О, рофельная духота!

Роман Краснов

О, рофельная духота!

Не оставляй надежду всяк сюда входящий!

Научно-фантастические фанфики

«Итак, Герберт Уэллс считается автором многих тем, популярных в фантастике последующих лет. В 1895 году, за 10 лет до Эйнштейна и Минковского, он объявил, что наша реальность есть четырёхмерное пространство-время. В романе «Мир освобождённый» предсказал Вторую мировую и атомную бомбу. А в 1923 году он первый ввёл в фантастику параллельные миры в своем романе “Люди как боги”»

– Который был высмеян и раскритикован Олдосом Хаксли несколько лет спустя в его «Новом дивном мире»… – раздался возглас с самой задней парты аудитории.

Профессор, сощурив глаза, увидел стройного молодого человека в округлых очках, все это время следящего за лекцией.

– Я что-то не припомню, чтобы вы были моим студентом, юноша.

В это время как раз раздался звонок, и он отпустил студентов на перемену.

– Я правильно понимаю, – на ломаном русском начал излагаться посетитель, – что вы профессор Петр Кротышевский?

– Собственные персоны, – ответил тот и протянул незнакомцу руку, вытерев ее о мокрую тряпку.

– Я Афелис Агрими – журналист из греческого Университета искусств. Прохожу в вашем городе практику. Я много читал ваши статьи про ноосферу… ну…как читал… у нас есть один умалишенный в группе, что постоянно нам транслирует ваши идеи. Мы вечно с ним спорим, но ему, видимо плевать на истину, на искусство и на природу.

– Ааа… так вы продолжаете славную традицию вашего университета…

– Эмм… традицию? – несколько недоуменно посмотрел на профессора Агрими.

– Ну да. Традицию докучать мне своим нытьем о том, как плохо мы все живем на этом круглом синем шарике под названием «Земля».

– Ну… знаете! – заносчиво контратаковал  Афелис, – Мы говорим о важных вещах, об актуальных проблемах нашего времени. Такие эгоисты, как вы, всегда были вне окружающего мира. Между прочим, прогресс, поборником которого вы являетесь, принес людям только боль и смерть. Чего только стоит дьявольская игрушка Оппенгеймера.

– Оу… – Кротышевский сочувственно сгримасничал, – Ну, да, стоит признать, потомки жителей Хиросимы и Нагасаки не скоро простят ему эту ошибку. Однако, справедливости ради, его дьявольская игрушка сдерживает не менее дьявольский аппетит власть имущих вот уже больше полувека, кто знает, что было бы в противном случае…

– Это все капля в море, в сравнении с тем, что человечество сделало природе за время своего существования: вырубка лесов, загрязнение воздуха!! Человеку не следует жить… Стоит только природе захотеть и все мы исчезнем также внезапно как и появились!

– А что, человек не часть природы? Конечно, каждый биологический вид загрязнявший свою экологическую нишу, вымирал, но может вместо того чтобы убивать человека, мы посадим новые деревья, бумага так вообще скоро не нужна будет, да и экологически чистая атомная энергия может компенсировать некоторый ущерб, нанесенный природе.

– Что скажете на счет исчезновения редких видов животных, а умник, вы наш? – несколько смягчившись, спросил Агрими.

– Согласен, нужно дать природе самой их прикончить, как и сто раз до этого.

– Вы все смеетесь… Ну раз вы так печетесь о людях, то прогресс и их не пощадил: Еще в прошлом веке Оруэлл и Хаксли на пару разгромили ваши технократические замашки! Ха! – Юнец стукнул кулаком по столу.

– Ну, хорошо, – сказал профессор, улыбнувшись, – тогда отменяем систему паспортного контроля и наружного слежения, в топку органы правопорядка и здравоохранения. Зарегистрирован в Твиттере? Не дамся шпионам из «Google»! – саркастически говорил профессор.

– Сразу видно, книгу Хаклси вы не читали… – Заявил студент.

– Ооо… Еще как читал и вот что я вам скажу: «Остров» это страшная книга! Хотя рациональные зерна там, конечно, есть…

– Очень смешно, профессор! С вами невозможно разговаривать, вы просто… вы… утратили духовность, как и многие в наш раскрепощенный век… – с грустью произнес Афелис.

– Не расстраивайтесь, дружище. Вам  просто нужен свежий воздух… –Кротышевский похлопал практиканта по плечу.

