Криминальные истории. Призрак 13-го этажа

– То есть?

– Первая порция была приготовлена около месяца назад, вторая – не позднее, чем за сутки до концерта. Судя по микроскопическому анализу, использовались семена клещевины разного происхождения. Первая партия – из семян, выращенных в средней полосе России, вторая – предположительно из южных регионов.

Анна внимательно изучила схемы молекулярного анализа. Это открытие кардинально меняло картину преступления.

– Значит, убийство готовилось заранее, но окончательные приготовления делались в последний момент?

– Именно. Более того, концентрация яда была рассчитана с математической точностью. Кто-то очень тщательно изучил физиологические особенности жертвы – вес, возраст, состояние здоровья.

В кабинет зашла Валентина Федорова с дополнительными результатами вскрытия.

– У меня тоже есть интересная информация, – сказала она. – При повторном исследовании тканей я обнаружила, что в организме Елены были микродозы бензо**зепинов.

– Транквилизаторы?

– Да, но в очень малых количествах. Недостаточно для седативного эффекта, но достаточно для того, чтобы замедлить реакцию организма на яд. Это объясняет, почему Елена смогла играть три минуты, прежде чем симптомы стали критическими.

Анна поняла, что имеет дело не с импульсивным убийством, а с тщательно спланированной операцией. Кто-то действительно "дирижировал" всем происходящим.

– Дмитрий, – обратилась она к Соколову, который только что вошел в кабинет, – какие новости по проверке алиби?

– С Дарьей Кольцовой все сложнее, чем казалось. Ее подруга, к которой она якобы ездила в ночь перед концертом, меняет показания. Сначала сказала, что Дарья была у нее с 22:30 до 23:15, теперь утверждает, что встретились только в 23:00.

– А что с камерами наблюдения на улицах?

– Проверил маршрут от дома Дарьи до дома подруги. Есть запись, где видно, как она выезжает на своей машине в 22:00, но дальше след теряется. До дома подруги она могла доехать за пятнадцать минут, но появилась там только через час.

– Куда пропал час?

– Вот это и предстоит выяснить. Но есть еще одна странность. Я проверил историю звонков Дарьи за последний месяц. Она регулярно созванивалась с неизвестным номером, зарегистрированным на подставную фирму.

Анна нахмурилась. Детали складывались в тревожную картину.

– А что с Максимом Вольским?

– Его алиби тоже вызывает вопросы. Он утверждает, что после ухода из школы в 21:30 отправился домой и больше никуда не выходил. Но консьерж его дома говорит, что видел его только около полуночи.

Анна решила еще раз посетить музыкальную школу и поговорить с директором Анной Беловой. Возможно, женщина знала больше, чем рассказала в первый день.

Белова встретила их в своем кабинете, заставленном нотами, дипломами и фотографиями с концертов. Она выглядела усталой и подавленной.

– Как продвигается расследование? – спросила она.

– Мы выясняем новые обстоятельства, – осторожно ответила Анна. – Скажите, а кто еще, кроме Максима, мог знать о том, что Елена готовит именно вальс Глинки к выпускному?

– В принципе, многие. Программа обсуждалась на педагогическом совете еще в начале учебного года. Присутствовали все преподаватели специальности.

– А родители учеников знали?

– Да, мы рассылали предварительную программу родителям за месяц до концерта. Многие интересовались, что будут играть их дети.

– Значит, круг людей, знавших о программе, довольно широк?

– К сожалению, да. Но представить себе, что кто-то из наших преподавателей или родителей мог совершить такое… – Белова покачала головой.

– А были ли конфликты среди родителей? Ссоры из-за детей, соперничество?

Директор задумалась.

– Ну, родители Дарьи Кольцовой всегда были очень амбициозными. Василий Петрович Кольцов – успешный бизнесмен, владеет сетью аптек. Его жена, Инга Владимировна, бывшая пианистка, не смогла сделать карьеру и теперь вкладывает все амбиции в дочь.

– Они конфликтовали с кем-то?

– С матерью Елены, Ириной Михайловной, были натянутые отношения. Кольцовы считали, что Елене уделяют больше внимания из-за ее таланта, а их дочери приходится довольствоваться вторыми ролями.

