Голос Арктики

Дмитрий Вектор

Голос Арктики

Глава 1. Звуки чужого мира.

Сэротэ проснулась от звука вертолета.

Звук рассекал утреннюю тишину тундры, как острый нож режет кожу – болезненно, неестественно, с такой силой, что хотелось зажать уши и спрятаться в самую глубину чума. Девушка лежала на оленьих шкурах, слушая, как чужой металлический рев удаляется на северо-восток, туда, где по рассказам бабушки Нюди начинались места, куда не ступала нога простого человека.

Священные земли.

– Третий за неделю, – пробормотала Сэротэ, натягивая на голые плечи теплую малицу.

Восемнадцатилетняя девушка выглянула из чума и увидела черную точку, растворяющуюся в утреннем небе. Солнце только показалось над горизонтом, окрашивая тундру в мягкие золотистые тона, но эта красота не могла заглушить тревогу, которая поселилась в сердце Сэротэ с тех пор, как она вернулась из университета на летние каникулы.

Тундра менялась. Не сразу, не резко – так, что заметить могли только те, кто знал ее как свою ладонь. Но Сэротэ знала. И это знание пугало ее больше, чем самый лютый северный ветер.

Девушка разожгла костер из сухой травы и карликовой березы. Пламя вспыхнуло жадно, с тихим потрескиванием, и запах дыма – родной, домашний – на мгновение заслонил тревожные мысли. Сэротэ поставила на огонь чайник с талой водой и достала из кожаной сумки университетский учебник по экологии.

"Воздействие промышленной деятельности на экосистемы Арктики", – прочитала она заголовок главы, которую задали на лето. Как будто составители учебника знали, что она будет читать именно эту страницу именно сегодня, под звуки чужих вертолетов.

В восемнадцать лет Сэротэ уже успела понять, что живет в двух мирах одновременно. Мир тундры – это ветер в лице, запах оленьих шкур, вкус свежевыловленной рыбы, бесконечные просторы под низким небом. Мир города – лекционные аудитории, библиотеки с тысячами книг, асфальт под ногами, шум машин вместо завывания пурги.

И с каждым годом эти миры отдалялись друг от друга все дальше.

Чайник засвистел. Сэротэ заварила крепкий чай с травами, которые собирала еще бабушка Нюдя, добавила сахар из магазинной пачки. Первый глоток был обжигающим и сладким – именно таким, каким должно быть утро в тундре.

Она открыла учебник на закладке и принялась читать:

"Разработка месторождений углеводородов в арктических регионах приводит к значительным изменениям в структуре экосистем. Наиболее уязвимыми являются места традиционного обитания крупных млекопитающих – северного оленя, белого медведя, морского зайца"

Сэротэ читала сухие научные факты и представляла лица. Лицо отца Ямала, когда он рассказывал, что олени стали беспокойнее и чаще болеют. Лицо двоюродного брата Хэбидя, который вернулся с рыбалки и сказал, что в реке появилась странная пленка на воде. Лицо дедушки Норко, самого мудрого из старейшин, который последнее время часто смотрел на север с выражением глубокой печали.

"Промышленная деятельность нарушает традиционные миграционные пути животных", – продолжала она читать. – "Загрязнение почв тяжелыми металлами и нефтепродуктами может сохраняться в условиях вечной мерзлоты десятилетиями"

– Сэротэ! Сэротэ, где ты?

Знакомый голос заставил девушку поднять голову от книги. Хэбидя шел к чуму, ведя за собой двух оленей. В руках у него была свежепойманная рыба, но лицо было встревоженным.

– Что случилось? – спросила Сэротэ, отложив учебник.

– Видел вертолет? – Хэбидя привязал оленей к столбу и присел рядом с сестрой у костра.

– Слышала. Уже третий за неделю.

– Не третий, – покачал головой брат. – Седьмой. Просто остальные летали, когда ты спала или была на рыбалке.

Сэротэ почувствовала, как что-то холодное сжимается в груди.

– И все в одном направлении?

– Все. – Хэбидя взял кружку, которую протянула ему сестра, и налил себе чая. – Дедушка Норко говорит.

– Что говорит дедушка?

– Говорит, что земля "просыпается". Но не в хорошем смысле. В плохом.

