Криминальные истории. Призрак 13-го этажа

– Это была попытка убийства или самоубийства? – спросил Дмитрий Соколов.

– Скорее попытка заставить замолчать единственного живого свидетеля, – ответила Анна. – Инга могла знать больше, чем рассказала на допросах.

Команда ЦКР начала проверку всех, кто мог иметь доступ к лекарствам заключенной. Список оказался довольно коротким: врач СИЗО Олег Петрович Морозов, медсестра Галина Семеновна Васильева, фармацевт Татьяна Андреевна Климова и заведующий медчастью Виктор Михайлович Синицын.

Первым допросили врача. Олег Петрович Морозов был мужчиной пятидесяти лет с усталым лицом и нервными движениями. Работал в системе исполнения наказаний уже двадцать лет.

– Я назначил Инге Владимировне валериану из-за повышенной тревожности, – объяснил он. – Она очень тяжело переживала арест, плохо спала, жаловалась на сердцебиение.

– Кто готовил лекарство?

– По стандартной процедуре – фармацевт Климова. Она разливает все препараты из больших флаконов в индивидуальные дозы для заключенных.

– А кто передавал лекарство в камеру?

– Медсестра Васильева. Она обходит камеры дважды в день – утром и вечером.

Анна записала эту информацию и попросила привести фармацевта.

Татьяна Андреевна Климова оказалась женщиной средних лет с внимательным взглядом и аккуратными движениями. На вопросы отвечала четко и профессионально.

– Валериану для Кольцовой я готовила три дня назад, – сказала она. – Отлила из общего флакона в индивидуальную емкость, как всегда. Никаких отклонений от процедуры не было.

– А общий флакон откуда поступил?

– Из аптеки городской больницы. У нас договор на поставку медикаментов. Все препараты имеют сертификаты качества.

– Кто еще имел доступ к готовым лекарствам?

Татьяна задумалась:

– В принципе, любой сотрудник медчасти. Лекарства хранятся в общем сейфе, ключи от которого есть у врача, заведующего и старшей медсестры.

Медсестра Галина Васильева выглядела встревоженной. Женщина сорока пяти лет, с короткими седыми волосами, работала в СИЗО восемь лет.

– Я передавала Инге Владимировне лекарства каждый день, – сказала она. – Утром – витамины и успокоительное, вечером – капли для сердца. Никаких изменений в процедуре не было.

– Вы заметили что-нибудь необычное в поведении заключенной в последние дни?

– Она стала очень нервной. Постоянно спрашивала о дате суда, переживала за дочь. Вчера даже просила дополнительную дозу валерианы, говорила, что не может уснуть.

– И вы дали ей дополнительную дозу?

Галина Семеновна кивнула:

– Да, с разрешения врача. Дала еще десять капель перед сном.

Это объясняло, почему отравление произошло именно ночью. Инга приняла двойную дозу зараженного лекарства.

– А кто мог заменить содержимое флакона?

– Теоретически любой из медперсонала. Но зачем? Мы же не знали, что она преступница, когда начали ее лечить.

Анна поняла, что медсестра говорит искренне. Оставался последний подозреваемый – заведующий медчастью.

Виктор Михайлович Синицын встретил следователей в своем кабинете. Мужчина пятидесяти пяти лет, с седыми висками и строгим выражением лица, он производил впечатление опытного профессионала.

– Я слежу за общим состоянием медицинского обеспечения изолятора, – объяснил он. – Конкретными больными занимаются врачи. О том, что Кольцова принимает валериану, я знал, но в детали лечения не вдавался.

– Вы имели доступ к лекарствам?

– Конечно. У меня есть ключи от всех помещений медчасти. Но зачем мне отравлять заключенную? Это же полный абсурд.

Анна внимательно изучала лицо Синицына. Что-то в его поведении казалось ей неестественным. Слишком спокойная реакция на серьезные обвинения.

– Виктор Михайлович, а вы случайно не знакомы с семьей Кольцовых?

Заведующий медчастью слегка изменился в лице:

– Нет, конечно. Откуда мне их знать?

– Просто ваша фамилия показалась знакомой. Дмитрий, проверьте биографию Виктора Михайловича, – обратилась Анна к Соколову.

