Тени горят ярче

Она закрыла глаза. Подумала – что важнее: правда, которой не вынесешь? Или ложь, которую носишь, как броню? Пальцы дрожали. Она чувствовала: это не проверка. Это – цена. И приговор. И, возможно, спасение. Она положила дневник на весы. Чаша опустилась. Искра дрогнула. И не погасла. Засветилась. И в этот миг – круг замкнулся. Но осадок от выбора остался.

Алиса осталась стоять. Голос повторил:

– Пятый круг пройден.

Но внутри – осталось больше, чем было. И меньше, чем нужно. Она пошатнулась. Сделала шаг – и упала на колени. Впереди – снова дверь. Последние круги. Она знала: они не будут прощать.

Путь к Искре начинал жечь изнутри. И тем ярче становился свет. Но этот свет – не обещание. Он – испытание. И в нём не было пощады.

Шестой круг встретил её тишиной. Не глухотой – вниманием. Воздух будто стал слухом самого храма: слышал всё – каждый вдох, каждый шаг, даже дрожь внутри костей. Алиса поднялась, и её тень пошла следом, слишком точно повторяя движения, слишком живо. Искра внутри на миг замерла, точно затаила дыхание. Здесь что-то изменилось. Прежние круги испытывали болью, выбором, памятью. А этот – смотрел. Ждал. Не заставлял – предлагал. И в этом предложении таилась угроза: ты сама подойдёшь. Сама откроешь. Сама заглянешь в бездну.

Пространство вокруг было почти пустым, почти. Каменный пол, гладкий, без пыли, будто вымыт чьими-то шагами. По центру стояло зеркало. Высокое, почти в рост человека, покрытое сетью тонких трещин, как кожа умирающего. Его рама была чёрной, с резьбой, что напоминала цепи, но если приглядеться – это были корни. Зеркало не отражало света. Оно его поглощало. В нём не было Алисы. Не было стен. Только темнота и еле заметное движение – как будто стекло дышало само.

Она подошла ближе. Осторожно, словно приближаясь к краю чего-то живого. Хрупко, будто сама становилась отражением. И в ту секунду, когда расстояние между ней и стеклом стало меньше дыхания, из глубины появилось лицо. Её. Но не её.

Губы в отражении двигались с опозданием. Глаза – чёрные, без блика. Волосы – распущены, мокрые, будто капли с них не падали, а втягивались обратно. Под глазами – тени, не от усталости, а от присутствия чего-то чужого. Рядом с отражением – силуэт. Мужской. Чёрный. Неразличимый. Но знакомый до боли. Слишком узнаваемый, чтобы быть просто проекцией. Он будто дышал с ней в унисон, хотя сам был тенью.

– Ты знаешь, кем станешь? – спросило отражение. Голос был шершавым, как лезвие по стеклу. Плоский. Как если бы эхо стало плотью.

Алиса не ответила. Её взгляд метнулся к силуэту. Он не двигался, но тень от него дрожала, будто пыталась разорвать границу. И в этом дрожании – отчаяние. Или жажда.

– Ты думаешь, выборы были твоими? Думаешь, Селена умерла потому, что ты не успела? А если – потому, что ты выбрала не того? – голос не угрожал. Он убеждал. Спокойно. Почти нежно. – Ты посеяла пепел, Алиса. И теперь сама – его росток.

Отражение вытянуло руку. Движение было плавным, но в нём ощущалась сила. Алиса осталась на месте. Но внутри – дрожь. Не страха. Признания. В нём была логика. Страшная. Честная. И в ней – заманчивое спасение: если всё было предрешено, можно не чувствовать вины. Но Искра внутри вздрогнула. Нет. Не сдавайся.

– Покажи мне правду, – прошептала она. Голос едва вибрировал в груди.

Отражение исчезло. Вместо него – сцена. Старая библиотека. Полки рухнувшие. Стекло под ногами. Дэмиен стоит спиной, в руках – том. Красная печать. Символ Круга. Он шепчет. За его спиной – она. Алиса. Только – другая. Без искры в глазах. С пустыми руками. Он поворачивается – и целует её. На губах кровь. На руке знак. Его Искра – горит. А её? Она в нём. Он её забрал. Или она отдала. Без остатка. Слишком легко.

