого богла.

Нина тут же расцвела. Она была готова обнять Хестэ, принесшего такие хорошие вещи.

– Я всегда знала, что Квинт у меня прирожденный охотник, – произнесла она тихо. – Он ничуть не слабее других, может, даже сильнее. Я всегда хотела ему это сказать…

Нина вдруг оборвала свою задумчивость – не при людях же! Со всей теплотой она произнесла:

– Спасибо тебе, Хестэ-се, за такую весть! А что же сам Квинт? Нашли ли хоть что-нибудь? Его следы, его одежду, что нибудь?

– На ветках деревьев и на траве нашли куски ткани и нитки с его рубахи. Они и привели охотников к убитому боглу. Но дальше пока ничего… Извините, Нина-хама.

– Ничего, Хестэ-се! Не извиняйся, Алефом прошу. Я очень, очень рада. Я теперь знаю, что Квинту не страшны никакие чудовища – я теперь ничего не боюсь, Хестэ-се. Я буду ждать. Вы его непременно найдете. Когда это случится, я приберу весь дом и попрошу старейшин дать нам самый лучший кусок. Я устрою ему пир.

– Да, Нина-хама. – Прошептал вконец сконфуженный Хестэ, и, не сводя глаз с улыбающейся Нины, поспешил скрыться.

Потеряв Нину из виду, Хестэ опустил голову. Сердце его билось.

“Мукюз! Он переступил черту, он демон! Богл! Ужасный человек. Тогда, когда все искали Квинта, клянусь, он усмехался! Он знает, знает, что он во всем виноват, но его, похоже, вообще не мучает совесть. Или не знает… не может же быть…”.

Хестэ закрыл глаза. Его сердце наполнилось горечью.

“Я все скажу! Я ему все скажу. Не может быть, чтобы он где-то в глубине души не понимал, что его мучительство к этому привело. Квинт хотел умереть… он ведь знал, что умрет, всегда говорил об этом… и все-таки сбежал. И я! – Хестэ глубоко вздохнул. – Я позволил. Я видел, как Мукюз над ним издевался. И смеялся, всегда смеялся. У меня нет сердца…”

Хестэ услышал чьи-то шаги и тотчас же постарался принять подобающий вид. Подтянулся, постарался унять тяжелое дыхание, бьющееся сердце. Получилось, ему показалось, плохо. В таком состоянии он пошел на встречу шагам – ему не хотелось видеть Нину снова: от его трусости она пострадала больше всех… после Квинта, конечно.

И тут сердце Хестэ упало, когда он увидел того, чьи это были шаги – это был сам Мукюз.

– Сома, де! – поздоровался он.

– Де? Богл тебе де! – выдохнул Хестэ, внезапно разъярившись при виде его спокойных голубых глаз. В памяти снова всплыло его лицо в тот вечер, когда искали Квинта.

– Да? – издевательски прищурившись, ответил Мукюз. – Я думал, ты мой де. Не иначе, как ты белены объелся, что такой злой?

– Ты действительно не понимаешь, Мукюз? – процедил Хестэ.

– Что я должен понимать? У меня сегодня хорошее настроение, – ответил Мукюз с видом совершенной невинности, – а ты чего-то привязался без всякой причины.

– Давай так, Мукюз. Я тебе больше не де. Ты ведь знаешь, что Квинт из-за тебя сбежал? Ты вчера усмехался, значит точно знал.

– И что, что из-за меня? – пожал плечами Мукюз. – Да, ещё бы я не знал – я ведь хотел, чтобы он сбежал и сдох где-нибудь там, подальше. Тебе-то какое дело?

Хестэ опешил. Его пробил холодный пот. В холодных глазах Мукюза не было никаких признаков угрызений совести.

– Слушай, до этого все были шутки. Но ты переступил черту, вот! Ты, можно сказать, убил человека…

– Да, убил. Как поступил бы любой на моем месте. Я убил бы его ножом, но меня могли бы не понять.

– За что?!

– А что бы он мне сделал?

