Беседы шалопаев или Золотые семидесятые

– Вот он, звериный оскал империализма. Эксплуататоры проклятые! Угнетатели трудового народа…

– Да, он это понял сразу. Когда в редакцию звонили читатели со своими проблемами, он им отвечал, что зря они сюда обратились. Потому что это капиталистическая газета, которая создана, чтобы приносить ее владельцам деньги, а не помогать всяким бедолагам. И советовал обратиться к «Черным пантерам» или в какую-нибудь другую благотворительную организацию. И люди были ему за это благодарны. В отличие от бездушного руководства редакции…

– И его выгнали?

– Нет, не посмели. Но заявили, что такое поведение неприемлемо, и перевели в другой отдел. Но и там он столкнулся с душевно черствыми людьми. Которые стали придираться к его внешнему виду. Советовали постричься, принять душ, купить приличный костюм. Особенно их раздражали его ботинки с отрывающимися подошвами, которые он примотал изолентой…

– Да какое им дело! Чистоплюи несчастные…

– Вот именно. А он страдал от меркантильности и лицемерия окружающих и хотел нанести удар по обществу, развращенному капиталом. В котором людей заставляют работать обманом, хитростью или насилием. Он мечтал раздобыть пулемет и для начала перестрелять всю редакцию. Или хотя бы поджечь ее…

– Вот так растут революционные настроения в массах.

– И все-таки его уволили, придравшись к нарушению трудовой дисциплины. Представляешь? В Америке, оплоте демократии, человек пострадал за либеральные взгляды! Так закончилась карьера курьера. Но это был хиппи, свободная личность, презревшая ценности буржуазного общества. А другим приходится выживать, кормить семьи, поднимать детей. И люди цепляются за любую работу. Там металлург говорит, что никому не пожелал бы такой судьбы, как у него. Он проработал всю жизнь в горячих цехах, потому что нужно было обеспечивать семью и выплачивать кредиты за дом, мебель, машину. За годы, проведенные у доменной печи, он заработал профессиональную болезнь легких и понимает, что ему недолго осталось жить, но гордится тем, что выучил сына, которому не достанется такая участь. Или рассказ уборщика мусора о том, где и как он работал в своей жизни, как пытался устроиться на более престижные места, но у него не получалось или не везло. И ему пришлось, в конце концов, заняться этим грязным делом. И он признается, что неудачник, а в тексте комментарий: плачет…

– А что, у нас не так?

– Нет, не так! У нас хуже.

– Да какая разница? Мусор, он и в Африке мусор. И неудачников тоже хватает. С детских лет мечтавших стать космонавтом…

– Или хотя бы пожарником. Но не каждому это дано…

– Увы. А вот кто действительно вкалывает по-черному, так это японцы. Бывает, даже умирают на рабочих местах, от усталости. Потому что оставить работу нельзя, даже если нет сил. Работают без выходных, без отпусков. А ночуют в комнатах-пеналах.

– Говорят, самая невыносимая работа – на конвейере. Потому что превращает человека в часть сборочного механизма. Не столько физически изматывает, сколько морально. Мало кто выдерживает.

– А разве в шахте легче? Во глубине сибирских руд. С отбойным молотком, в темноте, в пыли, в сырости. Как в могиле. А кому-то она и становится могилой – то взорвется, то завалит…

– А что, на свежем воздухе лучше? Под минус тридцать, по пояс в снегу, на лесоповале. А один день Ивана Денисовича помнишь? А как Беломорканал строили? В болотах тонули, скалы вручную долбили – и в зной, и в мороз…

– А у доменной печи не хочешь погреться? На блюминге-слябинге. Или возле ревущего парового котла?

– Да чего далеко ходить! Вон, в электросетях, оперативно-выездная бригада – в дождь со снегом у них самая работа. Хоть днем, хоть ночью выезжай на аварию, лазь по кустам да оврагам, ищи, где обрыв, где коротнуло…

– Электрики, как и саперы, ошибаются один раз в жизни. Из нашей общаги мужика недавно зашибло, насмерть. Не слышал? Каждый год сдают экзамены, а все равно гибнет народ…

– Нас в главке тоже заставляют сдавать, хоть и за столами сидим. А самая ответственная работа – в ЦДС. Диспетчера круглосуточно дежурят, обеспечивают покрытие электрической нагрузки. Не дай бог, если начнутся отключения потребителей. Потери бывают невосполнимые. Если операция на сердце, например. Или отключился какой-то режимный объект. И даже на птицефабриках… 2

– А там что за беда?

