Графоман

Чтобы ямба и хорея схема

Проявилась, обнажая суть.

Мысли бы доверились бумаге,

Свежие как ветерок морской,

Колкие, как остриё у шпаги,

Чтоб ушёл сонливости покой.

Штампы чтоб бумагу не марали,

И основу укреплял уток,

Чтобы чувства сильные взыграли,

И с напором в жилах шёл поток,

Вызывая волны дикой страсти,

И метафор тонких парадокс,

Чтоб душа захлёбывалась счастьем,

И пылала, словно в домне кокс,

Вызвав волны нежности сыновней,

Чтоб воспоминания прожгли

Кожу толстой грубости слоновьей,

И до сердца каждого дошли.

Мускулы стальными чтобы стали,

Распрямился согнутый хребет!

Все поэты о таком мечтали.

Жаль, что тем таких в помине нет.

Найти слова

Ничего не выходит приличного,

Блеклый слог как обноски одёж.

Овощ, зревший от света тепличного,

Только цветом и формой похож

Он на плод, что под солнцем неистовым

Зрел на грядке, томимый жарой,

И воды дожидался, как истины,

Чтоб не сохнуть шершавой корой.

Рифмы, стёртые частым хватанием,

Словно гривенник прошлых годов,

Но монеты цена с истиранием

Будет той же, а стоимость слов

С частым употребленьем снижается,

И оно дребезжит налегке,

Суть-сермяга в нём не отражается,

Нет надрыва в линялой строке.

Силы будто у тигра тряпичного,

Что привыкли мы с детства хранить.

Слово – кокон червя шелковичного

Не раскрутишь в блестящую нить.

Что же делать поэту, писателю,

Как читающий люд привлекать? –

В чистых водах, подобно старателю,

Мыть песок, самородок искать.

Вес взят!

(невесёлая шутка)

Я взял на грудь – не вес предельный штанги,

Чтоб мировой рекорд установить.

Нет, я на грудь взвалил всего полбанки,

А мог и больше – было бы что пить.

Мы, люди пьющие, почти родня штангистам,

Мы тоже на себя нелёгкий груз

Принять готовы. Я, семьёй освистан,

У магазина в тройственный союз

Вступить готов с такими же друзьями,

Чтоб вместе ценник – штангу приподнять

На тот напиток крепенький, что сами

Мы в одиночку не сумеем взять.

Эх, жаль, не присуждают нам медали!

За наш тяжёлый ежедневный труд.

Да, слава Богу, хоть "люлей" не дали!

И дома жёны нас не гонят – ждут.

Урок стихосложения

О чём писать, не знаю, братцы.

Что толку попусту орать?

И за перо не стоит браться,

Над смыслом жизни изгаляться,

(Как делал в детстве, лет в пятнадцать),

Не стоит белый лист марать.

А если про любовь придумать,

И бросить в бой сравнений полк,

Добавить капельку парфюма,

И симфонического шума,

Да слов включить прокатный блюминг,

Глядишь, какой-т о выйдет толк.

Боюсь, что выйдет побрякушка –

Набор пустых красивых слов,

Которые – как к чаю сушка,

На в полдник сладкая ватрушка,

Как срок, нагаданный кукушкой –

И смыслов нет, и стих готов.

Но нет, я выведу, конечно,

Из праздных слов какой-то прок,

Не всё совсем уж безутешно,

Хоть и карябал строчки спешно,

Не утоплю во тьме кромешной

Стихосложения урок.

Слабохарактерный

(ироничный портрет приятеля)

У него насчёт пожрать характер слабый,

Отказаться выпить – тоже слаб.

От чего ж так нежно любят его бабы,

Если он дурных привычек раб?

Он не храбр, скажу – скорее даже робок,

В драку не полезет ни за что,

Трусость у него всегда живёт бок о бок

С клоунадой типа шапито.

С девушками как приказчик он галантен,

Что торгует в лавке у купца.

Вид его хорош, порой экстравагантен,

Красотой усатого лица.

Враль первейший. Сразу веры поубавьте,

Коль с апломбом говорит порой,

О друзьях – артистах, брате – космонавте.

Врёт, как будто он и сам герой.

Почему же Светка и Наташка,

Надька, Зинка, Анька, Фарида

Липнут все к нему? Да просто он милашка,

И другим не будет никогда.

Ну и ладно, что другим мужик не будет,

Пусть останется, какой он есть.

