bannerbanner
Криминальные истории. Призрак 13-го этажа
Криминальные истории. Призрак 13-го этажа

Полная версия

Криминальные истории. Призрак 13-го этажа

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 4

Мария Марцева

Криминальные истории. Призрак 13-го этажа

Введение

Добро пожаловать в мир профессиональной криминалистики, где каждая деталь имеет значение, а за внешне простыми событиями скрываются сложнейшие преступные схемы. В новом сборнике Марии Марцевой «Призрак 13-го этажа» вас ждут пять захватывающих криминальных расследований, проводимых экспертами Центра Криминальных Расследований.

Эти истории перенесут вас в мир, где музыкальные инструменты становятся орудиями убийства, а последняя мелодия пианистки звучит как реквием по её собственной жизни. Здесь художественные шедевры прячут в себе загадки стоимостью в миллионы, а поддельные полотна оказываются лишь верхушкой айсберга грандиозной аферы. В этом мире даже призраки новостроек имеют вполне материальные мотивы, а математические формулы на школьной доске превращаются в зашифрованные послания убийцы.

Каждое расследование – это интеллектуальная дуэль между преступником и сыщиками ЦКР, где успех зависит не только от современных технологий экспертизы, но и от способности видеть связи там, где другие видят лишь случайности. Мария Марцева создаёт атмосферу напряжённой детективной работы, где профессионализм следователей сталкивается с изощрённостью криминальных замыслов.

От концертных залов до художественных галерей, от школьных классов до заснеженных парков – преступления не выбирают места, но опытные эксперты ЦКР готовы распутать любую загадку. В каждой истории читателя ждёт не только захватывающий сюжет, но и возможность самостоятельно анализировать улики, строить версии и пытаться опередить следователей в разгадке тайны.

Приготовьтесь к встрече с миром, где за каждым преступлением стоит человеческая драма, а справедливость восторжествует благодаря кропотливой работе профессионалов и неумолимой логике доказательств.

Мелодия последнего танца.



Глава 1: Смертельный вальс

Концертный зал Московской консерватории имени Чайковского был переполнен. Родители, преподаватели и студенты заняли все места, ожидая выпускного концерта музыкальной школы при консерватории. На сцене красовался черный концертный рояль «Steinway», его лакированная поверхность отражала свет прожекторов.

– Следующий номер исполняет выпускница нашей школы Елена Скрябина, – объявила ведущая. – Она представит вашему вниманию «Вальс-фантазию» Михаила Глинки.

Восемнадцатилетняя девушка в черном концертном платье грациозно поднялась на сцену. Ее темные волосы были собраны в элегантный пучок, а на лице играла уверенная улыбка. Елена была одной из самых талантливых учениц школы, и сегодняшний концерт должен был стать триумфом ее десятилетнего обучения.

Она села за рояль, на мгновение замерла, собираясь с мыслями, а затем коснулась клавиш. Первые аккорды вальса заполнили зал нежной мелодией. Елена играла безупречно – каждая нота звучала чисто и выразительно.

Но на третьей минуте произведения что-то пошло не так. Руки пианистки начали дрожать, она пропустила несколько нот. В зале послышался обеспокоенный шепот. Елена попыталась продолжить, но внезапно ее лицо исказилось от боли. Она схватилась за горло, пытаясь вдохнуть воздух.

– Помогите! – крикнул кто-то из зрителей, когда Елена упала с табуретки на пол сцены.

К сцене бросились преподаватели. Директор школы Анна Ивановна Белова первой поднялась на подмостки и склонилась над девушкой.

– Вызывайте скорую! – закричала она, проверяя пульс. – Быстрее!

Врач-реаниматолог Сергей Петрович Морозов, который находился среди зрителей, поспешил на сцену и начал делать искусственное дыхание. Но было уже поздно. Елена Скрябина скончалась через несколько минут после начала приступа.

Майор Анна Викторовна Гальцева из ЦКР прибыла на место происшествия через полчаса после вызова. Концертный зал к тому времени был почти пуст – зрителей отпустили, оставив только свидетелей и организаторов концерта.