Через час Соколов принес интересную информацию:

– Анна Викторовна, Виктор Синицын действительно связан с семьей Кольцовых. Его младший брат Игорь работал главным бухгалтером в аптечной сети Василия Кольцова. Два года назад его обвинили в растрате и посадили. Он покончил с собой в тюрьме.

Теперь картина становилась яснее. У Синицына был мотив для мести семье Кольцовых.

Когда Анна вернулась к заведующему медчастью с этой информацией, Синицын больше не пытался скрывать правду.

– Игорь был честным человеком, – сказал он с горечью. – Василий Кольцов подставил его, чтобы скрыть собственные финансовые махинации. Мой брат не выдержал позора и повесился в камере.

– И вы решили отомстить?

– Сначала я хотел убить самого Василия. Но потом узнал про арест его жены. Подумал – пусть она испытает то же, что испытал мой брат. Пусть умрет в тюрьме, как он.

– Как вы раздобыли рицин?

– У меня есть дача за городом. Там растет клещевина – жена сажала для красоты. Я изучил в интернете, как изготовить яд, и приготовил небольшую порцию. Заменил содержимое флакона с валерианой в тот день, когда Кольцову привезли к нам.

– Значит, вы планировали убить ее с самого начала?

– Да. Но потом передумал. Решил, что смерть будет слишком легким наказанием. Пусть лучше сидит в тюрьме и мучается, зная, что погубила чужую жизнь.

– Тогда почему все-таки решили довести дело до конца?

Синицын помолчал, а затем тихо сказал:

– Три дня назад я узнал, что адвокат готовит для нее сделку со следствием. Что она может получить условный срок в обмен на дачу показаний против каких-то других людей. Я не мог этого допустить. Игорь получил десять лет строгого режима за то, чего не совершал. А эта женщина, убившая ребенка, должна была остаться на свободе.

Инга Кольцова выжила, но ее состояние оставалось тяжелым. Врачи боролись за ее жизнь в реанимации областной больницы. Виктор Синицын был арестован по обвинению в покушении на убийство.

Суд по делу Елены Скрябиной был отложен до восстановления главной обвиняемой. Вера Сомова получила три года условно как соучастница, не знавшая истинных целей преступления.

Дарья Кольцова после ареста матери и госпитализации отца переехала к бабушке. Девочка прекратила занятия музыкой и замкнулась в себе. Школьный психолог работал с ней, пытаясь помочь справиться с травмой.

В музыкальной школе установили мемориальную доску в память о Елене Скрябиной. Новый директор, Михаил Андреевич Петров, ввел обязательную психологическую поддержку для учеников и их родителей.

– Конкуренция не должна превращаться во взаимное уничтожение, – сказал он на первом родительском собрании. – Музыка – это искусство, которое должно объединять людей, а не разъединять их.

Через полгода Анна Гальцева получила письмо от матери Елены, Ирины Михайловны Скрябиной. Женщина сообщала, что стипендия имени дочери уже помогла трем талантливым детям из малообеспеченных семей продолжить музыкальное образование.

"Пусть Лена не сможет воплотить свои мечты," – писала она, – "но ее память поможет другим детям стать музыкантами."

В том же письме Ирина Михайловна сообщала, что простила всех участников трагедии. Даже Ингу Кольцову, которая к тому времени пошла на поправку и готовилась предстать перед судом.

"Месть порождает только новую месть," – писала мать погибшей девочки. – "Пора разорвать этот круг."

Анна долго размышляла над этими словами. В деле Елены Скрябиной сплелись воедино зависть, неосуществленные амбиции, жажда мести и трагическая случайность. Максим Вольский покончил с собой, думая, что виновен в смерти ученицы. Виктор Синицын попытался убить женщину, мстя за брата. Инга Кольцова убила талантливую девочку, не сумев принять, что дочь уступает ей в способностях.

И в центре всего этого водоворота страстей оказалась восемнадцатилетняя девушка, которая просто хотела стать пианисткой.