– А конкретные ссоры были?

– Несколько месяцев назад на родительском собрании Инга Владимировна публично заявила, что распределение ролей в концерте несправедливо. Говорила, что Елене дают более выигрышные номера в программе.

Эта информация заставила Анну по-новому взглянуть на мотивы преступления. Возможно, дело было не только в соперничестве между ученицами, но и в амбициях их родителей.

– Скажите, а у Василия Петровича, как владельца аптечной сети, есть доступ к различным химическим веществам?

Белова побледнела:

– Теоретически… да. Но вы же не думаете, что он…

– Мы рассматриваем все возможные версии. А его жена разбирается в химии?

– Инга Владимировна закончила консерваторию, но у нее есть второе образование – химико-технологический институт. Она работала в лаборатории, прежде чем выйти замуж.

Вечером команда ЦКР собралась для анализа новых данных. Картина преступления становилась все более сложной.

– Итак, что мы имеем, – начала Анна. – Яд готовился в два этапа, что говорит о длительном планировании. В организме жертвы обнаружены транквилизаторы, которые замедлили действие яда. У нас есть как минимум три человека с мотивом и возможностями: Максим Вольский, Дарья Кольцова и теперь – ее родители.

– Но кто из них "дирижер"? – спросил Литвинов.

– Пока неясно. Возможно, мы имеем дело с сообщниками. Дмитрий, что удалось выяснить о семье Кольцовых?

– Василий Петрович Кольцов действительно владеет сетью из двенадцати аптек в Москве и области. У него есть собственная лаборатория, где проводят анализы лекарств. Теоретически он мог получить доступ к любым химическим веществам.

– А жена?

– Инга Владимировна после замужества оставила работу в лаборатории, но поддерживает связи с бывшими коллегами. Более того, последние полгода она консультировала мужа по вопросам расширения лабораторного направления бизнеса.

– То есть у нее есть актуальные знания в области химии?

– Именно. И еще один момент – в прошлом месяце она заказывала через интернет семена различных декоративных растений, включая клещевину. Официально для ландшафтного дизайна дачи.

Анна почувствовала, что приближается к разгадке.

– Павел Андреевич, можете сравнить образцы рицина с семенами клещевины, которые заказывала Инга Владимировна?

– Уже работаю над этим. Результат будет завтра утром.

– А что с телефонными переговорами?

– Здесь самое интересное, – сказал Соколов. – Тот загадочный номер, с которым созванивалась Дарья, зарегистрирован на фирму-однодневку. Но по косвенным признакам это телефон Максима Вольского.

– Значит, они были в контакте?

– Более того, последний звонок состоялся в день концерта, в 14:00. Разговор длился семнадцать минут.

– А Максим это отрицает?

– Пока мы его прямо не спрашивали. Планировал завтра устроить очную ставку.

На следующее утро Анна получила результаты генетического анализа семян. Павел Литвинов был явно взволнован.

– Совпадение частичное, – доложил он. – Семена клещевины, заказанные Ингой Владимировной, дали тот же генетический профиль, что и южные семена, использованные для изготовления второй порции яда.

– А северные семена?

– Здесь интереснее. Их генетический профиль соответствует клещевине, которая растет в ботаническом саду Московской консерватории. Более того, я проверил – Максим Вольский часто бывает в консерватории, у него есть пропуск как у выпускника.

Теперь картина становилась яснее. Максим мог заготовить первую порцию яда месяц назад, используя семена из ботанического сада консерватории. А семья Кольцовых – подготовить вторую порцию из семян, заказанных через интернет.

– Значит, они действовали вместе? – спросила Валентина Федорова.

– Похоже на то. Но кто был инициатором, а кто – исполнителем?

Зазвонил телефон. Звонил дежурный по ЦКР.

– Анна Викторовна, к нам привезли Ингу Владимировну Кольцову. Она сама явилась и просит встречи с вами. Говорит, что хочет сделать заявление.

Инга Владимировна Кольцова оказалась элегантной женщиной сорока пяти лет, с аккуратной прической и дорогой одеждой. Но ее руки дрожали, а глаза выдавали сильное нервное напряжение.

