Тени горят ярче

– Она не сдастся, – сказала Алиса. – Даже если мы сбежим, она найдёт нас. Она уже внутри.

– Потому мы идём в Слепое Место. Там не работает её зрение. Там глохнет её зов. Пока.

– Ты был там?

– Да. Один раз. Почти не выбрался. Оно защищает. Но требует цену.

– Какую?

Он не ответил. Только посмотрел на руку. Там, где был ожог. Как след от кольца, которого нет.

Алиса подошла ближе к краю. Лестница вела вниз – в неизвестность. Металл хрустел под весом воздуха. Ниже – улица. Фонари моргали, как больные глаза. И за одной машиной стояла фигура. Женщина. В красном пальто. Не двигается. Только смотрит. Даже отсюда чувствовалось: она знает. Она уже здесь.

Дэмиен проверил рюкзак. Альбом – внутри. Оружие в кобуре. Карта – в нагрудном кармане. Бумажная. Потому что электронные не работают, когда они рядом.

– Ты готова?

– Нет, – честно. Без бравады.

– Тогда – самое время.

Они начали спуск. Лестница стонала. Тени отступали. Но не исчезали. Просто прятались. Ждали, когда они оступятся. Или остановятся. Или обернутся.

Первые шаги вниз дались легко – слишком легко. Металл лестницы хоть и скрипел, но держался. Алиса старалась не смотреть вниз. В темноте улица казалась вязкой, как нефть. Под ними – не город, а пасть. Дышащая, слышащая. Лестница казалась хребтом мёртвого зверя, по которому они ступали вглубь чего-то древнего, как страх.

Дэмиен спускался первым. Он шагал точно, будто знал, что каждый звук может стать зовом. Алиса следовала за ним, стараясь двигаться синхронно. Ветер с крыши стих, но ощущение наблюдения не исчезло. Она считала шаги. Пятый. Седьмой. Девятый. Пропустила – начала заново. Ей нужно было хоть что-то удержать в голове, пока всё вокруг распадалось на символы, запахи и страх.

На шестнадцатом пролёте воздух изменился. Стал вязким, как желе, будто они вошли в другой слой реальности. Пространство чуть дрогнуло, как от жара. Дэмиен резко остановился, поднял руку.

– Стой. Здесь граница. Дальше – зона.

– Слепое Место?

Он кивнул. Лицо его стало резким, как у охотника.

Под ними раскинулся не просто переулок. Это было нечто иное: сдавленный, искривлённый проход, утопленный в сером камне, как гортань зверя. Стены без окон – только слепые контуры, как следы вырезанных глаз. Ступени лестницы терялись в плотной, вязкой сырости. Ни одного звука. Даже гудка далёкого транспорта. Ни голосов. Город как будто вычеркнули.

– Здесь она не видит?

– Не совсем. Она чувствует. Но не может точно локализовать. Здесь рвётся её связь с тобой. Но если ты принесёшь с собой слишком многое…

– …она всё равно найдёт.

– Да. Она всегда чувствует запах страха. Вины. Желания.

Алиса посмотрела вниз. Глаза привыкали к серому, но тени не отступали. Они стояли, плотные, как ткань, висящая на воздухе. Её тело дрожало. Не от холода. От воспоминаний, которые просыпались сами. Голос матери. Холодная комната. Запах йода и пепла. Лицо Виктории, плывущее сквозь сон.

– А если я уже проводник? – спросила она. – Тогда она и в этом месте будет во мне.

– Тогда… – он замолчал, будто слова резали его изнутри, – …тебе придётся закрыть ворота изнутри. Даже если больно. Даже если это значит – потерять что-то.

– Что?

– Себя. Или часть, которую она уже заняла.

Он шагнул дальше, и Алиса пошла за ним. Ветер исчез. Стало душно. Стены будто сдвигались. Они остановились у дома. Его стена была исписана. Не граффити – руны. Глубокие царапины, вырезанные ногтями. Камень был разодран до серого мяса. Словно кто-то выцарапывал себя наружу.