Хэбидя был старше Сэротэ на два года, но всегда казался более взрослым. Не потому, что больше знал – в городском смысле Сэротэ знала гораздо больше. А потому, что лучше чувствовал тундру. Умел читать знаки, которые она подавала.

– А что говорят в поселке? – спросила Сэротэ.

– В поселке говорят по-разному. Одни радуются – может, работу дадут. Другие боятся. А дедушка Норко сказал странную вещь.

– Какую?

– Сказал, что скоро тебе придется выбирать.

– Между чем и чем?

– Не знаю. Он не объяснил.

Сэротэ задумчиво допила чай. Дедушка Норко никогда не говорил просто так. Если он считал, что ей предстоит выбор, значит, для этого были серьезные основания.

– Хэбидя, а ты веришь в старые истории? – спросила она. – В те, что рассказывает дедушка про духов тундры?

Брат долго молчал, глядя в огонь.

– В городе тебя учат не верить в такое? – спросил он вместо ответа.

– Учат искать научные объяснения всему.

– А что наука говорит про то, почему олени чувствуют землетрясение за три дня? Почему песцы уходят из мест, где через месяц начинается эпидемия? Почему птицы облетают участки тундры, где через год появляются промышленные объекты?

Сэротэ помолчала. Действительно, наука могла объяснить многое, но не все.

– Может, у животных просто более тонкие чувства, – сказала она наконец.

– Может, – согласился Хэбидя. – А может, они знают что-то, чего не знаем мы.

– И что же они знают?

– Что тундра живая. Что у нее есть душа, есть память, есть способность защищаться.

Сэротэ посмотрела на брата внимательно. Он не смеялся, не шутил. Говорил серьезно, как говорят о том, во что действительно верят.

– А если это правда? – спросила она. – Если тундра действительно живая и может защищаться?

– Тогда скоро мы это увидим, – ответил Хэбидя. – Потому что угроза становится все больше.

Как будто в подтверждение его слов, где-то вдалеке снова послышался звук вертолета. Сэротэ вскочила и побежала на ближайшую возвышенность. В бинокль, который оставил ей отец, она увидела уже не одну, а целых три машины, летящие тем же курсом – на северо-восток, к священным местам.

– Хэбидя, иди сюда! – крикнула она.

Брат подбежал, и Сэротэ передала ему бинокль.

– Святые угодники, – прошептал он. – Это не геологи.

– Откуда знаешь?

– Геологи летают маленькими вертолетами, по одному-два. А это – Хэбидя опустил бинокль. – Это похоже на подготовку к чему-то большому.

Сэротэ взяла бинокль обратно и долго смотрела на удаляющиеся точки. В ее памяти всплыли кадры из документального фильма, который показывали в университете. Разработка нефтяного месторождения на Аляске. Сначала небольшие экспедиции, потом вертолеты с оборудованием, потом целые города из вагончиков и труб.

– Они собираются там что-то строить, – сказала она.

– В священных местах?

– Похоже на то.

Хэбидя сплюнул в сторону – так делал дедушка Норко, когда слышал что-то неприятное.

– Нельзя там строить, – сказал он. – Те места они особенные.

– Особенные как?

– Не знаю, как объяснить. – Хэбидя снова посмотрел на север. – Дедушка говорит, там живет Нявдири.

Сэротэ знала эту легенду. Нявдири – женщина-медведица, хранительница тундры. По преданиям, она могла принимать человеческий облик, но чаще оставалась зверем. Следила за равновесием в природе и жестоко наказывала тех, кто это равновесие нарушал.

Детские сказки, думала раньше Сэротэ. Красивые истории, которые рассказывают детям, чтобы они не боялись темноты и не уходили далеко от стойбища.

Но сейчас, стоя на краю тундры и глядя на следы чужих вертолетов в небе, она уже не была так уверена.

– Хэбидя, а ты видел ее? Нявдири?

Брат долго не отвечал.

– Может быть, – сказал он наконец. – Прошлой осенью, когда пас оленей один, видел медведицу. Она вела себя странно.

– Как странно?

– Не убегала. Не нападала. Просто стояла на холме и смотрела. А когда я приблизился, ушла. Но не как обычный медведь – суетливо, с оглядкой. А спокойно, как человек, который закончил дела и идет домой.

– И что ты подумал?

– Подумал, что встретил что-то большее, чем просто зверь.