Суд над Ингой Кольцовой состоялся в конце года. Женщина была признана виновной в убийстве при отягчающих обстоятельствах и приговорена к двенадцати годам лишения свободы. Виктор Синицын получил семь лет за покушение на убийство.

Во время вынесения приговора Инга впервые проявила эмоции. Она плакала, прося прощения у матери Елены, которая присутствовала в зале суда.

– Я не хотела убивать, – говорила она сквозь слезы. – Я думала только о дочери, о ее будущем. Но я понимаю, что это не оправдание.

Ирина Михайловна подошла к скамье подсудимых и тихо сказала:

– Я прощаю вас. Но простить себя вам придется самой.

После суда Анна встретилась с Дарьей Кольцовой, которая пришла проводить мать в тюрьму. Девочка сильно изменилась за прошедшие месяцы – похудела, постарела, в ее глазах читалась боль взрослого человека.

– Я виновата в смерти Елены, – сказала она. – Если бы я не соревновалась с ней, мама не стала бы ее убивать.

– Дарья, – строго сказала Анна, – ты не несешь ответственности за поступки взрослых людей. Соревнование в искусстве – это нормально. Убийство из-за соревнования – это преступление.

– Но что теперь делать? Я не могу больше играть на фортепиано. Каждый раз, когда сажусь за инструмент, вспоминаю Елену.

– Возможно, когда-нибудь ты снова захочешь заниматься музыкой. А может быть, найдешь себя в чем-то другом. Главное – не вини себя за то, чего не совершала.

Рояль, на котором играла Елена в последний раз, был передан в музей истории Московской консерватории. Там он стал центром экспозиции, посвященной трагическим страницам музыкального образования.

Табличка рядом с инструментом гласила: "В память о всех юных музыкантах, чьи мечты были разрушены завистью и жестокостью взрослых."

Новый белый рояль в концертном зале музыкальной школы освятил священник. На его первом концерте исполнялись только светлые, жизнеутверждающие произведения. В программе значился и "Вальс-фантазия" Глинки – та самая пьеса, которую играла Елена.

Исполнила ее одна из стипендиаток фонда имени Елены Скрябиной – десятилетняя Аня Морозова из многодетной семьи. Девочка играла просто и искренне, без излишней драматизации. И именно в этой простоте была особенная красота.

– Музыка должна лечить души, а не разрушать их, – сказал после концерта новый директор школы.

Анна Гальцева согласилась с этими словами. За свою карьеру в ЦКР она расследовала множество дел, но история Елены Скрябиной запомнится ей надолго. Не только сложностью криминалистической загадки, но и глубиной человеческой трагедии.

В архивах ЦКР дело получило номер 2024-1847 и название "Мелодия последнего танца." Но для всех, кто работал над расследованием, оно навсегда осталось историей о том, как зависть и неосуществленные амбиции могут превратить искусство в орудие убийства.

Последний аккорд этой трагической мелодии прозвучал в зале суда. Но память о талантливой девушке, мечтавшей стать пианисткой, будет жить в музыке, которую исполняют ее стипендиаты. И каждая сыгранная ими нота станет победой добра над злом, искусства над разрушением, любви над завистью.

Тайна пустого холста.

Глава 1: Исчезнувший шедевр

Утренний звонок разбудил майора Анну Волкову из ЦКР в половине седьмого. Голос дежурного по ЦКР звучал взволнованно и напряженно, что сразу настроило на серьезный лад.

– Анна Сергеевна, срочный вызов. Кража произведения искусства в частной галерее на Остоженке. Стоимость украденного – пятьдесят миллионов рублей.

– Выезжаю, – коротко ответила майор, уже мысленно планируя состав экспертной группы.

Через сорок минут черный микроавтобус ЦКР остановился у элегантного особняка девятнадцатого века, в котором располагалась галерея "Артис". Здание привлекало внимание идеальными пропорциями и роскошной отделкой фасада. Рядом уже стояли машины районного отдела полиции и следственного комитета.

Команда ЦКР была укомплектована по полной программе. Эксперт-криминалист Павел Семенов специализировался на исследовании произведений искусства и имел за плечами десять лет работы с подделками и кражами культурных ценностей. Оперативник Дмитрий Орлов обладал феноменальной памятью и способностью находить связи между самыми разрозненными фактами. Технический эксперт Елена Морозова умела извлекать информацию из систем видеонаблюдения и электронных замков даже тогда, когда это казалось невозможным.

