Дневники возлюбленной

Хид Аночка

Дневники возлюбленной

Глава 1. Пророчество о Верховной Ведьме

Конец августа в Стальграде выдался душным и тяжелым. Воздух, пропитанный запахом горячего металла и угольной пыли с ГОКа, висел неподвижным маревом над Старым кладбищем. Солнце, бледное в серой дымке, беспощадно слепило глаза, отражаясь от гранитных плит. У свежей могилы теснилась небольшая группа скорбящих – черные фигуры на выжженной траве. Похороны Катерины Волковой.

В стороне, под сенью раскидистой, пыльной ивы, стояли двое. Братья. Почти одинаково высокие, стройные и угловатые, как юноши, только что перешагнувшие порог двадцатилетия, в идеально отглаженных черных рубашках и таких же черных очках, скрывающих взгляд.

Август – высокий, поджарый, с копной черных непослушных волос. Неподвижен, словно высечен из гранита. Лишь легкая игра скулы на его гладком, еще совсем молодом лице, да едва заметное движение челюсти выдавали напряжение. Его незримый питомец, Левиафан, чуть шевелил теневыми тентаклями у его лодыжек, улавливая тревогу хозяина. Феликс, чуть выше брата, казался сейчас ниже, сгорбленнее. Он оперся лбом о шершавый, холодный ствол липы, его широкие, но еще не набравшие мужской мощи плечи слегка подрагивали. Пальцы его сильных, но лишенных житейских отметин рук сжимали пачку сигарет так, что картон вот-вот порвется. Черные волосы, обычно аккуратные, сейчас беспорядочно падали на лоб, придавая ему вид растерянного студента. За очками, в глубоких тенях, читалось невыносимое страдание, слишком острое и необтесанное для возраста старше двадцати двух.Август нервно покусывал фильтр неподкуренной сигареты, не сводя глаз с процессии. Феликс стоял, словно изваяние, лицом к промзоне, где высились трубы ГОКа, клубящиеся белесым паром.

– Не вернусь, – прозвучало тихо, но отчетливо, разрезая гнетущую тишину. Голос Феликса был лишен интонаций, плоский. – В «Кузню». Не готов. Не могу.

Август медленно перевел взгляд на брата, но тот продолжал смотреть куда-то вдаль, за ограду кладбища.

– Кириллу нужен ответ, – пробурчал Август, возвращаясь к наблюдению. – Без тебя будет… сложнее.

– Справишься, – Феликс резко повернул голову, и в прорезе очков мелькнуло что-то напряженное, почти больное. – Ты всегда был эффективнее. Мне… мне нужно время.

Август лишь хмыкнул, но спорить не стал. Его внимание приковали две фигуры чуть поодаль от основного круга родственников. Девушки. Одна – в строгом черном платье, с темными, почти черными волосами каре. Ее лицо скрывали большие черные очки, оставляя видимыми лишь напряженную линию скул и бледный подбородок. Она что-то быстро, с горячностью шептала своей спутнице – высокой светловолосой девушке с длинными, собранными в небрежный хвост. Светловолосая слушала, кивая, но вдруг резко замолкла и, словно подчиняясь невидимому толчку, повернула голову прямо в их сторону. Ее взгляд, синий и неожиданно острый даже на расстоянии, уперся сначала в Августа, затем в Феликса. Не испуг, не вопрос – холодное, оценивающее сканирование. Замерла на несколько томительных секунд.

– Нас засекли, – констатировал Август, убирая сигарету в карман. – Кто они?

Феликс глухо вздохнул.

Церемония закончилась. Гроб опустили, первые комья земли глухо стукнули о крышку. Люди начали медленно расходиться, сбиваясь в тихие, подавленные группки. Брюнетка в очках резко развернулась и пошла прочь, не оглядываясь, ее каблуки уверенно ступали по рыхлой земле. «Какая знакомая походка» – подумал Август, но его мысли прервала светловолосая девушка, чей взгляд еще раз скользнул по братьям, а затем она направилась к ним – прямым, решительным шагом.