Она увидела знакомый знак – «L». Теперь – двойной. Склеенные, как зеркала. Под ними слово:

ВОРОТА

Буквы были свежими. Ещё сочились темнотой.

– Это место… – начала Алиса, но замерла. Воздух вдруг хрустнул. Как будто кто-то переломал кости воздуха.

Они не были одни.

Слева, в арке, возник силуэт. Или не возник – проступил, как пятно на старом негативе. Высокий. Узкий. Не человек. Фигура не стояла – висела. Без лица. Лишь гладкая, светлая поверхность, как мокрая кожа рыбы. Она пульсировала. Вокруг неё – шелест. Не дождя. Не шороха. А как если бы рядом кто-то дышал через кровь.

– Не двигайся, – прошептал Дэмиен.

– Кто это?

– Страж.

– Виктория?

– Нет. Один из тех, кого она не может контролировать. Но и мы – нет. Они держат границу. Иногда пропускают. Иногда – нет.

Страж медленно наклонил голову. Его пальцы – длинные, как провода. Не пальцы – антенны. Он сделал шаг. Камни под ногами задрожали. Как если бы земля вспомнила, что она – тоже живое.

– Что делать? – Алиса едва слышала себя. Голос ломался, будто он не принадлежал ей.

– Покажи шрам.

– Что?

– На ключице. Помнишь ожог?

Она приподняла ворот. Кожа под ним – светлее, как след от старой печати. Шрам – тонкая линия, тёплая, как дыхание. Он не просто светился – он мерцал. Страж остановился. Его корпус задрожал. Он наклонился ближе. Не смотрел – слушал. Приближался. Алиса ощутила, как дрожь прошла по сердцу. Он вдохнул – не воздух, её страх. И исчез. Мгновенно. Растворился, как бумага в пламени.

Дэмиен выдохнул с шумом.

– Мы внутри. Но не надолго.

Они сделали ещё десять шагов. Воздух стал другим. Влажная бумага, медь, старая кровь. Но глубже – что-то, что Алиса не могла назвать. Оно не пахло. Оно чувствовалось. Жило внутри. И смотрело на неё. Изнутри неё.

Слепое Место не было пустым. Оно не было и полным. Оно просто… было. Пространство между пространствами. Время, которое не тянулось, а замыкалось. Алиса шла, будто под водой. Звуки гасли, не успев родиться. Шаги Дэмиена впереди стали приглушёнными, как будто разделёнными стеклом. Воздух вокруг – вязкий, как сгущённая тьма. Здесь дыхание не выдыхалось – оно оставалось внутри, кололось рёбрами.

Цвета не исчезали – они замирали. Серые стены переулка, прорезанные трещинами, казались больше не камнем, а сдавленными телами, покрытыми известью. Из щелей сочился не конденсат, а чёрная влага, густая, как чернила. Каждый кап – будто отсчёт. Пульс Слепого Места. Алиса чувствовала, как оно смотрит. Не глазами – кожей. Не разумом – инстинктом.

– Мы близко, – бросил Дэмиен, не оборачиваясь. Голос глухой, будто вышитый по ткани. – Осталась одна петля.

– Петля?

– Пространство замкнуто. Чтобы пройти, нужно пройти себя.

Алиса не сразу поняла. Но Слепое Место само отвечало. Справа от неё зевнула стена – не дверь, но проём, где её не было. Изнутри пахнуло… детством. Горьким апельсином, пыльной библиотекой и чем-то кислым – старыми слезами на подушке. Комнатой, где она пряталась под кроватью, когда мать кричала, а обои шептали чужими голосами.

Она застыла. Губы приоткрылись. Ступня замерла в воздухе.

– Не входи, – резко сказал Дэмиен. Его рука оказалась на её запястье раньше, чем она поняла, что шагнула. – Это не твоя память. Это – ловушка.

– Но это было. Это моё.

– Уже нет.

Проём закрылся, как будто его вытерли. Камень сдвинулся, будто втянул дыхание. На стене осталась вмятина – не визуальная, эмоциональная. Боль, вырезанная в камне. Как шрам на чужой коже.

