Беседы шалопаев или Золотые семидесятые

– И при этом все они сумчатые.

– Само собой!

– А я бы предпочел Брисбен. Оттуда недалеко до Большого барьерного рифа. С детства мечтаю там побывать. Коралловые острова – вот где экзотика! Изумрудная даль океана сливается с глубокой синевой неба, кокосовые пальмы, обдуваемые легким бризом, лениво шевелят гигантскими листьями. Мир, покой, благодать. И только нежный плеск волны, набегающей на белоснежный песок лагуны, нарушает тишину заброшенных островов…

– Красиво говоришь, однако.

– Так праздника душа просит! А ты бы сам не хотел заняться дайвингом где-нибудь на атолле Факаофо?

– А почему бы и нет? Но я бы предпочел нырнуть с палубы роскошной белоснежной яхты, плавно покачивающейся у самой кромки рифов. На борту которой дремлет стройная блондинка в алом бикини, с бокалом коктейля, позвякивающим ледышками…

– Ладно, пускай пока подремлет. А мы погрузимся в голубую прохладу великого океана, в таинственный подводный мир. Помнишь «Человека-амфибию»? Будем неспешно плыть вдоль сказочных букетов коралловых рифов, среди тропических рыб немыслимых расцветок. А непуганые мальки будут доверчиво подплывать к нам, с любопытством заглядывая в стекло маски…

– И вдруг из-под коралла вылезает страшная морда мурены!

– И я тут же пронзаю ее стрелой из подводного ружья!

– Интересно, а она съедобная?

– Вскрытие покажет.

– А это, кстати, вполне реальная перспектива. В таких райских местах вообще много всякой ядовитой твари – и осьминоги, и медузы, и морские ежи. А если налетят акулы? Тут сам себя почувствуешь съедобным. Да и скучновато там, на пустынных островах. Я бы предпочел пляжи повеселее. Например, Копакабану.

– О, Рио-де-Жанейро! Мечта поэта. Белоснежный город, утопающий в тропической зелени, шумный, бурлящий, легкомысленный. В его горячий воздух вплетаются струи океанского бриза. Звуки самбы, запах кофе, немыслимые гастрономические ароматы, ослепительные улыбки на смуглых лицах, знойные мулатки…

– «И все поголовно в белых штанах»!

– Нет, мулатки без штанов.

– Это удобно.

– А безумный фейерверк карнавала? Полуголые красотки в перьях и блестках, танцующие самбу, румбу и пасадобль. Бесстыдная атмосфера ничем не прикрытой страсти…

– А бразильский футбол? Это же феерия, сказка! А какие имена! Пеле, Диди, Гарринча, Жаирзиньо…

– Ривелино, Зе Мария, Тостао…

– И двухсоттысячная «Маракана», ревущая от восторга, когда Пеле, разбросав финтами защитников и обведя вратаря, издевательски небрежно закатывает мяч в пустые ворота…

– Бразилия, сказочная Бразилия! Далекая, экзотическая страна, страна контрастов. Бурлящий котел рас и наций, гремучая смесь этносов, культур и религий, богатства и нищеты. И всепобеждающая сила жизни! С ее истинным, острым вкусом, вкусом пряных, жгучих блюд, тропических красок, пьянящих ароматов. Со вкусом жаркого поцелуя на трепещущих губах, солоноватых от дыхания океана…

– Или крови. В бразильских фавелах царят законы джунглей. Помнишь тот фильм, про генералов песчаных карьеров?

– Еще бы! Безумная свобода, безумная страсть и безумная жестокость. И жонгада, и вечная песня океана…

– Кстати, тот редкий случай, когда кино получилось лучше первоисточника. Я потом читал роман Амаду – бледная тень фильма.

– А «Пусть говорят» смотрел? Там тоже красивейшие пейзажи.

– А разве это было в Бразилии?