– Да! Мне нужен свежий воздух, планете нужен свежий воздух, я хочу, чтобы этого всего не было! Всего этого технократического безобразия!

– Хм… – Задумался профессор, – чтобы этого не было, говорите? Знаете, я могу вам это устроить…

Лицо Афелиса исказилось внезапно гримасой недоумения и, помешкав, он произнес: «Ч-что?»

– Что это значит?

– Идем те, Афелис! Заскочим ко мне домой и выпьем чайку!

Квартира профессора состояла из одной комнаты и представляла из себя упорядоченную свалку разного калибра приборов. В самом ее центре стоял самый большой прибор, состоявший из трех металлических столбов, снизу державшихся на круглой платформе среднего размера. Из разъема платформы сбоку тянулись провода в ванную. Профессор и практикант наслаждались чаем.

– А это лучше собрать в пакетик с собой, – сказал Кротышевский, указывая на сэндвичи с ветчиной и сыром.

– Зачем? И что вы вообще собрались со мной делать? – Афелис начал напрягаться и отступать к выходу.

– Ох, не беспокойтесь, мой друг, вы любите путешествия во времени?

– Чего? Опять вы поначитались своих научно-фантастических фанфиков, Кротышевский?

Профессор встал на платформу между столбами.

– Да-да, –  суетливо махнул он рукой, – А теперь вставайте ко мне, быстрее, мне еще за квартиру сегодня платить…

– Это… машина времени? – прыснул от смеха Афелис, – Невозможно же…

Как только Афелис встал на платформу к профессору, они оба исчезли восвояси. Зеленая трава слегка колыхалась под легким дуновением ветра, исполинские пальмы прикрывали от солнца спящих тритонов, недавно искупавшихся в озере неподалеку. Где-то в небе пели птицы. Недалеко от описываемого места сверкнула вспышка, из которой появились Афелис и Кротышевский.

Оба с изумлением и глазами навыкат огляделись. Изумрудного цвета озеро, отражающее солнечные блики, бросилось Афелису в глаза.

– Где мы?

– Точнее, когда мы? – поправил профессор, – предположительно 10 тысяч лет назад, относительно скоро неолитическая революция.

Афелис почувствовал чистоту вдыхаемого им воздуха, впав в состояние эйфории.

– Мы, что, в раю?

– О, нет, про рай будет тысяч через 8 лет, примерно… а пока наслаждайся, кстати, вон наши предки, – Кротышевский заметил стаю обезьяноподобных людей с копьями. Афелис присмотрелся к ним и сказал: «Тут вам и место, вот они, времена, когда превосходство природы над человеком бросается в глаза, а? Профессор?» Профессор буркнул «ага» причмокивая сэндвичем.

– Может искупаться? – предложил Афелис.

– Я бы не стал, но тебя удерживать не буду, если что, вещи посторожу пока.

После купания Афелис, забыв прошлые обиды, разделил с профессором трапезу.

– Ну что, пора назад? – Кротышевский смотрел на часы.

– Нет, спасибо, я остаюсь здесь…я ни за что….

– Ты умеешь охотиться? – перебил профессор, – Шить одежду?  Огонь добывать, может быть?

– Ладно, заводите машину, – успокоился студент.

На этот раз при перемещении вокруг платформы со столбами образовался электрический прозрачный купол, за которым было видно быстротекущее время и события следовавшие после. Путешественники увидели, как стремительно срубаются деревья и строятся небольшие хижины, как затем эти хижины разрушаются ураганами и пожарами от молний, как стремительно угасает человеческая жизнь, не приспособившаяся к домохозяйству: от голода и  болезней  умирали целыми семьями, в некоторых случаях последними умирали дети, плакавшие и  не понимавшие, что происходит. Затем перед глазами Афелиса пролетала развивающаяся во времени пустота

– А можно как-нибудь ускорить процесс перемещения? – лихорадочно спросил Афелис профессора.

– Ах, да, конечно. Я совсем забыл, прости.. – отозвался тот, нажав что-то на пульте.

По прибытии назад Афелис присел опустошенный, в его глазах наливались слезы, будто он узрел воочию один из романов Голдинга.

– Что это было? – спросил он, наконец, будто сам у себя.

– Это была природа, дружок, и, кажется, она забыла спросить разрешения у 95% планеты, хотят ли они умирать.