Анна была одним из ведущих следователей ЦКР, специализировавшимся на особо сложных делах. Высокая стройная женщина тридцати пяти лет, с короткими русыми волосами и проницательными серыми глазами, она привыкла работать там, где обычные методы расследования не приносили результата.

– Что у нас? – обратилась она к оперативнику Дмитрию Соколову, который первым прибыл на место.

– Восемнадцатилетняя Елена Скрябина, ученица выпускного класса. Умерла прямо во время выступления. Врач говорит, что симптомы похожи на отравление, но точную причину назовет только экспертиза.

Анна подошла к роялю, внимательно осматривая клавиши. Они выглядели обычно – черные и белые клавиши слегка поблескивали от сценического света.

– Кто еще прикасался к инструменту сегодня? – спросила она у директора школы.

– Никто, – ответила Белова, все еще находясь в шоке, от произошедшего. – Рояль специально настроили вчера вечером, и с утра его никто не трогал. Елена была первой, кто играл на нем сегодня.

– А кто имел доступ в зал после настройки?

– Ну, преподаватели, технические работники, уборщица… В принципе, довольно много людей.

К ним подошел эксперт-криминалист Павел Андреевич Литвинов – невысокий худощавый мужчина в очках, который всегда носил с собой чемоданчик с необходимыми приборами.

– Анна Викторовна, я взял образцы с клавиш, – доложил он. – Если здесь есть какие-то химические вещества, лаборатория их обнаружит.

– Хорошо. А что скажет судмедэксперт?

– Валентина Игоревна уже здесь, осматривает тело.

Анна прошла к краю сцены, где работала судебно-медицинский эксперт Валентина Игоревна Федорова. Это была женщина средних лет с внимательным взглядом и уверенными движениями профессионала.

– Первичные признаки указывают на отравление, – сказала Валентина, не отрываясь от работы. – Цианоз губ, расширенные зрачки, судороги. Но точный диагноз дам после вскрытия.

– Как быстро подействовал яд?

– Судя по тому, что девушка успела проиграть почти три минуты, а потом быстро потеряла сознание – это был довольно сильный и быстродействующий токсин. Возможно, что-то из группы нейротоксинов.

Анна обернулась к Соколову:

– Дмитрий, нужно опросить всех, кто был в зале. Составь список преподавателей, технического персонала, всех, кто имел доступ к роялю за последние сутки.

– Уже работаю над этим, – кивнул оперативник.

Майор Гальцева вернулась к роялю и еще раз внимательно его осмотрела. Что-то в этом деле ее смущало. Если убийца хотел отравить именно Елену, он должен был знать, что она будет играть на этом инструменте. А значит, имел информацию о программе концерта.

– Скажите, – обратилась она к директору, – программа концерта была известна заранее?

– Конечно. Мы раздавали программки, они лежали у входа. Кроме того, на сайте школы была опубликована информация о концерте с указанием исполнителей.

– То есть любой желающий мог узнать, что Елена будет играть?

– Да. А что, вы думаете, это было целенаправленное убийство?

Анна не ответила на вопрос. Она подошла к Литвинову, который заканчивал сбор образцов.

– Павел Андреевич, обратите особое внимание на те клавиши, которых касалась девушка в последние моменты игры. Если яд был нанесен на конкретные клавиши, нужно понять на какие именно.

– Уже учел это. Взял пробы со всех клавиш, но особенно тщательно – с тех, которые активно использовались в начале вальса Глинки.

– Когда будут результаты?

– К завтрашнему вечеру. Может, раньше, если повезет.

Анна огляделась по сторонам. Концертный зал постепенно пустел, но атмосфера трагедии все еще висела в воздухе. Где-то здесь мог находиться убийца – человек, который хладнокровно превратил музыкальный инструмент в орудие смерти.

– Анна Викторовна, – подошла к ней Белова, – я хотела сказать… Елена была исключительной девочкой. Талантливой, трудолюбивой, у нее не было врагов. Не могу представить, кто мог желать ей зла.

– Расскажите мне о ней подробнее. Семья, друзья, может быть, какие-то конфликты в школе?

– Елена жила с матерью, Ириной Михайловной. Отца нет… то есть, он умер, когда девочке было десять лет. Мама работает бухгалтером, очень переживала за дочь, всегда приходила на все выступления. Сегодня тоже была здесь, увезла ее скорая вместе с Еленой.