Сцена исчезла. Зеркало стало гладким. Искажённым. Алиса отпрянула. Грудь резанула боль. Память или предупреждение? Ложь или будущее?

– Что ты готова увидеть? – спросил голос внутри.

– Себя, – прошептала она. – Настоящую.

И зеркало заполнилось светом. Слишком ярким, чтобы смотреть. Слишком реальным, чтобы отвернуться. Оно стало почти живым, словно выдыхало её прошлое и вдыхало новое.

Она стояла в центре круга. На ней не было ни крови, ни пепла. Только рубец на ладони. Горящий. Из него вырастал свет. И он – обжигал. Но не разрушал. Он очищал. За её спиной – никто. Впереди – никто. Внутри – всё. Искра в груди отозвалась резонансом. Алиса отвернулась от зеркала. Она больше не нуждалась в отражении. Оно стало ей. И тогда – зеркало треснуло. Без звука. Только свет побежал по полу. По кругу. Замкнулся. И камень под ногами дрогнул, будто сам храм признал перемену.

– Шестой круг пройден, – сказал голос. Спокойно. С одобрением. И всё же – как приговор.

Алиса не упала. Не выдохнула. Только шагнула вперёд. Последние круги ждали. Она знала: чем ближе к Искре – тем темнее ночь. И тем острее становится свет.

Седьмой круг начинался тишиной. Но тишина эта была другой – натянутой, как струна. В ней слышались отголоски чего-то древнего, полузабытого, живущего на границе памяти и сна. Алиса шла по узкому коридору, который с каждой секундой становился уже, темнее, плотнее. Каменные стены будто сдвигались. Воздух тяжёлел. Искра внутри то затухала, то вспыхивала, реагируя на невидимое. Света не было – только пульсация. Не снаружи. Внутри.

Коридор оборвался внезапно, как обрубленная мысль. Перед ней раскинулась круглая зала, потолок которой терялся в темноте. Ни одного факела, ни свечи. Только мягкое свечение пола – под ней, по краям круга, мерцали символы. Она узнала их: знаки, которыми покрывали свитки хранителей. Те, что описывали ритуалы отречения, обеты, клятвы. Центр зала был пуст. Слишком пуст. Воздух там колебался, как над жаром, и именно оттуда шёл запах – резкий, металлический. Запах крови. Но не свежей. Древней. Осевшей в камне.

– Седьмой круг. Узел, – произнёс голос. Не внешний. Внутри неё. Но теперь он был не просто голосом. Он был направлением. Волей. Смыслом. Узел – значит, пересечение. Там, где соединяются линии судеб и рвутся нервы. Там, где прошлое выходит из тени.

Алиса вошла в круг. Тени по стенам дрогнули. Храм чувствовал её присутствие. Камень под ногами чуть вибрировал. Как будто вспоминал. Что-то появилось напротив неё. Сначала – шорох. Потом – очертания. Силуэт. Ткань тёмного плаща. Запах – лаванда, знакомый с детства. Волосы, заплетённые в кольца. Руки, сжимавшие кулон. Виктория. Она стояла, как всегда – будто знала, что Алиса придёт именно сейчас. Как будто ждала её всё это время.

– Опять ты, – произнесла Виктория. Её голос не дрожал. Но пальцы сжали кулон чуть крепче. – Я думала, ты не дойдёшь.

Алиса не ответила. Сердце билось ровно, но Искра внутри вспыхивала тревожно. Виктория здесь не могла быть просто проекцией. Она чувствовалась… слишком настоящей. Не тенью. Не иллюзией. Камень в груди отзывался тяжестью. Не магией. Памятью.

– И всё-таки ты пришла. В центр. Вниз. В саму суть. – Виктория шагнула вперёд. – Интересно. Ты знала, что здесь встретишь меня?

Алиса сжала платок в кармане. Медленно. Без резких движений. Пальцы чувствовали ткань – влажную от пота. От страха? Нет. От воспоминаний. От вины. Пальцы дрожали. Не от холода. От осознания, что Виктория, возможно, знала больше, чем показывала всё это время.