Август снял очки, протер пальцем дужку. Феликс машинально последовал его примеру. Их черные, неотражающие глаза встретили девушку. Она остановилась в шаге, ее синий взгляд был спокоен, но недобр.

– Примите наши соболезнования, – начал Август, его голос звучал формально-учтиво, без привычной язвительности. – Катерина была выдающейся…

– Ведьмой? – девушка перебила его, и в ее низком голосе прозвучала ледяная нотка. Она окинула их обоих медленным, тяжелым взглядом. – Ваша «ангельская» сущность так и прет. Не думала, что такие, как вы, вообще приходят на похороны обычных людей.

Феликс будто съежился внутри себя. Август лишь чуть приподнял бровь, изучая ее.

– Простите, – голос Феликса прозвучал глухо, сдавленно. – Мы не хотели мешать. Просто… отдать дань уважения коллеге. Хорошему человеку.

– Вы с ней работали? – спросила девушка прямо, не отводя глаз от Феликса.

– Да, – ответил Феликс. – Я. 10 лет…

Девушка медленно кивнула, будто сложила в голове последний пазл. Ее лицо оставалось спокойным, но в синих глазах застыло что-то твердое, как сталь.

– Тогда слушайте, – она сделала полшага вперед. Ни страха, ни агрессии – только холодная, режущая определенность. – Вы не смогли ее защитить. Вы. – Слово было брошено Феликсу прямо в лицо. – Так найдите теперь в себе смелость найти того, кто это сделал. Или ваше уважение – пустой звук? Прощание для галочки?

Она не стала ждать ответа. Резко развернулась и пошла прочь, длинные светлые волосы колыхнулись на спине, догоняя уже почти скрывшуюся за рядом могил фигуру брюнетки в очках.

Август присвистнул почти неслышно, следя за ней взглядом.

– Ну и характер.

– Я не знаю ее, – ответил Феликс глухо, сжимая в руке черные очки. Он выглядел так, будто его ударили ножом в живот. – Катерина… она никогда не говорила о родственниках.

– По крайней мере она знает о делах тети, – Август надел очки, его лицо снова стало непроницаемой маской. – И онатолько что публично обвинила тебя в трусости. Найди смелость, брат. – Он похлопал Феликса по плечу, жестко, без сочувствия. – Выборов у тебя тает. Кирилл не вечен в своем терпении. А эти… – он кивнул в сторону, где скрылись девушки, – Надо ими заняться.

Феликс ничего не ответил. Он смотрел на свежий холм земли, где теперь лежала Катерина, его опора, его партнер. Его вина. А потом его взгляд невольно потянулся туда, где скрылась светловолосая девушка, уносящая с собой ее ледяной укор. Смелость. Ему казалось, что ее пепел уже давно смешался с пылью ГОКа под его ногами. Холодный ветерок с промзоны донес запах гари и металла. Похороны закончились. Тень только опустилась.

Офис Кирилла располагался на верхнем этаже здания управления ГОКа. Вид отсюда открывался на весь Стальград – клубящиеся трубы комбината, серые кварталы, ленту реки. Но Август смотрел не в окно, а на Кирилла, сидевшего за массивным дубовым столом. Вампир выглядел усталым, его обычно безупречный вид слегка пострадал: рукав белой рубашки закатан, галстук ослаблен, на столе – недопитый стакан темной, густой жидкости, похожей не на кофе.

– На похоронах ничего, – Август откинулся на спинку кожаного кресла. Его черная рубашка слегка мятая после кладбища. – Обычные люди. Горе. Слезы. Единственнное, там были две ведьмы, может из Ковена, или…

Кирилл кивнул, медленно вращая в пальцах серебряную ручку. Его черные глаза были непроницаемы.