Владелец галереи Георгий Аристархович Белавин встретил группу у входа. Мужчина пятидесяти пяти лет в дорогом костюме выглядел растерянным и подавленным. Руки его заметно дрожали, когда он протягивал удостоверения.

– Это катастрофа, – повторял он. – Двадцать лет коллекционирования, и вот такой удар. "Натюрморт с розами" Константина Коровина – жемчужина моего собрания.

Анна внимательно осмотрела помещение галереи. Просторный зал с высокими потолками, паркетный пол, профессиональное освещение, создающее идеальные условия для восприятия живописи. На стенах висели картины русских и европейских мастеров конца девятнадцатого – начала двадцатого века. В центре правой стены зияла пустота – именно здесь должен был находиться украденный шедевр.

– Расскажите подробно, что произошло, – попросила майор.

– Вчера вечером я закрыл галерею как обычно, в восемь часов. Все картины были на местах, сигнализация работала нормально. Сегодня утром пришел в половине девятого и обнаружил, что "Натюрморт с розами" исчез. Рамка валялась на полу, а холст пропал.

Павел Семенов тщательно осматривал место кражи. Он сфотографировал пустую стену, измерил расстояния, взял образцы пыли с подоконника и пола. Особое внимание эксперт уделил оставшейся рамке – тяжелой позолоченной конструкции ручной работы.

– Интересно, – пробормотал он. – Холст вырезали очень аккуратно, почти профессионально. Использовался острый нож, возможно, специальный инструмент для реставрационных работ.

Елена Морозова изучала систему безопасности галереи. Камеры наблюдения, датчики движения, электронные замки – все выглядело современно и надежно.

– Георгий Аристархович, покажите мне центральный пульт управления системой безопасности, – попросила она.

Владелец галереи провел экспертов в небольшую комнату за основным залом, где располагалось оборудование. Мониторы показывали изображения с камер, электронный журнал фиксировал все события за последние сутки.

– Странно, – сказала Елена, изучая записи. – Система показывает, что с восьми вечера вчера до восьми утра сегодня никакого движения в галерее не было. Ни один датчик не сработал.

– Но это же невозможно! – воскликнул Белавин. – Картина не могла исчезнуть сама собой!

Дмитрий Орлов тем временем опрашивал охранника, который первым обнаружил кражу. Виктор Степанович Кудрин работал в галерее уже три года и считался надежным сотрудником.

– Я пришел на работу в восемь утра, как всегда, – рассказывал пожилой мужчина. – Отключил сигнализацию, вошел в зал и сразу увидел, что что-то не так. Рамка лежала на полу, а картины не было.

– Вы заметили какие-либо другие изменения в галерее?

– Нет, все остальное было как обычно. Даже пыль на стеллажах лежала ровно, никто ничего не трогал.

– А кто еще имеет ключи от галереи?

– Только господин Белавин, я и уборщица тетя Лида. Она приходит по вторникам и пятницам после закрытия.

Анна вызвала к себе Семенова.

– Павел, что можешь сказать по результатам осмотра места кражи?

– Несколько странностей, – ответил эксперт, снимая очки и протирая их. – Во-первых, холст вырезали действительно профессионально, без повреждений красочного слоя. Это требует специальных навыков и инструментов. Во-вторых, никаких следов взлома нет. Вор либо имел ключи, либо проник каким-то другим способом.

– А что с другими картинами? Почему взяли именно "Натюрморт с розами"?

– Это самая дорогая вещь в коллекции. Коровин – признанный мастер, его работы стоят очень дорого. Но есть нюанс…

Павел помолчал, видимо, обдумывая свои слова.

– Я хочу провести дополнительные исследования. Нужно изучить каталоги, картины, сравнить с базой данных украденных произведений искусства.

Елена Морозова вернулась от изучения системы безопасности с озадаченным видом.

– У меня есть странные новости, – сказала она. – Записи камер за последние сутки никто не стирал. Но есть одна деталь, которая меня настораживает.