Важно, что всерьёз друзей не опаскудит,

Втихаря тебя живьём не съест.

Без глютена

(шутка)

Вот модная сегодня тема

Не сходит из карминных уст –

Ищу продукты без глютена.

Позвольте! Ведь глютен – не дуст.

Глютен – простая клейковина,

Белков важнейших сложный ряд.

В нём нет крысиного стрихнина,

Глютен, друзья, отнюдь не яд!

Он – разновидность протеина,

Да с ним бы мускулы качать!

Энергию даёт мужчинам

Клетчатка, протеинов мать.

Я помню – раньше клейковина

Ценилась в хлебе, как алмаз,

Она, а также стекловидность

Зерну давали высший класс.

Глютен всегда основа хлеба,

Крестьянину давал он сил.

Будь пахарь я, глютен и мне бы

И мощь, и силу приносил.

Глютен негож тому лишь люду,

Кто «целеакией» сражён.

Вот тем он вреден, врать не буду –

Нерасщеплённым станет он.

Не трусь, читатель мой почтенный,

Хлеб свой насущный поглощай,

А на пометку «без глютена»

Внимания не обращай.

Философия кончины

(мрачная шутка)

Каждый умирает в одиночку,

В мир иной повестку получив,

Там не попеняют за просрочку –

Не являлся, значит был он жив.

Каждый умирает в одиночку,

Был он в жизни смел или труслив,

Но последнюю свою поставит точку,

Он один, ни с кем не разделив.

Лучше так – уснул и не проснулся.

Это сразу финиш, он же старт –

Тихо в сон блаженный окунулся,

И во сне явился миокард,

Не один – с напарником инфарктом.

Хлоп – тебе уже готовят гроб…

Я почту удачей или фартом,

Коль в сосуде оторвётся тромб.

Главное – без длительных страданий,

Захворал – лечись, переболей.

К Богу не бывает опозданий,

Только овощем лежать не смей…

            ***

Вот такую мне наслали черти

Мысль о неминуемом конце

В сумрачной ненастной круговерти.

Всё, ни слова о грядущей смерти!

Сил ещё во мне – как в жеребце.

Годовщина

Я сегодня пьян и весел –

Я иду к Наташке.

Вечер фонари развесил

Вдоль пятиэтажки.

В небе месяц как полтинник –

Круглый, светлый, чистый,

Аппетитный, словно финик,

Сладкий и мясистый.

У подруги драгоценной,

У моей Наташки,

Есть запас – бидончик цельный

Ароматной бражки.

Я несу с собой в подарок

Маковые сушки,

И пакет гусиных шкварок,

Для своей подружки.

Будем праздновать с Натальей

Сердца именины –

Первой встречи беспечальной

Нашу годовщину.

Дыхание осени

(На стихотворение Ольги Юрченко 21)

Небо остыло, озеро – рябью

Серые воды морщит,

В поле чернеет пахота зябью,

Стынут суглинков толщи.

Осень пришла на землю…

Кончилось лето, что ли?

Кончилось, да! Я внемлю

Мыслям печальной Оли.

Оля лодкой плывёт по полюшку,

В облачном небе тает.

Жухлые травы шепчут: «О-люш-ка!»

На зиму обрекают.

Время предзимья стылое,

В грустной своей юдоли

Часто несёт унылые

Мысли и чувства Оле.

Осень, пора ты прегрустная,

Сладко горчащая брага.

Думы, что были лишь устными,

Вдруг приняла бумага.

В строки вписалась прелестные

Грусть с отголоском боли.

Кончится осень, и песнею

Выльются строчки Оли.

Рецензия на стих

Журналы Юлё Колесниченко

Мы люди-журналы, друг друга читаем.

Спокойно, лениво за месяц, за два.

Случается часто, порой понимаем.

Бывает, понять не дано никогда.

Бывает, прочтём и бросили в топку.

Скорей бы из памяти просто убрать.

А если храним? Так с этого толку?

Зачем нам не нужное что-то читать?

Есть люди —журналы и люди – открытки.

Есть люди как файлы – лишь вам выбирать.

И тех и других уж поверьте в избытке.

За жизнь не успеть их порой полистать.

         Рецензия (шутка)

Есть люди- журналы, и люди открытки,

В которых и юмор, и мысли и свет.

Но чаще – такие, как яйца, в избытке.

И все как одно, в яйцах разницы нет.

Но разница есть, не узнать его ценность,

Пока ты яйцо не расквасишь в омлет.