Они шли дальше. За каждым углом – повторение. Пространство искривлялось, как зеркало под жаром. Один раз они вышли к тому же месту, откуда начали. И ещё раз. На третий – стена поменяла надпись. Рядом с ВОРОТА появилось второе слово:

ОТПЕРТЫ

Алиса почувствовала – в ней что-то дрогнуло. Сердце? Нет. Глубже. Как будто нерв, спрятанный за костью. Она прислонилась к стене. Камень был не холодным, а тёплым. Он дышал. Он знал её. И отзывался.

– Она приближается, – прошептала Алиса. – Даже здесь. Она нашла путь.

– Потому что ворота – не здесь, – ответил Дэмиен. Его голос звучал осторожно. Словно он произносил заклинание. – Они в тебе.

Он снял перчатку. На его ладони – такая же метка. Только не ожог. Татуировка. Но под ней – трещина. Кожа, как старая керамика, не выдержала. Слои истины и памяти расходились, как пласт земли под землетрясением.

– Я тоже был проводником. Много лет назад. Я сумел остановить её тогда. Но цена…

– Ты не помнишь?

– Я помню. Каждый день. Именно поэтому я не дам ей взять тебя. Или через тебя – нас всех.

Он смотрел ей в глаза. В упор. Без страха. Но с сожалением. Как человек, готовый сделать то, что уже разрушило его однажды.

Грохот. Резкий, как обвал. Как будто с неба упал камень. Или что-то прорвало плотину. Они оба замерли. Камень под ногами дрожал, но не от звука – от присутствия.

– Это не она, – сказал Дэмиен. – Это другой. Тот, кто бежал отсюда раньше. Возможно, ещё жив. Возможно – уже не совсем человек.

– Мы идём к нему?

– Нет. Мы идём к Сердцу.

– Оно здесь?

– Оно всегда было здесь. С самого начала.

Слепое Место раскрылось. Тоннель между домами ушёл вниз, как рана, режущая город. Неровный, чёрный, как обсидиан. Впереди – спиральная лестница, уходящая в серый свет, который пульсировал, как биение сердца под кожей мира. По краям – стены, исписанные именами. Все они дрожали. Алиса увидела своё. Буквы будто были вырезаны в момент крика. Живые, свежие, ещё дышащие.

– Мы находимся внутри. «Но она уже рядом», —сказала Алиса.

Дэмиен кивнул. Пальцы на рукояти пистолета, взгляд в никуда.

– Тогда будь готова: дальше – только внутрь.

Спиральная лестница уводила их вниз, вглубь самой сути Слепого Места. Каждый шаг отдавался в грудной клетке, будто ступени были подключены к её сердцу напрямую. Камень под ногами был влажным, будто плакал. Алиса чувствовала, как лестница не просто ведёт их – она проглатывает. Каждое движение – акт жертвоприношения.

– Ты готова? – Дэмиен не обернулся. Его голос стал тише, но резче, как шелест лезвия.

– Нет. Но я иду.

Свет внизу казался неподвижным, но он дышал. Пульсировал. Не свет – сгусток смысла. Живой. Тёплый. Он звал не словами, а ощущениями: тоской, желанием, ужасом. Алиса чувствовала, как внутри неё начинает отозваться ритм – не её собственный, чужой, но притягательный.

Они спустились в круглый зал. Потолок – высокий, как купол собора. На сводах – трещины, пересекающиеся в одной точке. И там – капля света. Она пульсировала в унисон с телом Алисы. Каждое биение – удар в грудь. Тонкий, но точный.

Центр зала – платформа. На ней – объект. Сердце. Не орган, но его идея. Чёрный, гладкий овал, изнутри пронизанный слабым свечением. Как зародыш. Как бомба.

Алиса остановилась. Внутри – молчание. Ни одного шороха. Но ощущение, будто кто-то сжался в ней – и ждал.

– Это Сердце, – произнёс Дэмиен. – Место пересечения. То, через что Виктория проникает. То, что связывает тебя с ней.

– Я чувствую… это живое.

– Оно и есть. Оно – ты. Или та, кем ты могла стать. Или кем она хочет, чтобы ты стала.