– Я пришла, чтобы рассказать правду, – сказала она, усаживаясь в кресло. – Я не могу больше молчать.

– Мы слушаем вас.

– Максим Вольский обратился ко мне месяц назад. Сказал, что Елена Скрябина мешает карьере моей дочери, что она всегда будет в тени этой девочки. Предложил… устранить препятствие.

– И вы согласились?

– Сначала я думала, что он шутит или говорит метафорически. Но потом он показал мне семена клещевины и объяснил, как можно изготовить яд. Сказал, что у меня есть химические знания, а у него – доступ к роялю.

– Как вы распределили роли?

– Максим должен был нанести яд на клавиши в ночь перед концертом. А я – изготовить более концентрированную смесь для усиления эффекта. Он утверждал, что у него есть алиби на время концерта, поэтому подозрения падут на кого-то другого.

– А ваша дочь знала о плане?

Инга Владимировна расплакалась:

– Нет! Дарья ничего не знала! Максим специально попросил ее встретиться с ним в ночь перед концертом, чтобы создать ей алиби. Она думала, что это случайная встреча.

– Где происходила встреча?

– На парковке возле торгового центра. Максим сказал ей, что хочет обсудить ее поступление в консерваторию. Продержал час, а потом отпустил. Дарья до сих пор не понимает, зачем это было нужно.

– А что делали вы в это время?

– Я передала Максиму вторую порцию яда. Мы встретились на полчаса, и он поехал в школу наносить смесь на клавиши.

– Почему вы решили признаться?

– Потому что поняла – Максим меня обманул. Он не просто хотел устранить соперницу моей дочери. У него были личные отношения с Еленой, и он убил ее из мести за отвергнутую любовь. А меня использовал как соучастницу, чтобы не действовать в одиночку.

Анна понимала, что получила ключевые свидетельства для раскрытия дела. Но нужно было проверить показания Инги Владимировны и арестовать Максима Вольского.

– Дмитрий, немедленно выезжаем к Максиму. Оформляй ордер на арест.

– А как быть с Ингой Владимировной?

– Она остается под стражей как соучастница убийства. Но то, что она сама пришла с признанием, будет учтено при вынесении приговора.

Команда ЦКР выехала к дому Максима Вольского. Но квартира оказалась пуста – преподаватель исчез, оставив лишь записку: "Я не мог жить с мыслью о том, что потерял Елену навсегда. Теперь я буду с ней."

Поиски Максима продолжались три часа. Его нашли в концертном зале консерватории, сидящего за тем самым роялем, на котором играла Елена. Он принял большую дозу того же яда, который использовал для убийства.

В предсмертной записке, найденной в его кармане, Максим признавался в преступлении и объяснял мотивы: "Елена отвергла мою любовь. Я не мог допустить, чтобы она строила карьеру без меня. Если я не мог быть частью ее жизни, то никто не мог. Инга Кольцова лишь помогла мне осуществить план, думая, что действует в интересах дочери."

Последние слова записки были особенно жуткими: "Музыка была нашим общим языком. Теперь она навеки останется безмолвной, как и моя любовь."

Вечером Анна сидела в своем кабинете, оформляя итоговый отчет по делу. Максим Вольский действительно оказался "дирижером" всей преступной схемы – он управлял действиями соучастников, создавал алиби, планировал каждый шаг.

Инга Кольцова была арестована по обвинению в соучастии в убийстве. Ее дочь Дарья, несмотря на невольное участие в создании алиби убийце, была признана невиновной – она действительно не знала о планах матери и Максима.

Дело Елены Скрябиной было раскрыто, но победы Анна не чувствовала. Слишком высокой была цена этой истины – две сломанные жизни и одна трагически оборвавшаяся. Талантливая девушка погибла из-за больной страсти человека, который должен был оберегать и развивать ее дарование.

В музыкальной школе объявили траур. Выпускной концерт был отменен. А концертный рояль, ставший орудием убийства, увезли на экспертизу, где он еще долго будет напоминать о том, как музыка может стать орудием смерти в руках тех, кто потерял человечность.