– Не знаю. Да это и неважно. Помнишь влюбленную пару над голубизной горного озера, на фоне заснеженных Анд? А полноводные реки среди буйства зелени, под сенью белоснежных облаков в бездонной глубине неба? И торжествующий голос Рафаэля. Помнишь эти исполинские дымящиеся водопады?

– Это водопады Игуасу, на границе Бразилии с Аргентиной.

– А не хотел бы побывать там? Услышать рев низвергающейся массы воды, увидеть вечные радуги над пенящимися безднами?

– Я бы предпочел Ниагару.

– Нет, давай сначала разберемся с Южной Америкой. Почему бы нам не ступить под таинственные своды тропического леса в долине Амазонки?

– Спасибо, не надо. Там слишком жарко и душно. А еще много диких обезьян, змей и москитов. Хватит с нас и Борнео.

– А вы разборчивы, сударь!

– Хочу в пампасы!

– А мы уже здесь! В аргентинских прериях.

– Их воздух должен быть терпким, сухим и горчащим – как удар ковбойского кнута, как шорох метко брошенного лассо, как стук копыт диких мустангов, бешено несущихся над выгоревшей травой. Как щелчок взводимого курка револьвера…

– Там тоже есть ковбои?

– Где их только нет! Аргентина – удивительная страна. Страна, лежащая в южном полушарии, в таких же, как и у нас, широтах. Близкая по климату – там даже выпадает снег, но совершенно иная. У южного полюса планеты вообще малолюдно – Аргентина, Чили да еще Новая Зеландия. Периферия цивилизации.

– В тех местах должно чувствоваться ледяное дыхание близкой Антарктиды. И если уж мы забрались так далеко, почему бы не посетить ту самую, знаменитую, Огненную Землю?

– Не стоит. Ничего хорошего там нет: камни, снег, лед. Экзотика Чукотки и Магадана. Этим и здесь можно полюбоваться. Как говорится, от колымской экзотики не зарекайся…

– И только одинокий пингвин стоит на уступе айсберга и задумчиво вглядывается в вечно холодные, мрачные воды океана…

– Пытаясь разглядеть в них свежую, экологически чистую рыбу.

– А помнишь удивительные названия рек, островов и гор из романов Буссенара, Майн Рида, Жюль Верна?

Где он теперь, ветер дальних странствий, веявший со страниц этих книг, которыми мы зачитывались в детстве? Он увлекал нас в неведомые края, в загадочные дали казавшегося необъятным мира – от знаменитого мыса Горн, через безлюдные просторы Патагонии, вдоль суровых отрогов таинственных Кордильер. И мы отчетливо видели, как гигантские кондоры парят над их грозными вершинами. И поет свирель одинокого пастуха, и вторят ей сладкоголосые Simon&Garfunkel. Эль кондор паса, мой друг, эль кондор паса… А кондор все летит и летит в ледяной чистоте горного воздуха. Как летел и сто, и двести лет назад, когда отважные путешественники искали здесь пропавшего капитана Гранта. А волшебная музыка Дунаевского к этому фильму! От нее холодок восторга пробегал по спине, заставляя тревожно биться наши юные сердца. И еще одна незабываемая мелодия тех далеких лет: «Видишь: птицы летят осторожно на далекие вспышки огня. И распахнут весь мир, и дорога так и просит: шагни на меня! Там, где небо шторма занавесили, там, где вязнут в тумане слова, обязательно есть неизвестные, неоткрытые острова». И ведь верили мы когда-то в эти сказочные острова, верили Стивенсону и Фенимору Куперу. Верили в бригантины, поднимающие паруса в флибустьерском дальнем синем море.

– Но вот, сквозь пелену тумана, проступают очертания далекого Буэнос-Айреса, города, пропитанного неприкрытой, грубой чувственностью. Здесь родилось знаменитое аргентинское танго…

– И еще эта знаменитая: «Бэсса мэ, бэсса мэ, мучо». Какая мелодия, какая романтическая история! Девочка пришла со свидания, села за пианино и простыми словами выразила то, о чем пело ее влюбленное сердце: «Целуй меня, мой мальчик». И все! Вошла в души всего человечества, вошла в историю музыки, вошла навеки…

– Консуэла Веласкес. Но, по-моему, она мексиканка.