– Это единственное, что тебя заботит?

– Правда же, де, я не понимаю, чего ты так взъелся. Что ты хочешь от меня? Или мне дать тебе подзатыльника, чтоб ты поутих? – Мукюз приблизился вплотную к Хестэ, расправив плечи и сделавшись ещё больше. Он смотрел в глаза Хестэ сверху вниз.

Собрав всю свою волю в кулак, Хестэ отстранился и произнес громко:

– Не называй меня де, Мукюз. Я… я тебе покажу. Я тебя не остановил, а надо было! Я позволял тебе мучать Квинта, и теперь я сам себе не мил. Я… я тебя заставлю пожалеть.

– И как же, де? – издевательски произнес Мукюз. – Убьешь меня?

– Что?!..

– На что ты надеешься? Закон природы непоколебим: “выживет сильнейший, слабый умрет”. А ты слабее меня.

– Замолчи! Я не буду убивать тебя!

Мукюз, услышав это, усмехнулся.

– Приятно слышать. Веди себя как хороший де, иначе с тобой будет, как с Квинтом. Подумать только, связался с такой змеей, у которой совесть помутила рассудок, – сказал он будто бы в сторону, но так, чтобы Хестэ расслышал. – Сильному человеку, дорогой Хестэ, не нужна совесть. Он сам решает, что хорошо, а что нет, кому есть, а кому быть съеденным, так сказать.

– Не могу поверить, что ты и правда в это веришь, Мукюз!

– Отчего же не верить? Это работает. Я лучший мечник Арила. Мастер меня любит. Когда он умрет, я буду новым мастером. Я не совершаю ошибок, все меня любят, и никто не кричит на меня, как на Квинта. Все на моей стороне, Хестэ, и тебе следует быть как все. Я сделал доброе дело для деревни – запомни это. У тебя сейчас два выбора: либо я, либо Квинт, чей обглоданный труп вскоре найдут в лесу. Со мной тебе жить, а его больше нет – думай.

С такими словами Мукюз усмехнулся, и, поставив точку в разговоре, прошел мимо Хестэ, задев того плечом, и вскоре скрылся. Хестэ, пошатнувшийся от толчка, остался стоять и даже не взглянул в его сторону. Ему было холодно и очень страшно – если он скажет взрослым о Мукюзе, тот будет мстить. Кто знает, на что он способен. Хестэ стало теперь совершенно ясно, отчего Квинт так боялся Мукюза – он не вполне был человеком. Он был демоном, не способным видеть чужую боль… демоном, в чьих глазах никогда не было тепла ни к кому… демоном убийственного очарования, с которым совершенно невозможно было спорить!

Но сейчас Мукюз проходит мимо огорода Нины-хама, приветливо здоровается, и она не знает! Не знает, что перед ней виновник её страданий и страданий её приемного сына. Мукюз запугал его, довел до исступления… во имя своих отвратительных идей, достойных богла… неужели он и правда в это верит, ведь это невероятная чепуха! Он годы, годы поил Квинта своей ядовитой микстурой, пока разум того не пал жертвой яда… а где был Хестэ все это время? Стоял поодаль, как тень, с пустой головой и подхалимской улыбкой. Неужели ему предстоит навсегда остаться таким?

Такие мысли заполняли все существо Хестэ, и он не замечал, как его руки сжимаются в кулаки.

***

Квинт громогласно чихнул и проснулся. Солома набилась ему в нос и в рот, а сам он оказался на полу. Его спина болела в нескольких местах. Ему потребовалось мгновение, чтобы вспомнить, где он. Дикие эмоции вчерашнего дня остались в прошлом. Он чувствовал всеобъемлющее спокойствие и немного скучал по дому. Локи поодаль потягивался на постели. Увидя, как Квинт кряхтит и ежится, он предложил растереть тому плечи, но тот отказался.