– Это часть круга? – тихо спросила Алиса.

Виктория улыбнулась. Губы изогнулись, но глаза остались безжизненными. Они были не ледяные. Пустые. Как у того, кто уже умер внутри.

– Мы все – часть круга. Кто-то – петля. Кто-то – нож. Кто-то – горло.

Молчание. В нём рождались смыслы. И ответы. Алиса чувствовала, как слова тянут за нити, за нервы, за шрамы. Внутри всплывало: она знала. Всегда знала, что однажды они столкнутся вот так. Без свидетелей. Без выхода. Без времени на ложь.

– Ты хочешь знать, кто я? – Виктория провела пальцем по кулону. – Я – напоминание. О том, что ты оставила. Сожгла. Забыла.

Алиса не двинулась с места. Но внутри – дрожь. Подтекала из позвоночника, растекалась по рёбрам. В этой дрожи – не страх. Расплата. За всё, что не сказано. За то, что было скрыто. И за то, что она сама не решилась назвать предательством.

– Ты была там, – сказала она. – В ту ночь. В подвале. Ты знала.

– Конечно, знала. – Виктория хмыкнула. – Я всегда знала. Просто мне было удобно молчать. Пока ты не загорелась.

Пауза. Виктория шагнула ближе. Её дыхание было прохладным. Оно не пахло. Ни телом, ни кровью. Ни страхом. Только пустотой. Как дыхание мертвеца.

– Ты ведь думала, что Селена погибла случайно? А если я скажу – кто-то ей помог? Кто-то… подтолкнул её к двери, которую ты оставила приоткрытой?

Алиса сжала губы. В голове закружился ветер. Вихрь предположений, воспоминаний, догадок. Всё вставало на место. Слишком логично, слишком страшно. И в этом – правда. Или искушение ею. Чтобы сломать. Или зажечь. Она не знала, чего хочет Виктория. Но чувствовала: сейчас произойдёт что-то необратимое.

– Ты врёшь, – сказала она.

– Может быть. – Виктория вновь крутанула кулон. – Но ты же не проверишь. Она мертва. А я – жива. Как и ты.

Зала содрогнулась. С потолка упала пыль. По кругу прошёл свет. Алиса ощутила пульсацию в ступнях – храм отвечал. Не словам – решениям. Она должна была выбрать. Не правду. Себя в ней.

– Что ты хочешь? – выдохнула Алиса.

– Чтобы ты запомнила. Истина – не спасает. Она разрывает. И если ты дойдёшь до конца, тебе придётся стать тем, кто разрывает. – Виктория подошла вплотную. Их лбы почти касались. – А ты не умеешь быть жестокой. Но Искра – научит.

И в этот момент кулон в руке Виктории вспыхнул. Не светом. Огнём. Очищающим. Поглощающим. Пламя пошло вверх по её ладони, по плечу, по шее. Оно было беззвучным, но ярким. Оно не жгло. Оно стирало. Она не кричала. Только смотрела. Прямо в глаза Алисе. До конца. До исчезновения. А в глазах – прощание. Или проклятие. Или оба.

Когда тени схлопнулись, Алиса стояла одна. Зала опустела. Круг – светился ровно. Тепло. Как после удара сердца. Седьмой круг – пройден. Но внутри остался след. Обещание. И угроза. Нити памяти впились в сердце. Уже не разорвёшь. Только несёшь дальше.

Она сделала шаг. Осталось два круга. В них – то, что она боится сильнее всего: себя. Настоящую.

Восьмой круг встретил её тишиной, но в этой тишине был жар. Не огонь – жар выжженной земли, по которой она шагала босиком. Камень под ногами был гладким и чёрным, как уголь после костра. Не пепел – он давно осел. Только пустота и следы. Следы шагов, чьи-то, не её. Но она узнала их. Широкие, мужские. Иногда – две пары. Иногда – только одна. Алиса наклонилась, коснулась пальцами отпечатка. Горячо. Недавно. Как будто её ждали. Или опережали. Пахло камнем, прогретым солнцем, которого здесь не было. Стены дышали сухим жаром, и даже её дыхание казалось чужим.