– Правда? А я всегда думал, что аргентинка. И ведь многим рассказывал, никто не поправил. Вот стыдно-то!

– Думаю, что твоим доверчивым подругам это не так уж и важно. Главное – красота самой легенды: первая любовь, пылкие чувства, волнующая музыка. Какая разница советской девушке, где это было – в Аргентине или в соседней Мексике?

– Еще скажи: в Гваделупе. Ну что, рванем на родину Веласкес? Окунемся в Мексиканский залив, залезем на пирамиду ацтеков…

– Не стоит. Пыльная и скучная страна. Сомбреро, кактусы, текила, кокаин, наркобароны, да еще Сикейрос – что там еще интересного? И жара, жара. Не зря они сами толпами бегут оттуда на север.

– В прохладный Техас. Кстати, а почему бы и нам с тобой не посетить проклятую Америку, оплот империализма? Чтобы своими глазами увидеть, как она стонет под игом капитала, как бьется в судорогах перманентного кризиса…

– Перепроизводства. Как задыхается от избытка джинсов, блейзеров, дубленок, часов «Сейко», телевизоров и магнитофонов «Сони», «Филипс», «Панасоник». Чтобы ослепнуть от лживого блеска витрин супермаркетов, забитых всевозможной жратвой. Десятками сортов колбас и сыров, экзотических овощей и фруктов, попкорна, чипсов, их мерзкой жвачки, отвратительной кока-колы…

– Не трави душу! Человека, измученного общепитом.

– А ты бы не хотел увидеть в свободной продаже новейшие диски самых крутых рок-групп? Альбомы Beatles, Rolling Stones, Deep Purple, Led Zeppelin, Creedence, Uriah Heep, Pink Floyd лежат пачками, и никто их не берет. Можешь себе это представить?

– Нет, не могу. Такое возможно только при полном коммунизме.

– Оказывается, для этого нужно всего лишь приземлиться в аэропорту имени Кеннеди. Я предлагаю лететь туда прямо из Буэнос-Айреса, бизнес-классом авиакомпании «Pan American».

– И это не подлежит обсуждению! На меньшее я не согласен.

– Все в наших руках! Мы развалимся в роскошных креслах, а длинноногая стюардесса в строгом фирменном мини будет предлагать нам охлаждённые напитки: шампанское, виски, коньяк, бренди, ром, джин, текилу, французские вина. Ты что выберешь?

– Я не буду привередничать. Никакого снобизма. Я перепробую все.

– А я проверю их на вшивость: потребую кальвадос и абсент. Посмотрим, как они будут выкручиваться. Ты абсент пил? А кальвадос? Ну вот, заодно попробуем.

– А потом неспешно допьем наши аперитивы, поправим галстуки безупречных костюмов и вальяжно выйдем из салона роскошного «Боинга». И окажемся, как в фильме о будущем, в сверкающем здании аэропорта – целом городе, поражающем разноцветием лиц и одежд, пестрой сумятицей огромного людского муравейника…

– И поразимся, как точно описал все это Артур Хэйли.

– А потом окунемся в бешеный ритм Нью-Йорка, города «желтого дьявола»…

– В котором человек человеку волк, а не друг, товарищ и брат…

– И где нас со всех сторон окружат улыбающиеся, открытые лица незнакомых, но приветливых и благожелательных людей…

– Но мы не поверим фальшивым улыбкам этих конформистов, погрязших в уютном гнилом болоте общества потребления.

– О чем речь! Нас не проймешь обманчивой рекламой, сверкающей в каменных джунглях Манхэттена. Но по городу мы, конечно, пройдемся. Прошвырнемся по тому самому Бродвею, пресловутой Пятой авеню, прогуляемся по Центральному парку. Поднимемся на знаменитый Empire State Building…

– Чтобы с высоты птичьего полета плюнуть на цитадель проклятого империализма.