Нетвердой походкой Квинт вышел из хижины и потянулся. Воздух был наполнен росой и терпким хвойным запахом. Казалось, в такое хорошее утро беды ничего не предвещало – но нужно было заставить себя забыть о спокойствии. Такова жизнь в лесу. Внезапно на него нашел страх перед будущим и навалилась тоска по дому. Что уж там! – В этот момент слабости духа он даже почувствовал было, что поспешил со своим решением сбежать. В конце концов, богла он убил, может, ему все-таки поверят, может, Мукюз и мастер возьмут свои слова обратно.

– Квинт, ты застыл, – произнес Локи, беззвучно вышедший за ним на мокрую от росы траву.

– Локи, слушай… я думаю сходить к Арилу. Ты, случаем, не помнишь дорогу туда?

– Помню… могу тебя провести. Вот только, Квинт… не уходи, ладно? – Локи посмотрел ему в глаза. – Мне будет тебя не хватать.

Квинт оцепенел от этих слов, от этого взгляда. Ему никто никогда не говорил, что он нужен. Его только прогоняли. Даже тетя Нина смотрела на него как на долг – так ему казалось. А тут… Квинт не знал, как себя повести, и отвернулся.

– Я не буду уходить, Локи. Не бойся. – Его голос задрожал. Он пересилил себя и продолжил. – Я только одним глазком посмотрю, в последний раз. Заодно еды наберем.

Он повернулся обратно и постарался изобразить спокойствие.

– Ладно. Это можно сделать.

Локи кивнул и через несколько часов они отправились в путь. У Локи было сверхъестественное чутье на стороны света – вскоре они вошли в хоженые охотничьи угодья, где светлые метки на коре деревьев было легко различить. Эти метки все вели к Арилу, к дому.

Локи не требовалось ни передышек, ни остановок. Квинт следовал за ним, ни о чем не беспокоясь, поначалу раздвигал буреломы и кусты, перелезал через коряги; затем же потом начались легко проходимые знакомые тропы.

– Далеко ещё?Путь домой обычно бывает проще и быстрее, чем путь из дома – но не сегодня. Когда они подошли к частоколу, намеренно избегая ворот с башнями, солнце стояло у них над головами и светило прямыми лучами сквозь ветви и иглы. Они практически не говорили сегодня, лишь только Квинт время от времени спрашивал:

– Доберемся – поедим, – раз ответил Локи.

Голод и усталость действительно не располагали к разговорам. Влажный запах росы на ветках немного притуплял их зов, но Квинт все равно надеялся поесть в конце пути.

– Твоя деревня? – спросил Локи, когда за деревьями впервые замаячил частокол.

– Да, – кивнул Квинт. – Давай позовем стражника. Он отопрет ворота и мы попросим еды.

Локи остановился и посмотрел на Квинта, как на сумасшедшего.

– Ты сдурел? Они пришибут нас палками. – Локи замотал головой, – нет, нет, нет! Мы заберемся туда незаметно. Для нас с тобой другого пути нет. Я знаю, где тут хорошая лазейка.

– Хорошо…

Локи остановился неожиданно в ничем не примечательном месте и спросил:

– Слушай, может быть, подождешь меня здесь? Я полезу на дерево и переберусь через частокол. Там навалены ящики, по которым буду выбираться обратно.

Квинт вопросительно посмотрел на него.

– Чего так? Вдвоём больше утащим? Или, думаешь, я тебя выдам?

Локи покачал головой и произнёс медленно, спотыкаясь на словах:

– Нет, ничего из этого. Я просто боюсь. Боюсь, что ты только попадёшь внутрь, так решишь остаться.

– Локи, я же сказал тебе. Я не останусь. Давай лучше ты здесь подождешь.

– Ни за что! Ты даже не знаешь, на какое дерево лезть, чтобы не сверзиться!

– Давай вместе полезем. Чур, я первый.

– Нет, я.

Локи был непреклонен и полез первым, Квинт его подсаживал. За ним Квинту пришлось подтягиваться на ветку самому. Это была древняя сосна, способная на ветвях своих удержать целый дом, шириной в три обхвата. Несколько веток спустя Квинт смог заглянуть за частокол – перед ним предстала задняя стенка хорошо ему известного старого сарая.

