Бессмертие

Я ощущал себя как в парнике. Тем сложнее мне было осуществить задуманное.

К счастью, современные технологии позволяют решать многие вопросы, не выходя из тени. Двадцатого августа я сделал заказ в одной из немногих компаний в мире, занимающихся производством младенцев реборнов1. На самом деле подобных компаний – сотни, если не тысячи по всему миру. Однако мой выбор пал на особенную компанию. Ее отличительной чертой является то, что она не только создает детей любого возраста (и даже взрослых), но еще и может на заказ выполнить любую прихоть – лишь бы клиент платил. Да, куколка влетела мне в копеечку. И все же оно того стоило.

Расслабься. Я создал не свою копию. Я – в одном экземпляре.

Однажды я выкрал из семейного фотоальбома одно старое фото. А дальше – дело техники. Лицо, рост, вес, асимметрия. Компания обещала уложиться в четырехнедельный срок. Честно говоря, я не ожидал, что это займет столько времени. Впрочем, мне ничего не оставалось, кроме как довериться менеджерам компании. Должен сказать, все могло пойти прахом на любом из этапов моего плана. К тому же, от меня мало что зависело.

В комментариях к заказу я указал фирму, через которую необходимо отправить куклу по нужному адресу, и срок. Никого даже не удивило, что я хочу доставить посылку спустя почти год после создания реборна. Остается догадываться, какой контингент и с какими помыслами заказывает себе подобные игрушки, если компания предпочитает не задавать лишних вопросов, чтобы не впутаться в юридические разборки.

Как бы там ни было, моя куколка умеет говорить и, что еще более удивительное, – учиться. Кое-кому придется постараться, чтобы раскрыть все ее секреты…

Лиза замерла и почувствовала, как сердце сжалось, словно пружина. Ноги дрожали. Между бедер Лиза почувствовала влажность. В нос ударил запах собственного пота. Подмышки блузы промокли насквозь. Легкий макияж превратился в плохо наложенный грим.

Обернувшись, Лиза не узнала, где находится. Такси было уже далеко, никто не бежал вслед за Лизой. Сколько вообще прошло времени с того момента, когда она выбежала на тротуар?

Вокруг сновали прохожие. Лиза ощутила себя самой одинокой на земле. Ни одного знакомого лица, ни одной улыбки. И это в городе, где она прожила больше двух лет.

Дорога шла под наклоном вдоль широкой реки грязного цвета. Над ней тянулся мост с гудящими автомобилями. Лизе никогда не нравилась местная черта – сигналить без необходимости. Но она привыкла. Как и ко всему, что открывала перед ней жизнь.

Один из прохожих случайно задел ее плечом. Она посмотрела вслед молодому парню лет двадцати пяти в шортах, что было непринято у местной молодежи – они всегда ходили в джинсах, и футболке, даже в самые жаркие дни. Средний рост. Стройный. Короткая светлая прическа. Точно не из местных. От осознания Лизу передернуло, будто ледяной ветер пронзил августовский зной.

Молодой человек слегка обернулся, и в эту секунду Лиза успела рассмотреть ухоженную коротенькую бородку и нос с небольшой горбинкой.

Как же он был похож…

Ноги подкосились. Тело накренилось вниз со склона. Оставался один робкий шаг, чтобы окончательно потерять равновесие, но Лиза успела совладать с собой и замереть, словно восковая фигура, глядя на исчезающего в толпе парня.

– У вас все хорошо? – послышался сзади голос другого прохожего.

Круглые очки. Тонкая улыбка. Татуировка на торце ладони.

Лиза попятилась.

– Я могу чем-то помочь?

Она замотала головой.

– Нет, – сказала Лиза. – Не может быть, – и бросилась вдоль дороги, под мост.

Остановившись через пару сотен метров, когда стала задыхаться, она разблокировала телефон и зашла в чат. Внутри кипела злость.

@L10L06 29.08.26 13:48:

Кто ты? Чего хочешь? Откуда у тебя этот аккаунт?

Только в тот момент Лиза посмотрела в верхнюю часть экрана, где был указан ник, и вздохнула, не веря своим глазам:

@K00K25 «был(а) в сети 25.08.25 в 00:10»

Она заблокировала телефон, прислонилась к высокой оградке и попыталась думать логически. В этот момент пришло новое уведомление:

У вас одно новое сообщение от @K00K25

Какого черта? Как это возможно?