Зал, в который она вошла, не был просторным, но потолка не видно – он тонул в дымчатом мраке. Света не было. И всё же она видела. Не глазами – Искрой. Темнота пульсировала, будто живое существо, и Алиса чувствовала, как её сердце подстраивается под этот ритм. Тени на стенах не были тенями – они были отражениями. Воспоминаниями. Искажёнными, застывшими, но настоящими.

Вот – мать. Сидит, качается, губы шепчут заклятье, в руке – нож. На полу кровь, как чернила. Вот – отец. Стоит в дверях. Чёрный силуэт, без лица. Только плечи, отяжелённые знаком. За ним – юный Дэмиен, ещё не хранивший тьму. В его глазах было столько доверия, что смотреть больно.

– Ты дошла, – раздался голос, будто из самой стены.

Из темноты вышел Он. Без маски. Без капюшона. Просто Дэмиен. Тот, которого она знала до всего. До Искры. До Селены. Он стоял, как тогда – в день, когда впервые показал ей, как работает круг. Но что-то было не так. Его глаза. Они больше не отражали свет. Только черноту. Бездна без дна.

– Ты знал, что я приду, – сказала Алиса.

Он кивнул. Один раз. Без слов.

– Это твой круг?

– Нет. Наш.

Она шагнула вперёд. Плотность воздуха менялась с каждым движением. Казалось, сама ткань реальности становилась вязкой, сопротивлялась. Он поднял руку. В ней – амулет. Сломанный. Обугленный. Искра в нём была мертва. Но не пустая. Замёрзшая.

– Ты должна забрать это, – сказал он. Без выражения. Как приговор.

Алиса стояла, не шевелясь. Память впилась в виски. Боль будто проснулась. Она протянула руку. Осторожно. Пальцы дрожали. Прикосновение – как ожог. Искра внутри взвыла. Боль пошла вверх – в грудь, в горло, в глаза. Образы хлынули: Селена держит амулет. Свет горит. Взрыв. Крик. Но не её. Его. Дэмиен кричит. Алиса тянется, не успевает. Всё пылает. Искра разрывает воздух.

– Почему ты не остановил? – прошептала она. Голос будто чужой.

– Потому что не мог. Или не хотел. – Он не отвёл взгляда.

Она почувствовала, как трескается что-то внутри. Не доверие. Не гнев. Основа. Та точка, откуда она строила себя все эти годы.

– Ты знал, – сказала она. – И всё равно позволил мне пройти это одна.

– Потому что только в одиночестве ты настоящая.

Молчание было длиннее дыхания. Алиса шагнула вперёд. В глазах её – не ненависть. Прозрение. Он всё это время ждал, чтобы она пришла сама. Без оружия. Без защиты. Только с Истиной.

– Что будет, если я пройду?

– Ты потеряешь остатки иллюзий. Но найдёшь то, что прятала даже от себя.

– А ты?

Он молчал. Лицо было каменным. Только глаза дрогнули. В них – прощание. Или страх. Или оба.

Он развернулся. Шёл медленно, но шаги не звучали. Темнота поглотила его, как вспоминаемый сон. В тот момент пол под ногами Алисы треснул. Из трещин – свет. Белый. Чистый. Он рванул вверх, как огонь. Но не обжигал. Он резал. По венам. По нервам. По лжи.

Она зажмурилась. И всё исчезло. Только ясность осталась. Лёгкая. Резкая. Как после долгой лихорадки.

На ладони – след. Не от амулета. От её выбора. Ожог. Как знак. Как клеймо. Или посвящение.

Восьмой круг пройден. Остался последний. Не враг. Не тень. Она сама.

Тот, кто доживёт до себя – перестаёт быть прежним.

А тот, кто не доживёт – никогда и не был собой.

ГЛАВА 6. БЕЗДНА ВНУТРИ

Пустота не была тишиной. Она жила. В каждом её дыхании, в каждом миге, когда сердце Алисы пыталось вырваться из груди, – пустота отзывалась эхом. Без границ. Без стен. Пространство растворилось. Не белизна. Не чёрная темнота. Что-то третье. Цвет, которого нет в палитре мира. Пустота, настолько глубокая, что хотелось закричать, просто чтобы услышать хоть звук. Но даже крик здесь поглощался, как камень в болоте.