Больше от него ничего не оставалось – плотник Ферн уже почти разобрал его. Следуя за Локи и пытаясь сохранить тишину, Квинт спустился по ящикам.

Деревня, как и всегда, жила своей жизнью. Казалось, будто бы он никогда и не убегал. Если он прямо сейчас найдёт свой дом и юркнет в тюфяк, тётя Нина даже и не заметит его.

Да и что им, что он исчез? Не иначе как они его даже не хватились. Их какое дело? Они не иначе как даже рады, что не нужно кормить лишний рот. Квинт ради них совершил благородную жертву, погиб, чтобы дать им мир. Теперь в Ариле больше бесполезных нет.

– Квинт, не зависай! – шепотом окликнул его Локи.

Локи провел его, скрываясь за заборами, к амбару. Он убрал шатающуюся доску и проник внутрь. Там у изгнанников глаза разбежались от изобилия – там висели окорока, там вялилась рыба, там в ящиках лежали лепешки, там были овощи. Локи тотчас же сделался, как ласка, и ловко начал таскать с рамок куски мяса. Не говоря ни слова, он жестикулировал лицом, делал странные рожи – кажется, показывал Квинту следовать его примеру. У Квинта были на поясе были карманы, и тот набил их лепешками. Тут со скрипом раскрылась дверь и Квинт чуть не выронил морковку, которую собирался нести в руках.

Тётя Хува уронила на пол корзину с овощами и уставилась на них. Локи тотчас же поспешил скрыться, роняя ношу и пытаясь сохранить все, что осталось. Квинт начал пятиться назад, намереваясь сделать то же самое.

– Квинт! – закричала она во весь голос.

Локи уже исчез в лазейке в стене. Квинт, невзвидев света, кинулся туда же. Доска саданула ему по спине, оставив кровавую полосу. Они кинулись к ящикам и начали быстро взбираться. Тут раздался треск и нога Квинта провалилась. Локи уже скрылся за частоколом. Квинт, не издавая ни писка, начал тянуть застрявшую ногу изо всех сил. Тетя Хува, да что там, вся деревня вот-вот будет здесь. Квинт представлял, что будет, если они его схватят. За то, что он сбежал, якшался с боглом, его до смерти изобьют палками… ящики зашатались. Над частоколом снова образовалась шевелюра Локи. Он протянул Квинту руку и потянул. Квинт почувствовал, что его нога высвобождается. В это же время за спиной он услышал женский крик: “Квинт!”, изо всех сил толкнулся другой ногой и вылетел, как из воды. Перекувырнувшись через частокол и пролетев сквозь несколько веток, он наконец встретил землю. Было больно, но шею не сломал.

Они бросились бежать. Корчась и прихрамывая, Квинт не мог угнаться за Локи и вскоре отстал. Неожиданно он услышал за деревьями звуки борьбы, вскрик, шипение, звуки рвущейся травы. Влетев на поляну, Квинт увидел Локи. Тот стоял на четвереньках, как разъяренный кот.

– Он украл наше мясо! – Шипел он.

Проследив за взглядом Локи, Квинт увидел в кустах какое-то копошение.

– Я держу его из-под земли. Убей его! – шипел ему Локи.

В кустах был низкорослый, горбатый богл, чьи ноги и руки были опутаны тонкими, но крепкими корнями.

– Зачем?

– Он меня сшиб и забрал еду! Сейчас он лежит на ней, богл! Если ты будешь тут стоять, он порвет мои руки и уйдет!

– И?

– Ты хочешь, чтобы мы с голоду передохли? – Локи посмотрел на него расширенными глазами и опять загримасничал. – Либо он, либо мы, чего тут непонятного?

– А может можно не убивать его?

– А как же? Закон природы!

– К боглу такие законы!

– Чего тебе стоит, малодушный! Просто подойди и перережь ему глотку. Он бессилен.