Ответ был слишком прост. Возможно. Еще как.

Лиза собралась с духом, чтобы вернуться в чат и написать новую порцию негодования, однако когда экран загорелся, у Лизы пропал дар речи.

@K00K25 29.08.26 13:50:

Перейдем к главному. Ты же не думала, что я написал спустя год, чтобы рассказать о какой-то кукле? Придет время, и ты узнаешь о ней подробнее. Я же хочу поделиться с тобой счастливой новостью.

Завтра выходит моя книга. Первая печать.

Конечно же, ты получишь отдельный экземпляр с моей личной подписью.

Надеюсь, ты не сменила адрес.

Напоследок: ты знаешь, откуда берутся черные дыры?

Их рождают мертвые звезды.

Август 2026

Открыв холодными руками коробку, Татьяна замерла. Дыхание остановилось. Губы медленно, словно окоченевшие, растянулись, готовые закричать, но Татьяна смогла сдержать вопль. Перед ней лежал нежно-розовый комок, нагой, беззащитный, с приоткрытым ртом и глазами, устремленными прямо на женщину. Руки и ноги лежали по швам, ровно умещаясь в небольшую, узкую – теперь она казалась именно такой – картонную коробку. На головке вились белокурые волоски.

На голом животике была маленькая записка, вмещавшая несколько слов:

«Меня зовут Танечка. Со мной нужно играть, разговаривать и гулять. Меня нужно любить, купать и главное – воспитывать».

Крик все же вырвался. Глухой, надрывистый, жалобный. Не крик – скулеж.

Машинально Татьяна оттолкнула от себя картонный гроб и забежала в ванную. Умывшись ледяной водой, она посмотрела на себя в зеркало. Сколько лет на нем была эта трещина? Десять? Пятнадцать?

Ничто не должно напоминать о прошлом – пронеслось в голове. Татьяна замахнулась и со всей силы ударила в свое лицо, рассыпавшееся на осколки. К ее удивлению, не было ни боли, ни крови.

Татьяна выбежала из ванной, стукнув дверью, и услышала лай Жужи – йоркширского терьера, взволнованного громким стуком. Собака выбежала из кухни, где любила проводить время на угловом диване, бросилась вперед Татьяны, но та успела сделать несколько широких шагов и вернулась в большую комнату, закрыв за собой дверь. Жужа заскулила и стала скрести когтями, требуя, чтобы ее впустили.

Татьяна ничего не слышала. Она уставилась на коробку. На куклу, лежавшую в ней. Точная копия трехмесячного ребенка. Это не галлюцинация. Кукла лежала прямо перед ней. Рядом была записка. С высоты своего роста Татьяна не могла прочитать ни слова – зрение с детства подводило ее. Однако слова врезались в память так глубоко, что бумажка не требовалась.

Меня зовут Танечка…

И меня – подумала Татьяна.

Припав на колени, она потянулась к кукле и тут же одернула себя. Нет. Все это какой-то бред. Этого не может быть. Как? Кто? Кто мог так жестоко посмеяться над ней?

Тот парень из доставки… Нет. Слишком молодой, да и умом, с виду, не блещет. К тому же, как он узнал о Татьяне? Зачем ему было устраивать этот не самый дешевый спектакль? Ради чего?

Ответов не было. Но Татьяна быстро сообразила. «Express».

Долгое ожидание. Разговоры с десятком операторов. «Express» – одна из крупнейших фирм доставки по всему миру. Конечно, у них есть отдельная сеть в России, тем не менее, Татьяне показалось, что она обогнула всю планету бесконечными «Здравствуйте, я хочу узнать, кто прислал мне посылку» и нудными рингтонами ожидания, которые все громче звучали полным безразличием.

Спустя примерно час она отчаялась. Никто так и не смог объяснить ей, почему в столь крупной фирме, отвечающей, как следует из рекламы, за качество перевозок, не знают отправителя посылки. Татьяна выяснила лишь одну невероятную деталь – куклу заказали несколько месяцев назад (точнее ей так и не смогли ответить) именно на эту дату. Двадцать шестое августа.

Это не совпадение. Кто-то намеренно заигрывает с ней.