– А потом, проголодавшись, зайдем в первый попавшийся бар и с отвращением съедим их традиционный сэндвич с кока-колой.

– А еще посетим Брайтон-Бич. Выйдем на набережную, глянем на гребенку поднимающихся из воды небоскребов, поприветствуем позеленевшую от свободы и морских ветров статую с рожком окаменевшего мороженого в руке…

– Но скоро нам надоест суета этого гигантского муравейника, в котором все мысли людей заняты презренным металлом, и мы без сожаления простимся с его душной атмосферой алчности и тщеславия. И отправимся по следам Ильфа и Петрова на просторы одноэтажной Америки. Возьмем напрокат огромный, как авианосец, американский автомобиль, какой-нибудь «крайслер» или «бьюик»…

– Обязательно открытый!

– Само собой. Чтобы небрежно развалиться в шикарных креслах и катить по их бесконечным хайвэям, полной грудью вдыхая воздух великой страны. А ветер будет трепать наши распахнутые рубашки, охлаждать разгоряченные лица, развевать буйные прически. Мы будем лететь по широченным автострадам, обгоняя фермерские пикапы, монстрообразные трейлеры и сверкающие кабриолеты, в которых будут сидеть роскошные блондинки, улыбающиеся нам ослепительными голливудскими улыбками…

– «Хэллоу, бэби! Ай лав ю!» – крикнем мы им и утопим педаль газа в пол, а могучий мотор отзовется утробным рычанием и вдавит нас в сиденья мощным ускорением. И замелькают вдоль дороги маленькие города, с их неизбежными придорожными автозаправками и фастфудами. И мы, наконец, увидим с детства памятные по романам Майн Рида бесконечные прерии…

– По которым все так же бродят стада непуганых либерзонов и могучих шатобрианов…

– А в прибрежных кустах вдруг мелькнет тень индейского разведчика, какого-нибудь Одинокого Волка из племени навахо, со свирепой раскраской медного лица, ожерельем из медвежьих клыков и пучком перьев, вплетенных в смоляной пук волос.

– А потом налетит сухой, горячий воздух Техаса и раскроются знакомые по вестернам пейзажи Дикого Запада. И отчетливо привидится, как из-за ближайшего поворота вылетит, в пыли и звоне копыт, семерка ковбоев в потертых джинсах, выгоревших, пропотевших ковбойках и тех самых знаменитых черных шляпах…

– А потом подкатим к настоящему придорожному салуну и, небрежным ударом открыв болтающуюся створку двери, ввалимся в его сонный полумрак, провинциальную тишину которого нарушают лишь звуки кантри из музыкального автомата…

– А в дальнем углу дремлет, закинув на стол ноги в желтых сапогах, какой-то второстепенный персонаж с косынкой на шее, в ковбойке, кожаной жилетке и шляпе, надвинутой на глаза…

– А мы уверенной походкой подойдем к бару, уставленному батареями сверкающих бутылок, усядемся на высокие табуреты и закажем двойной виски с содовой…

– А бармен спросит «Как дела, парни?» и пустит в нашу сторону по барной стойке толстые стаканы, позвякивающие кубиками льда…

– А мы ответим «Вери гуд, чувак!» и залпом выпьем янтарную прохладу шотландского самогона. А потом выйдем из темноты бара в слепящую жару полдня, сядем за руль, врубим газ до визга шин и рванем по пустынному, уходящему вдаль хайвэю. Куда? К великому Гранд-Каньону, конечно. Чтобы подойти к самому краю уступа, висящего над пропастью, и ошалеть от высоты и немыслимых размеров этого гигантского провала.

– А, может, умерить аппетиты и начать со старушки Европы. Как тебе аэропорт Шарля де Голля?

– Снова хочется в Париж?

– Да, уже хотелось. Подняться на Эйфелеву башню, пройтись по Монмартру, посидеть в кафе на Елисейских полях, прогуляться по парку Тюильри, посетить великий Лувр и знаменитый Нотр-Дам…

– И ты туда же! Всем «мешает спать Париж», всех прельщает «праздник, который всегда с тобой». Праздник, да не твой!