– Но…

– Я тебя сейчас самого съем! – прошипел на него Локи.

Сердце Квинта ухало, глаза покрыла пелена. Неужели вот она, жизнь богла, которой он вчера гордился и о которой мечтал? Это все так грязно, жутко…

И тут, кажется, до него донесся голос мастера. Это грязно, жутко, но правильно. Закон природы непоколебим, тот лишь мужчина, кто это понимает, и тот дурак, кто понимает, но поступает ему обратно. Что-то темное в его душе говорило: они с Локи всесильны, если будут действовать заодно. Нет в лесу ни одного зверя, который мог бы им противостоять. Локи может вызывать корни-путы. Сам он при этом не может двигаться. Зато может Квинт. Квинту больше не нужно рисковать. Он может просто подойти и дать ножу сделать свое дело. И любой враг падет. Квинт в лесу как дома. Лес – его палата, его пристанище. Он властелин, он стелется по земле, как Мудрец Гайя, слуга Алефа. “Сильный выживет, слабый умрет. Ешь других или будешь съеден”. Квинт может съесть весь лес. Он сможет съесть даже Мукюза.

Каждый шаг был налит свинцом, но с каждым шагом росла темная решимость. Клинок блеснул во тьме и богл прекратил двигаться…

Квинт смотрел на кровавое орудие, будто бы желая переломить его взглядом. Что-то глубоко внутри него гаденько торжествовало… все его существо ныло он горечи. Он не был горд своей победой над очередным боглом. Локи был прав: другого выхода не было.

– Пойми, Квинт, – сказал Локи, подойдя к нему поближе. – Мне сейчас так же мерзко, как и тебе. И что с того? Разве это поможет выжить? Наверное, мы поступили правильно.

– Если так, то почему нам тогда мерзко?

Вопрос загудел на острие окровавленного клинка и утонул во влажной траве.

– Мы привыкнем, как этот привык, –он указал на чернеющую горбатую спину чудища. – Чтобы жили только хорошие, полезные существа, кого-то ведь нужно сбыть со счетов, верно?

Его попытка подбодрить Квинта вышла крайне неловкой. Тот по прежнему стоял, как оглушенный.

– Знаешь, а пошел ты. – Квинт вдруг дернулся и пошел на другой конец поляны, не глядя на Локи. Стоя спиной к нему, он продолжил. – Ты несешь глупости. Это отвратительно. Я не хочу так жить.

– К деревне идёшь! Все-таки вернешься, да?.. Что ж, иди. Иди и не возвращайся. И пускай я тоже сойду со счетов в положенный мне срок… и никто об этом не узнает.

Локи сел на поваленное дерево, опустив голову. Квинт сошел с поляны и начал углубляться в лес. Обернулся. Локи по-прежнему сидел на полусгнившем поваленном стволе. Квинт не знал, как помочь ему. Неужели он оставит друга, первого в его жизни? А друг ли ему Локи? Что их связывает? Возможность друг другу плакаться на неудавшуюся жизнь, вместе предаваться печали и горю, жалеть друг друга? Разве этого много? Разве этого мало? Значит ли это, что они предаются малодушию в компании друг друга, малодушию, достойному не сильного человека, но жертвы, чей удел быть съеденной? Квинт отвернулся и зашагал дальше в лес.

Не пройдя и десяти ярдов, Квинт, сам не свой от гнева, запнулся о стелющийся ствол юного деревца и полетел вверх тормашками. Боль немного вернула ему рассудок. Перед глазами своего воображения Квинт увидел Локи и услышал продиктованный этой болью закон природы: “Выживет сильнейший, слабый умрет…”

Квинт развернулся и зашагал обратно. Локи же в опасности! Его слова… он ведь и правда не может охотиться в одиночку. Вместе они – сила, они уже доказали это, и ещё докажут! А дом… все равно без Локи неизвестно, в какой он стороне.

Немного поблуждав, Квинт все-таки нашел поляну, где всё ещё сидел маленький богл. Он безучастно жевал кусок унесенной мертвым боглом колбасы.