Из стен начали выходить тени. Не тела. Идеи. Эхо тех, кто когда-то стоял здесь. Кто колебался. Кто касался. Образы, неуловимые, но ясные. Один – отец Алисы. Другой – девушка с зеркалом вместо лица. Третий – Виктория. Холодная. Безжизненная. Совершенная. Ложная.

– Что мне делать?

– Дотронься. Если готова. Если решишь закрыть. Но помни: то, что ты почувствуешь – не ложь. Это твоя правда, но искажённая. Ты увидишь, кем можешь быть. Кем хочешь быть. И что она готова тебе дать. Взамен.

Алиса подошла к платформе. Пальцы дрожали. Она хотела дотронуться – и в то же время бежать. Сердце звало. Оно пело. Но слова были на языке, которого она не знала.

Вспомни, сказала она себе. Боль. Потери. Мать. Пожар. Крик в зеркале. Всё, что сделало её ею.

И тогда сердце открылось.

Не физически. Оно стало прозрачным. Показывало её. Девочку. В белом. Маленькую, испуганную. И рядом – Виктория. В той же позе. Та же рука, та же улыбка. Зеркало. Отражение. Подмена.

– Ты знаешь, что я – ты, – прошептал голос из ниоткуда.

– Нет.

– Ты хочешь быть мной. Свободной. Без боли. Без страха.

– Нет.

– Тогда страдай.

Алиса подняла руку и коснулась пульсирующего света.

Мир разорвался. Свет вспыхнул. Тени закричали. Камень завибрировал. Стены начали отступать, будто задыхались. Пространство стало кричать. Но Алиса – молчала. Она держала руку на Сердце. И не отпускала.

Она видела всё. Всё, что могла бы получить. Без потерь. Без воспоминаний. Только гладкую, красивую жизнь. В которой её бы любили. Обожествляли. Но за стеклом. За стеклом.

– Я не стекло, – прошептала она.

И ударила. Второй рукой. По себе. По внутренней Виктории. По отражению.

Раздался хруст. Внутренний. Зеркало треснуло. Сердце – замерло. Свет погас.

– Алиса?! – Дэмиен рванулся вперёд.

Она стояла. Живая. Но изменённая. Спокойная. Тише, чем прежде.

– Ты закрыла?

Она посмотрела на него. Долго. Потом – медленно кивнула.

– Нет, – сказала она. – Я оставила дверь. Но закрыла глаза.

И в этот момент – где-то за спиной – кто-то рассмеялся.

ГЛАВА 8. СЕРДЦЕ, КОТОРОЕ ДЫШИТ

Свет погас. Но темнота не наступила. Вместо неё – дыхание. Медленное, вязкое, влажное. Оно исходило отовсюду: из стен, из пола, из самого воздуха, как будто Слепое Место теперь дышало их жизнями. Каждый вдох отнимал тепло. Каждый выдох приносил знание, которое нельзя было развидеть.

Алиса стояла на краю круга, где миг назад пульсировало Сердце. Оно исчезло, растворившись, как мираж. Но не покинуло. Оно осталось внутри – не как объект, а как присутствие. Тишина, которая наступила, была не пустотой, а наблюдением. В этом молчании слышались шорохи: шагов без тел, дыханий без ртов, молитв, которые больше не знали слов. Ни одно из них не принадлежало живым.

– Это не конец, – Дэмиен опустил пистолет. Но пальцы его оставались на спусковом крючке. Он смотрел не на Алису – на стены, будто ожидал, что одна из них раздвинется, выпустив наружу то, что должно было остаться погребённым.

Алиса не ответила. Её зрачки расширились, как если бы она смотрела в пустоту, но внутри. То, что произошло, не ушло. Оно развернулось. Переписало её. Внутри не было страха, но и покоя тоже не было. Только понимание. Сердце, которое она коснулась, больше не било отдельно. Оно совпадало с её пульсом. Или подменило его.