– А почему бы и нет?

– А потому что люди строили этот город для себя, а не для тебя. Строили веками, душу вкладывали. И даже не надеялись, что тебе понравится. А ты, молодец, взял да и приперся! На все готовенькое. За красивой жизнью. Уж и не чаяли дождаться, а ты – вот он: «Здравствуйте, я ваша тетя! Я приехала к вам из Бердичева и буду у вас жить». Кому ты нужен, бездельник? Там и своих таких хватает.

– Но я же не навсегда! Увидеть одним глазком, ощутить ауру…

– Обещаешь увидеть Париж и умереть?

– Немного иначе: хотелось бы, уходя в мир иной в окружении безутешных родственников, видеть из окна Эйфелеву башню…

– Мечтаешь прилечь на Пер-Лашез? Рядом с Мольером? Фиг тебе! Заплати за услуги и проваливай. Да про чаевые не забудь!

– Ну вот, испортил все парижское настроение…

– Да ну его, этот французский гедонизм! На планете множество более интересных мест. Давай посетим Страну восходящего солнца. Вот где уникальная культура! Икебана, гейши, сакура, хокку, сад камней. Минимализм и простота быта: циновка, столик, ваза с корявой веткой и роскошный телевизор. Крошечный садик у крыльца скромного домика. Умение видеть красоту в естественности окружающего мира…

– Самураи, бусидо, харакири, камикадзе. Кодекс чести. Искусство держать лицо. Постоянные поклоны и улыбки в сочетании с несгибаемой волей и непримиримостью. Каратэ, дзюдо, джиу—джитсу. Даже трудно представить, насколько они другие.

– Ну, молодой человек, начинать нужно с синтоизма…

– Как-нибудь в другой раз. А где еще есть экзотика? Куда нас зовёт муза дальних странствий? Мы же с тобой про Африку забыли! Давай начнем с юга, с мыса Доброй надежды. «В Кейптаунском порту, с пробоиной в борту…». Решено – летим в Кейптаун!

– А почему не в Найроби?

– Там слишком жарко. Да и что интересного в выжженных солнцем саваннах?

– Не скажи! С детства мечтаю поохотиться на белых носорогов.

– Нельзя! Они занесены в «Красную книгу».

– Ладно, пусть пока живут. Скажите, а вы бывали на Багамах? А на Гавайях? А на Каймановых островах?

– А зачем? Нам и на Канарах неплохо живется.

– Ты хоть знаешь, что такое серфинг?

– Знаю. Мечта идиота.

– Да ты и представить себе этого не можешь! Это же не просто острова в тропических морях. И не просто экзотический вид спорта. Это стиль, образ жизни. Это сбывшаяся мечта! Это гигантская волна, стремительно набирающая высоту, на упругом теле которой ты балансируешь на узкой доске, скользишь, заныривая в изумрудный коридор под пенящимся гребнем. Это твои друзья, такие же отчаянные авантюристы со спортивными торсами, крепкими нервами и бицепсами. Это ваши веселые подруги в разноцветных бикини, стройные, гибкие, смуглые, с ослепительными улыбками, с развевающимися прядями черных, золотых, бронзовых волос. Это неописуемые закаты над океаном, романтические ночи под созвездием Южного Креста и счастливые розовые рассветы…

– Гражданин, просыпайтесь! Наш самолет приземляется в аэропорту города Сыктывкар. За бортом – дождь со снегом, температура – один градус тепла…

– Только не это! Я не выношу тепло в размере одного градуса!

– Граждане пассажиры, Сыктывкар не принимает по невыносимым погодным условиям. Наш лайнер направляется на ближайший запасной аэродром, в город-герой Ливерпуль…

– Увы, граждане битломаны, их там уже нет. Отзвучали прощальные аккорды «Let It Be», разлетелись золотые жуки по свету. А больше там нечего делать, в этом унылом портовом городе. Да и погода у англичан ненамного лучше сыктывкарской. Круглый год дожди и температура плюс двенадцать.