Она стояла босиком на гладкой поверхности, не ощущая её. Не холод. Не тепло. Ни шероховатости, ни изгибов. Внизу – бездна. Наверху – тоже. Пространство вытекало, как вода из лопнувшего сосуда. И посреди этого ничто – она. Только Алиса. И… что-то ещё. Прямо перед ней.

Сначала она подумала, что это зеркало. Поверхность, гладкая и вибрирующая, словно вода на грани замерзания. Но отражение было не совсем её. Оно двигалось с задержкой. Моргало на полсекунды позже. Глаза – глубже, темнее, чем должно быть. Как будто отражение её помнило лучше, чем она себя.

Она сделала шаг. Отражение – нет. Оно стояло, не моргая. Только губы дрогнули. Движение было почти неуловимым. Словно шёпот ветра в склепе. Алиса напряглась. Искра внутри сжалась, сжав грудь изнутри – будто рука с когтями.

– Кто ты? – её голос отразился, но не вернулся. Он исчез в пространстве, как звук в вакууме.

Отражение шевельнулось. Не в ответ – в насмешку. Губы на том лице изогнулись в беззвучной усмешке. Затем – рука. Она поднялась. Медленно, будто преодолевая вязкое сопротивление. И вышла из зеркала. Не стекло – жидкость. Не вода – что-то гуще, как тёмное масло. Рука была её. И не её. Пальцы – длиннее. Суставы – резче. Под кожей – тьма, пульсирующая, как венозный дым. Алиса не двинулась. Внутри – рвущийся вопль. Но снаружи – тишина. Только Искра гудела.

– Кто ты? – повторила она. Тише. Не требуя. Принимая.

– Ты, – произнесла тень. Голос не был голосом. Он не звучал – он просачивался в уши, как яд в вино. – Ты. Без маски. Без имени. Без страха. Без любви.

Тень шагнула вперёд. Алиса осталась на месте. Не потому что не могла – потому что не хотела убегать. Хватит. Здесь не было, куда отступать. Здесь всё было внутри неё. Пахло железом. Как в момент, когда кровь впервые покидает тело. Воздух был тяжёлым. Он вползал в лёгкие и оставался там, будто пытался стать частью её.

Тень была такой же ростом. Та же походка. Та же поза. Но в каждом движении – отчуждение. В каждом взгляде – вселенская усталость. Как будто она прожила тысячу лет в этом зеркале, ожидая, когда Алиса наконец придёт. И теперь не знала – прощать или убивать.

– Я пришла не за тобой, – выдохнула Алиса.

– Лжёшь. За мной. За собой. За правдой.

И она знала – тень права. Последний круг был не битвой. Не очищением. Это был суд. Без судьи. Без обвинителя. Только она. Перед собой. Без права оправдания.

Тень протянула руку. Алиса смотрела на неё. Не кожей – нервами. Это касание будет холоднее стали, горячее предательства. Она знала. Но руку не отдёрнула. Искра билась в груди. Пульсировала. Как ребёнок, бьющийся в теле мертвеца.

Касание произошло. Не боль. Не шок. Что-то между. Память, вырванная из костей. Из глаз – вспышки. Падение с лестницы в шестом. Голос матери – усталый, едкий. Запах гари в подвале. Губы Дэмиена, когда он не хотел целовать, но целовал. И свой собственный голос, говорящий ложь, только чтобы выжить.

– Ты боишься меня, – тень не спрашивала. Утверждала. – Потому что знаешь: я – всё, что ты когда-то хотела забыть.

– Я не боюсь, – хрипло ответила Алиса. И впервые – не соврала. Она была пуста. И в этой пустоте – не страх. Свобода. Тень дрогнула. Лёгкое движение. Как шаг назад. Как признание.

– Тогда иди, – сказала она. – Забери меня. Если осмелишься.

Свет вспыхнул изнутри. Не белый. Не золотой. Тот самый, что видел лишь тот, кто прошёл всё. Искра, обнажённая до кости. Она взорвалась внутри, прошлась по венам, как пламя, пожирающее остатки прошлого. Алиса шагнула вперёд. Внутрь. В неё. В себя.