– Ну вот и узнаешь. Расследование твое, Август. Полная свобода действий, ресурсы – все, что попросишь. Но… – он сделал паузу, – …подумай о напарнице. Обратись в Ковен. Сильная ведьма могла бы помочь тебе. Катерина была их, они заинтересованы.

Август чуть поморщился, будто почувствовал неприятный запах.

– С Ковеном? Спасибо, не надо. – В его голосе не было высокомерия, лишь спокойная уверенность человека, привыкшего полагаться на себя. – У меня есть свои методы.– Он кивнул на свою тень, где что-то шевельнулось, как складка темной ткани.

Кирилл не стал настаивать, лишь вздохнул почти по-человечески.

– Как знаешь. Но информация к размышлению: за неделю до… этого… Катерина приходила ко мне. Она заметила, что много демоном стараются покинуть Ад и заключают контракты, по ее мнению это предвестник пришествия Верховной Ведьмы.

Август ухмыльнулся, коротко и беззвучно. Уголок его губ дернулся в скептической усмешке.

– Верховная? – Он махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. – Ладно, учту. Образ для фанатиков в очередной раз могут использовать для пркирытия своих перступлений. – Он помолчал, вспомнив двух девушек на кладбище. – Меня сейчас больше беспокоют те ведьмы с ее похорон. Есть ли у Катерины молодые родственницы? Дочери?

– Ах, да, – Кирилл отложил ручку. – Есть сестры и две племянницы. Обе ведьмы, в Ковене не состоят, но и нарушений не замечено… – Он нажал кнопку на интеркоме. – Маргарита, подготовь данные по Катерине Волковой для Августа – адрес, контакты девушки, котоая занималась организацией похорон.

Дверь кабинета бесшумно открылась. Но в проеме возникла не секретарь, а хрупкая тринадцатилетняя девочка в простом синем платье, с длинными, почти белыми волосами, ниспадающими на плечи. Только глаза – большие, серые, слишком умные для ребенка – выдавали ее истинную природу. Она несла папку с бумагами, но остановилась, увидев Августа и напряженную атмосферу.

– Пап? Я не помешала? – Ее голосок был высоким, чистым, но в нем не было детской наивности.

– Нет, Алиса, заходи, – Кирилл смягчился, и в его взгляде мелькнула неподдельная нежность. – Август как раз докладывает о похоронах Катерины.

– Катерины? – Алиса поставила папку на стол, ее бледные пальцы слегка дрогнули. Алиса широко раскрыла серые глаза. В них читался шок, искренняя боль.

– Ужасная трагедия для всего нашего города… – Она обвела взглядом Кирилла и Августа. – Кто будет искать?

– Август взялся, – Кирилл кивнул в сторону демона. – Он лучший в таких делах. Найдет.

Алиса перевела свой взрослый, проницательный взгляд на Августа.

– Август… – она произнесла его имя тихо. – Да, лучший в делах…

Август встретил ее взгляд. Его лицо оставалось непроницаемым, лишь легкая тень сочувствия скользнула в черных глазах.Он встал, кивнул вампиру и вышел, оставив отца и дочь наедине с тяжелой новостью и невысказанными мыслями, которые витали в воздухе кабинета, густом от запаха старого дерева, металла и чего-то еще, незримого, но острого, как лезвие.

«Рай» днем был пуст и безжизнен. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь высокие окна, выхватывали из полумрака пустые столики, ряды чистых бокалов на полках и пылинки, танцующие в воздухе. Тишину нарушал только тикающий где-то старый часовой механизм да глухой стук – тук-тук-тук – кулака о твердую поверхность.

Феликс сидел за барной стойкой, спиной к входу. Перед ним стояла почти пустая бутылка дорогого, выдержанного виски и единственный стакан. Он не пил из него уже минут десять. Просто сидел, ссутулившись, уставившись в полированное дерево стойки, и методично бил костяшками пальцев по столешнице. Тук-тук-тук. Каждая дробь отдавалась в пустом зале. Алкоголь не брал его. Совсем. Жидкий огонь растекался по горлу, согревал желудок, но до мозга не доходило ничего, кроме горечи и полной, обескураживающей ясности. Демон внутри не давал забыться. Не давал сбежать.

