Дочь мольфара

– Агнеш, – Штефан опустился на лавку подле дочери. – У каждого на свете своё предначертание. Моё – быть мольфаром. А оттого делать, что должно, не ища уплаты взамен. Служение моё – и есть плата за силы, которые мне были даны. Пойми, Агнеш, кому подвластна большая сила, тот сам обязан служить людям, а не выжимать из них тот мизер, что им дан. Разве чего-то тебе не хватает? Платка или коровы? Или серебра?

– Нет, тятя, – девушка сникла, пристыженная отцовскими словами. «Всё по справедливости», – говорил Штефан. И пока он говорил, справедливость как будто бы оставалась сама собой. Но, как только отец смолкал, справедливость вновь стремилась поскорее исказиться. – Всего мне в достатке. Всего хватает.

В тот миг Агнешка нисколько не лукавила. Не юлила. Не говорила того, о чём ей самой думалось как-то иначе. Она говорила от сердца и в помыслах своих сетовала не на отсутствие расписных платков или молоконосной скотины.

Её угнетала та непреодолимая пропасть, что пролегла меж людскими страстями и чистыми порывами души. Каждый, ступающий по земле, был с рождения наделён и тем, и другим. Но согласия в этом бесконечном хитросплетении будто бы никогда не наступало.

– Они ненавидят меня, тятя, – горестно вздохнула Агнешка. – Каждый раз за разное. За то, что матушки у меня нет. За то, что отец мой – мольфар. Ведьмой меня кличут, сторонятся, шушукаются, поносят. А на мне нет никакой вины, правда же?

– Правда, Агнеш, – Штефан обнял дочь крепко-крепко. – Всё правда. Но у других другая правда. И каждому со своей правдой делить судьбу. Когда-то и твоя мать разделила свою горькую чашу. Так было и есть.

Девушка легонько вздрогнула, когда отец припомнил женщину, что дала жизнь Агнешке и которую сама Агнешка никогда не знала даже самую малость.

– Кем была моя матушка?

– Чистой душой, – спокойно ответил мольфар. – А остальное неведомо и не важно.

Повисла тишина. Агнешка стёрла краем рукава выступившую слезинку.

Ветер уснул, и дождь прекратился. Воссияла улыбчивая луна на небосклоне. И горный склон ненадолго погрузился в обманчиво безмятежный сон.

Глава 9

Беспокойные зрачки попривыклись к тьме, разрослись чёрной дырой по глазному яблоку и затаились. Голодный взгляд упал на дорожку, щедро облитую лунным свечением. По дорожке шли двое. И заскорузлая тень истового презрения зашевелилась под рёбрами, дала о себе знать.

Двое поторапливались и всё равно брели медленно, стараясь обойти грязные лужи, не замочив ботинок и не замарав подолы. Глаза следили за ними, глаза жаждали мести.

Ослушание – порочнейший из грехов. А все, все они, каждый, кто хоть раз гляделся в эти глаза, рано или поздно ослушивались. И всех ждала кара. Непременно ждала, потому что заблудшим овцам надобно преподать урок.

Две овцы приближались к дому.

Отец Тодор дождался, когда откроется дверь и когда двое войдут восвояси.

Он был необычайно терпелив. Особенно с приездом в Боровицу многое приходилось сносить. Так многое, что подчас казалось – вот и наступил предел. Однако всякий раз убеждался: есть ещё запас прочности – не убило до смерти, не скосило навзничь. А значит, нужно и впредь бороться за праведное деяние. Праведникам всегда хуже других приходится, особенно по части терпения. Только так куётся правое дело.

Ксилла первой ступила в горницу. Каталина – за ней следом. И обе застыли при виде святого Отца.

– Отче… – проронила попадья и немедленно бросилась целовать указующий перст.

Однако Тодор отнял руку и смерил недостойную жену свою осуждающим взором.

– Чьи дворы облюбовывали на ночь глядя? – вопросил он со смиренным раздражением.