Стены зала начали меняться. Камень мутнел, терял структуру, будто под ним проступала другая форма – металлическая, гладкая, как поверхность глаза. Пространство перестало быть архитектурой. Оно стало… намерением. Не тем, что строит, а тем, что сдерживает. Алиса чувствовала: это не храм и не склеп. Это контейнер. Гробница. И не для мёртвого. Для живого, которого нельзя было выпустить.

На полу – следы. Человеческие. Почти. От босых ступней, длинных, с лишними суставами. Вмятины глубокие, как будто не масса оставила их, а память. Следы вели к узкому проходу. Не тоннель. Щель. Как трещина в теле мира. Запах оттуда – будто воздух просачивался сквозь гнилую кожу.

– Ты чувствуешь? – Алиса обернулась. Её голос звучал ниже, ровнее, как будто внутри неё осела тьма, и теперь говорила ею.

– Она ближе, чем была. И дальше одновременно, – Дэмиен не удивился. – Потому что теперь ты – часть.

Они пошли вперёд. Пространство не сопротивлялось. Оно отступало. Пропускало. Тоннель обхватил их, как глотка. Света не было, но стены светились изнутри. Биолюминесценция – зелёно-серая, как плесень на старой фотографии. Поверхность шевелилась. Кожа. Нервы. Живая материя.

Алиса шла первой. Она чувствовала, как внутри вспыхивают образы. Мгновенные. Без контекста. Глаза Виктории. Дверь в интернате. Лицо нянечки, сказавшей, что мама не вернётся. Постель, где она лежала, зная, что не одна – и от этого было страшно.

– Я помню, как ты нашёл меня, – голос Алисы не был вопросом. – На мосту. Когда я стояла, смотрела вниз. Я хотела прыгнуть. Но не могла.

– Я не спасал, – Дэмиен шёл за ней, каждый шаг отдавался эхом. – Я искал. Ты уже горела тогда. Я почувствовал это.

– Почему я?

– Потому что ты не погасла. Остальные – да. Они сдались. Ты – нет.

Впереди открылся новый зал. Не как предыдущий. Этот был… живой. Круглый, но органический. Стены дышали. Поверхность напоминала внутреннюю сторону ребра. Всё пульсировало, будто сама ткань Места имела сердцебиение.

В центре – кресло. Старое. Трон, покрытый не пылью, а кожей. На нём – силуэт. Фигура неподвижная, как если бы не сидела, а хранилась. Тело – ссохшееся, но не мёртвое. Оно дышало. Слабо. Как сон без сновидений.

На груди фигуры – знак. Не нарисованный. Выращенный. Символ «L», но искажённый. Перекрученный. Как змей, вцепившийся в собственный позвоночник. Кровь на краях – свежая.

– Он жив? – Алиса остановилась. Грудь жгло. Метка на коже снова ныла. Как будто отзывалась. Узнавала.

– Он – хранитель. Или сбой. Или… предупреждение.

Алиса сделала шаг. Кресло заскрипело. Глаз открылись. Зрачки – квадратные. Кожа – почти прозрачная. Под ней – тонкие вены, тёмно-синие. Существо смотрело сквозь них. Сквозь пространство. Прямо в самый страх.

– Алиса, – голос, будто просеянный сквозь пепел. – Ты вернулась. Но слишком поздно.

Он не улыбался. Но в уголках глаз – трещины. Как если бы он плакал. Слишком долго. И слёзы выжгли всё живое.

– Слишком поздно для чего? – Алиса не отступила. Её голос был ровным, хирургически холодным, будто она задавала вопрос скальпелем.

Фигура не моргала. И всё же в её взгляде что-то сдвинулось – как лёд, треснувший под шагом. Воздух между ними задрожал, и тишина ударила по барабанным перепонкам резче любого звука. Это была не пауза. Это было сопротивление – пространство пыталось отговорить их от ответа.

– Для различия, – наконец произнёс он. Его голос звучал, как сожжённая бумага. – То, что ты разрушила, уже вплелось в ткань реальности. А то, что сохранила, осталось вне. Они поменялись местами. Ты – теперь внутри.

– Я не дала ей войти, – тихо, почти убеждая себя.

– Нет. Ты дала ей лицо. Имя. Кожу. И теперь она дышит. Сквозь тебя.