– Ну, почему? Летом бывает и четырнадцать.

– А зачем лететь так далеко? Запасные аэродромы есть и поближе. Например, в Швейцарии. Мирная, уютная страна, райский уголок в центре старушки Европы. Красивейшие пейзажи, прозрачный горный воздух, хрустальные потоки низвергаются с тающих ледников. Белоснежные вершины Альп отражаются в голубизне Женевского озера, окруженного старинными зданиями, живописными парками, цветущими лужайками. Чистейшая экология в сочетании с благами цивилизации. Уникальный пример симбиоза человека с природой, идеальное место для комфортной жизни…

– А зимой там еще лучше!

– О чем речь! По альпийским склонам, сверкающим под горным солнцем, рассыпаны горнолыжники в ярких костюмах. Вот кто-то из них, с хрустом закладывая виражи, стремительно летит по склону и вдруг резко тормозит рядом с тобой, обдав облаком снежного вихря. Из-под космического шлема и зеркальных очков сверкает ослепительная улыбка, и ты узнаешь ту блондинку у подъемника, которая с иронией взглянула на тебя, новичка, впервые вставшего на лыжи. Она жестом приглашает тебя за собой, в пугающую крутизну спуска, а ты разводишь руками, проклиная свою неуклюжесть и языковую беспомощность. И тогда она, резко оттолкнувшись палками, разворачивается в прыжке и уносится вниз, делая красивые виражи, а ты балдеешь от эротичности движений ее бедер и всей ее гибкой фигуры, обтянутой фирменным костюмом. А вечером, когда ты ужинаешь за деревянным столом в уютной харчевне, потягивая душистый глинтвейн у пылающего камина, за соседний стол усаживается веселая компания иностранцев, и среди них ты узнаешь ту самую блондинку. Она, в ярком свитере, с распущенными волосами и нежным румянцем на щеках, смеется шуткам друзей, призывно поглядывая на тебя. А дальше, а дальше…

– Чур, меня! Изыди, нечистая сила! Не введи во искушение…

– Ага, попался! И ты, Брут, клюнул на крючок красивой жизни.

– Ничто человеческое. Кстати, почему бы и нам не выбраться в горы? Конечно, не в Альпы, но в Карпаты съездить можно. У нас в главке есть группа энтузиастов горнолыжного спорта, собираются этой зимой в Закарпатье, на две недели. Присоединяйся.

– Придется брать отпуск.

– Ну, и возьмешь половину. Здесь летом и так курорт.

– Ладно, подумаем. Швейцария-то нам не светит.

Да, в те годы можно было только шутить на тему дальних странствий: «И я хочу в Бразилию, к далеким берегам». Но это были шутки на грани дозволенного. Опять захотелось в Париж? Нехорошо. Советская молодежь мечтает о полетах на далекие планеты, а не в сомнительный Буэнос-Айрес. А ты откуда такой взялся, особенный? Откуда у тебя, советского комсомольца, такие нездоровые желания? Как тебя воспитывали, кто твои родители? Уже расхотелось? То-то же. В общем, так: на Марс можно, а в Бразилию нельзя.

– А по сути, вся эта заграничная экзотика – мишура. Да и сам туризм погоня за миражами, развлечение бездельников. Бродить в стаде туристов по историческим развалинам и слушать байки экскурсоводов? Занятие для баранов, бездарное времяпровождение.

– Ну почему? Разве неинтересно поездить, посмотреть мир, другие страны? С их природой, историей, достопримечательностями…

– Охота к перемене мест признак внутренней пустоты. Мыслящему человеку внешние впечатления только мешают. Еще Модильяни заметил, что путешествие это подмена истинного действия. И восточные мудрецы об этом говорили: найти новое в себе – вот истинная находка. Можно обрести Вселенную, не выходя из дома.