– А в школе? Соперничество между учениками, проблемы с преподавателями?

Директор задумалась:

– Ну, конечно, между детьми всегда есть определенная конкуренция. Особенно среди выпускников – они же поступают в консерваторию, места ограничены. Но чтобы кого-то убивать… Это же дети!

Анна понимала, что за внешней невинностью музыкального образования могут скрываться серьезные страсти. Карьеры музыкантов строятся годами, и иногда люди готовы пойти на многое ради достижения цели.

Она заметила, что у рояля стоит молодой человек лет двадцати пяти, внимательно наблюдающий за работой экспертов.

– А это кто? – спросила она у директора.

– Максим Вольский, наш преподаватель по фортепиано. Он работает здесь второй год, очень перспективный педагог. Елена занималась в его классе.

Анна подошла к молодому преподавателю. Максим был высоким темноволосым мужчиной с нервными движениями и встревоженным взглядом.

– Максим… простите, как ваше отчество?

– Игоревич. Максим Игоревич Вольский.

– Я майор Гальцева из ЦКР. Расскажите мне о Елене. Какой она была ученицей?

Максим явно волновался:

– Выдающейся. Одной из лучших, с кем мне приходилось работать. У нее был настоящий талант, и она очень много трудилась. Елена готовилась поступать в консерваторию, и у нее были все шансы пройти.

– А отношения у вас были только профессиональными?

Преподаватель покраснел:

– Конечно! Она моя ученица, ей только восемнадцать… было восемнадцать.

Анна отметила его реакцию. В этом деле явно было больше подводных течений, чем казалось на первый взгляд.

– Кто еще из учеников мог претендовать на место в консерватории?

– Ну, несколько человек из нашего выпуска. Дарья Кольцова, например. Они с Еленой всегда соревновались. Еще Игорь Семенов, но он играет на скрипке.

Анна записала имена в блокнот. Завтра предстояла большая работа – нужно было поговорить со всеми, кто знал Елену, выяснить мотивы и возможности.

Зазвонил телефон Литвинова. Он отошел в сторону, поговорил и вернулся с озадаченным видом.

– Анна Викторовна, это была лаборатория. Они сделали экспресс-анализ одного из образцов.

– И что?

– На клавишах рояля обнаружены следы рицина. Очень концентрированного.

Анна нахмурилась. Рицин – это растительный яд, получаемый из клещевины. Смертельно опасный и при этом относительно доступный. Но главное – он действовал через кожный контакт, что объясняло, как Елена могла отравиться, просто играя на рояле.

– Павел Андреевич, срочно нужно проверить все клавиши. Если там рицин, то здание нужно эвакуировать и провести полную дезинфекцию.

– Уже организую.

Дело принимало серьезный оборот. Убийца использовал профессиональный яд и точно знал, что делает. Это было не спонтанное преступление, а хорошо спланированное убийство.

Анна посмотрела на опустевший концертный зал. Где-то там, среди учеников, преподавателей или технического персонала, скрывался человек, который превратил музыку в орудие смерти. И ей предстояло его найти.

Глава 2: Нотки подозрения

Следующий день начался для команды ЦКР рано. В восемь утра Анна Гальцева уже сидела в своем кабинете, изучая предварительные результаты экспертизы. Павел Литвинов принес развернутый отчет лаборатории, и картина становилась все более зловещей.

– Рицин обнаружен на семнадцати клавишах, – доложил эксперт, раскладывая фотографии на столе. – Наибольшая концентрация на клавишах ми, фа-диез, соль первой октавы и до, ре второй октавы. Именно эти ноты наиболее часто используются в начальной части вальса Глинки.

Анна внимательно изучила схему клавиатуры с отмеченными зонами поражения.

– Значит, убийца точно знал, что будет исполнять Елена. Не просто знал программу концерта, а изучил конкретное произведение.

– Более того, – продолжил Литвинов, – анализ показал, что яд наносился тонкой кисточкой или ватной палочкой. Слой равномерный, но очень тонкий. Невооруженным глазом заметить было невозможно.