Сэротэ кивнула. В университете ее учили мыслить рационально, но тундра жила по своим законам. И эти законы не всегда укладывались в научные схемы.

Они вернулись к чуму, когда солнце поднялось уже достаточно высоко. Хэбидя почистил рыбу и поставил варить уху, а Сэротэ сидела у костра и думала о том, что происходило с ее миром.

Через три дня ей предстояло возвращаться в Салехард, в университет. Еще год учебы, потом диплом, потом работа экологом в каком-нибудь научном институте или природоохранной организации. Хорошая работа, важная работа. Но работа, которая будет держать ее в городе девять месяцев в году.

А что будет с тундрой? Что будет с священными местами, где по легендам живет Нявдири? Что будет с оленями, которые уже сейчас ведут себя беспокойно?

– О чем думаешь? – спросил Хэбидя, размешивая уху.

– О выборе, – ответила Сэротэ. – О том выборе, который упоминал дедушка Норко.

– И к какому выводу пришла?

– К тому, что пока не знаю, между чем и чем выбирать.

– А может, узнаешь, когда время придет?

– Может.

Они поели в молчании. Уха получилась наваристая, с душистыми травами – такая, какую умели варить только в тундре. Но даже вкус родной еды не мог заглушить тревогу, которая все сильнее сжимала сердце Сэротэ.

После обеда Хэбидя собрался уезжать – нужно было возвращаться к стаду.

– Останешься здесь до отъезда? – спросил он.

– На день-два. Хочу еще раз пройти по любимым местам.

– Только далеко на север не заходи, – предупредил брат. – Если там действительно начинается что-то серьезное.

– Понятно.

Хэбидя уехал, а Сэротэ осталась одна с тундрой, костром и своими мыслями. Вечерело. Солнце медленно катилось по горизонту, не заходя, а лишь меняя угол освещения. Скоро начнется короткая северная ночь – не темная, а серебристая, полная неясных звуков и далеких огней.

Сэротэ достала из рюкзака тетрадь, в которую записывала свои наблюдения за природой. Эти записи пригодились бы для дипломной работы. Но сейчас она писала не для университета, а для себя:

"15 июля. Утром слышала звук вертолетов, летящих на северо-восток. Всего за неделю – семь машин в одном направлении. Хэбидя говорит, что дедушка Норко беспокоится. Олени ведут себя странно. Рыба в реке попадается с налетом на чешуе. Воздух изменился – стал более тяжелым, особенно в безветренную погоду.

Что-то происходит. Что-то большое.

И я почему-то чувствую, что это связано со мной."

Сэротэ перечитала написанное и удивилась последней фразе. Откуда взялось это ощущение? Она же просто студентка, которая приехала домой на каникулы. Какое отношение она может иметь к вертолетам и промышленным планам больших компаний?

Но ощущение не исчезало. Наоборот, становилось сильнее.

Девушка закрыла тетрадь и легла в чум. Но сон не шел. Она слушала звуки ночной тундры – шорох травы, далекий крик птицы, шаги какого-то мелкого зверя рядом с чумом. Обычно эти звуки убаюкивали, но сегодня в них слышалось что-то тревожное.

Словно сама тундра не спала и прислушивалась к чему-то неслышному для человеческого уха.

А может, звала на помощь.

Где-то за полночь Сэротэ все-таки заснула. И приснился ей странный сон.

Она шла по тундре, но тундра была не такой, как обычно. Трава светилась изнутри мягким зеленоватым светом, в небе горели звезды размером с луну, а впереди, на холме, стояла огромная белая медведица.

Медведица смотрела на Сэротэ, и в ее взгляде читалось что-то почти человеческое. Мудрость, печаль и ожидание.

– Пора, дочь двух миров, – сказала медведица голосом, похожим на шум ветра в траве. – Время выбирать пришло.

– Выбирать что? – спросила Сэротэ во сне.

– Свою судьбу. Судьбу всех, кто здесь живет.

– Но я не знаю как!

– Знание придет. Когда будешь готова его принять.

Медведица повернулась и медленно пошла на север, к священным местам. А Сэротэ проснулась от того, что кто-то тихо царапался в стенку чума.

Девушка выглянула наружу и увидела маленького песца. Зверек сидел у входа и смотрел на нее умными темными глазами. Когда Сэротэ появилась, он не убежал, а наоборот, подошел ближе.