– А другим художникам и писателям это помогает, дает толчок к творчеству. Множество шедевров создано в путешествиях…

– Ну, осмотрел ты эти полустертые камни, даже потрогал их рукой – и что? Вспомни, какие убогие предметы ты видишь в музеях. И чем они древнее, тем примитивнее, даже украшения царей. Значит, такой же грубой была и сама жизнь людей в прошлом. Полное разочарование. Ты вот мечтаешь прокатиться в гондоле, прикоснуться к обломкам пирамид, подняться на Эйфелеву башню, а это всего лишь среда обитания местного населения. Так же, как ты сам забегаешь в ГУМ за шмотками, не замечая Кремля и храма Василия Блаженного, так и они спешат по делам мимо своего Нотр-Дама. Какая-нибудь римская мороженщица стоит возле Колизея, и ей этот Колизей надоел до чертиков! Вчера Колизей, сегодня Колизей, завтра будет Колизей. И никуда от него не денешься. Как от тележки с тающим мороженым и бездельников-туристов.

– Но это память об исторических событиях, о великих людях…

– Все еще веришь в эти школьные мифы? Значит, ты тоже потенциальная жертва экскурсоводов. Которые до сих пор водятся в окрестностях средневековых замков. Стоит этим хищникам учуять в группе туристов болезненный интерес к истории, как они набрасываются на зазевавшуюся добычу. Сначала запугивают какой-нибудь дурацкой легендой о владельце замка, задушившем здесь юную жену. Или парализуют волю байками о кровавых повадках местных вампиров и привидений. А потом увлекают в ближайшее подземелье, где с гордостью демонстрируют лучшую в округе коллекцию скелетов. И пыточного оборудования на самый изысканный вкус. И, наконец, добивают красочными описаниями пыток и казней…

– Постой-постой! А культура, шедевры искусства? Я бы сначала посетил Флоренцию, колыбель Возрождения, город-музей. Говорят, у них там «Давид» стоит прямо на улице. А какие имена! Микеланджело, Леонардо да Винчи, Боттичелли, Джотто…

– Все это ты уже видел много раз, в репродукциях.

– Ну да. Это в твоем духе – оценивать «Джоконду» по фотографии в газете. А разве не интересно посмотреть, как живут простые люди – англичане, испанцы, французы? Как работают, например. Лезут из кожи вон или делают свое дело не спеша. Какие у них отношения – на работе, дома. О чем говорят – с начальником, с женой, с друзьями. Куда идут вечером – домой или в любимую забегаловку. Что их радует, что огорчает…

– Да везде одно и то же! И в Неаполе, и в дельте Меконга, и в дебрях Манхэттена люди занимаются одним и тем же. Днем добывают средства для пропитания, а ночью реализуют второй основной инстинкт. Разве что с национальными особенностями.

– Так ведь в этих деталях самый интерес!

– В деталях интимной жизни? В дельте Меконга? Понятно…

– Ты пошляк! Речь совсем о другом. Разве не интересно, как проходит обычный день простого итальянца? Мне представляется, что после работы он направится в свою любимую тратторию. Сядет за столик на открытой веранде, увитой виноградником, и закажет спагетти, пиццу и бутылку кьянти. И будет весь вечер наслаждаться едой и вином, налетающим с моря ветерком, негромкой музыкой, бирюзой неаполитанского залива, полетом чаек на фоне заката. Болтать с хозяином, подмигивать смуглым, смешливым итальянкам, проходящим по мощеной булыжниками старинной улочке…

– Еще одна сказка об Италии. На самом деле его ждет дома сварливая жена с кучей орущих детишек. И теща, для комплекта.

– А может, в это же самое время где-нибудь в Новой Зеландии уже совсем стемнело. И сидят у ночного костра пастухи, ужинают поджаренным на огне хлебом с сыром, запивают терпким домашним вином и вдыхают прохладу горного воздуха. Тишину вечера нарушает лишь треск цикад, неумолкающий шум реки в глубоком ущелье да ворчание собак, охраняющих стадо. А над головами у них глубокое звездное небо. Но не отыщешь на нем Полярную звезду…