– От соседки мы, от соседки, – спешно заверила Ксилла. – Захворала она. Вот и навещали. Молились по её душу за здравие.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Босорка – ведьма, которая крадёт детей. Тоже неупокоенная душа. Персонаж встречается в венгерской, румынской, сербской, польской, украинской мифологиях. Во многом образ босорки перекликается с образом вештицы. Сербы также называют босорку «бабица» или «ночница».

2

Вештица – ведьма-оборотень, встречающаяся в преданиях южных славян. Встречается в сербской, хорватской, болгарской мифологии. По разным данным, вештицей можно было стать как по рождению, так и вступив в сделку с чёртом. Оборачиваться вештица может животным, птицей или насекомым. Обычно это злой персонаж, который ворует скот, молоко у коров и насылает всякие невзгоды на людей.

3

Чугайстер (Чугай, Чугайло) – огромный добрый леший. Иногда представляется в образе очень большого косматого мужчины, иногда – в виде покрытого листвой, корой и другими лесными признаками чудища. Однако главное в Чугайстере то, что это всегда добрый персонаж. Он выводит заблудившихся путников из леса, наводит порядок в своём владении. По одной из версий, охотится на мавок и ест их.

4

Мольфар – это определение встречается в основном в культуре гуцулов, малой народности, населяющей Карпаты. Мольфарами называли целителей, колдунов, знахарей. В основном это люди, которые приносили пользу и не причиняли зла. Хотя среди мольфаров, по некоторым сведениям, бывали и чёрные колдуны. Среди инструментов мольфара – травы, снадобья, заговоры. Считалось, что они умеют общаться с духами природы и управлять погодой.

5

Подменыш (одминок, подменка) – дитя нечистой силы, подложенное вместо человеческого ребёнка. По поверьям некрещёных маленьких детей нужно было оберегать, чтобы их не похитила нечистая сила. Например, босорка. Отличить подменыша от человеческого дитя можно было по поведению и звериному аппетиту. Чтобы вернуть своего ребёнка, нужно было положить подменыша в мешок и отнести в лес. Тогда нечистая сила услышит родной плач и вернёт обратно маленького человека.

6

Мавка – мёртвые девы из леса. Что-то вроде неупокоенной души, которая творит зло, потому что не может иначе. Часто мавок представляли с «дырявой» спиной, на которой не было кожи, но в остальном они были весьма привлекательными. Мавками становились либо невинные девы, либо некрещёные дети. Считалось, что взрослая женщина, убитая или неправильно погребённая, вернётся в мир в виде вештицы.

7

Жнивень – одно из славянских названий августа.

8

Дожинки – праздник урожая. В зависимости от местности этот праздник имеет разные названия и разные даты, так как климат на территории, где жили славяне, неодинаковый, так что и сбор урожая проходил в разное время.

9

Хмурень – одно из славянских названий сентября.

10

Рябиновые ночи – как правило, под этим определением подразумевается наступающий осенний сезон с грозами и сильными ветрами. «Рябиновый» – то есть «рябой», когда небо рябит. Но также есть вариант объяснения, связанный с ягодами рябины, которые как раз в это время года дозревают.

11

Заречение – тут я взял на себя смелость выдумать обряд, самый ближайший синоним к которому «помолвка». То есть первый уговор о предстоящем браке – это скорее сватовство. Заречение же особое посвящение, ещё не муж и жена, но уже заречённые, то есть благословлённые жених и невеста, которым осталось лишь дождаться последние месяцы, чтобы навеки соединить сердца. Этот промежуток времени – своеобразная проверка на подлинность решения. Сродни месяцу отсрочки от даты подачи заявления в загс.

12

Плакальщицы – реально существовавшая у славян профессия. Обычно это группа женщин, которых приглашали на похороны, но также и на проводы невесты. Считалось, что уход из родительского дома – страшная трагедия (зачастую так и было), потому все обязаны плакать. И чтобы плакалось легче и стройнее, как раз и приглашали профессиональных плакальщиц, которые могли рыдать и причитать часами. Для заречения плакальщицы также идеально вписались, поскольку и песни, и сказания они действительно могли произносить, это входило в их настоящие обязанности.