– Сколько времени нужно рицину, чтобы подействовать?

– При контакте с кожей – от пятнадцати минут до нескольких часов, в зависимости от дозы и индивидуальных особенностей организма. В данном случае доза была смертельной, но рассчитанной так, чтобы симптомы проявились не сразу.

Валентина Федорова вошла в кабинет с результатами вскрытия.

– Патологоанатомическая картина подтверждает отравление рицином, – сказала она, присаживаясь к столу. – Девушка умерла от остановки дыхания вследствие отека легких. В крови обнаружена высокая концентрация токсина. Судя по всему, основная доза попала в организм через микротрещины на подушечках пальцев – у пианистов кожа там особенно чувствительная от постоянного соприкосновения с клавишами.

Анна задумалась. Картина преступления становилась все более ясной, но мотив по-прежнему оставался загадкой.

– Дмитрий уже привез мать девочки? – спросила она у Соколова, который только что вошел в кабинет.

– Ирина Михайловна Скрябина ждет вас в комнате для допросов. Очень тяжело переживает потерю дочери, но готова отвечать на вопросы.

Ирина Михайловна Скрябина была женщиной сорока пяти лет, с усталым лицом и заплаканными глазами. Работа бухгалтера и воспитание талантливой дочери отнимали у нее все силы, и теперь, потеряв единственного ребенка, она выглядела совершенно разбитой.

– Расскажите мне о Елене, – мягко начала Анна. – Как складывались ее отношения с одноклассниками?

– Лена была очень целеустремленной девочкой, – со слезами на глазах ответила женщина. – С пяти лет занималась музыкой. После смерти мужа это стало для нее способом справиться с горем. Она мечтала о консерватории, хотела стать концертирующей пианисткой.

– А конфликты в школе были?

Ирина Михайловна нервно сжала руки.

– Ну, знаете, в таких местах всегда есть соперничество. Особенно между девочками. Дарья Кольцова… она всегда завидовала Лене. У Дарьи богатые родители, дорогие платья, частные уроки с именитыми педагогами, а Лена превосходила ее только талантом.

– Расскажите подробнее об этом соперничестве.

– В прошлом году на конкурсе юных пианистов Лена заняла первое место, а Дарья – только третье. После этого Дарья несколько раз публично унижала мою дочь, говорила, что бедным не место среди настоящих музыкантов. А недавно… – женщина запнулась.

– Что недавно?

– На репетиции перед концертом Дарья сказала Лене: "Наслаждайся своим последним выступлением. В консерваторию поступлю я, а не ты." Лена очень расстроилась, пришла домой в слезах.

Анна записала это в блокнот. Конкуренция за место в консерватории могла стать достаточно серьезным мотивом для убийства, особенно если речь шла о подростках с неустойчивой психикой.

– А как Елена относилась к своему педагогу, Максиму Игоревичу?

Лицо Ирины Михайловны изменилось.

– Максим Игоревич… Он хороший педагог, но… – она помолчала. – Лена последнее время часто задерживалась на дополнительных занятиях. Говорила, что готовится к поступлению. Но иногда мне казалось, что дело не только в музыке.

– То есть?

– Она часто упоминала его в разговорах. "Максим Игоревич сказал", "Максим Игоревич считает"… Для восемнадцатилетней девушки это было не совсем нормально. А он… он молодой, красивый. Я боялась, что у Лены появились к нему чувства.

– Вы говорили с дочерью об этом?

– Пыталась. Но она отмахивалась, говорила, что между ними только профессиональные отношения.

После разговора с матерью Елены команда ЦКР отправилась в музыкальную школу. Нужно было подробнее поговорить с Дарьей Кольцовой и выяснить детали их соперничества.

Дарья оказалась высокой светловолосой девушкой семнадцати лет, одетой в дорогую одежду. Она держалась уверенно, но Анна заметила нервное подрагивание рук.

– Мне очень жаль Елену, – сказала Дарья, усаживаясь напротив майора. – Мы, конечно, соревновались, но я никогда не желала ей зла.

– Расскажите о ваших отношениях подробнее.

– Ну, мы обе готовились к поступлению в консерваторию. Елена играла хорошо, не спорю. Но у меня более широкий репертуар, лучшая техника. Мои родители наняли мне лучших педагогов столицы.