Опустившись на колени, Татьяна набралась сил и прикоснулась к кукле. Материал, из которого была сделана Танечка, с бесчеловечной точностью имитировал кожу. Татьяна коснулась голени младенца, надавила сильнее и посмотрела в стеклянные глаза. Никакой реакции. Еще бы. Это всего лишь кукла. Татьяна надавила сильнее, упругая ткань прогнулась и заставила Татьяну отпрянуть. Внутри, под кожей, что-то было.

Переведя дух, она прикоснулась к колену. Сустав еще не успел сформироваться, но все же этот участок тела был плотнее голени и ручек – их Татьяна тоже успела прощупать. От осознания ее бросило в слезы, и в то же время к горлу подступила рвота. Скелет. Вернее, его подобие. Бутафория, от которой мутился рассудок.

Грудная клетка. Череп. Крошечные ноготки, слегка царапавшие подушечки пальцев. Кто бы ни произвел на свет это создание, в извращении его мозг не уступал маньякам и насильникам. Перевернув куклу, Татьяна разглядела складки на миниатюрных ягодицах. Между ними было два маленьких отверстия, из которых при надавливании выходил воздух.

Татьяна дышала глубоко. Она чувствовала, как с живота к груди поднимается незнакомое тяжелое чувство. Словно кто-то поднимает стальной поршень. Это была паника. Боль. Ужас. Невольно на ум пришли чудовищные мысли. Если кто-то отправил подобную куклу Татьяне, быть может, какой-нибудь псих заказывал их себе, чтобы приводить в жизнь самые страшные фантазии.

У шеи поршень растворился в новом чувстве. Оно было более знакомым Татьяне, однако она никак не могла вспомнить его. Такое далекое и теплое. Как воспоминание из детства.

Климакс делал свое дело. Впрочем, инстинкт никуда не делся.

Избавившись от мучительных мыслей о грубых мужских руках, ласкающих бутафорскую кожу, Татьяна еще раз оглядела куклу. В ней было все, что должно быть у настоящего младенца. Кроме одного. У Танечки не было голоса. Татьяна поймала себя на мысли, что ей хочется услышать детский плач, несуразные слова, так непохожие на взрослые. Она вновь прощупала пухлые ручки. Когда пальцы надавили на правую ладонь, из приоткрытого рта девочки послышалось:

– Агу.

Вмиг тревога сменилась воодушевлением. Радостное волнение прокатилось по щекам и налило их краской. Искусственное создание вдруг обрело душу.

– Агу. Агу. Агу, – повторяла Танечка после каждого нажатия.

На левой ладошке тоже была кнопка, вшитая под кожу.

Девочка захныкала. Еще и еще, так что Татьяне ничего не оставалось, кроме как прижать малышку к груди и слегка покачать, чтобы Танечка успокоилась.

Закрыв глаза и прислонившись к углу с засохшей штукатуркой, Татьяна поняла, какой должна быть эта комната. Обои, мебель, свет. Все наконец сложилось воедино.

Август 2026

Она жила недалеко от станции метро «Медицинский университет» в классическом для Тбилиси старом пятиэтажном доме, серпантином растянутым на несколько подъездов вдоль улицы. Чтобы войти в подъезд, достаточно было зажать кнопки 7 и 8 на дверном замке. Раздавался щелчок, и перед взором открывалась обшарпанная лестница. Лифтов в старых домах не было.

За белой дверью на последнем этаже располагалась обширная трехкомнатная квартира. По планировке в квартире было две спальни, выходящие окнами во двор, и большая гостиная, разделенная на две части стеной. Однако предприимчивые хозяева вставили двери с обеих сторон гостиной так, что разделявшая ее стена стала перегородкой для третьей спальни. Кроме того, согласно планировке, за небольшим коридором между одной из естественных спален и той, что была организована искусственно, было небольшое помещеньице, с окном и врезанной в бетон трубой кондиционера. Хозяева любезно приспособили эту комнатку, площадью не больше шести квадратных метров, в четвертую спальню и сдавали за минимальные сто семьдесят пять американских долларов, сделав таким образом из трехкомнатной квартиры пятикомнатную, с четырьмя спальнями.