– Я не хочу ТАК…

– Ах, не хочешь. Коли не хочешь, – Кротышевский  наклонился, и его лицо стало холодным как сталь, – так сделай что-нибудь, чтобы этого не происходило… чем больше людей это стараются делать, тем сильнее поддерживается баланс между человеком и природой. Один человек ни на что не влияет, но человеческое общество… и тогда, правда уже где-то посередине…

Один неудачный рофл – и ты на дне

Познакомились мы с ней в автобусе. Слово за словом сам того не подозревая, я пробирался к ее трусам… Сейчас уже нет того первичного ощущения распутывания клубка человеческих противоречий. Тогда, кажется, мне приглянулись ее кудри или большие глаза или две огромные сиськи, соски которых проступали сквозь футболку летом и тщательно скрывались в черных покровах все остальное время. Сопоставимые с термоядерным комплексом, (который что-то подозрительно долго запускают…), они смотрели на меня строгими глазами Сквидварда из «Спанч боба». Да кого я обманываю! Естественно она зацепила меня чувством юмора, что для меня загадка до сих пор.

Она заикалась на каждом слове первые совместные поездки, и все же я выудил, что учится она на переводчика, о чем в целом не сложно было догадаться, учитывая постоянные песенки на английском, струящиеся из ее маленьких портативных наушников. Я имел не осторожность… неосторожность это вообще мой конек: Если вам нужно испортить выступление на массовом торжественном мероприятии или произвести в личной беседе впечатление отталкивающего парня, предоставьте эту задачу мне. Любые правила приличия будут вывернуты на изнанку в моих устах.

– Прекрасно выглядишь в этом платье! Наверное, дорогое?

– О, да! – румянится от смущения, – Парень подарил мне его вчера…

– Я спрашивал дорогое ли оно, а не, кто его тебе подарил…

Закадровый смех, но, к сожалению, еще не титры. Так и с Ней: Она любила рассматривать под рофельной лупой каждого прохожего за окном автобуса и обсмеивать, что отдельный вид умилительного искусства. Вот и подумал, что Она и над собой тоже посмеется, когда начал пародировать ее заикания. До сих пор не ясно, постироничная ли была серьезность у Нее на лице после этого или Она лишь хотела меня пристыдить? В любом случае, я пожалел о пошученном.

– Че охуел? – она сверлила меня огоньками глаз из-под окуляров, еще чуть-чуть и вполне себе замещающих очки аквалангиста. Не удержавшись, стыд мой выплеснулся со слюнями и смешками изо рта. Она же продолжала смотреть на меня, плохо скрывая улыбку в уголках рта. Улыбку, возможно и навеянную моим смехом, а не выступившую из-под постироничной маски. Не думаю, что победил в той ситуации. Наглеца в ее голосе должна была меня предупредить о том, с кем имею дело, но и она выглядела не более чем деталь в рамках большого и запутанного рофла.

За год совместных поездок уже успел изучить местность той остановки, где Она неизменно выходила и шла походкой, словно на подиуме, в сторону дома. Затем наша очередная рофельная беседа привела к фразе «А то что: Выйдешь со мной?» И я ступил с автобуса на ее остановку… Она долго сыпала вопросами «Зачем ты это сделал?!» «Ты что ебанутый?» и т.д. Но до конца, наверное, и по сей день не догадывается, что я, скорее всего, это сделал, потому что она попросила. Не сложно же было. В конце концов того требовала логика развертывания рофла! Не оправдываюсь. Что сделано, то сделано.

Пытаясь вспомнить хоть какую-то точку привязанности, за которую мог бы зацепиться тогда, совершая столь опрометчивый поступок, я не припоминаю ни одной. Разве что… Те примечательные десять секунд, в течение которых я забыл о существовании собственных границ, времени и пространстве, людях, жмущих нас друг к другу, пока смотрел в ее глаза, бегающие по моему лицу. Было в ней тогда что-то насильственно притягивающее. Возможно, эти секунды я и понадеялся вернуть, выходя из автобуса. Эти же секунды ищу и сейчас.