Алиса сделала шаг. Метка на её груди вспыхнула красным, словно отзываясь на сказанное. Жжение пробежало по шее, пульсируя с каждым словом хранителя. Дэмиен дотронулся до её плеча. Молча. Напоминание: она – здесь. Пока ещё здесь.

– Посмотри, – прошептал он. – Не только на него. Вокруг.

Стены зала начали вибрировать. Они меняли форму, вытягивались, сглаживались. На их поверхности проступили зеркала. Но они не отражали. Не Алису. Не Дэмиена. В них – тени. Пустые оболочки. Женщина с зашитым ртом, кожа на лице натянута, как пергамент. Ребёнок, чьи зрачки вращаются независимо друг от друга. Мужчина с шеей, словно вытянутой клещами изнутри. Они не шевелились. Но внутри них – что-то ещё билось. Остатки разума, страха, желания выйти. Или убежать.

– Это те, кто прошли сюда, – произнёс хранитель. – Кто коснулся Сердца, думая, что найдёт истину. Одни хотели излечиться. Другие – обладать. Никто не ждал, что внутри окажется не ответ, а их отражение. Без прикрас. Без защиты. Не то, кем они были – а то, чем стали.

Алиса смотрела. И видела лица, которых не знала. Но каждый – отзывался в ней. Как если бы они были частями её. Возможностями. Исходами. Отвергнутыми дорогами.

– А ты? – спросила она. – Что показало тебе Сердце?

Он молчал долго. Так долго, что пространство вокруг начало стекать вниз, как воск. Потом – медленно – он поднял руку. Ладонь – тёмная. Выжженная. Знак – её метка, но деформированная. В центре – пустота.

– Я захотел стать собой. Это было ошибкой. Теперь я… остаток. Ни человек, ни проводник. Ни угроза, ни защита.

– Значит, ты был лучше?

– Я был чище. Пока не коснулся. Пока не позволил себе выбор.

Алиса ощутила, как внутри неё нарастает гул. Не страх. Понимание. Невозможно выйти из Слепого Места прежней. Даже если выживешь – прежнего «я» больше не будет.

– Ты можешь идти дальше, – сказал он. – Но ты несёшь её. Её след. Её пульс. Каждое твоё слово – её звук. Каждая боль – её путь. Ты уже дверь. Осталось – решить, в какую сторону она откроется.

– А если я не пойду?

– Тогда станешь зеркалом. Как они. Живой, но застывший. Смотри – вон та женщина когда-то была целителем. Хотела спасти сестру. Поверила, что Сердце даст ей силу. Оно дало ей правду. Что она всегда желала контролировать, а не лечить. Она не приняла это. И осталась. Вечно.

Дэмиен не говорил ни слова. Но взгляд его не покидал Алису. Он видел, как дрожат её пальцы. Видел, как пульс на шее совпадает с ритмом стены. Он знал: времени осталось немного. Но выбора – ещё меньше.

– Я иду, – произнесла она. Чётко. Без пафоса. Как приговор.

Хранитель кивнул. Его пальцы – костлявые, обожжённые – раскрылись. Из ладони упала капля. Тёмная, как смола. Она ударилась о пол, не расплескалась – а раскрылась. Сформировалась в узор. Символ. Невозможный, но читаемый. Дверь. Из живой ткани.

– Иди, – шепнул он. – Но помни: чем ближе к Истоку, тем тише твой голос. А её – громче. И ложь – всегда поёт красивее.

Алиса сделала шаг. Пол под ногами сменился. Камень стал мягче. Мясистый. Почти дышащий. Она не шла – скользила вперёд, как по горлу чудовища. Дверь дрогнула. И раскрылась.

Свет был серым. Не светом. Воспоминанием о нём. Или его имитацией.

И всё внутри Алисы стало тише. Потому что дальше начиналось не другое место. А другое «я».

Они вошли. Дверь за спиной сомкнулась без звука. Как веко, медленно прикрывающее мёртвый глаз. Ни щелчка, ни скрипа. Просто – тьма обняла их, и назад стало невозможным. Не страшно. Не жутко. Просто необратимо.