– Мерзавец, – прошипел Феликс себе под нос, не то обращаясь к бутылке, не то к невидимому сожителю. Он схватил стакан, залпом допил остатки. Огонь. И снова – ничего. Только пепел на языке. Он потянулся за бутылкой, чтобы налить еще, но его рука наткнулась на пустоту.

Рядом стояла официантка Юля. Она подошла неслышно, на мягких балетках. В руках она держала пустую бутылку виски и его стакан. Лицо ее, обычно открытое и добродушное, было напряженным, глаза – широко раскрытыми, с искренним испугом и сочувствием. Она осторожно поставила на место салфетницу, которую он смахнул локтем.

– Феликс… – ее голосок дрогнул. – Я… я только что прочитала в городских пабликах. Про Катерину. Я… мне так жаль. Она часто заходила к нам…

Она произнесла это все на одном дыхании, словно боясь, что ее прервут. Искренность била из нее ключом, наивная и чистая, как родниковая вода в этом прокопченном баре.

Феликс медленно повернул голову. Его черные глаза, обычно скрытые очками или полуприкрытые веками, были открыты полностью. Бездонные. Пустые. И в них не было ни капли благодарности за соболезнования. Только накопившаяся за день боль, вина и беспомощность, вывернутые наружу острым, как бритва, раздражением.

– Юля, – его голос был низким, хриплым, как скрип несмазанной двери. – Уберись. И… уйди. Просто уйди отсюда. Сейчас.

Это не было криком. Это было хуже. Спокойный, ровный приказ, пропитанный такой ледяной усталостью и таким нежеланием видеть рядом хоть кого-то, что Юля физически отшатнулась, будто ее толкнули. Ее глаза мгновенно наполнились слезами. Она судорожно сглотнула, кивнула, не в силах вымолвить ни слова, схватила бутылку и стакан и буквально побежала в сторону кухни, стараясь не издавать звуков.

Феликс снова уставился в стойку. Тук-тук-тук. Его пальцы возобновили свой мертвый бой. В тишине опустевшего «Рая» этот звук казался громче пушечных выстрелов. Он снова был один. Наедине со своей ясностью. Со своей виной. Со своим демоном, который не давал ему даже права на пьяное забвение. Пыль медленно оседала на полированное дерево рядом с его сжатым кулаком. Пыль и пепел.

Слезы жгли Юлины глаза, спотыкаясь о ресницы, пока она выбегала из «Рая» через черный ход. Грубость Феликса, такая неожиданная и ледяная, резанула глубже, чем она могла предположить. Она просто хотела помочь. Просто пожалела его. А он… Он посмотрел на нее, как на назойливую муху, которую нужно смахнуть. Воздух за стенами бара был густым, пропитанным вечерней гарью и влажностью с реки. Юля свернула в знакомый проулок между складами – кратчайшая дорога к ее микрорайону. Обычно она не боялась ходить здесь одной, даже в сумерках, но сегодня страх сжал горло комом, смешавшись с обидой и непонятной тревогой. Августовские вечера темнели стремительно, и тени от высоких кирпичных стен уже сливались в сплошную черноту.

Слезы жгли Юлины глаза, спотыкаясь о ресницы, пока она выбегала из «Рая» через черный ход. Грубость Феликса, такая неожиданная и ледяная, резанула глубже, чем она могла предположить. Она просто хотела помочь. Просто пожалела его. А он… Он посмотрел на нее, как на назойливую муху, которую нужно смахнуть. Воздух за стенами бара был густым, пропитанным вечерней гарью и влажностью с реки.