– Локи… – Квинт начал уверенно и сразу же прервался.

– Квинт. Вот, возьми кусочек. – Локи протянул Квинту недоеденный кусок колбасы. Ты вернулся? – спросил он очистившимся голосом.

– Да, Локи… Я вернулся.

Глава 4: Пусть твой закон тебя рассудит

Хестэ каждый день мысленно называл себя трусом, и чем больше он так себя называл, тем меньше чувствовал в себе смелости сделать, что задумал. Тем не менее, с каждым днем внутри него зрели гнев и недовольство.

Он не посмел объявить Мукюзу бойкот и по-прежнему ходил среди его де, пусть и сделался безучастным и скучным. После того, как Хува Мей увидела в амбаре Квинта вместе с каким-то боглом, о нем больше не было вестей. Хестэ часто вспоминал об этом и думал – неужели слова Мукюза настолько потрясли Квинта, что он сделался как богл? Как это понимать?

И вот в один день, когда лето переломилось к осени и начали идти дожди, Хестэ не выдержал давления и в один грозовой вечер побежал к мастеру. Кажется, сподвигли его на это сами грохочущий гром и сияющие молнии, что напоминали ему собственную душу. Мастер, отужинав, сидел у камина, грея ноги, жуя ягоды и сплевывая косточки на пол. С удивлением он принял своего бывшего ученика, теперь полноправного охотника, мокрого и чрезвычайно мрачного.

– Хестэ-се, чего тебе? – произнес он, отставив в сторону плошку с ягодами.

– Мастер, я не могу больше молчать. Простите, но мое сердце не может больше этого терпеть.

– Что такое, Хестэ-се? Я никогда не видел тебя в таком виде. Что же случилось? Не иначе нож потерял или штаны пропорол? В таком случае обращайся к кузнецу и портному, а уж не ко мне.

– Бросьте ваши шуточки, мастер, – в сердцах сказал Хестэ. – Извините. Дело в том, что я считаю себя причастным… к побегу Квинта. Я готов даже понести наказание…

– Вот как?

– Я позволил Мукюзу сжить его со свету! Ну, то есть, вы сами знаете – Квинт теперь живет как богл, Хува-хама видела его в нашем амбаре. А всему виной Мукюз.

– И что же он сделал?

– Он убедил Квинта, что ему необходимо убежать в лес и там умереть. Он много лет об этом ему говорил.

– Я тоже много чего могу сказать. И ты утверждаешь, что он поверил?

– Да, он поверил!

– И почему Мукюз ему такое говорил?

Хестэ вздохнул глубоко и начал рассказывать, с огнем негодования в глазах, о том, во что верит Мукюз и кто он сам такой. Он демон, богл в человеческом обличии…

– Хватит, – остановил его мастер. – С чего бы тебе говорить про своего, кажется, друга, такие отвратительные вещи?

– Он не друг мне!

– Да ну!

– Теперь, когда я вижу его настоящее лицо, мне приходится притворяться его другом, а иначе он отомстит мне. Если он узнает, что я вам проговорился, отомстит.

– Что же он сделает?

– Что сделал с Квинтом. Поймите, мастер – Квинт не мог дать сдачи. Их… нас было больше. И ему казалось, что раз мы с ним, значит, мы за него, понимаете?

– Как так случилось, что никто кроме тебя об этом не рассказал? Почему мне раньше никто не рассказал?

– Не знаю.

– Даже Нина-айне не знала, получается?

– Мукюз угрожал Квинту расправой, если он пожалуется.

– И ты, трусливый мальчишка, стоял и ничего с этим не сделал?

– Я трус, мастер. И готов понести за это наказание. Мне и сейчас страшно. Поймите, если вы ничего не сделаете, он меня убьет. Запрет в сарае и подожжет, подложит мне ядовитую змею…

– Тихо, тихо. Сохраняй присутствие духа.