Она быстро бросила попытки узнать у меня, зачем я вышел, и затараторила о том, как одиноко живется в чужом городе, как «заебал вонючий отец после смерти мамы» и как они в родном городе искали с подружкой закладку, координаты которой той подарили на день рождения. Целые пласты личной жизни она разбрасывала возле меня, словно для этого только и требовалось, что послушать ее и выйти из автобуса. На секунду меня это насторожило, но в беспорядочном круговороте рофлов, которыми мы сдабривали иронично-ядовитые комментарии относительно окружающей нас действительности, секунда болезненного сомнения растворилась. Лишь в конце дня возле ее подъезда я узнал имя: Лера. Она помахала мне младенческой ручкой, не обремененной «жалкими адаптивками» вроде колец, брюликов или лака для ногтей, и скрылась в глуби подъезда. Уличный шум снова просочился мне в уши, ноги заметно налились свинцом, на губах еще не остыла улыбка, сводившая скулы целый день, за который уже и не помню, чего ей про себя наплел в потоке рофлов, но сложилось устойчивое впечатление, что незнакомке этой можно написать еще и еще… Особенно отыскать ее в сети захотелось, когда в пустой квартире, где раньше были люди, оставившие после себя только блеклые фотки в мамином книжном шкафу, я понял, что в наступивший выходной мне не удастся и дальше создавать буферную зону (в виде клацания по клавишам, приносящего последние годы солидный заработок) между собой и тоскливой тишиной маминой квартиры. Можно было, конечно, пойти в офис покачаться или почитать, но в монотонные рожи коллег, оттуда не вылазящих по тем же причинам, уже можно смотреть как в зеркало. В жизни бы не подумал, что буду порой скучать даже по этому.

Однажды я так заговорился с ней, что вместо своей работы приехал к ней на учебу. Универ встретил нас своей кубической громадой, соединяющей свои части мостами. Она с виду особо не настаивала, чтобы я сидел с ней на парах, лишь сказала, чуть заикаясь: «Я тебя не заставляю». Но почему-то стало очевидно, что будет прикольно составить компанию. Тем более, что есть возможность попросить меня подменить на работе, к чему я никогда не прибегал. Мы вошли в здание. Сонный и тучный охранник даже не заметил, – видимо кроссворды чересчур много внимания требовали – как Лера передала мне пропуск сразу после того, как пробила турникет сама. Мозаичные стены слабо отображали старый рисунок, из чего я сделал вывод – с финансированием у заведения туго. Хотя парты вроде новые, да и аудитории технически оснащены. Я частенько стал обращать на такие детали внимание, с тех пор как устроился в офис, где мусор за тобой убирает робот-пылесос. Всюду сновали на вид мои ровесники, просиживающие жизнь за партами, выклянчивая стипендию у государства. Таковыми оказались и ее одногруппники. Человек 12 всего, правда. Много девчонок. Два парня: у одного копна волос прилегала к черепушке париком, рожа усеяна мириадами прыщей, многие из которых уже назрели, а второй скрывал изъяны еще не иссякшего пубертата за пышной бородой. Я сел с Лерой на заднюю парту. Обычно она просиживала там штаны с подружайкой, посмеиваясь над всем, что движется. Теперь же эта функция лежит на мне. По крайней мере, ощущалось именно так. Вошла среднего роста и возраста женщина, фигурой походившая на песочные часы. Идеально. Я шепнул Лере каламбур относительно фигуры дамочки, за что получил тычок локтем в грудь. Изобразив упавшего замертво от «столь сильного тычка», я мгновенно рассмешил Леру. Ей пришлось прикрывать ладонью рот, чтобы не распространить крик и слюни на всех сидящих вблизи. Предполагаю подавленный взрыв хохота был вызван особенно комичным стуком моей головы о парту во время «падения» в рамках этого безмолвного рофла. Чем чаще в такие моменты я видел ее улыбку и смеховые конвульсии тела, стуки ладони о парту, тем сильнее мною овладевало стремительное желание довести ее до оргазма рофлами, что феерически бы заканчивалось ее бессильной позой «Поникшая голова у моего плеча». Становилось ясно, что рофлы – единственный ключ к такому вот соприкосновению с ней, так как, выяснил я, она с неприязнью относится к обнимашкам.

– С детства не люблю, когда пытаются меня как-то к себе приковать, как Прометея к скале, – с дрожью в теле говорила она разок в голосовом сообщении, – Что меня по-другому любить нельзя теперь?

Через полчаса лекции преподша меня заметила и спросила:

– Вы новенький?

– Да. – Сказал я, выпрямив спину, голосом нордического гигачада и не прогадал: Лера мощно прыснула в кулак.

– Странно, что меня не оповестили. Пойду в деканат уточню.

– Не утруждайтесь! – вскакиваю из-за парты и подхожу к кафедре, – Давайте я лучше представлюсь что ли?

– Пожалуйста, – преподша с интересом откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди.