Тогда и увидишь куриную бренность,

И яркость желтка, и структуру, и цвет.

А как же понять, что под тонкой скорлупкой -

Ядрёный оранжевый свежий желток,

А может под этой овальностью хрупкой -

Всего лишь тухлятина, вони глоток.

И как же нам быть? Как же в нём разобраться,

Открытка, журнал – кто пред нами опять?

Не знаю, но всё же советую, братцы,

Нутрянку его, не разбив, распознать.

Не дано

Не могу писать я песен, не умею.

Разве что элегию, романс

Про былое, что порой туман навеет,

В прошлое укутывая нас.

Вот не получается, а жалко –

Раз-два-три четыре, и вперёд!

Глядь, уже и детская считалка

В этих строчках простеньких живёт.

Если не порхают мои мысли,

Словно бабочка, с цветочка на цветок,

Тормозят – как файлы, вдруг, зависли,

Видно, в песнях я не понял толк.

Знать, не мне, зануде, доведётся

Шлягеры, хип-хопы сочинять,

Рэпера речитатив совьётся,

Но не мной, занудливым, опять.

Лёгких мыслей нет необычайных –

Всё какая-то тяжёлая мура.

Эх, зачем стихов я музыкальных

Не писал, чудак, позавчера!

1000

Вот и всё. Стихов я не пишу.

Пусть останется их ровно тысяча.

Посижу, немного погрущу

Над монбланом строк, что мною высечен.

Это ж, если вздумать издавать

Всё подряд, без авторских сомнений,

Выйдет шесть томов, ну, может пять –

Целое собранье сочинений.

Если всё внимательно прочту

И отброшу часть бумажным комом

Тех стихов, что я за дрянь сочту,

Всё равно получится три тома.

Только кто издал бы те тома,

Нынче за изданье книги сам плати,

Как тот проводник – «сама, сама»,

Где же деньги, Господи меня прости!

Да, писать стихи – бесплатный труд.

Но надежда тянет, как телегу вол –

Вдруг когда-нибудь да их прочтут,

А пока, что написал, засуну в стол.

Буду просто тихо созерцать

Божью красоту, лежать в ночном стогу,

Да вот только вовсе не писать,

Я, чудак, до самой смерти не смогу.

Галине Слайковской

рецензия

"Солнечный экспромт

Галина Слайковская

Закатаю солнце

в банку от варенья

и поставлю в погреб

вплоть до зимних дней.

А когда открою, -

всем на удивленье,

лето засияет

в комнате моей!"

Шуточная рецензия

Закатаю солнце в бочку с огурцами,

Чтоб придать солёным праздничный букет.

Солнце, да с укропом! Посудите сами -

Для холодной водки закусь – лучше нет!

И тогда из бочки огурец хрустящий -

Словно солнца лучик на губах блеснёт.

Твой стишок, Галина, цельный, настоящий,

Пусть не очень длинный, сладок, словно мёд!

Графоманы

Все поэты – графоманы.

Пушкин тоже графоман.

Это он с письмом Татьяны

Целый вымахал роман.

Нам не следовать совету –

«Не пиши (едрёна мать!),

Всякой чуши несусветной,

Если можешь не писать».

То советы фарисея –

Самому ему под стать.

Графоман ведь тот, скорее,

Кто не может не писать.

Если ты большим поэтом

Возомнишь себя в тиши

На диване кабинетном,

Сам возьми, и не пиши.

Но не тот поэт, кто строчкой

Добывает провиант,

Длинной или же короткой,

Громких премий номинант,

И не важно, ты тетрадку,

Книжку или фолиант

Нацарапал в жизни краткой.

Здесь мерилом – лишь талант.

Так что, братцы, графоманьте!

И сестрицы, дайте класс!

Николашки, Аньки, Маньки,

Пусть читатель судит нас.

Юлё Колесниченко

Рецензия на Глинтвейн

(шутка)

Мне неведом напиток глинтвейн.

Чую – дрянь, но звучит романтично.

По душе мне обычный портвейн,

Если он из хороших, приличных.

Заглянул, как всегда, в словари.

Оказалось – глинтвейн этот модный

Сделать просто – вино повари,

И добавь туда специй и мёда.

Полагаю, что этот шмурдяк -

Не компот, и не сбитень народный

Мне не будет по нраву никак.

Лучше пить самогон, но холодный.

От него не появится шок,

Да и спазм он не вызовет рвотный…

Эх, зачем этот милый стишок

Я опошлил, гусар анекдотный!