Глава 4: Фальшивые ноты

Утром следующего дня майор Анна Гальцева из ЦКР получила звонок, который заставил ее усомниться во всех выводах, сделанных командой ЦКР накануне. Звонила судебно-медицинский эксперт Валентина Федорова, и в ее голосе слышалось сильное волнение.

– Анна Викторовна, нужно срочно встретиться. У меня есть данные, которые могут кардинально изменить наше понимание дела.

– Что случилось?

– Лучше покажу лично. Приезжайте в морг, захватите с собой Павла Андреевича.

Через час Анна и эксперт-криминалист Павел Литвинов сидели в кабинете судмедэксперта, изучая новые результаты анализов. Валентина разложила перед ними несколько документов и фотографий.

– Вчера вечером я решила еще раз проверить образцы тканей Елены Скрябиной. Что-то меня смущало в картине отравления. И вот что я обнаружила.

Она показала увеличенную фотографию среза кожи с пальцев девушки.

– Видите эти темные точки? Это не просто следы рицина. Под микроскопом хорошо видно, что яд проник в кожу не через естественные поры, а через микроскопические проколы.

Анна внимательно изучила снимок:

– То есть кто-то, специально нанес эти повреждения?

– Именно. Более того, я провела спектральный анализ этих образцов. Кроме рицина там обнаружены следы местного анестетика – лидокаина. Елена просто не могла почувствовать боль от проколов.

Павел Литвинов нахмурился:

– Но когда это могло произойти? Она же играла перед зрителями, любые манипуляции с ее руками были бы заметны.

– Вот в чем дело, – продолжила Валентина. – Судя по глубине проколов и характеру распространения яда в тканях, это происходило не менее чем за два часа до начала концерта. То есть яд попал в организм Елены задолго до того, как она села за рояль.

Анна почувствовала, что дело принимает совершенно иной оборот.

– Значит, история с ядом на клавишах рояля – это…

– Отвлекающий маневр, – закончил Литвинов. – Кто-то хотел, чтобы мы думали именно так.

– Но Максим Вольский признался в убийстве, даже покончил с собой!

– Возможно, он тоже был введен в заблуждение, – предположила Валентина. – А может, решил взять вину на себя, чтобы защитить настоящего убийцу.

Команда ЦКР срочно вернулась в музыкальную школу. Нужно было заново проанализировать все обстоятельства дела, учитывая новые данные. Если Елена была отравлена за два часа до концерта, то круг подозреваемых значительно сужался.

Анна обратилась к директору школы Анне Беловой:

– Где находилась Елена за два часа до начала концерта? С кем встречалась, что делала?

– Ну, концерт начинался в семь вечера, значит, около пяти. В это время у нас была последняя репетиция, но не полная – только солисты проверяли звук и настройки инструментов.

– Кто еще был в школе в это время?

– Несколько преподавателей, технический персонал… А, да! Еще приходила школьная медсестра, Вера Николаевна Сомова. Она осматривала детей перед выступлением – проверяла, нет ли у кого температуры, волнения, не нужна ли кому-то валерьянка или другие успокоительные.

Анна и Павел переглянулись. Медсестра имела доступ к лекарственным препаратам, включая анестетики. И могла сделать укол под видом медицинской процедуры.

– Где сейчас Вера Николаевна?

– Она работает по совместительству в нескольких школах. Сегодня должна быть в школе номер сорок три, на улице Чехова.

Вера Николаевна Сомова оказалась женщиной средних лет с усталым лицом и нервными движениями. Когда Анна представилась и объяснила цель визита, медсестра заметно побледнела.

– Я не понимаю, при чем здесь я, – сказала она дрожащим голосом. – Я же медработник, я помогаю детям, а не причиняю им вред.

– Расскажите, что происходило перед концертом. Вы осматривали Елену Скрябину?

– Да, конечно. Она очень нервничала, руки дрожали. Я предложила ей легкое успокоительное, сделала укол в палец – так препарат действует быстрее.

– Какой именно препарат?

Вера Николаевна запнулась:

– Обычное успокоительное… седуксен… нет, валиум…

– Вера Николаевна, – строго сказала Анна, – мы знаем, что Елена была отравлена именно через укол в палец. И знаем, что вместе с ядом ей ввели лидокаин, чтобы она не почувствовала боль. У вас есть доступ к лидокаину?