Особенностью последней, крохотной, комнатки была ее «изолированность». Справа от двери стояла маленькая кровать, на которой никак не мог бы разместиться взрослый мужчина среднего роста. Никому неизвестно, как именно хозяевам квартиры удалось поместить кроватку в комнату. Ее изножье было таким широким, что заслоняло собой дверь, отчего в нее приходилось протискиваться, так как она не могла открыться в полной мере. Слева стоял шкаф, слегка отодвинутый от стены, потому что вдоль нее тянулась белая труба кондиционера, расположенного в соседней комнате. За шкафом умещался рабочий стол и стул. Собственно, «изолированность» заключалась в том, что окно комнатки было как бы вдавлено в здание и окружено выступами соседних комнаты и квартир. Над окном комнатки была крыша дома. Если смотреть со двора, то казалось, будто из здания вытащили один блок. В этой крохотной комнатке летом было жарче, чем в других частях квартиры; воздух едва ли проникал в открытое окно. Зимой же в комнатке было холоднее всего, так как не было ни кондиционера, ни батареи.

В этой комнатке и жила Лиза. Не из бедности и не из чрезмерной жадности. Жила, потому что удачно прошло знакомство с соседями по квартире – тремя программистами из России, уехавшими из родной страны во время последней волны эмиграции, как и сама Лиза. Комнатка была небольшой, вернее сказать – весьма скромной, однако общее впечатление от квартиры было хорошее, к тому же от центра на метро было добираться всего пятнадцать минут, а поблизости от дома были все необходимые магазины и места досуга.

Жила в этой комнатке Лиза вот уже больше двух лет. С первого ее дня Даня, первый жилец в квартире, считавшийся главным, и единственный из всех имевший прямой контакт с собственником, озвучил два правила. Первое – в квартире всегда должно быть тихо. Второе – после приема пищи посуда должна быть помыта сразу. На этом и разошлись. Даня был высоким стройным молодым человеком, возрастом ближе к тридцати, симпатичный, но вечно недовольный, что отталкивало от него при первом же взгляде. За два года глаз на Лизу никто из соседей не положил.

Вернувшись домой, первым делом она услышала голос Димы – второго соседа. Затем – звук захлопнувшейся двери. Туалет оказался занят. В душе кто-то мылся. Первое и второе правило не исключали гостей, и потому в квартире то и дело жил кто-то лишний. Помыв руки на кухне, Лиза заметила гору посуды в раковине. Правила были, о них все знали и помнили, но выполняли их далеко не всегда. Лиза могла бы обратить внимание соседей на нарушения, однако она быстро отказалась от этого. Бывало, она и сама не успевала помыть за собой посуду, говорила по телефону в гостиной и приводила друзей. Никому это не мешало. Во всяком случае, никто не выражал недовольства.

Весь вечер и всю ночь Лиза провела в кровати. Иногда поглядывала на экран телефона. Мама. Даша. Но не он. Он замолчал. До завтра.

Свернувшись клубком, Лиза маялась от душащей жары, липкого пота и давящих, не позволявших подняться с постели, мыслей. Перед глазами мелькали воспоминания. Хорошие и плохие. От одних слезы усиливались, словно течение весенней реки, от других успокаивались, на губах образовывалось нечто вроде улыбки, за которой неизменно следовал новый приток горечи.

Постанывая и глотая сырую воду из-под крана, от которой стенки стакана мутнели, а на дне оседал белый осадок, Лиза дождалась утра. Ленивое солнце ударило в пыльную занавеску. Накопившаяся за ночь усталость скопилась вокруг глаз так, что от них остались одни раскрасневшиеся щелочки.

Что она натворила? Сколько людей подставила? О чем думают родители и Даша? Эти мысли круг за кругом проносились в голове, но быстро смолкали. По-настоящему Лизу волновало одно. Книга. О чем Кирилл написал в ней? О Лизе, это понятно. А точнее? Пока неизвестно. Это «пока» сводило Лизу с ума, подобно пустому желудку.

В дверь постучали. Лиза вскочила с кровати и посмотрела на деревянную дверь, ведущую в ее комнату. Бывало, ей казалось, будто звуки из гостиной или соседней комнаты, где жил Тима, раздаются прямо здесь, однако это был мираж. Мираж плохой шумоизоляции и тревожности.

Стучали во входную дверь квартиры. Звук был несильный и в то же время нарастающий. Лиза посмотрела на телефон. Девять утра. Программисты в отличие от курьеров в это время спали без задних ног.

Она поднялась, протиснулась в дверь и открыла. Перед ней стоял коренастый мужчина с бородой и неплохим русским, почти без акцента.

– Пожалуйста, – сказал он и протянул небольшую коробку.