– Что тебе нужно, малыш? – прошептала Сэротэ.

Песец потрогал носом ее руку, потом развернулся и побежал в сторону севера. Пробежав несколько метров, остановился и оглянулся, как будто ждал, что она пойдет за ним.

Сэротэ посмотрела на часы. Пять утра. Солнце уже поднималось над горизонтом, начинался новый день.

День, который, как она чувствовала, изменит всю ее жизнь.

Глава 2. Тревога оленей.

Песец сидел и ждал.

Сэротэ натянула малицу прямо на ночную рубашку и выбралась из чума. Утренний воздух был свежим и холодным, трава блестела от росы. Песец по-прежнему смотрел на нее умными темными глазами, а потом снова побежал на север, останавливаясь через каждые несколько метров.

– Ты хочешь, чтобы я пошла за тобой? – спросила Сэротэ.

Конечно, песец не ответил. Но в его поведении было что-то почти человеческое – настойчивость, целеустремленность. Обычно дикие звери либо убегают от людей, либо, если они больны или бешены, нападают. Но этот песец явно пытался что-то сообщить.

Сэротэ быстро оделась, взяла бинокль и пошла следом за зверьком. Они шли по едва заметной тропе между кочками, огибая небольшие озерца и заросли карликовой березы. Песец двигался уверенно, как будто точно знал, куда ведет свою спутницу.

Через полчаса они поднялись на невысокий холм, с которого открывался вид на север. Песец остановился на самой вершине и тихо тявкнул – первый звук, который он издал за все время.

Сэротэ подняла бинокль и посмотрела в том направлении, куда смотрел зверек.

Первое, что она увидела, заставило ее задержать дыхание.

На северном склоне холма, в километре от них, паслось стадо диких оленей. Обычно летом дикие олени держались гораздо севернее, ближе к морю, где меньше комаров и мошки. Но сейчас здесь было не меньше сотни животных.

И все они смотрели в одну сторону – на северо-восток, туда, где находились священные места.

– Что они там видят? – прошептала Сэротэ.

Песец снова тявкнул и побежал дальше, к стаду. Сэротэ колебалась – дикие олени могли быть опасными, особенно если рядом были телята. Но любопытство пересилило осторожность.

Она осторожно спустилась с холма и подошла к стаду на расстояние в несколько десятков метров. Олени заметили ее, но не разбежались. Несколько животных повернули головы в ее сторону, но большинство продолжало смотреть на север.

И тут Сэротэ увидела то, что заставило ее сердце забиться быстрее.

Среди диких оленей стояли домашние. Она узнала по меткам на ушах – это были животные из стада отца. Значит, они ушли от Ямала и присоединились к диким сородичам.

Но домашние олени не уходят от хозяев просто так. Для этого нужна очень серьезная причина.

Сэротэ достала телефон и набрала номер отца. Связь в тундре была неустойчивой, но иногда удавалось дозвониться.

– Папа? – послышался голос Ямала после нескольких гудков.

– Отец, это Сэротэ. У тебя все олени на месте?

– Откуда вопрос? – в голосе отца появилась тревога.

– Я вижу наших оленей среди дикого стада. Узнаю по меткам.

Пауза. Потом Ямал выругался так, как делал только в минуты сильного беспокойства.

– Сколько животных? – спросил он.

– Вижу минимум десятерых. Может, больше.

– Черт. Хэбидя сегодня утром сказал, что стадо ведет себя беспокойно. Но я не думал.

– Отец, домашние олени просто так не уходят. Что могло их напугать?

– Не знаю, дочь. Но если они ушли к диким, значит, чувствуют большую опасность.

– Какую опасность?

– Ту, которую мы пока не понимаем. – Ямал помолчал. – Где ты сейчас?

– На холме Седого Волка, смотрю на стадо.

– Возвращайся к чуму. Немедленно. И никуда не уходи до моего приезда.

– Но отец.

– Сэротэ, это не обсуждается. Если олени объединяются – дикие и домашние – значит, происходит что-то такое, чего не было за всю мою жизнь.

Связь прервалась. Сэротэ убрала телефон и еще раз посмотрела на стадо через бинокль. Животные по-прежнему стояли неподвижно, устремив взгляды на север. В их позах было что-то торжественное, как будто они участвовали в каком-то важном ритуале.