Судьба стихов

Всё дрянь. И всё нелепая фальшивка.

Слова, похожи, как на стройке кирпичи.

Метафора – как латка, как нашивка,

Горячий уголёк в погашенной печи.

Да и она, метафора, избита –

Не сам её придумал – где-то прочитал.

Сверкнёт как медный грош в лучах софита,

Но в блеске золотым дукатом грош не стал.

Легко собрать слова в четверостишья,

Наладить ритмов, рифм трескучий барабан,

Да только все они – рваньё на теле нищем,

Как в юной рощице берёзовый чурбан –

Лежит в траве, не всякому заметен,

Но кто его увидит, сразу же поймёт,

Что в молодом лесу он не на месте,

Удел его – лишь печь, огонь и дымоход.

Ностальгическое ни о чём

Я встретил друга Гену, одноклассника.

Когда-то мы дружили, как не всем дано.

И в старших классах весело по праздникам

Бывало, пробовали брагу и вино.

Мы вместе начинали с ним и с Ниною

Курить «Байкал», и «Север», и «Прибой»,

И это зло – привычку никотинную

Носили тяжким грузом много лет с собой.

А Нина, школьная подруга верная,

Пацанка в ореоле пепельных волос,

Вдруг, повзрослев, такою стала стервою,

Каких мне видеть до сих пор не довелось.

Но, жаль её, сей бренный мир покинула

Она давно уже – сгорела молодой.

Уж много лет от скорбной даты минуло,

Но в памяти у нас портрет её живой.

Мы с Геной много-много лет не виделись,

А встретившись, спросили: «Как дела, братан»?»

Ну что у друга можно выведать,

Когда всё общее осталось где-то там,

Куда вернуться нынче не получится,

Туда лишь изредка приходим мы во снах,

И хорошо б кошмарами не мучиться,

И не испытывать во сне ни стыд, ни страх.

Поговорили о делах сегодняшних –

О детях, внуках, кто и где, чего достиг,

И о приятелях, почти всех померших,

Но детство прошлое вернулось к нам на миг.

Стихи и книги

Я не такой, как Вознесенский,

Я не Есенин и не Блок.

Нет, просто я поэт Узденский –

Не хуже многих, видит Бог.

В прошедшие года и дали,

Когда печатали стихи,

А, главное, что их читали,

Мои б казались неплохи.

В них нет несбыточных фантазий,

Мешок сравнений диких пуст,

И экзальтированной фразой

Я не давлю слезу из чувств.

Я не люблю в стихах надрыва,

(Надрывов – в жизни пруд пруди),

И лишь намёками, стыдливо

Пишу о том, что жжёт в груди.

Хочу быть с логикой не в ссоре,

И мысль в стихе хочу подать,

В которой сам расстался в споре,

Но возвращаюсь к ней опять.

Но не печатают, прохвосты,

В редакциях кругом полно

Друзей, детей – свои там звёзды.

Они бы Пушкина – в окно,

А Заболоцкого – в корзину,

А Мандельштама – под сукно.

Похоже, что и магазины

С редакторами заодно –

Там продают такие книжки,

Что впору в унитаз спускать,

В них звёзд вонючее бельишко,

Вам предлагают поискать.

«Проблемы личностного роста»!

Советов и не сосчитать –

И как в министры выйти просто,

И как легко богатым стать.

Но верю – так всегда не будет.

Культуру им не загнобить,

И снова грамотные люди

Начнут поэзию любить.

Не читают…

Смотрю статистику на сайте – не читают!

Но в чём же дело, что случилось, почему?

Я новый выложил стишок – они не знают,

Не открывают сайт, хоть их сажай в тюрьму!

И сразу мысль в мозгу – стишки твои корявы,

Не будоражат чувств, и к смыслу бытия

Не добавляют черт. Ты пишешь для забавы,

Суха, пустынна, блекла лирика твоя.

Пиши не просто так – от скуки и безделья,

Пиши, когда в мозгу созреет как нарыв

Стиха сюжет, тогда на сердце слова келья

Откроет дверцу настежь, счастье ощутив.

Тогда стихи читать, возможно, станут люди,

И кто-то пару строк рецензии черкнёт.

А, впрочем, написал, а дальше – будь что будет.

Когда-нибудь, и кто-нибудь, авось, прочтёт.

Пластилиновая воля

Вот твёрдый глиняный брикет,

Поверхность из рельефных линий.