Медсестра расплакалась:

– Я не хотела! Это не я придумала! Мне сказали, что это просто розыгрыш, что девочка только заснет на несколько минут во время выступления, и все посмеются!

– Кто вам это сказал?

– Инга Владимировна Кольцова. Она заплатила мне пятьдесят тысяч рублей. Сказала, что хочет проучить соперницу своей дочери, показать, что Елена не готова к серьезным выступлениям. Я думала, это просто сильное снотворное!

– Откуда у вас взялся рицин?

– Я не знала, что это рицин! Инга Владимировна дала мне ампулу и сказала, что это новое американское средство для расслабления мышц. Показала даже подробную инструкцию на английском языке.

Анна поняла, что нашла еще одно звено в цепочке преступления. Инга Кольцова не только помогала изготавливать яд, но и организовала его введение жертве через подкупленную медсестру.

– Где сейчас эта ампула?

– Я ее выбросила в больничные отходы сразу после использования. А инструкцию сожгла – Инга Владимировна велела не оставлять следов.

Вечером команда ЦКР собралась для подведения итогов. Картина преступления наконец-то стала полной.

– Итак, что мы имеем, – начала Анна. – Инга Кольцова была не просто соучастницей, а главным организатором убийства. Она подкупила медсестру, которая ввела яд Елене под видом успокоительного. А история с отравленными клавишами рояля была отвлекающим маневром.

– Но зачем тогда понадобился Максим Вольский? – спросил Литвинов.

– Чтобы создать ложный след. Инга знала о его чувствах к Елене и решила использовать это. Возможно, она даже намекнула ему, что собирается что-то предпринять против девочки. Максим мог подумать, что действительно участвовал в убийстве, хотя на самом деле его роль была минимальной.

– А рицин на клавишах?

– Скорее всего, его нанесла сама Инга или поручила это дочери, которая ничего не подозревала. Дозировка была рассчитана так, чтобы не причинить серьезного вреда, но создать иллюзию отравления через прикосновение к инструменту.

Дмитрий Соколов добавил:

– Проверил финансовые операции Инги Кольцовой. За месяц до концерта она сняла с счета сто тысяч рублей наличными. Пятьдесят дала медсестре, остальное могла потратить на изготовление яда и подготовку к преступлению.

– Но почему она решилась на убийство? Неужели только из-за соперничества дочерей?

– Здесь все сложнее, – сказал Соколов. – Я покопался в биографии семьи Кольцовых. Оказалось, что Инга в молодости была очень талантливой пианисткой, даже училась в консерватории. Но не смогла закончить обучение из-за травмы руки.

– Какой травмы?

– В двадцать лет она попала в автомобильную аварию. Повредила правую кисть, несколько месяцев не могла играть. К тому времени, когда рука восстановилась, она уже отстала от программы, потеряла технику. Пришлось уйти из консерватории и искать другую профессию.

Анна задумалась. Это объясняло многое в поведении Инги Кольцовой.

– Значит, она видела в Елене себя в молодости. Талантливую девушку, которой светила блестящая карьера. И не смогла этого вынести.

– Именно. Когда стало ясно, что Елена превосходит Дарью по всем параметрам, Инга решила, что лучше уничтожить соперницу, чем позволить ей добиться того, чего не смогла добиться сама.

На следующий день Инга Кольцова была арестована. При обыске в ее доме нашли остатки семян клещевины, химическую литературу по изготовлению рицина и даже черновые записи плана преступления.

Вера Сомова была задержана как соучастница, но следствие учло, что она действовала, не зная истинных целей преступления.

Дарья Кольцова, узнав правду о матери, впала в глубокую депрессию. Девочка действительно ничего не знала о планах убийства и искренне считала Елену подругой, несмотря на соперничество.

– Самое страшное в этом деле, – сказала Анна, закрывая папку с материалами, – что Максим Вольский погиб зря. Он почувствовал себя виновным в смерти ученицы и не смог с этим жить, хотя на самом деле не имел к убийству никакого отношения.