– Вы считали Елену серьезной соперницей?

Дарья слегка покраснела:

– Соперницей? Скорее… раздражающим фактором. Она всегда получала больше внимания от преподавателей, хотя я вкладывала в занятия гораздо больше денег и времени.

– Свидетели говорят, что на последней репетиции вы сказали Елене неприятные слова о ее поступлении.

– Это была просто эмоция! – вспыхнула Дарья. – Я была расстроена тем, что мне дали выступать после нее. В программе концерта я была номером семь, а она – номером пять. Все знают, что номера в середине программы запоминаются лучше.

Анна обратила внимание на эту деталь. Порядок выступления мог быть важным фактором.

– Кто составлял программу концерта?

– Анна Ивановна, наша директор. Но окончательное решение принимал художественный совет школы.

– Вы знали заранее, что будет играть Елена?

– Конечно. Программу объявили еще месяц назад. Елена готовила вальс Глинки. Красивая пьеса, но не самая сложная технически.

– Где вы были вчера вечером, после репетиции?

– Дома, с родителями. Мы ужинали и обсуждали мое предстоящее выступление. Потом я рано легла спать.

– Кто может это подтвердить?

– Родители, домработница. Мы живем в коттедже, у нас есть система видеонаблюдения.

Выйдя из кабинета, где проходил допрос, Анна обратилась к Соколову:

– Проверь алиби Дарьи Кольцовой. Записи камер, показания родителей и домработницы. И узнай точное время, когда она покинула школу вчера.

Тем временем Литвинов изучал систему безопасности школы и список людей, имевших доступ к концертному залу.

– Анна Викторовна, – подозвал он майора, – я выяснил интересные детали. Система сигнализации в школе довольно простая. Но есть электронные замки, которые фиксируют время входа и выхода по картам доступа.

– И что показывают записи?

– Вчера вечером, после окончания репетиции в 18:30, в здании находились следующие люди: директор Белова до 19:15, уборщица Мария Петровна до 20:00, настройщик роялей Григорий Семенович до 18:45, и… Максим Вольский до 21:30.

– Максим задержался на три часа после репетиции?

– Именно. По данным системы, он покидал и возвращался в концертный зал несколько раз между 19:00 и 21:30.

Это была важная информация. Максим имел возможность остаться в школе наедине с роялем и нанести яд на клавиши.

– А что с другими подозреваемыми?

– Дарья Кольцова покинула здание в 18:35, через пять минут после окончания репетиции. Директор Белова была в своем кабинете, а не в концертном зале.

Анна решила еще раз поговорить с Максимом Вольским. Молодой преподаватель выглядел еще более взволнованным, чем накануне.

– Максим Игоревич, – начала она, – объясните, пожалуйста, почему вы так долго оставались в школе вчера вечером?

Максим побледнел:

– Я… я готовился к сегодняшнему концерту. Проверял звучание рояля, репетировал сопровождение для некоторых номеров.

– Почему вы несколько раз входили и выходили из концертного зала?

– Как вы… – он запнулся. – Я ходил в свой класс за нотами, потом в учительскую за кофе. Нервничал перед концертом.

– Максим Игоревич, – строго сказала Анна, – я должна задать вам прямой вопрос. Каковы были ваши отношения с Еленой Скрябиной?

Молодой человек сжал кулаки:

– Профессиональные! Я был ее педагогом, она – моей ученицей.

– Но мать Елены говорит, что девушка часто задерживалась на дополнительные занятия с вами.

– Елена была очень талантливой, но ей нужна была серьезная подготовка к поступлению. Я занимался с ней бесплатно, в свободное время.

– И никаких личных отношений между вами не было?

Максим долго молчал, а затем тихо сказал:

– Елена… она была особенной. Талантливой, красивой, умной. Да, возможно, у меня появились к ней чувства. Но я никогда не переходил границы! Она была моей ученицей, ей было всего восемнадцать!

– А она испытывала что-то к вам?

– Я думаю… да. Последние недели она часто оставалась после занятий, мы разговаривали не только о музыке. Она говорила, что хочет стать не просто пианисткой, а педагогом, как я. Что мечтает работать со мной в одной школе.