Лиза что-то пробормотала в ответ, взяла ей причитающееся и закрыла дверь, не одарив курьера улыбкой.

Распаковав коробку, Лиза прочитала название на обложке.

«Откровения Афродиты».

Август 2026

Ее выбор пал на светло-розовые обои с вкраплениями белых и розовых сердечек. Поклеили их быстро, за несколько часов. В это время малышка крепко спала, укутанная в чистую простыню. Татьяна то и дело отвлекалась от работы, чтобы навестить ребенка, и всякий раз вздрагивала, когда ей мерещились детские крики. Волнения были пустыми. Танечка ни разу не открыла глаза, пока взрослые шуршали обоями в соседней комнате, а рядом с ними вилась Жужа. Гораздо разумнее было уложить Танечку на кухне, однако узкий угловой диван, занимавший большую часть помещения, не мог уместить в себя ребенка так, чтобы Татьяна хотя бы на пару минут не отвлеклась от неожиданного материнства. Она быстро отметила преображения в себе: трепет при виде невинного и беззащитного комочка тепла, стучащая в груди тревога, перебирающая в голове все возможные ситуации, когда с ребенком может что-то случиться. Танечка может упасть. Еще хуже – очерствевшие за полвека руки могут ненароком уронить ребенка. Тугое пеленание непредназначенной для этого простыней могло просто-напросто задушить младенца или сломать крошечные косточки. Пот ледяными ручьями в тридцатиградусную жару стекал от одной только мысли, что без внимания малышка может проснуться и испугаться невиданного ею мира – пустого и безразличного без пристальных глаз матери.

Местами на обоях виднелись плохо сглаженные стыки. Кое-где полотна налезали друг на друга, но это не волновало Татьяну. Она души не чаяла в новой спальне, которую внутри себя робко называла просто – детская. Да, отныне восемнадцать с половиной квадратных метров предназначались двоим – маме и дочке.

Юрий, не отходивший от Татьяны ни на шаг, не осмеливался приблизиться к ребенку. Да и сама новоиспеченная мать не подпустила бы его. За прошедшие сутки, когда между Юрием и Татьяной в постели была не только расщелина между спинами, но еще и хрупкий бесшумный младенец, мужчина не обмолвился и словом. Он слышал дыхание Татьяны, знал, что она не спит, не смеет сомкнуть глаз с лежавшей подле нее куклы, и молчал. Молчал, не понимая происходящего и отдавая его в руки Татьяны.

С минуты на минуту должны были привезти кроватку. Ближе к вечеру – диван. Завтра – комод. Так, деталь за деталью, детская будет обрастать признаками новой, давно забытой жизни с ароматом свежего дерева и гипоаллергенного стирального порошка, присыпки и нежного детского тельца. Ни с чем несравнимый запах. По одному ему, переступив порог, можно опознать, есть ли в квартире новорожденные дети. А еще запах мочи и кала. Даже он пахнем по-особенному, как-то искренне и беззаботно.

Привезли пеленки-распашонки. Конечно, Татьяна не доверилась им. Перестирала, выполоскала. Крошечная одежда была не больше носков, сохнувших на балконе. В давящей духоте вещи высохли почти мгновенно. Существует важное правило в одевании ребенка – на нем должен быть на один слой одежды больше, чем на взрослом. Это считается гарантом тепла и заботы. Однако в стоящей в квартире жаровне Татьяна пренебрегла этим правилом. Погладив малышку по лицу, она увидела приоткрытые глазки и поняла, что второй по счету дневной сон подошел к концу. Пришло время наряжаться в обновки.

Первым делом Татьяна надела облегающий памперс и потянула за резинки, проверяя, не слишком ли они тугие, чтобы повредить детскую кожу. После нескольких попыток, Татьяна оставила его в покое и принялась за футболку, такую маленькую, что, казалось, ее можно надеть на ладонь. Танечка с легкостью переносила манипуляции женщины, не плакала и не кряхтела, но и не улыбалась. Малышка пристально следила за матерью, не отрывая взгляда. Она знакомилась с первыми законами физики, с первыми касаниями и эмоциями, улавливала все как радар, не упуская из виду ни малейшей детали. Татьяна старалась изображать радость и удовольствие, чтобы малышка впитывала их с первого взгляда, радовалась и изучала окружающий ее мир. Надевая футболку, Татьяна от страха вздрогнула, когда головка младенца ненадолго застряла в вороте. Женщина потянула футболку вниз и заметила, что Танечка закрыла глаза. Должно быть, испугалась. Наверное, для нее это первая футболка в жизни, первая одежда, первый страх потерять на мгновение облик матери. Когда Татьяна посмотрела на ребенка в следующий раз, глазки уже были открыты.