– Ээээ… – Лера снова прыснула приглушенно, сама того не зная, придавая мне уверенности. Здесь мне помогли навыки английского важные для фронтенд разработчика, – Ну… ээээ… Мне интересно устранять неполадки между нашим языком и английским. Хочется принести обществу пользу что ли.

– Похвально, а зовут-то вас как? – преподша оценивающе меня осматривала.

– Евгений…эээ… Плисовских! – многие зрители начали тоже потихоньку посмеиваться и пускать струйки воздуха через ноздри.

Преподша наконец отстала и принялась вести лекцию по основам переводоведения, ну а мы с Лерой обсуждали каждого одногруппника в отдельности. После звонка к нам подошла парочка из них.

– Привет, а откуда ты, новенький? – спросил меня прыщавый парень. На вид он был вроде бы безобиден, да и мне ничего не сделал. Его большие рыбьи глаза смотрели слегка в разные стороны. Лера сложила ручки домиком и оперлась на них головой. По ее внимательному взгляду я понял, что она ждет чего-то неожиданного, поэтому выпалил:

– В отличие от тебя, из spa салона, младой человек! – я говорил напускным тоном напомаженного аристократа в колготках и туфельках Лепрекона с пряжками из 18-го века, что забавляло Леру с новыми приступами дикого хохота, извергающегося откуда-то из глубин души, сказал бы я, если бы верил в душу. На удивление парень усмехнулся вместе с дамой, стоявшей рядом. – Уж не девушка ли твоя? – приступ любопытства я почему-то подавить и утрамбовать в себя не удосужился, вот он и выплеснулся наружу.

– Девушка. – Как-то гордо сказала мадам, прильнув к плечу парня.

– Я бы в жизни не подумал, что вы пара, ведь зрелые прыщи на челе вашего кавалера ждут своего звездного часа уже сколько? Четыре-пять-десять пятого…

Лера ударилась лбом о парту – так сильно ее колбасило от смеха.

–… а вы не соизволили выдавить их!

– Реально! – дама посмотрела на лоб парня и принялась давить прыщи длинными ноготочками, от чего Лера сильнее пристыла к парте, краснея лицом. Затем мадам бросилась вдогонку за своим парнем в коридор. Лера выдохла, краска с ее лица отлила обратно в не менее пышные части тела.

– Пошли выйдем? – предложила она. Мы вышли в коридор и встали около стены и комментировали внешность каждого, кто выходил вслед за нами. Первой подвернулась деваха в пиджаке наподобие фрака.

– Знаешь, без очков она похожа на Бродского в парике Пушкина.

На следующей паре пришла престарелая преподша в золотистой тунике, напоминающей френч диктатора. Ссылаясь на ее короткую стрижку, я шепнул Лере:

– Почему ты не говорила, что у вас ведет пары Дэвид Боуи?

– Фу, Фашик!

– Почему?

– Он в молодости испытывал симпатии к Гитлеру.

– То-то я думаю, че у него диктаторский френч такой стильный… – Леры широко улыбнулась, опустив взгляд, как то делают дети, не желающие быть уличенными в плохом поведении.

Внезапно вошла преподша с предыдущей лекции и, перебирая взглядом аудиторию на предмет меня, крикнула, что никаких новеньких в списке нет. Я чмокнул Леру в щеку и нырнул в окно. Хорошо, что первый этаж был. Она конечно с этого знатно приорала впоследствии, но потом на улице сказала, что одногруппы не хотят меня больше видеть.

– Почемууу?

– Наверное, обиделись на твои рофлы, но туда их душных нормисов. Большая ржака требует больших жертв!

Этот лозунг я помню посей день, так как большая ржака была еще впереди. Но прежде чем перейти к ней, следует разобрать ржаки поменьше, ведь из них и складывается монументальный рофл вселенского масштаба.

Если говорить о неудачах, то этот рофл я сконструировал с ней в переписке на совершенном рандоме: «ладно щас реально без шуток ухожу, было приятно порофлить пообщаться с тобой как всегда)) а сейчас я пойду похрумкаю хлопьями с молоком Космостарс, посмотрю интервью дудя с Бэдкомедианом, соберу бонусы в геншин и наконец-то слезу с бутылки». Бородач с ее учебы оказался фанатом анимешной игрушки «Genshin impact», на предмет чего я и решил его заочно потроллить.