– Там ведь инкубаторы огромные. Если остывают, яиц пропадает немеряно, и убытки бывают неслабые.

– Цыплят, конечно, жалко. Но в энергетике можно хоть какое-то резервирование организовать, на режимных объектах. А есть такие должности, где ошибки вообще недопустимы. Мы с тобой что-то не так сделаем, этого и не заметит никто. А если ошибется авиадиспетчер? Или оператор атомной электростанции? Мало не покажется.

– У военных много таких объектов. Ответственность такая, что задание нужно выполнять любой ценой. Даже ценой жизни.

– Специфика профессии. В армии сам человек – функция, элемент обороноспособности. Можно сказать, расходный материал.

– А еще, я слышал, большие стрессы у тех, кто связан с высшими эшелонами власти. Там тоже нельзя ошибаться.

– В политику лучше вообще не лезть. Политика – грязное дело, обязательно испачкаешься. Еще Монтень заметил, как много вокруг занятий и должностей, по самой природе своей порочных…

– Грязной работы везде хватает. Вон, на колхозных фермах. Каждый день выгребать навоз из-под скота. А вернувшись с работы, заниматься тем же дома. И так всю жизнь, без выходных и отпусков. А эти бесконечные поля с неубранной картошкой? Осенью, под дождем. Тоска смертная. Не зря все, кто может, бегут из деревни.

– А разве с человеческим скотом работать легче? В тюрьмах, на зонах. С уголовниками, выродками всякими, отбросами общества…

– А в милиции? Выезжай на драки, разнимай всякую тварь, подбирай алкашей. Или трупы полуразложившиеся…

– Жуть. А на скорой помощи? Бывает, что больной в блевотине и в поносе с головы до ног. Или маньяк какой-нибудь набросится…

– На врачей еще и нервный стресс давит: и приехать успеть, и диагностировать, и помощь оказать. Тут ведь не железка, а человеческая жизнь в руках.

– Медицина вообще своеобразная область деятельности. Я не представляю, как нужно любить человека, чтобы специализироваться в проктологии. При том, что можно выбрать гинекологию.

– С анатомической точки зрения разница невелика.

– А с эстетической? Подозреваю, что гинекологи, в отличие от проктологов, искренне любят свою профессию. С удовольствием идут на работу, с интересом ждут очередною пациентку…

– Еще бы! Весь день погружаться в мир прекрасного. Причем совершенно бесплатно.

– Почему бесплатно?

– Как?! За это еще и платят?

– Ну, зарплаты у врачей небольшие. Приходится подрабатывать.

– На дому? Это вообще круто! Но в коммунальной квартире вряд ли получится. Соседи неправильно поймут.

– Наоборот! В добровольных ассистентах недостатка не будет.

– Нет, номер не пройдет. Жены ассистентов не допустят.

– И все равно профессия уникальная.

– Что да, то да. Представляешь, каким волнующим должен быть дебют молодого специалиста? Наверное, первая пациентка остается в памяти на всю жизнь. Как первая учительница и первая любовь…

– А если это будет пенсионерка?

– Тем более.

– А где они после напряженной смены находят вдохновение на жену? Как вообще исполняют супружеские обязанности, когда перед глазами этот конвейер, на самый изысканный вкус?

– Еще как! Пулей летят домой. Чтобы наброситься на супругу. Прямо в прихожей. Не снимая ботинок и пальто.

– А что испытывает жена, представляя, чем он там занимается? Причем законно, среди бела дня, на глазах у людей. А потом еще за ужином выслушивать его впечатления о прошедшем рабочем дне. О каких-то особенностях, интересных случаях. Тут действительно нужен героизм. А как он вообще ухаживал за ней? Поэты твердят, что в женщине должна быть какая-то тайна, а этот тип – он же все знает! Его же ничем не удивишь – ни до свадьбы, ни после.

– Да уж! На эффект неожиданности рассчитывать не приходится. Остается брать высокодуховностью. Иначе никак.

– И одноклассникам трудно объяснить выбор профессии…

– Ладно, хорош язвить. Это дело благородное, связанное с продолжением человеческого рода…

– Ну, так три шага вперед! Кругом! Пусть посмотрит в глаза боевым товарищам. Пусть ответит перед строем. Почему выбрал именно эту специализацию? Почему не пошел в проктологи?