И всё исчезло.

Осталась только она.

Начался последний круг.

Мир собирался медленно. Как после взрыва – куски воспоминаний оседали в воздухе, падая вокруг неё хлопьями тишины. Алиса стояла в лесу, который когда-то был живым. Он дышал болью. Зола висела в воздухе, как пепел сожжённой правды. Деревья, обугленные и скрученные, тянулись вверх, будто взывали к небу, которого здесь не было. Над головой – тусклая серая плоть, тяжёлая и неподвижная. Она не чувствовала ветра. Ни звука. Только биение внутри – рваное, как шаги по битому стеклу.

Под ногами – не земля. Кожа. Чёрная, гладкая, как будто лес был вывернут изнутри. Её тело дрожало, но это была не слабость. Это была память, возвращающаяся через кости. Она сделала шаг, и поверхность под её ногой издала скрип, словно кто-то вздохнул глубоко под землёй. Алиса шла сквозь себя. Сквозь ту часть, которую пыталась похоронить. И каждый шаг отзывался не в теле – в душе.

Впереди – фигура. Нечёткая, но знакомая. В её походке было что-то болезненно родное. Алиса замерла. Фигура стояла, склонив голову, как будто слушала. Рядом – дерево. Не мёртвое. Живое. Тёмное, с пульсирующими жилами под корой. Ветви были влажными, словно дышали. Из каждой свисали ленты. Не ткань – полосы кожи. Имена выжжены на каждой. Она подошла ближе. Руки дрожали. В горле – ком, острый и тяжёлый.

На первой ленте: «Алиса, 9 лет. Испугалась. Промолчала.» На второй: «Алиса, 12. Солгала, чтобы не остаться одна.» Дальше – длинный ряд. Сотни. Тысячи. Все они – она. Все моменты, где она отступила, отвернулась, предала, спаслась. Цена за выживание. Её цена.

Фигура у дерева обернулась. Это была она. Ребёнок. Слишком худой. С глазами, в которых не было ни света, ни злости. Только усталость. Руки у девочки были в крови. Она держала в ладонях свернувшийся пепел. Пепел из её детства. Алиса сделала шаг, но ребёнок – отступил. Лицо его не изменилось. Только губы дрогнули.

– Ты опять опоздала.

Голос был беззвучным. Он звучал внутри, в ребрах. Алиса не знала, как ответить. Она открыла рот – и почувствовала вкус золы. Слова рассыпались, не дойдя до языка.

– Я не знала, как вернуться.

– Ты знала. Просто не хотела. Тебе было легче забыть.

Ребёнок зачерпнул ещё пепла. Поднёс к её лицу. И высыпал на ладонь. Он был тёплым. Слишком тёплым. Алиса смотрела, как пепел проникает в её кожу. С каждым зерном – вспышки. Удары. Крики. Тени на потолке. Руки, которые должны были защищать. Голоса, от которых она бежала. Всё это вернулось. Сжалось в горле. Вырывалось наружу.

Но она выдержала. Потому что должна была. Потому что если не здесь – то где?

Девочка положила ладонь ей на грудь. И Алиса поняла – это не просто память. Это клятва. Её собственная, данная когда-то: «Если забудешь меня – я умру.»

И она забыла. И та часть умерла. Но сейчас – стояла перед ней.

– Прости, – сказала Алиса. Тихо. Не в оправдание. В истине.

Губы ребёнка дрогнули. Это не была улыбка. Это было движение боли. Но она кивнула. И исчезла. Растворилась, как дым.

Алиса осталась одна. Но не пустая.

И тогда дерево ожило. Оно застонало. Из ствола вытек свет – серый, как раннее утро. Ленты затрепетали. Некоторые – сгорели. Остальные – впитались в ствол. Дерево стало чище. Не живым – цельным.

Алиса пошла дальше. Лес не молчал. Теперь он говорил. Шепотом. Голосами прошлого. И каждый голос – не враг. Они были частью. Её частью. И она была готова их слышать.