Песец, который привел ее сюда, сидел рядом и тоже смотрел в ту же сторону.

– И ты чувствуешь то же самое? – спросила Сэротэ у зверька.

Песец повернул к ней морду и на мгновение их взгляды встретились. В глазах животного Сэротэ увидела то же выражение, которое было в глазах оленей – напряженное ожидание.

Ожидание чего-то неизбежного.

Обратный путь к чуму показался Сэротэ бесконечным. Мысли путались, а в голове звучали слова отца: "Происходит что-то такое, чего не было за всю мою жизнь".

Ямал прожил в тундре пятьдесят два года. Он помнил суровые зимы, когда морозы доходили до минус пятидесяти. Помнил эпидемии среди оленей. Помнил времена, когда пищи было так мало, что приходилось есть оленьи шкуры. Если даже его пугало поведение животных.

У чума Сэротэ ждал сюрприз. Рядом с потухшим костром лежала большая рыба – хариус, которого она даже не пыталась поймать в их маленькой речке. Рыба была свежая, еще влажная от воды.

– Кто мог принести? – удивилась девушка.

Ответ пришел сам собой. Из-за чума показался песец – тот самый, который водил ее к стаду, или другой, очень похожий. В зубах у него была еще одна рыбина, поменьше.

Зверек подошел к Сэротэ на расстояние вытянутой руки, аккуратно положил рыбу у ее ног и отбежал на несколько метров. Потом сел и стал смотреть на девушку выжидающе.

– Ты принес мне еду? – не поверила Сэротэ.

Песец наклонил голову набок – жест, который у собак означает понимание.

– Но песцы не приносят еду людям. Песцы боятся людей.

Зверек встал, подошел к краю потухшего костра и начал разгребать лапами золу, явно пытаясь найти тлеющие угли.

У Сэротэ перехватило дыхание. Животное вело себя не просто дружелюбно – оно пыталось помочь ей развести огонь.

– Этого не может быть, – прошептала она.

Но факты говорили сами за себя. Песец действительно пытался раздуть костер. Когда ему это не удалось, он принес сухую траву и аккуратно сложил ее в центре кострища.

Сэротэ механически развела огонь и поставила чайник. Руки дрожали – не от холода, а от понимания того, что происходило что-то невозможное с точки зрения всех ее знаний о поведении животных.

Песец дождался, пока закипит вода, потом встал и побежал к северу. Но на этот раз он не оглядывался и не ждал, когда она пойдет за ним. Просто ушел, выполнив свое дело.

Сэротэ приготовила рыбу и позавтракала, но еда казалась безвкусной. Мысли крутились вокруг одного: что заставляет диких животных вести себя подобным образом?

В университете изучали случаи, когда животные предчувствовали природные катастрофы – землетрясения, извержения вулканов, цунами. Но здесь не было ни вулканов, ни сейсмически активных зон. Что могли чувствовать олени и песцы?

А может, дело не в природных катастрофах, а в том, что готовили люди?

Сэротэ достала учебник и нашла главу о воздействии промышленности на поведение животных. Читала и сопоставляла с тем, что видела утром:

"При подготовке к крупномасштабным промышленным работам многие виды млекопитающих демонстрируют признаки стресса задолго до начала непосредственного воздействия. Это связано с изменением электромагнитного поля, вибраций почвы, химического состава воздуха"

Значит, животные могли чувствовать приближение промышленных работ раньше людей. Но почему тогда они не убегали, а собирались вместе? И почему дикий песец приносил ей еду?

Ответ был только один, и этот ответ пугал Сэротэ больше всего остального.

Животные готовились к войне. И рассматривали ее как союзника.

Около полудня приехал Ямал. Вместе с ним был Хэбидя и дедушка Норко. По лицам всех троих Сэротэ поняла – новости плохие.

– Что случилось еще? – спросила она, наливая мужчинам чай.

– Рассказывай сначала ты, – сказал отец. – Подробно. Что видела, когда, как вели себя животные.

Сэротэ рассказала о ночном сне, о песце, который привел ее к стаду, о смешении диких и домашних оленей, о рыбе, которую принес зверек.

Дедушка Норко слушал молча, изредка кивая. Когда девушка закончила, он долго сидел в тишине, глядя в огонь.

