Графоман

Не смог ему не отвечать я.

Какой я всё-таки урод!

Что заставляет, сам не знаю,

Хотя уверен наперёд,

Что руку подал негодяю.

Я – последний

Я завтра – в Омск, оттуда на машине

До Павлодара как-то доберусь,

Хоть вроде слёзы не к лицу мужчине,

Но что поделать – горе, траур, грусть.

Братишка умер, старший и любимый,

Хотя и младшего я искренне любил,

Но тот шесть лет назад наш мир покинул,

И я тогда его похоронил.

Теперь Борис, и нету больше братьев,

И папа с мамой, милые мои,

Ушли от нас давно, свой срок истратив,

Я жив один из нашей всей семьи.

Конечно, нам на смену наши дети

Уже пришли, и многие из них

Живут шестой десяток лет на свете,

И дети их – невесты и жених.

Есть внуки, что давно уже большие,

Числа потомков нам не перечесть.

И в поколеньях вроде мы живые,

Но сам я – могикан последний есть.

Моменты раздумий

Как бывает зябко на душе моей

В солнечный погожий летний день,

Словно в скорлупе папье-машеевой

Хрупким стал я, шевельнуться лень.

Силы вдруг меня совсем покинули,

Воля – как тряпичный истукан,

Безразлично – буду жив я, сгину ли,

Галстук давит шею иль аркан

Что со мной в такой момент случается?

Будто стержень личности моей,

Ржавыми кусками распадается,

Хоть иголкой те фрагменты сшей.

Хочется заплакать малой девочкой,

И лицом уткнуться в платья край

Мамы дорогой, да только где она?

Сколько лет уж, как попала в рай.

Может быть, когда мы беззащитные,

Как когда-то дети-глупыши,

Нам даруются моменты истины –

Вехи неприкаянной души.

Чтобы что-то в этот час открыли мы,

Не снаружи, а внутри, в себе,

Чтобы попусту махая крыльями,

Не всухую проиграть судьбе.

Уже девятисотый проскочил

Вот, круглой цифры я достиг –

Есть повод веселиться.

Гляжу, девятисотый стих

Вдруг на моей странице.

Его сегодня я не ждал,

Не думал напрягаться,

Но в омут памяти упал,

И начал стих слагаться.

Я знаю, много из того,

Что здесь я публикую,

Порой не стоит ничего –

Об этом не тоскую,

Поскольку есть и те стихи,

Что сделаны добротно.

Простятся мне мои грехи,

За то, что я вольготно

Со словом поступал подчас,

Нескромно, как невежа,

Что ради вычурных прикрас,

И ради рифмы свежей

Такие фразы я искал,

Рисуя мир с натуры,

Как будто в школе пропускал

Часы литературы.

Не обращу вниманья я

На критика – зануду,

Да, пусть стихи – галиматья,

Писал, пишу, и буду.

Анамнез

(немножечко нытья)

Обо всём, что меня мучило, тревожило

Я уже стихами рассказал.

Чувства истинного, да и чувства ложного

Тонкие оттенки разобрал.

Жаль, что с возрастом в груди всё чаще ноет –

Не тоска любви, но сердца боль,

И в кардиограмме пики синусоид

Скачут, если выпьешь алкоголь.

Чувствуешь, как спину нудно тянет сбоку,

В стороне от позвонков столба –

Это почкам занеможилось не к сроку,

Разболелись, значит не судьба

Фильтровать всё то, что полностью и сразу

Подаёт на почки организм,

Всю, что съедена, белковую заразу –

Почкам это нынче катаклизм.

Сочинил стишок. Заранее известно –

В лирике он не оставит след.

Может, это терапевту интересно,

А читателю, конечно, нет.

Но поэт, он просто в рифмах излагает

То, о чём душа его болит.

А талант, коль есть, всего лишь помогает

Мыслям тем придать достойный вид.

Я писем больше не пишу

Я перестал писать вам письма,

И ни одно не напишу.

Не потому, что жизнь зависла,

Лишённая и чувств, и смысла,

Или несвежестью прокисла.

Я не по этому грущу.

Обидой губы плотно сжаты,

Что страстное письмо моё

Летит как пуля в кучу ваты.

А это промах, он солдату

Грозит посадкой в гауптвахту

За неумелое ружьё.

Воспринимаю я молчанье

На каждое письмо в ответ

Как ложку дёгтя – невниманья,

И молчаливого признанья,

Что ни к чему мои страданья,

Что связи между нами нет.