Возможно, запаха в нём нет,

В куске цветного пластилина,

Но мне почудился сейчас

кусок иного пластилина,

Который в детстве мял не раз,

Вдыхая запах вазелина.

Сначала твёрдый и тугой,

Но мнёшь его в ладони долго,

И он мягчеет под рукой,

И вот, почти уже растоплен.

И тянешь ты его лапшой,

И вьёшь косой девичьей тонкой,

Примнёшь лепёшкой небольшой,

Собачку лепишь, поросёнка.

К чему мне вспомнилось сейчас

Сырьё для милой детской лепки?

Возможно, каждому из нас

Пришлось являть характер крепкий,

И отвечать железно «нет!»

На чьи-то просьбы и желанья,

И отрицательный ответ

Давать отместку, в наказанье.

Но если ваш проситель к вам

Опять придёт, и будет клянчить,

То, может быть, к его словам

Вы отнесётесь чуть помягче.

А на четвёртый, пятый раз,

Когда он просьбу произносит,

Мелькнёт – да он не напоказ

Меня зачем-то слёзно просит.

Быть может это для него

Важней всего? Позволить, что ли?

А мне не стоит ничего.

Эх! Пластилиновая воля!

Не напишу шедевра

Я никогда не напишу шедевра.

Такого мне таланта не дано.

Сижу, и плачу – где ж ты, муза, стерва?

Ко мне не приходила ты давно.

Как можно с лёгкостью (конечно, внешней)

Сложить, казалось, простенький стишок,

Который выдавит слезу у женщин,

Но вызвать я слезы у них не смог.

Я знаю все слова, что в стих ложатся,

Возможно, даже больше знаю слов,

Чем знает тот поэт, и что ужасно,

Их так сложить в строку, и я готов.

Но выйдет стих, похожий только с виду,

И сразу ясно – это не шедевр.

Ну так кому мне высказать обиду?

К кому с ехидством совершить маневр?

Одни и те же и слова, и фразы

В строке стоят, но, видимо, не так.

И вроде бы стихи блестят, как стразы,

Но видно, что они не бриллиант.

Не разгоню эмоциями строки,

На чувственность скупа моя душа.

Катрены все стройны, не кривобоки,

Да только вот – не стоят ни гроша.

Не орошу слезами, как Есенин,

Не передам тревоги я, как Блок.

Ремесленный пошиб моих творений

Сравним с пошивом кирзовых сапог.

Завис

(шутка)

Непонятно, что же с ним случилось.

Ну погас на три мгновенья свет.

Эка невидаль! Скажите мне на милость,

У кого проблем подобных нет.

Но теперь в «ворде» я не хозяин –

Не могу настроить новый лист,

Чтоб писать стихи как прежде – занят

Этот файл, частично он завис.

Он не слушает движенья клавиш,

Жми – не жми хоть пальцем, хоть ногой.

Нипочём его ты не заставишь

Перейти теперь в формат другой.

Что мне делать с этой железякой?

Я в компьютере ни в зуб ногой, старик.

Но в башке гудит от рифмы всякой –

Взять опять перо – уже отвык.

Как мне быть? Вопрос звенит неистов.

Кто настроит это барахло?

Где мне взять нормальных программистов,

А не тех, кто тянет лишь бабло.

Подожду. С экрана глаз не сводит

Мой нетерпеливый зуд-поэт.

Говорят, бывает, сам проходит

Глюк компьютерный. А почему бы нет!

Рукопожатие

Подлец, каких не видел свет,

Принёс больших проблем мне кучу,

В душе я дам ему в ответ

По морде наглой, я не струшу.

Скажу я прямо подлецу,

О такте и не беспокоясь:

«Тебе, я вижу по лицу,

Неведомо понятье совесть.

Тебя я видеть не могу,

Да и, по правде, не желаю,

Хоть ты передо мной в долгу,

Тебе, подлец, его прощаю!

Ко мне ты и не подходи,

Я не хочу с тобою знаться,

И в жизни, той, что впереди,

Нам лучше будет не встречаться».

Но вот, подходит, подмигнул,

Блестя фальшивою улыбкой,

Привычно руку протянул,

С ладонью неприятно липкой.

И что со мной случилось вдруг?

Я не, промедлив и мгновенье,

Ответил, и к сплетенью рук

Направил встречное движенье.

Потом я так себя корил

За это вот рукопожатье!

Быть может, под гипнозом был