– И как вы на это реагировали?

– Я понимал, что это опасно. Для моей карьеры, для ее репутации. После поступления в консерваторию все могло бы измениться, но сейчас… Я пытался держать дистанцию.

– Значит, вы отвергали ее чувства?

Максим кивнул, и в его глазах появились слезы:

– Она очень болезненно это переживала. На последнем занятии даже плакала. Говорила, что я разбиваю ее сердце, что она не сможет без меня.

Анна почувствовала, что нащупала важную нить. Отвергнутая любовь могла стать мотивом не только для убийства, но и для самоубийства, замаскированного под убийство.

– Максим Игоревич, где именно вы хранили материалы по химии? У вас есть доступ к лабораториям, химическим веществам?

– Что? Нет, я музыкант! Какая химия?

– Рицин – это растительный яд. Его можно изготовить из семян клещевины в домашних условиях.

– Я не понимаю, о чем вы говорите! Я не убивал Елену! Я любил ее!

Последняя фраза прозвучала как признание. Анна поняла, что Максим действительно испытывал серьезные чувства к своей ученице.

Вечером команда ЦКР собралась для подведения промежуточных итогов расследования.

– У нас есть три основных подозреваемых, – начала Анна. – Дарья Кольцова – соперничество за место в консерватории. Максим Вольский – сложные личные отношения с жертвой. И пока еще неизвестный нам человек, который мог иметь другие мотивы.

– С Дарьей все не так просто, – доложил Соколов. – Проверил ее алиби. Камеры видеонаблюдения подтверждают, что она действительно была дома с 19:00. Но есть нюанс – записи показывают, что она уходила из дома около 22:00 и вернулась в 23:30.

– Куда ездила?

– Родители говорят, что она ездила к подруге готовиться к концерту. Но подруга подтверждает встречу только с 22:30. Получается, что с 22:00 до 22:30 ее местонахождение не установлено.

– А что с Максимом?

– У него нет алиби после 21:30. Живет один, соседи его не видели. Теоретически мог вернуться в школу ночью, хотя система безопасности этого не зафиксировала.

Литвинов добавил:

– Я изучил информацию о рицине. Это действительно растительный яд, который можно изготовить в домашних условиях из семян кл**. Процесс не слишком сложный, но требует определенных знаний в химии. В интернете есть инструкции, но нужно понимать, что ты делаешь.

– Кто из наших подозреваемых мог иметь такие знания?

– Дарья Кольцова учится в лицее с химико-биологическим уклоном. У нее есть доступ к школьной лаборатории. Максим Вольский закончил консерваторию, но в университете у него была дополнительная специализация по музыкальной акустике – там тоже изучали некоторые химические процессы.

Анна задумалась. Картина постепенно прояснялась, но многие детали по-прежнему оставались неясными.

– Валентина, есть ли еще какие-то медицинские подробности, которые могли бы нам помочь?

– Есть одна странность, – сказала судмедэксперт. – Концентрация яда была очень высокой, но рассчитанной так, чтобы смерть наступила именно во время выступления. Это требует точного знания дозировки и времени действия. Плюс учета индивидуальных особенностей организма жертвы.

– То есть убийца обладал серьезными знаниями в токсикологии?

– Либо очень тщательно изучил этот вопрос, либо имел доступ к профессиональной литературе.

Анна поняла, что расследование выходит на новый уровень. Преступление было спланировано с научной точностью, а это означало, что убийца потратил на подготовку много времени и сил.

Завтра предстояло углубить проверку обоих подозреваемых и найти того, кто превратил музыкальный инструмент в орудие убийства.

Глава 3: Дирижер лжи

Третий день расследования начался с неожиданного звонка в ЦКР. Анна Гальцева только заварила утренний кофе, когда Павел Литвинов буквально ворвался в ее кабинет с распечатками результатов дополнительной экспертизы.

– Анна Викторовна, у нас серьезные новости, – сказал он, раскладывая документы на столе. – Лаборатория провела спектральный анализ рицина, найденного на клавишах. Оказалось, что яд изготавливали в два этапа.

На страницу:
1 из 4