После ночной смены работников разводит такси, но в такое время, после дневной смены, когда ещё ходил общественный транспорт, Юля добиралась домой самостоятельно. Ей было нужно пересечь один микрорайон и она решила сделать это пешком.

Проходя мимо детской площадки, на территории которой отдыхали трое молодых людей, Юля ускорила шаг. Свист и глупые реплики разрезали воздух. Юля начала ускорятся ещё, однако, свист не отдалялся – он как будто толкал её в спину, насмехаясь, загоняя в угол, а в арке дома и вовсе толчек в спину оказался реальными.

– А что такое? – раздался мерзкий мужской смех. – Куда спешим?

Юля обернулась и увидела тех самых парней с площадки – они были явно на веселе, а расширенные зрачки говорили о том, что они находятся под действием определённых наркотических веществ. Юля боялась им отвечать, и норовила пройти дальше, но парни явно просто так не хотели её отпускать.

– Не спеши, милая, – захихикал второй парень и провёл рукой по её волосам, от чего Юля дергнулась. – Ну, чего ты? Мы пообщаемся и ты пойдешь дальше.

– Мне надо домой, мне надо… – голос Юли терялся на фоне их хихиканья.

– Нет, – третий парень прижал её к стене арки. – Тебе надо лишь постараться сделать так, чтоб наш вечер закончился хорошо.

– Если вам нужны деньги и телефон – я отдам…

– Нет-нет, сучка, нам ты отдашь кое-что другое.

Смех парня пронзил Юлю до адской боли и она открыла глаза – девушка находилась в холодной ванной. Юля осмотрела свое тело – ссадины и синяки, царапины покрывали её тело.

Дневной свет, льющийся в высокие окна «Рая», казался слишком ярким, слишком обыденным для разговоров о смерти и пророчествах. Август сидел за угловым столиком, пальцами медленно вращая пустой стакан из-под капучино. Он был одет в черную льняную рубашку с длинным рукавом, закатанным до локтей, открывавшими тонкие, но прочные предплечья, и темные, идеально сидящие штаны. Несмотря на духоту конца августа, на нем была легкая, черная вельветовая куртка, накинутая на спинку студа – словно броня или привычный барьер. Напротив него – Диана. Она сидела в черной футболке over size и широких синих джинсах. На ногах – потертые кеды. Она смотрела на него не с утренней ледяной злостью, а с настороженным любопытством, смешанным с легкой усталостью. Светлые волосы были небрежно собраны, под глазами – тени бессонной ночи.

– Откуда вы вообще узнали мой номер? – спросила она прямо, отодвинув свою чашку с недопитой пеной. – И зачем? Соболезнования уже приняты. Допрос?

Август усмехнулся коротко, беззвучно.

– Работа такая, Диана. К тому же, именно ты оформляла документы на похороны через фонд Кирилла. Логично начать с тебя. И на «ты», пожалуйста, обращайся. – Он откинулся на спинку кресла, его черные глаза изучали ее без давления, но без жалости. – Катерина… Последние дни, недели. Замечала что-то необычное? Кто-то подозрительный звонил, приходил? Может, она о чем-то тревожилась, что-то говорила, что показалось… странным?

Диана вздохнула, сжала руки на коленях.

– Тетя… Она всегда была к нам добра. К Мари, ко мне. Но свои дела… свои настоящие дела… она держала при себе. – В ее голосе прозвучала горечь. – Мы знали, что она делает, в общих чертах. Но не как и не с кем конкретно. Последнее время… она казалась сосредоточенной. Уходила в себя… Как будто решала сложную задачу.

– Мари?

– Моя старшая сестра… Она была со мной на кладбище.

– Ковен? – спросил Август, следя за ее реакцией. – Она с ними контактировала же. Может, кто-то из них вызывал у нее неприязнь? Конфликт?

Диана фыркнула. На ее обычно спокойном лице появилось откровенное, почти детское презрение.