– Значит, нашел свое призвание, любимое дело.

– Любимое?! А мы что, не любители этих дел? С детских лет, когда тайком рассматривали эти веселые картинки. И в разрезе, и в профиль, и анфас. Но увлечься этим всерьез, на всю жизнь?

– А в качестве хобби можно, да? Ты и сам не против? Понятно.

– Но какую выдержку надо иметь! Чтобы оставаться мужчиной и профессионалом одновременно. В столь щекотливых условиях.

– Немыслимо. По-моему, чистая шизофрения.

– Наверное, со временем вырабатывается привычка. Мы для врачей всего лишь биологические механизмы, подлежащие ремонту.

– А санитарки в больницах работают вообще за копейки. Вот кому не позавидуешь. Таскать вонючие судна, ворочать дряблых, неподъемных старух. Убирать дерьмо из-под мерзких стариков…

– Это что! Золотарями люди работают…

– Даже хуже! Адвокатами. А еще информаторами и дознавателями. Кто-то на работе руки пачкает, а кто-то душу.

– А в моргах? Как тебе вскрытие трупов? Работа на любителя.

– А канализацию ремонтировать не приходилось?

– А общественные туалеты мыть не пробовал?

– На сборах однажды довелось, когда дневалил по казарме. Мне не понравилось.

– То-то же! Разве можно любить такую работу?

– Но ведь кто-то соглашается.

– От безысходности. Кто-то надеется, что временно, а кто-то уже смирился. А женщины берутся, чтобы подработать, помочь семье. Семья важнее всего, остальное можно перетерпеть.

– А если вдуматься, сколько народу каждое утро выходит из дома с тяжелым сердцем, преодолевая отвращение…

– А ты чего хотел? Свободного посещения?

– Но есть же вольные художники, люди творческих профессий.

– Конечно, есть. Те, которых, как и волка, ноги кормят. Беда в том, что кормят не всех и нерегулярно.

– Зато им не нужно по утрам спешить к станку. И спать они могут хоть до обеда…

– И часто позволяют себе это. Просыпаясь в захламленной комнате, среди объедков, пустых бутылок и никому не нужных «шедевров». И с гудящей головой пытаются найти что-то в пустом холодильнике и в столь же безнадежном кошельке. А потом начинают собирать накопившуюся посуду, чтобы опохмелиться…

– Да, есть время разбрасывать бутылки и время их собирать…

– А когда и они заканчиваются, выбирают что-то из оставшихся картин, чтобы продать за бесценок. И это завидная участь?

– Кому как. Может, голодный волк и позавидует сытой собаке, но все равно не выберет ее судьбу.

– В любом случае жизнь это будни, а не праздник. Не воскресенье, а понедельник. Еще Воннегут воспел черный понедельник.

– Нет, он сказал: «Прощай, черный понедельник!».

– И как ты с ним простишься?

– Запросто! Нужно «понедельники взять и отменить». Чтобы после воскресенья начинался вторник. Представляешь, какое будет облегчение народу? А если еще ненавистные будильники разбить…

– Давно пора. Неси кувалду!

– Как они портят жизнь простому человеку! Бывает, что с постели встать никаких сил, спать хочется просто мучительно. Глаза закрываются сами собой, голову от подушки не оторвешь. Поднимаешься только на волевом усилии. Как сонный робот.

– А я так и делаю. Включаю робота. Отдаю сам себе команды: «Встать! Умыться! Одеться! Шагом марш на работу!». И сам же их исполняю. Главное, делать это механически, без сомнений, без мыслей. Кстати, метод универсальный. Помогает в любом неприятном деле. Только важно не расслабляться, до результата. Составляешь план работ и включаешь робота. А он все делает за тебя.

– Эх, если бы так! Иногда в понедельник не успеешь прийти на работу, а уже хочется отдохнуть. У тебя не бывает? А после обеда с этим вообще нет сил бороться!

– Опасный симптом. Ты это дело не запускай. Я слышал, один мужик с такой проблемой даже обратился к врачу: «Доктор, помогите. Как плотно покушаю, в сон тянет – нет сил!».

– Вот и я опасаюсь. Как бы не перешло в хроническую форму. Хуже всего, что храпеть начинаешь, сотрудников будишь. А этому пациенту врачи как-то помогли?