– Пережестил в конце, – ответила она, – и спал легкий флер иронии, уступив место запаху жирного троллинга, к сожалению, – Здесь я словил себя на мысли, что это идеальное состояние рофельного потока, когда идеальный «флер легкой иронии» льется с твоих уст, услаждая нежный слух прекрасной дамы, невозможно ни контролировать, ни вообще специально как-то сгенерировать услилием воли или разума. Это выходит как-то само, по наитию. Этому невозможно научиться, пройдя курс стендапа и отточив до автоматизма все приемы каламбуров, хоть задним числом я и понимаю, как построен рофл изнутри, по какой «технологии» спроектирован так сказать. Состояние словесного поноса, складывающегося в острые рофлы бесконечной величины, наступает, только когда в поле зрения возникает Лера. Поначалу я думал так. Но со временем заметил, что желание рассмешить возникает во мне и при любом постороннем, который прикован ко мне излишним вниманием, когда можно, разорвав шаблон поведения, выдать что-нибудь эдакое.

В те редкие минуты моей духоты Лера пару раз бросала горстку опережающе самоироничных рофлов по типу:

«Повод ссориться в 2010-х: проблемы в отношениях, недопонимание, материальные трудности.

Повод ссориться в 2020-х: Пиздец, ты так душно не смешно ответил, что я вычеркнула этот эпизод из памяти»

От чего сложилось впечатление, что можно жестоко рофлить и над ней.

Мы стояли возле кинотеатра в ожидании сеанса, она курила сигу, и я выдал что-то обидное, но соблазнительное своей уместностью для удачного рофла, после которого она больше не трещала без умолку и односложно отвечала на мои вопросы весь день и фильм прошел в абсолютной тишине. Вроде бы она даже говорила что-то, когда я провожал ее к дому, но чего-то не хватало, активного участия в беседе. Что же я сказал тогда? Сейчас конечно не важно уже… но она потом ответила в переписке, что вонючий отец не пускает ее гулять в темное время суток, поэтому она не сможет пойти в театр погыгыкать над гротескной театральщиной. Если бы я хотел намекнуть, чтобы от меня отвалили, я бы сказал примерно тоже самое. Один неудачный рофл – и ты на дне. Вот что понял я тогда.

Экзистенциальный кринж

Вода обволакивает все тело, проникает в уши, приглушая шумный мир за пределами башни. Солнце ласкает кожу сквозь бирюзовое нежное небо. Закрыв глаза, по памяти воспроизвожу свою любимую песню одну за одной.

– So I blame it on the River Lea…The River Lea, the River Lea… Yeah I blame it on the River Lea…

– Лер, ты тут? – приглушенно доносится сверху. Девчонка, свесив волосы, выдергивает из меня воображаемые наушники. – Пора инициацию проходить.

Ощущая всю бренность собственного тела, поднимаюсь по лестнице и выбираюсь из водонапорной башни. Вода стекает с лифчика по животу и бедрам, которые здесь никто не объективизирует, хвала богиням. Ни травницы, ни студентки из меда, ни девчонки-малявки, плескающиеся в озере – никто. Трава щекочет голени. Саша идет рядом и спрашивает:

– А ты тоже из города? – еще в одежде. Стесняется перед сестрами.

– Ага. – Всем радостным равнодушием стараюсь показать уверенность, которой не сказать, чтобы нет, так легкое беспокойство перед официальным представлением. Саша же, как серая мышь держится возле меня со вчерашнего дня.

– Нелегко тебе привыкать, наверное… – она съежилась от дуновения ветра, освежившего мое влажное тело.

– Ну, мы же здесь все вместе, как я поняла? – Приобнимаю ее. Наконец, она робко улыбнулась. Если здесь реально нет мужчин, возможно с ней что-нибудь да получится. Мы дошли до заброшенной часовенки в конце золотистого поля, куда мне утром сказали прийти. У кафедры (или как называется эта штука) стояли три девицы: средняя заговорила.

– Еще раз, добро пожаловать в нашу еще скромную общину, сестра! – она отвела в сторону кончик волос. Розовый боб-карэ слегка мешал. На ее джинсовой безрукавке красовались анимешные значки, среди которых четко проступал знак анархии: большая белая буква «А» в черном кружке. Перчатки с металлическими шипами на костяшках были обрезаны у кончиков пальцев. Колечко продето в левой ноздре. – Смотрю, ты уже искупалась. Отлично, не каждый сейчас может воспользоваться такой роскошью, только нас природа щедро одарила этим…