– Но…

– Я уже давно принял для себя решение, мой мальчик. Прости, что называю тебя так – ты теперь полноправный взрослый. Но и Мукюз тоже. Я был дураком, что закрывал глаза на него. Я никогда не думал, что в этом все дело…

– Мастер!

– Мальчишки задирают друг друга – естественное дело. Но теперь вы взрослые люди, и судить с вас будут соответственно. Ты правильно сделал, Хестэ-се, что ко мне обратился. Я завтра созову совет старейшин, и мы решим, что делать с Мукюзом. Заодно и выясним, правда ли то, о чем ты мне рассказал.

– Спасибо, мастер!

– А теперь иди домой и постарайся уснуть.

– А можно я у вас останусь? Я лягу хоть у входа, как собака.

Мастер махнул на него рукой:

– Ай, ладно, делай как хочешь, бравый охотник. Можешь спать в сарае.

На следующий день на площади звонил колокол. Никому ещё не было известно, о чем будут говорить. Явился и Мукюз – подпоясанный ножом и гордый, ничего ещё не подозревающий. Он спокойно болтал с приятелями, среди которых не было Хестэ, чему он не придал значения. На одном конце площади стояли и сидели простые жители, на другом собрались старейшины. Среди них был Алефрин Стоут, глава охотников, Сан Кинсе, городской голова, заведующий стражей и провизией, Ферн Кель, плотник, планировавший устройство Арила, очень старый Авен Айнейн с длинной седой бородой, главный старейшина, бывший жрец, и несколько других, мужчин и женщин. Они пришли на площадь раньше всех и тихо что-то обсуждали. Ферн пересказывал слова Стоута на ухо Авену, который смешно выкатывал глаза и надувал щеки.

И вот, когда большая часть деревни собралась на площади, Алефрин Стоут вышел и своим громогласным голосом объявил:

– Уважаемые соседи и прочие! Мы созвали вас, чтобы провести суд, ибо вскрылось ужасное преступление!

В толпа оживилась. Зашептались.

– Пускай свои обвинения предъявит Хестэ Кель, молодой охотник.

И тут, на удивление Мукюза, на сторону старейшин вышел Хестэ. Ему было совершенно не понять, что его де там забыл.

Слегка бледный лицом, поводя затекшими плечами, Хестэ начал, пытаясь делать голос, как у мастера:

– Уважаемые соседи! Я думаю, вы все знаете об исчезновении нашего соседа, сироты Квинта Аль-Бета и о горе, которое через это постигло его приемную мать! Так вот, я пришел сознаться в своем преступлении!

Его отец, плотник Ферн, тронул его за плечо и шепотом произнес: “ближе к делу!” Мукюз в толпе захихикал – что за дурак, признается в преступлении, которого не совершал.

– Кхм! Но разговор сейчас не обо мне. Пригласите, пожалуйста, Мукюза Френета.

Мастер Стоут закричал:

– Мукюза Френета к старейшинам!

Сан Кинсе вторил ему не столь громким голосом:

– Двух стражников к старейшинам!

Мукюз вышел на сторону старейшин верной походкой. Ему совершенно не страшно было быть на всеобщем обозрении; впрочем, в середине пути он наконец-то начал о чем-то догадываться.

– Чего тебе надо, Хестэ? – нахмурившись, с наездом произнес он.

– Мукюз Френет, это правда, что ты возжелал смерти своего соседа, Квинта Аль-Бета?! – спросил его Хестэ громким голосом.

– Эй, ты чего на меня накинулся? – огрызнулся Мукюз. – Что значит возжелал смерти?

– Ты пытался сжить его со свету.

– Ты что, сейчас собираешься у всех на виду клеветать на меня? – Мукюз скорчил гримасу. – Дурак сам от себя избавился. И всех нас избавил.

Хестэ смерил его взглядом сверху вниз. Мукюзу, неожиданно для себя, стало вдруг страшно. Его приятели остались в толпе, а за Хестэ, при всей его слабости, стояли старейшины, а за ними стояла стража. Мукюз понял, что последнее сморозил зря.