– Увы! Современная медицина бессильна. Болезнь неизлечима. Но для облегчения страданий советуют меньше жрать…

– Как, еще меньше?!

– И больше работать.

– Да уж. Хошь – не хошь, а на работу вставать придется. Особенно тошно осенью, в плохую погоду. Выходить в промозглую темень, мокнуть на остановке, тащиться в переполненном автобусе, среди угрюмых людей с такими же серыми лицами…

– Да и хрен бы с ней! Для работы плохой погоды не жалко.

– А на работе выясняется, что на твоем участке прорвало трубу, и нужно ехать на аварию. И там раскапывать ее под дождем, лезть в эту канаву, в холодную грязь…

– Да, есть такое дело. Такую работу делают суровые, крепко выпивающие люди. Настоящие мужчины, передовики производства.

– Само собой. Но убивает то, что эта радость навсегда, на всю оставшуюся жизнь. Что ничего другого больше не будет…

– А это и значит, что дело – труба! Дело всей твоей жизни – труба. Труба – твое призвание на этой земле. Неси ее со смирением.

– Дать бы тебе по башке! Этой самой трубой…

– Но от понедельника и пожизненной трубы это тебя не избавит. Потому что после любого праздника наступает утро рабочего дня. В его суровой реальности. Праздник окончен, господа, займемся же делом! И каждое новое утро это очередная волна времени, смывающая следы прошедшего, уносящая с собой все лишнее, ненужное, надуманное и наговоренное. Но оставляющая изредка, на берегах нашей жизни, камешки истинных ценностей. Так иди же навстречу понедельнику с улыбкой на лице и радостью в сердце!

– Браво! А ты, оказывается, тоже поэт. Но этот гимн черному понедельнику вряд ли вдохновит людей, сидящих в грязной канаве.

– А никто никому и не обещал легкой жизни. «Это производство все-таки, как-никак». И заниматься придется тем, за что тебе платят.

– Это верно. Если уж взялся за гуж. Как говорят в таких случаях украинцы: «Це дило – гимно, но его трэба розжуваты». И тут выход один: жевать побыстрее, чтобы оно быстрее закончилось.

– Не хочешь растягивать удовольствие? Напрасно. Чем быстрее жуешь гимно, тем больше его тебе навалят. Потому что наша жизнь коротка, а запасы гимна неисчерпаемы. Всемирный закон.

– Есть мнение, что все в этом мире гимно.

– Кроме мочи!

– Иногда анализы показывают, что моча тоже гимно.

– Не дай бог! А как само гимно? Что показывают анализы?

– Отличное! На уровне мировых стандартов.

– Хоть что-то получается как у людей…

– Но дело же не только в понедельнике. Такое бывает и в выходные – просыпаешься, а за окном мутное сырое утро. На календаре суббота, а на душе понедельник. И тут она и наваливается, тоска-матушка. Какой-то птицы черной тень мелькнула в окнах на рассвете. И родился холодный день. И мир предстал в реальном свете. Был горек истины глоток. И стало вдруг до боли ясно: неутешителен итог. И то, что жизнь прошла напрасно.

– Ну, это лирическое преувеличение! Такая вселенская скорбь свойственна только молодым людям. С возрастом это проходит.

– В том-то и дело! Лучшие годы проходят впустую…

– А Лермонтов в твоем возрасте уже о-го-го! А Македонский! А Наполеон! А Гайдар полком командовал…

– Да при чем тут Гайдар! Вон однокурсники как продвинулись: один уже остепенился – диссертацию защитил, имеет научные публикации; другой в министерстве отделом заведует, министру доклады готовит; третий, хоть и уехал по распределению в глухомань, а уже начальник крупного объекта. Большим коллективом управляет – и кабинет у него, и служебная машина, и квартира…

– А ты болтаешься в общаге – ни кола, ни двора. И ведешь онегинский, «рассеянный» образ жизни.

– А имя одного не выделявшегося в школе одноклассника, говорят, уже вошло в «Мировую энциклопедию всех времен и народов».

– Ни фига себе! А что, есть такая?

– Значит, есть. А удостоился прикладным искусством. С детства делал шкатулки в народном стиле, как его отец. И достиг в этом невиданного мастерства. И теперь у него выставки по всему миру. Говорят, даже у президента США есть его поделки.