Она развернула ноутбук и показала запись с центральной камеры, направленной на украденную картину.

– Смотрите внимательно на время с 19:30 до 19:35 вчера вечера.

На экране было видно, как Белавин ходил по залу, что-то проверял, затем остановился перед "Натюрмортом с розами" и довольно долго его рассматривал.

– Георгий Аристархович, – обратилась Анна к владельцу галереи, – объясните, что вы делали вчера вечером перед закрытием?

Белавин заметно смутился:

– Я… ну, просто осматривал коллекцию. Я каждый день любуюсь своими картинами перед уходом.

– Но здесь вы стоите перед "Натюрмортом" почти пять минут. Это обычная процедура?

– Да, конечно. Эта картина – моя гордость.

Орлов подошел к группе со списком в руках.

– Я составил перечень всех, кто имел доступ в галерею за последний месяц. Кроме владельца и персонала, здесь бывали три искусствоведа, два коллекционера, представитель страховой компании и фотограф для каталога.

– Интересно, – сказала Анна. – Какая страховая компания оценивала коллекцию?

– "Арт-Гарант", – ответил Белавин. – Они специализируются на культурных ценностях. Оценку проводили месяц назад для продления полиса.

Павел Семенов вернулся от детального изучения рамы и окружающего пространства.

– У меня есть предварительные выводы, – сказал он. – Холст действительно был вырезан профессиональным инструментом, но есть детали, которые меня смущают.

– Какие именно?

– Следы клея на раме. Выглядит так, будто холст переклеивали относительно недавно. Плюс микрочастицы современного синтетического материала в углах рамы.

– То есть?

– Возможно, картину реставрировали. Или… – он многозначительно посмотрел на коллег, – заменяли.

В этот момент зазвонил телефон Белавина. Мужчина ответил и сразу побледнел.

– Что случилось? – спросила Анна.

– Звонили из страховой компании. Они хотят срочно встретиться и обсудить детали выплаты компенсации.

– Как быстро они отреагировали на кражу…

– Я им еще не сообщал! – воскликнул Белавин.

Эксперты переглянулись. Дело принимало неожиданный оборот.

– Дмитрий, – обратилась Анна к оперативнику, – срочно проверь все данные о страховой компании "Арт-Гарант". История фирмы, руководство, финансовое состояние.

– Елена, изучи все записи камер наблюдения за последнюю неделю. Особое внимание – на момент проведения страховой оценки.

– Павел, нужна полная экспертиза оставшихся картин в галерее. Проверь их подлинность и состояние.

– Георгий Аристархович, подготовьте все документы на "Натюрморт с розами" – когда приобретали, у кого, есть ли сертификат подлинности.

Через час работы картина начала проясняться, но не в том смысле, которого ожидали.

Дмитрий Орлов принес тревожные новости о страховой компании.

– "Арт-Гарант" работает на рынке всего два года. Уставной капитал – минимальный, офис – арендованный, штат – три человека. Директор – Михаил Воронов, ранее судимый за мошенничество с антиквариатом.

Елена Морозова обнаружила на записях камер интересные детали.

– Смотрите, – показала она на экране ноутбука. – Вот запись от страховой оценки месяц назад. Оценщик не только фотографировал картины, но и делал какие-то замеры "Натюрморта с розами". Причем очень подробные.

– А вот что совсем странно, – добавила она, переключив на другой файл. – Три дня назад ночью система безопасности отключалась на два часа. Официально – для профилактики. Но кто и зачем мог проводить профилактику ночью?

Самые сенсационные новости принес Павел Семенов.

– Коллеги, – сказал он торжественно, – у меня есть результаты экспресс-анализа рамы и микрочастиц с места кражи.

Он разложил на столе увеличенные фотографии и результаты спектрального анализа.

– Клей, которым приклеивали холст к раме, изготовлен не ранее чем полгода назад. Это современный состав, который не применялся во времена Коровина.

– То есть картину переклеивали недавно?

– Более того. Я провел анализ пигментов в микрочастицах краски, оставшихся на раме. Результат поразительный – часть пигментов синтетическая, появилась только в 1950-х годах.

Повисла тишина.