– А может, имел, – возразил Литвинов. – Возможно, Инга Кольцова не случайно выбрала именно его в качестве ложного соучастника. Может, она знала о его чувствах к Елене и понимала, что в случае раскрытия он возьмет вину на себя.

– То есть его самоубийство тоже входило в ее план?

– Вполне возможно. Мертвый преподаватель, признавшийся в убийстве, – идеальный способ закрыть дело и отвести подозрения от истинного убийцы.

Анна поежилась. Если это было так, то Инга Кольцова оказалась еще более хладнокровной, чем они думали. Она не только убила талантливую девушку, но и подставила невинного человека, фактически обрекая его на смерть.

Через несколько дней Анна получила письмо от матери Елены, Ирины Михайловны Скрябиной. Женщина благодарила за раскрытие дела и сообщала, что планирует учредить стипендию имени дочери для талантливых учеников музыкальных школ.

"Пусть память о Лене поможет другим детям осуществить свои мечты," – писала она.

В музыкальной школе тем временем сменилось руководство. Анна Белова подала в отставку, не справившись с моральным грузом случившегося. Новый директор объявил о создании психологической службы для работы с детьми и родителями.

Концертный рояль, ставший невольным участником трагедии, решили передать в музей. А взамен школе подарили новый инструмент – белый "Steinway", на котором теперь играют ученики, не знающие о мрачной истории своих предшественников.

Дело Елены Скрябиной стало хрестоматийным примером того, как нереализованные амбиции и зависть могут толкнуть человека на самые страшные преступления. В архивах ЦКР оно получило название "Дело о фальшивых нотах" – потому что все улики, которые вначале казались следователям очевидными, оказались искусно созданной ложью.

Анна часто думала о том, сколько еще подобных дел ей предстоит расследовать. Преступления, где убийцы не только отнимают жизни, но и создают сложные схемы обмана, заставляя следователей идти по ложному следу.

Но именно такие дела и делали работу ЦКР необходимой. Кто-то должен был восстанавливать истину, разгадывать самые сложные загадки и добиваться справедливости для жертв и их близких.

Мелодия последнего танца Елены Скрябиной больше никогда не зазвучит. Но правда о ее смерти была восстановлена, а виновные понесли наказание. И это был единственный способ почтить память талантливой девушки, чья жизнь оборвалась из-за чужой зависти и неоправданных амбиций.

Глава 5: Финальный аккорд

Три месяца спустя после трагических событий в музыкальной школе майор Анна Гальцева из ЦКР получила вызов в прокуратуру. Дело Елены Скрябиной было передано в суд, но накануне слушаний произошло событие, которое заставило команду ЦКР вновь взяться за расследование.

Инга Кольцова, находившаяся под стражей в следственном изоляторе, была найдена в своей камере без сознания. Медицинская экспертиза показала признаки отравления тем же веществом – рицином. Женщина находилась в критическом состоянии, и врачи боролись за ее жизнь.

– Как это возможно? – спросила Анна у начальника СИЗО подполковника Веры Ивановны Кругловой. – Кто мог передать ей яд?

– Мы проверили всех, кто имел контакт с заключенной за последние сутки, – ответила Круглова. – Адвокат, медицинский персонал, сотрудники изолятора. Никаких подозрительных веществ при досмотре не обнаружено.

Павел Литвинов, прибывший на место происшествия, тщательно осмотрел камеру. На столе лежали остатки завтрака – хлеб, каша, чай. Рядом несколько книг, письменные принадлежности и лекарства, которые Инге разрешили принимать по медицинским показаниям.

– Анна Викторовна, – позвал он, – посмотрите на это.

Литвинов показал на небольшой флакон с каплями для сердца, прописанными Инге врачом.

– Капли валерианы. Совершенно обычные, их выдают многим заключенным.

– Но в составе валерианы рицина быть не может, – заметила Анна.

– Именно поэтому это идеальное место для сокрытия яда. Нужно провести анализ всех лекарственных препаратов в камере.

Результаты экспертизы подтвердили подозрения. В каплях валерианы была обнаружена высокая концентрация рицина, тщательно растворенного в лекарственном средстве. Кто-то заменил содержимое флакона, оставив препарат внешне неизменным.