– Успокойся. Не завидуй чужому успеху. Еще Монтень заметил, что судьба осыпает своими дарами отнюдь не самых достойных.

– В том-то и дело, что достойных! А ведь ни в школе, ни в институте особо не блистали, звезд с неба не хватали…

– А ты, значит, блистал? И думал, что все самое лучшее в жизни достанется везунчикам, вроде тебя? Ты ведь, небось, и отличником был, и в комитете комсомола состоял, и диплом у тебя красный?

– Ну, было дело. По малолетству…

– Так ты и сейчас блистаешь. В прошлую субботу, у Ленки на дне рождения, ты был звездой вечера. Обаял там всех поголовно: блестящие тосты, остроумные шутки, искрометный юмор. А как ты танцевал! Женский контингент был в восторге. А мужской зубами скрежетал. Если бы тебе еще морду набили, был бы полный триумф!

– Ладно, хватит! Самокритику тут разводить…

– А чего ты хочешь? Персональную «Волгу» и кабинет с секретаршей? Так для этого нужно уехать в глухие, некомфортные места и начинать там с самых низов. Врубаться в технологию производства, в скучные чертежи, в те самые пресловутые СНиПы. Причем не только на работе, но и дома, борясь со сном и усталостью… 3

– Опять за парту? Я еще от института не успел отдохнуть.

– Отдохнуть? Ну, тогда на твоей карьере можно ставить крест.

– У нас коллектив молодой, и перспектив особых не видно…

– Перспектив масса! Было бы желание. Ты, вообще, как себя позиционируешь? Хочешь сделать карьеру в своей конторе? Еще не определился? Так это уже ответ, причем отрицательный. Не знаю, как пробился твой сибирский приятель, но если хочешь расти по службе, это должно быть твоей каждодневной целью. Нужно вникать во все проблемы, проявлять активность, вносить дельные предложения. В общем, вести себя как начальник. Чтобы все видели, что у тебя есть способности и амбиции к этому делу.

– Плох инженер, который не мечтает стать главным инженером?

– Вот именно. Но из хорошего специалиста может получиться плохой руководитель. И нужно сто раз подумать, когда предложат. Силенки соизмерить, чтобы пупок не надорвать. Потому что это будет судьбоносный выбор. Да-да, именно так! Придется многим пожертвовать, кардинально изменить образ жизни. Сейчас ты вольный казак – вышел с работы и забыл о ней. А начальник должен думать о своем объекте постоянно. Знать, что происходит на каждом участке, понимать технические детали, планировать ход работ, обеспечивать материалами, техникой, людьми. И быть готовым днем и ночью выехать на место, если что случится…

– Но не все же сам! Есть и замы, и специалисты, и аппарат.

– Но весь спрос с тебя! С первого дня на тебя обрушится куча срочных дел и неотложных вопросов. И каждый день придется принимать важные решения. И они должны быть правильными, вот в чем канальство! Потому что не имеешь права на ошибку. Иначе недостоин, не справляешься. Ты ведь у всех на виду. Только расслабься, дай маху – сразу заметят, заговорят за спиной…

– Акела промахнулся. Не по Сеньке шапка. Не в свои сани…

– Вот именно. В любой ситуации нужно будет нести нагрузку и держать удар. И самому не дрогнуть, и людей мобилизовать. Но и это не все. Тот, кто занимался серьезным делом, знает, что не все в руках человеческих. Есть и объективные обстоятельства, и природа, и человеческий фактор. И Его Величество Случай. Так что молись богу и надейся на лучшее. Потому что именно ты обязан сдать этот проклятый объект, и сдать досрочно – в подарок съезду. А если подведешь – партбилет на стол! А в былые годы и расстрел.

– Ну, запугал!

– А так оно и есть. Кресло начальника – раскаленная сковородка. Телефоны звонят, совещания наползают одно на другое, люди рвутся на прием. И проверки тебя достают, и отчетность, и начальство долбит: как дела, успеваешь, не подведешь? И сам ты должен давить на подчиненных. И раздражаться от того, что они не работают так, как на их месте работал бы ты сам…

– Об этом еще Толстой писал, в «Анне Карениной». У него там Левин тоже строил планы эффективного хозяйствования и приходил в отчаяние, когда упирался в стену крестьянской инертности. А бывало, сам начинал вкалывать на молотилке, на покосе…

– Это просвещенный помещик мог себе такое позволить. От нечего делать. А крупный руководитель не может, как бы у него ни чесались руки. И воздействовать на процесс ему приходится опосредовано, чужими умами и руками. Поэтому главным инструментом начальника является язык…

– С набором соответствующих выражений.