Камера, в которую они ступили, была пуста. Но не безмолвна. Она дышала. Не звуком – кожей. Ни стен, ни пола, ни потолка. Пространство – аморфное, гулкое, будто внутренность черепа. Свет не падал сверху – он вытекал из воздуха. Мутный, дрожащий, как дыхание младенца в лихорадке. Стены, если их можно было так назвать, были как мышцы, натянутые на хрупкий костяк. Словно само место собиралось в кулак.

– Где мы? – Алиса говорила вслух, но звук не вернулся. Не эхо. Не ответ. Он просто исчезал, будто его глотало само пространство.

– Там, где Сердце не бьётся, – Дэмиен держался рядом. Плечо к плечу. Он не касался её – он защищал. Или напоминал: они всё ещё вместе. – Здесь нет времени. Здесь есть только выбор.

Из пустоты выросла платформа. Без звука, как будто она всегда была там, просто раньше не замечалась. Поверхность – серый металл. Без швов, без царапин. Нечеловечески ровный. В центре – кресло. Небольшое. Похожее на то, в котором сидел хранитель, но без присутствия. Только ожидание.

Рядом со столом – ещё один объект. Массивный, как алтарь. И на нём – предметы. Семь. На первый взгляд – случайные. Но ни один из них не был чужим. Алиса знала их. Узнавала не умом, а телом. Каждая вещь отзывалась в ней, как нерв, к которому прикоснулись слишком остро.

– Что это? – прошептала она, и голос дрожал не от страха, а от знания. Ответ был внутри неё. Но она всё равно ждала, чтобы его услышать вслух.

Дэмиен наклонился. Его пальцы коснулись ножниц. Детских. Пластиковых, с тупыми концами. Но лезвие – покрыто тонкой коркой засохшей крови. Запах – не гнилой, не свежий. Воспоминание. Запах вены на запястье, которую кто-то когда-то пытался перерезать – не чтобы умереть, а чтобы чувствовать.

– Это твои узлы, – произнёс он. – Память. Выбор. Боль. Ты должна разорвать хотя бы один. Или – принять все. Они ведут к Истоку. Но ты не знаешь, кто ты, пока не прикоснёшься.

Алиса медленно провела пальцами по остальным. Второй предмет – брошь. Из чёрного железа, с расколотой эмалью. Её мать носила такую. Или ей снилось. Третий – письмо. Конверт потемневший, как если бы его держали в огне. Внутри – фраза: «Ты не должна была выжить». Почерк – её. Но написан слева направо. Как в зеркале.

Четвёртый – ключ. Тяжёлый, обугленный, с отпечатком на ручке – словно его сжимала чья-то ладонь и никогда не отпускала. Пятый – кольцо. Разломанное пополам, словно кто-то не снял, а раскусил его. Внутри – гравировка, почти стёртая: «Вернусь, когда…» – остальное исчезло.

Шестой – глазное яблоко. Искусственное. Холодное. Оно лежало на подставке, но ощущалось, будто наблюдает. Без век. Без намерения. Просто – фиксирует.

Последний – осколок стекла. Прозрачный. Острый. В нём – лицо. Виктория. Замёрзшее. Безмолвное. Но её губы шевелились. Едва заметно. Алиса видела: Виктория говорит её имя. Не кричит. Не зовёт. Просто – помнит.

– Это не испытание? – спросила Алиса. Пальцы сжались. Под ногтями – кровь. Своя.

– Нет. Это карта. Каждая вещь – путь. Но все ведут вглубь. Ни один – назад.

– Если я выберу не тот?

– Тогда не выйдешь. Или выйдешь не собой. И тогда будет поздно. Для всех.

Алиса протянула руку. Сначала – к стеклу. Виктория. Но в последний миг – пальцы дрогнули. И опустились на кольцо. Металл – холодный, как обещание. Пульс ударил в ладонь. Не её пульс.

– Это было у меня, – прошептала она. – Когда я верила, что семья – это убежище. Что любовь – не ловушка. Я носила его, пока не поняла: оно держит меня, а не я его.