– Ковен? – Она произнесла слово так, будто это было что-то липкое и неприятное. – Эти… курицы? Тетя терпела их из вежливости, наверное. Или потому что Кирилл этого хотел. Но сотрудничать? Серьезно? – Она покачала головой. – Они играют в магию, Август. В ритуалы для богатых клиентов, в снятие сглаза и привороты. Тетя же… она ведала. Она искала истину – то, что скрыто под слоем пыли и глупости. Она презирала их мелкие амбиции.

В ее словах звучала твердая уверенность, семейная спесь настоящих носителей знания перед теми, кто лишь притворяется. Август кивнул, принимая информацию. Его следующий вопрос прозвучал тише, но весомее:

– А слышала ли ты что-нибудь… о пророчестве? О том, что она говорила незадолго до… ухода? Верховной ведьме, например?

Диана замерла. Ее синие глаза расширились, потеряв на мгновение всю свою сдержанность. В них мелькнуло нечто – не страх, а жгучее любопытство, смешанное с тревогой.

– Верховная? – Она произнесла слово почти шепотом. – Нет.– Диана наклонилась вперед, ее пальцы сцепились на столе. – Что именно она сказала о верховной?

Август понял – тема о верховной это именно тот крючек, на который клюнула Диана, но в этот момент его телефон на столе завибрировал, заглушая тишину бара резким, настойчивым жужжанием. Август схватил трубку, поднес к уху.

– Говори.

Слушал он недолго. Лицо его стало каменным, исчезли последние следы размышления или усталости. В глазах вспыхнули холодные фиолетовые искры – на долю секунды, но Диана успела их заметить.

– Адрес. Сейчас. Ничего не трогать. – Он отключился, вставая так резко, что стул скрипнул по полу. Лицо было напряжено, все внимание уже ушло туда, на вызов.

– Что случилось? – спросила Диана, тоже вскакивая. Ее соболезнующая племянница исчезла, осталась только ведьма, почуявшая опасность.

– Спасибо, Диан,за честность, – коротко бросил Август, уже доставая ключи от машины. – Потом поговорим еще.

– Еще одна смерть? – Диана нахмурилась. – Как у тети? Я еду с тобой, – заявила Диана, шагая рядом, не отставая.

Август резко остановился, обернулся. Его взгляд был колючим, оценивающим.

– Не место для тебя, Диана.

– Я ведьма! – парировала она, подняв подбородок. Ее голос звенел сталью. – И если это хоть как-то связано с тем, что случилось с моей тетей – я имею право знать. Я должна знать. И я могу почувствовать то, что не почувствует твой… Левиафан. – Она кивнула на его тень, где что-то шевельнулось.

Август задержал на ней взгляд на пару секунд. Время текло медленно. Потом он резко кивнул, поворачиваясь к двери.

– Ты видишь его? Ладно… Садись и не мешай. Если скажу «сиди в машине» – сидишь. Поняла?

– Поняла, – Диана шагнула следом, ее сердце колотилось от тревоги и адреналина. Дневной свет «Рая» остался позади. Впереди была промзона, запах ржавчины и крови, и тень, которая, возможно, тянулась от могилы Катерины.

Воздух на кладбище был густым, пропитанным запахом увядающих цветов, нагретой земли и далекого металла с ГОКа. Феликс шел по знакомой дорожке, сжимая в руке пучок белых лилий. Камни под ногами, выжженная трава, крик вороны на покосившемся кресте – все казалось приглушенным, как будто он двигался под водой. Вина и пустота после разговора с Юлей и бесплодной попытки напиться все еще тяготели над ним, но сегодня он заставил себя приехать. Отдать долг. Посмотреть в лицо своей неудаче.

Могила Катерины была ухоженной. Свежий холм земли уже успел осесть, на нем лежали венки и букеты. И один, совсем свежий, скромный букет темно-красных гладиолусов, уже стоял у подножия гранитной плиты с именем.