– Вы хотите сказать, что "Натюрморт с розами" Коровина был подделкой? – медленно спросила Анна.

– Именно это я и хочу сказать. Украли искусно выполненную копию, а не оригинал.

Георгий Белавин рухнул в кресло.

– Это невозможно! Я покупал картину у серьезного дилера, есть все документы, экспертные заключения!

– Документы мы проверим, – сказала Анна. – А пока главный вопрос: если украли подделку, где находится настоящий "Натюрморт с розами" Коровина?

– И кто и зачем организовал эту сложную операцию? – добавил Орлов.

Семенов изучил документы на картину.

– Интересная история провенанса, – сказал он. – Картина якобы принадлежала частному коллекционеру в Париже, потом перешла к его наследникам, а пять лет назад была продана через аукционный дом в Лондоне.

– Проверяли ли вы подлинность при покупке? – спросила Анна у Белавина.

– Конечно! Экспертизу проводил Института искусствознания. Вот заключение.

Павел взял документ и внимательно изучил.

– Подпись поддельная, – сказал он после паузы. – Я знаю почерк всех ведущих экспертов института. Этот документ – подделка.

– Значит, вас обманули уже при покупке, – резюмировала Анна. – Продали копию под видом оригинала за пятьдесят миллионов рублей.

– Но тогда зачем красть копию? – недоумевал Орлов.

– Может быть, кто-то не знал, что это копия? – предположила Елена.

– Или, – медленно сказал Семенов, – кто-то хотел скрыть сам факт подделки. Убрать улику.

Анна задумалась. Дело становилось все сложнее. Кража подделки, поддельные экспертные заключения, сомнительная страховая компания – все это указывало на крупную мошенническую схему.

– Дмитрий, проверь, не было ли других подобных случаев в последнее время. Кражи картин, оказавшихся подделками.

– Елена, нужны данные обо всех сделках Белавина с произведениями искусства за последние годы.

– Павел, составь список экспертов, которые могли бы изготовить такую качественную копию.

– А мне, Георгий Аристархович, – обратилась она к владельцу галереи, – нужна вся правда. Где вы покупали картину, с кем общались, кому рассказывали о приобретении.

Белавин вытер пот со лба.

– Я покупал через посредника, Анатолия Дмитриевича Корсакова. Он специализируется на русской живописи, у него безупречная репутация.

– Где его найти?

– У него галерея на Кузнецком Мосту. Но он сейчас в отъезде, в Париже, занимается новыми приобретениями.

– Как удобно, – иронично заметил Орлов.

К концу дня картина мошеннической схемы начала проясняться. Дмитрий нашел информацию о трех аналогичных случаях за последние полгода – кражи дорогих картин, которые потом оказывались подделками.

Елена обнаружила, что Белавин за последние пять лет приобрел восемь картин на общую сумму двести миллионов рублей. Все – через посредника Корсакова.

Павел составил список из пяти мастеров-копиистов, способных создать настолько качественную подделку.

– Завтра начинаем проверку всей цепочки, – подвела итоги Анна. – От парижского "коллекционера" до московского покупателя. Есть подозрение, что мы наткнулись на серьезную международную группировку, торгующую подделками.

– А настоящий "Натюрморт с розами" Коровина все еще нужно найти, – добавил Семенов.

Команда ЦКР покидала галерею с ощущением, что раскрыла только верхушку айсберга. Впереди предстояло найти ответы на множество вопросов: кто стоит за кражей подделки, где оригинал картины и сколько еще коллекционеров стали жертвами мошенников.

Глава 2: Краски правды

Утром следующего дня команда ЦКР собралась в лаборатории для подробного анализа всех собранных материалов. Павел Семенов провел бессонную ночь, изучая микрочастицы краски с рамы украденной картины под электронным микроскопом. Результаты оказались еще более сенсационными, чем предполагалось.

– Коллеги, – начал он, раскладывая на столе увеличенные фотографии и спектрограммы, – я провел полный химический анализ пигментов. Картина написана не просто современными красками, а красками конкретного производителя.

Анна Волкова внимательно изучила документы. На спектрограммах четко выделялись пики химических элементов.