– Агу, агу, – протянула малышка.

Первой реакцией Татьяны была захватившая ее паника. Придержав головку Танечки, она подняла ребенка и прижала к себе, гладя по спинке и укачивая. Танечка проснулась двадцать минут назад, неужели она снова хочет спать? Все же ей мешали шорохи за стеной, когда Татьяна и Юрий клеили обои. Да еще и этот курьер, что привез кроватку. Татьяна жестом показала ему быть тише, но тот проявил невероятную ловкость и стукнул запечатанной в пленку ножкой кроватки о дверной косяк. Для Татьяны это был все равно, что удар колокола. Вот в чем все дело. Танечка проспала два с половиной часа, но сон этот был беспокойный. Татьяна боялась представить, что могло сниться малышке после столь оглушительного грохота.

Впрочем, она ошиблась. Пытаясь успокоить Танечку, женщина обхватила ее ножку и слегка сжала. Этого было достаточно, чтобы из нутра младенца раздался плач. Долгий, оглушающий плач голодного ребенка.

Татьяна спохватилась. Закрыв дверь в комнату и оградив от крика Юрия, который собирал в детской кроватку, Татьяна перевернула младенца так, чтобы его головка была чуть выше сгиба локтя, а тельце полностью уместилось на предплечье. Затем она приспустила левое плечико домашнего халата, лямку бюстгальтера и притянула губы Танечки к соску. От первого касания по телу прошел электрический импульс. Новый этап близости младенца и матери. Танечка коснулась губами ореола, но не обхватила сосок. Женщина попробовала снова. Не получилось. Отбросив волнующий трепет, Татьяна решила, что малышку до сего дня ни разу не кормили грудью. Танечка не знает, как правильно поступить. Ей нужна помощь.

Легким прикосновением Татьяна сдвинула губы ребенка вместе и сжала ими сосок. Как по волшебству, грудь защипало и ужалило. Случилось настоящее чудо, женский организм ожил, воскрес и явил миру первое молозиво. Несколько минут Танечка сосала питательную жидкость, а затем мама и дочь забылись крепким сном.

Август 2026

«Я увидела его в актовом зале. Он выделялся из толпы. Не яркой внешностью и не вызывающей одеждой. Он был парнем. Одним из четырех парней в педагогическом институте имени Герцена. В народе его звали просто – «женский» институт.

Он сидел вместе со всей нашей группой первого курса. Он и его девушка. Кристина. Вот уж у кого был вызывающий вид: громкий голос, широкие плечи, плохо наложенный тональник. Кристина училась в этом же институте, перешла на второй курс, а потому вела себя так, словно была у себя дома. Знала все и всех. При одном только взгляде на эту парочку можно было рассмотреть десятки разбитых сердец, которые треснули при виде конкурентки.

Он был красив. Чуточку смазлив, с зачесанными на левый бок белокурыми волосами и небольшой бородкой. Я знаю, что многие положили на него глаз в первую же секунду, как увидели. Многие на нашем курсе были из других, небольших городов и, оказавшись в Северной столице России, сходили с ума от всего: масштаба, окружающей красоты, количества парней.

Я тоже не могла похвастаться местной пропиской, однако в отличие от многих, я была из пригорода Петербурга, из Всеволожска – одного из крупнейших областных городов и в то же время лучшего большинства из них. В Санкт-Петербурге я бывала часто, но и тогда поездки в культурную столицу все называли «поездкой в город», будто Всеволожск был чем-то вроде деревни или села.

Ректор и некоторые преподаватели произнесли речи. Встреча носила формальный характер: группы впервые собрались вместе, посмотрели друг на друга, познакомились и разошлись. Первая пара была через несколько дней после этого, четвертого сентября. Педагогика. Большинство студентов уже сидели в небольшой аудитории на втором этаже института, когда в дверях показался он.

Он был один, без девушки, что естественно. Среди одногруппниц уже ходили слухи о красавчике-парне, который держится слегка в стороне ото всех. Такой симпатичный и загадочный. Этого было достаточно, чтобы привлечь к себе внимание.