Рядом с могилой, склонившись, стояла девушка. Брюнетка. Та самая, в черных очках с похорон. Она аккуратно поправляла цветы в вазе, ее движения были точными, почти механическими. Темное каре скрывало лиц. На ней было простое черное платье, похожее на школьную форму.

Феликс замер шагах в двух от могилы. Он собирался положить цветы, извиниться перед Катериной мысленно еще раз… Но его взгляд приковала девушка. Не ее действия, а… очертания. Линия скулы, изгиб шеи, уголок губ, видимый в профиль. Что-то древнее, давно замурованное в глубинах его памяти, дрогнуло. Зашевелилось. Забилось, как сердце под грудой камней.

Он сделал шаг вперед. Не к могиле. К ней.

Это было ошибкой.

Девушка вздрогнула, как дикий зверь, почуявший опасность. Она не просто обернулась – она подскочила, отпрыгнув назад с кошачьей ловкостью. И в ее руке, словно из ниоткуда, появилась короткая, сухая ветка. Не глядя под ноги, одним резким, отточенным движением, она провела ею по земле перед собой – не по кругу, а по уже начертанной, невидимой до этого момента линии.

Феликс почувствовал это мгновенно. Словно невидимая стена сомкнулась вокруг него. Воздух стал густым, тягучим, давящим. Он инстинктивно опустил взгляд.

Под его ногами, втоптанная в пыль, но четко различимая для его демонически обостренного зрения, лежала сложная схема. Не просто круг. Переплетение линий, спиралей, рун, выжженных или нарисованных чем-то темным на самой земле. Ловушка. Мощная, продуманная, активированная ее движением. Она была здесь не просто так. Она ждала. Готовилась.

Феликс медленно поднял голову. Его черные глаза встретились с ее взглядом, скрытым за черными стеклами очков. В нем не было страха. Только холодная ярость, готовность к бою и… удивление? Почему он не упал? Почему не кричит?

Но Феликс не видел ее ярости. Он видел только ее. Линию бровей. Форму губ. Тот самый уголок, который запал в душу сто лет назад и не отпускал. Память ударила, как молот по наковальне.

1915 год. Окопы под Варшавой. Грязь, холод, запах смерти. В кармане гимнастерки – медальон. В медальоне – крохотная фотография. Смеющиеся глаза. Темные волосы, уложенные по моде времени. Уверенный взгляд. Мария. Его Мария. Его невеста. Последнее письмо от нее было полным надежды…

1916 год. Газ атаковал легкие. Он умирал. Рядом хрипел брат. И только одно желание горело в агонии: увидеть ее. Хоть раз. И спасти Августа…

Голос в темноте. «Дитя… Жаждешь жизни? Жаждешь ее увидеть? Спасти брата? Дай мне место…»

Образы пронеслись калейдоскопом – смех Марии в петербургском парке, ее слезы на перроне, когда он уезжал на фронт, пожелтевшая фотография в медальоне, которую он носил до сих пор… И наложилось на лицо девушки перед ним.

– Мари… – имя сорвалось с его губ само собой, тихо, почти бессознательно. Не как вопрос. Как констатация. Как признание давно потерянного и вдруг найденного призрака.

Мари замерла. Ее рука с веткой опустилась на сантиметр. За черными стеклами, он почувствовал, как ее взгляд стал еще острее, еще настороженнее.

– Откуда… – она начала, ее голос, низкий и хрипловатый, прозвучал резко в тишине кладбища. – Откуда ты знаешь мое имя?

Феликс не ответил сразу. Он стоял в ловушке, сжимая лилии, которые теперь казались ненужным, глупым жестом. Пыль веков оседала на его плечи. Перед ним стояла не просто племянница Катерины. Перед ним стояло его прошлое. Его невыплаченный долг. Его вина, обретшая плоть. И ловушка, сдерживавшая его демона, вдруг показалась не угрозой, а ироничной метафорой всей его долгой, проклятой жизни. Он был пойман. Снова.