Правда и ложь

Конечно, мы слышали песню забавную

О том, если правда и ложь

Махнутся одеждой в часы послебанные,

То, кто из них – кто, не поймёшь.

Но я о другом. Как же так получается,

Что многие люди из нас

Воспримут всю ложь, что брехнёй называется,

А правде не верят подчас.

Да, правда прямая, она примитивная,

Как кухонный стол, табурет,

И если её разукрасить картиною,

То правды в помине уж нет.

А ложь, та имеет десятки возможностей

От правды прямой отойти,

Навешать лапши и придумать подробности,

Свидетельствами обрасти.

Конечно, когда-нибудь правда откроется,

Всем следует правде служить,

Но правый не раз прежде кровью умоется,

А может совсем не дожить.

Ведь истина, словно младенец, беспомощна,

Не может себя защитить,

А ложь, будто хряк, пожирающий овощи,

Которые нужно растить.

Но что же нам делать, наивным, ушастым,

Чтоб правду, чтоб истину знать?

Мозги подключать, а не СМИ – педерастам

Свой слух для лапши подставлять.

Из дневника сочинителя

Античных героев когорты и сонмы –

Работа на множество дней.

Но мозг устаёт, наступает истома,

И тупость приходит за ней.

Желательно что-то новей, современней

В стихах поскорей сотворить -

Наделать прекрасных сибирских пельменей,

С лавровым листом их сварить.

Я не о еде, я о пище духовной,

Она ведь различна порой:

Есть блюда десертные, сладости полны,

Есть с мясом, есть с красной икрой.

Есть блюда духовные – с вычурной темой

Непонятых редких словес.

Но есть и такие, которые все мы

Готовы хоть ложками есть.

Где мысли понятны, и чувства знакомы,

Известны поступки, дела,

Такие, как будто их бабушка дома

На поде из теста пекла.

Вот это шедевры, вот это вкусняшки,

Такие нужны всем стишки,

Для лёгкого чтения – гречневой кашки,

С капустой сойдут пирожки.

И я, наглотавшись имён непривычных,

Набивши оскомину, враз

Теперь отойду от сюжетов античных,

Вернувшись в сегодня, в сейчас.

Какие титаны, какие там боги,

И нимфы речные в воде!

Все в пробках московские нынче дороги.

Свобода движения где?

Господи, скости!

Господи! Скости мне тридцать лет!

Как раскаявшегося грешника помилуй,

Чтоб глазам увидеть яркий свет,

Чтобы снова кровь играла в жилах.

Или разум вовсе отними.

Разум старческому телу стал не нужен,

Коли органы бессильны и больны,

И сустав любой скрипит, натужен.

Если доведётся доживать,

Получая бесконечно помощь,

Лучше уж совсем не сознавать

Самого себя, и гнить как овощ.

Кара к нам идёт на склоне лет.

Всех она когда-то настигает.

Жаль, в коробке жизни «задней» нет,

И амнистий тоже не бывает.

Читает Рождественский

Нескладный картавый заика

Негромко читает стихи свои.

Без пафоса и без крика

Просто он делится мыслями –

О женщине в одиночестве,

О нелёгкой судьбе красавицы,

Что в конкуренции с прочими

Не часто ей приз достанется.

Что в жизни не это главное.

Ноги, глаза или талия –

Всего лишь повод для зависти,

Гарантия счастья – едва ли.

Что раньше не жили мы – спали,

Но взяты любовью жадною

В оковы, что крепче стали.

Порвать их дано не каждому.

Слова простые, не вычурные,

Правдивые и сердечные.

Из строчки такие не выкинешь,

Не сложишь в мешки заплечные.

И слушая голос заики –

Негромкое бормотание,

Я чувствую, слышу – великий

Поэт нам стихи читает.

Почему поют

Почему люди в душе поют?

Если даже не все, то многие.

Может тёплый журчащий уют

Размягчает сердца нам мокрые.

Может, радостно нам на душе

От журчащих струек становится.

Грязь смывается, и уже

Что-то чистое в душу просится.

Может, всё, что налипло на нас,

Смоет вместе с дурными мыслями,

И в квадратный поддона таз

Утечёт настроенье кислое.

Связка – песня и чистота.

Может вместе они и созданы,

Если песня, конечно, та,

Что звучит над полями с берёзами.

Может, струйка сама нам несёт

Песню ту, что в детстве оставлена,

И не нужно здесь знание нот,

И без них всё споётся правильно.

Почему люди в душе поют?

Я не знаю, и знать не надо мне.