– И не только идиоматических. Иногда приходится требовать от людей невозможного. Как этого требуют от тебя. И постепенно сволочеть от этого. И если все это уложить на одну чашу весов? Не слишком ли дорогая плата за персональный кабинет?

– Дороговато будет. Но ведь дело не только в секретарше. А самоуважение? Знать, что занимаешься большим, серьезным делом. Кто-то ведь строит заводы, электростанции, плотины. Металлургические комбинаты размером с город. Небоскребы, ракеты. Авианосцы! Представляешь? Каждый день видеть, как по твоей воле поднимаются корпуса, прокладываются дороги. Ты приказываешь: «Делать так!», и оно делается так! Ревут самосвалы, ворочаются бульдозеры, суровые мужики работают днем и ночью, выполняя твои указания. И постепенно то, что было проектом в твоей башке, становится реальностью. И ты понимаешь, что это сделал ты!

– Успокойся. Во-первых, ты не такой уж и хозяин этим экскаваторам. В лес, за грибами, послать их не сможешь. Или грядки копать на даче. Разве что тещу туда отвезти. С глаз подальше…

– На бульдозере?

– Это зависит от того, чем руководишь. Если конторой ритуальных услуг, будет еще интереснее. Пусть привыкает. А во-вторых, объект сделал не ты, а большой коллектив специалистов и рабочих. Каждый из которых на своем участке внес вклад в общее дело.

– А престиж? Знать, что ты на самом верху, среди избранных. Как говорит Виктор Федорович, среди Товарищей, Которые Решают Вопросы. Которые обладают реальной властью. Согласись, что между теми, кто может решать задачи, и теми, кто может решать вопросы, есть некоторая разница…

– Это правда. Власть очень заманчива. Но нужно ли тебе это? Начнем с того, что попасть в круг этих Товарищей очень непросто. Это еще нужно заслужить – личной преданностью и правильным поведением. То есть, унижением.

– И что, обязательно быть лизоблюдом?

– Не обязательно. Честные исполнители тоже нужны. На них удобно свалить основную работу и ответственность за ошибки руководства. Как в армии все держится на лейтенантах, так и на производстве всю нагрузку несут бригадиры. Ну и пусть несут, до самой пенсии. А на теплые места будут продвигать своих. Своих насквозь, до самого нутра. А чтобы стать своим, придется принять их систему ценностей, их образ жизни. Они предложат тебе, как великую честь, участие в их убогих развлечениях – во всех этих охотах, рыбалках, банях с девками, пьянках, обжираловках…

– И это тоже обязательно?

– А ты как думал! В этих парилках решаются самые важные вопросы. Отказаться просто недопустимо. Иначе ты не свой, выпадаешь из обоймы. Отторгнут, а при случае подставят и спихнут с должности. А то и посадят, назначив козлом отпущения. Так что придется соответствовать. И ты сам незаметно превратишься в такое же номенклатурное животное – помесь хама и подхалима. Как тебе эта перспектива? То-то же! А ты не думал, что этот твой однокурсник, начальник стройки, завидует твоей свободе и беззаботности?

– Честно говоря, нет.

– Мне вспомнилась одна карикатура. Идут навстречу друг другу два мужика. Один гладко выбрит, аккуратно пострижен, в костюме и сверкающих ботинках, при галстуке и с портфелем. А другой – бородатый и волосатый, в футболке, кедах и драных джинсах, с бусами на шее и гитарой за спиной. И каждый думает: «Подумать только! Совсем недавно и я был таким же чучелом!».

– А тебе это все откуда известно? Ты что, стройкой коммунизма руководил? Или авианосцы строил?

– По отцу знаю. Я его в детстве дома почти и не видел.

– Понятно. И какой вывод из этой вдохновляющей лекции? Знай свой шесток? Сиди и не чирикай? И не бери лишнего в голову?

– Нет, эти утренние отрезвляющие мысли очень нужны. Они болезненны, но их нужно додумывать до конца. И делать из них правильные выводы. И принимать соответствующие решения.

– Делать мне больше нечего!

– Можно и так. Спрятать голову в песок.

– Ладно, без плейбоев разберемся!