– Дедушка, что это значит? – спросила Сэротэ.

– Это значит, что старые предания оказались правдой, – сказал старик. – Когда священной земле угрожает опасность, все живое объединяется для защиты.

– Но как животные могут защищаться от промышленной техники?

– У них есть защитница, – ответил дедушка Норко. – И похоже, она начала действовать.

– Нявдири?

– Она самая. – Старик посмотрел на Сэротэ внимательно. – А еще похоже, что она выбрала себе помощницу.

– Кого?

– Тебя, внучка.

Сэротэ почувствовала, как у нее мурашки бегут по спине.

– Почему вы так думаете?

– Потому что дикие звери не приносят еду случайным людям. Они приносят ее только тем, кого считают своими.

Ямал и Хэбидя переглянулись. В их взглядах Сэротэ прочитала смесь беспокойства и гордости.

– Но я же ничего особенного не делала, – сказала она.

– Не делала, – согласился дедушка. – Пока. Но время придет.

– Какое время?

Вместо ответа Норко достал из кармана сложенный лист бумаги.

– Хэбидя нашел это сегодня утром, – сказал он. – Кто-то потерял во время вчерашнего перелета.

Сэротэ развернула листок. Это была карта местности с нанесенными на нее красными точками. Большинство точек располагались именно в тех местах, которые дедушка называл священными.

Внизу карты стояла печать: "ООО Арктик Ойл. Геологоразведочные работы. Участок №15."

– Геологоразведка? – переспросила Сэротэ.

– Это только начало, – мрачно сказал Ямал. – Геологоразведка – это когда ищут нефть. А когда найдут.

– Когда найдут, начнется настоящее строительство, – закончил дедушка Норко. – Буровые вышки, трубопроводы, рабочие поселки. Все то, что превратит живую тундру в промышленную зону.

Сэротэ изучала карту. Красные точки покрывали огромную территорию – несколько сотен квадратных километров. Если все эти планы воплотятся в жизнь, от традиционного уклада жизни ее народа не останется ничего.

– А что говорят в администрации? – спросила она. – Нас же должны были предупредить, провести общественные слушания.

– Должны, – кивнул Хэбидя. – Но не предупредили. Узнали только вчера, когда в поселке появились люди с документами.

– Какие документы?

– Разрешение на временное изъятие земли для геологических работ, – ответил отец. – Временное – это на пять лет. А через пять лет они оформят постоянное.

– Это незаконно! – возмутилась Сэротэ. – Земли коренных народов защищены федеральным законодательством!

– Защищены, – согласился дедушка Норко. – Но законы пишут люди. И люди же их обходят, когда это выгодно.

– Тогда нужно обращаться в суд, в прокуратуру, в федеральные органы власти.

– Внучка, – мягко сказал старик, – ты думаешь, мы этого не пробовали? Последние тридцать лет мы только и делаем, что судимся с нефтяными компаниями. Иногда выигрываем, чаще проигрываем. Но даже когда выигрываем, они находят новые способы получить то, что хотят.

Сэротэ почувствовала, как внутри растет злость. Злость на систему, которая позволяла крупным корпорациям безнаказанно разрушать тысячелетний уклад жизни. Злость на чиновников, которые подписывали разрешения, не думая о последствиях. Злость на собственное бессилие.

– Но что-то же можно сделать? – спросила она.

– Можно, – ответил дедушка. – Но не теми способами, которым тебя учили в городе.

– Какими же?

– Старыми способами. Теми, которыми пользовались наши предки, когда защищали свою землю от врагов.

Сэротэ посмотрела на старика внимательно. В его глазах горел огонек, которого она раньше не видела. Не просто мудрость – решимость.

– Дедушка, вы говорите загадками.

– Не загадками. Правдой. – Норко встал и подошел к краю костра. – Сэротэ, ты веришь в то, что земля живая?

– Да.

– Веришь в то, что у каждого места есть дух-хранитель?

– Не знаю. В университете таких вещей не изучают.

– А что подсказывает сердце?

Сэротэ задумалась. Что подсказывало сердце? То, что тундра действительно была живой – она чувствовала это каждой клеточкой. То, что у священных мест была какая-то особая энергия – она ощущала это, когда бывала там в детстве. То, что между всем живым в природе существовали связи, которые наука пока не могла объяснить.