Алиса вышла из леса, будто проходила сквозь собственные органы – медленно, с натужной болью, с ощущением, что всё внутри выворачивается наизнанку. Пространство перед ней не раскрылось – оно свернулось. Мир сложился в спираль, как зрачок в панике, как глотка твари, готовой проглотить. Воздух был густым, пахнущим кровью и металлом. Он не двигался, не дышал. Он стоял. Как страж.

Посреди выжженного поля возвышался круг. Камень – серый, будто вываренный из костного пепла. Девять арок. Девять врат. Девять шепотов прошлого. В центре – пустота. Но не мёртвая. Она жила – как язва. Алиса подошла ближе. Ступни её утопали в пепле, будто ступала не по земле, а по телам тех, кого забыла. Или предала.

Внутри круга стоял силуэт. Спиной к ней. Высокий, худой. Плечи напряжены. Пальцы сведены в судороге. Он был недвижим. Но чувствовался – как гул под кожей. И когда она узнала его – сердце не оборвалось. Оно застыло. Потому что узнало. Потому что помнило. Потому что не простило.

Это был отец. Или его призрак. Или часть её, вечно кричащая: «почему?» Он повернулся. Лицо – не старое. Лицо того, кто ещё не разрушен, но уже на пути. В глазах – пустота. И в этой пустоте – она.

– Пришла, – произнёс он. Как будто знал. Как будто ждал. Как будто это было неизбежно, как утро после ночи, как холод после смерти.

Алиса не ответила. Она помнила этот голос. Как он звучал в кухне, когда смеялся. И как – в прихожей, когда двери захлопывались. Он шагнул к ней. Но его остановил мел – круг, нарисованный дрожащей рукой. Ограда. Защита. Или тюрьма. Он не мог её пересечь. Но взгляд его уже касался её, как пальцы, которые оставляли синяки.

– Я был слаб, – сказал он. Тихо. Не извиняясь. Констатируя. – Я хотел быть лучше. Но не знал как.

Алиса шагнула ближе. Пепел поднялся. Она чувствовала, как он оседает в лёгких, как воспоминания о том, что пыталась забыть. Но не смогла. Память впивалась в неё. Острыми краями.

– Я была ребёнком, – произнесла она. – А ты выбрал себя.

Он кивнул. Один раз. Резко. Будто согласие – последнее, что может дать.

– Тогда забери меня. Сделай со мной то, что я сделал с тобой.

Из его груди вышло нечто. Тень. Чёрная, как масло. Но в ней – не ярость. Пепел. Эхо. Она потянулась к ней. Медленно. И в этой тишине Алиса не отпрянула. Она позволила.

И тьма вошла в неё. Не ломая. Сливаясь. Плач, застывший под кожей, вспыхнул. Но она выдержала. Потому что простила? Нет. Потому что приняла. Себя – той, кем стала. Его – тем, кто был. Не больше. Не меньше.

Арки дрогнули. Камень – треснул. Круг исчез. И осталась тропа. Прямая. Без теней. Но она знала – дальше будет страшнее. Потому что следующий, кто ждёт – не враг. Не призрак. А любовь. И разрыв.

Огонь вынырнул из земли не просто так – он ждал. Не пылал, не гас. Извивался, как затаённое воспоминание, от которого бежишь, но которое всегда идёт следом. Пламя не грело. Не обжигало. Оно трепетало, будто замёрзший свет, зовущий не теплом – истиной. Алиса замерла. Под её босыми ступнями земля дышала иначе – не почва, а ткань. Не мёртвая, но истерзанная. Она чувствовала вибрации – каждый виток огня отзывался в крови, словно старый аккорд из утерянной песни.

Озеро возникло внезапно – гладкое, как зеркало, но в нём не было отражения. Только глубина. Только пустота, которая смотрела на неё в ответ. И из этой глубины вынырнуло лицо. Не человеческое. Не чужое. Лицо, вытканное из её ночных кошмаров – мужское, спокойное, но пронзительное, словно знало её до самого зародыша. Лоб – в узорах, похожих на шрамы. Глаза – тёмные, без блика. Уста – приоткрыты, будто зовут, но беззвучно. Сердце Алисы сжалось. Это был он. Брат. Не тот, что был с ней. Тот, которого она лишилась до начала. До своей первой памяти. До первого вздоха.