На краю несбывшихся надежд

– Спасибо, – поблагодарила я.

Я не особо поверила Антоше, он отличался способностью забывать данные обещания сразу же. Так что я была почти уверена, что, выйдя из подъезда, парень тут же выкинет мои проблемы из головы, а зря…

Я доделывала очередной отчет, когда зазвонил мобильный. Не взглянув на экран, я прижала трубку к уху плечом и, не отрывая взгляда от компьютера, буркнула:

– Слушаю.

– Записывай адрес и фамилию врача, – раздался голос Антона.

– О чем ты? – не поняла я.

– Твоей сестре нужен психотерапевт? – слегка раздраженно спросил парень.

– Да, конечно.

– Ну так чего тормозишь? Записывай!

– Ты что, действительно нашел врача? – поразилась я, сразу же забыв об отчете.

– А ты сомневалась? – хмыкнул Антон.

– Э-э… Не то чтобы… Но не думала, что так быстро! – выкрутилась я.

– Ладно, проехали. Пиши. Андрюшенко Валерий Павлович. Улица Комсомольская, восемьдесят два. Там находится клиника.

– Это что, психиатрия? – быстро строча ручкой по бумаге, спросила я.

– Нет, это общая клиника, – пояснил Антон. – Но этот Андрюшенко действительно классный врач. Он ждет вас сегодня в восемнадцать ноль-ноль.

– Сколько стоят его услуги?

– Он вас примет бесплатно. Потом будете разбираться сами.

Меня затопило горячее чувство благодарности:

– Огромное тебе спасибо! – поблагодарила я.

– Всегда пожалуйста! – отсалютовал Антон и отключился.

От охватившей меня радости я за час доделала отчет и бросилась домой. Ровно в шесть часов мы входили в кабинет Валерия Павловича Андрюшенко.

Врач оказался еще достаточно молодым представительным мужчиной, с легкой тенью седины на висках.

– Здравствуйте, – поздоровалась я, первой входя в кабинет. – Можно? Нам назначено…

– Мирослава Савина? – взглянул в свой ежедневник доктор.

– Да.

– Проходите.

Я подвела Вику к кушетке и усадила ее, сама села напротив врача. Степа остался ждать в коридоре.

– Ну и что у нас? – взглянул поверх очков на Вику Валерий Павлович. – Диету держите? Доконать себя решили?

– Не в этом дело, – перебила я его, решив сразу расставить все точки над і. – Вика не на диете, она просто не может есть.

– Значит, была на диете? – настаивал на своем доктор.

– Да нет же, – поморщилась я и оглянулась на сестру, решая, можно ли при ней посвящать постороннего в столь интимные подробности. Но делать было нечего, пришлось говорить правду. Вика во время моего рассказа вся сжалась, побледнела, но стойко молчала.

Доктор выслушал меня и задумчиво постучал карандашом по столу, разглядывая Вику.

– Вот что, голубушки, – наконец заговорил он. – Девушку я оставляю в больнице. Прежде чем начать лечение, нужно сделать ряд анализов.

– Каких анализов? – удивилась я. – Зачем? Вы же психотерапевт, какие могут быть анализы в вашей работе? Или вы имеете в виду тесты?

– Девушка, не нужно так тарахтеть! – возмутился Валерий Павлович. – Какие тесты? Зачем вашей сестре тесты? Я имею в виду обычные анализы!

– Но зачем они ей? У нее проблема в голове!

– Вы у нас кто? Врач? – ехидно прищурившись, спросил доктор. – Нет? Тогда не спорьте со мной! Вы что думали, я сейчас с ней побеседую, она придет домой и будет лопать блинчики с котлетами? Я думаю – нет, я практически уверен, что у вашей сестры анорексия! А она лечится не только словом!

– Но я думала, анорексия – это болезнь диетиков… – пробормотала я. Мне внезапно стало жарко, и, схватив со стола листок, я принялась обмахиваться им.

– Всякое бывает. Ну так что, будем оформлять вашу сестру в стационар?

– Будем, – со вздохом ответила я. Оставлять Вику одну категорически не хотелось, но что я могла?

– Я не хочу в больницу! – подала голос сестра.

– А жить хочешь? – жестко спросил Валерий Павлович.

К моему ужасу, Вика задумалась над вопросом, в то время как любой нормальный человек сразу бы ответил «да»!

– Ну так что? – настаивал доктор, требуя немедленного ответа.

– Наверное, да… – выдавила из себя Вика.

– Господи, ну что ты несешь! – не выдержала я. – Что значит – наверное?!

– Успокойтесь, Мирослава! – повысил голос Валерий Павлович. – Поверьте, это не самый худший ответ на вопрос, в своей практике я слышал и категоричное «нет».

– И как? Это «нет» превращалось в «да»? – жалобно спросила я. Почему-то резко захотелось плакать. Даже не просто плакать, а реветь навзрыд.

– Превращалось. Вы не переживайте, – неожиданно улыбнулся врач. – Мы сделаем все, чтобы к Виктории вернулась любовь к жизни.

– Спасибо. – Я поерзала на стуле и задала вопрос, который мучил меня больше всего: – Скажите, сколько будет стоить лечение Вики?

– Поговорим об этом позднее. Приходите ко мне завтра, в такое же время. Все анализы будут готовы, мы будем знать, как выстроить лечение, тогда и обсудим оплату.

– Хорошо, – кивнула я и встала. – Вика, ты ничего не бойся, – я села рядом с сестрой и обняла ее за плечи. – Здесь тебе ничего не грозит. Все будет хорошо. Ты мне веришь?

– Верю, – кивнула Вика, но в глазах ее стояли слезы.

– Я пойду?

– Да идите уже! – поторопил меня Валерий Павлович.

С тяжелым сердцем я покинула его кабинет. Вика оставалась одна, и мне было безумно страшно за нее.

У Степки тоже не вызвало восторга то, что сестренка осталась в больнице. Всю дорогу домой он ворчал и угомонился только дома, свернувшись калачиком под одеялом.

Я же за ночь не сомкнула глаз. Так и просидела до рассвета на кухне, думая, как нам быть дальше. На время отсутствия Вики Степка перебрался в ее кровать, так что я могла сидеть на любимом диванчике, никому не мешая. У моих ног лежал Пушок, то и дело поднимая лохматую голову и смотря на меня внимательными блестящими глазами.

– Что, милый, сочувствуешь, да? – я нагнулась и погладила пса по голове. Он в ответ лизнул мне руку теплым языком.

В бок что-то ткнулось, и я вздрогнула, но, обернувшись, увидела лишь кота Рыжика. Гордый неприступный котяра тоже явился пожалеть меня. Уютно урча, он свернулся клубком у меня на коленях.

Даже животные понимали, насколько мне сейчас тяжело, и старались приободрить как могли… От осознания этого у меня из глаз полились слезы. Еще ни разу в жизни меня никто не пожалел! И пусть это были всего лишь животные, от их присутствия у меня вдруг появилось желание бороться. Да что я, в самом деле? Я со всем справлюсь! Я найду деньги и вылечу Вику! Чего я раскисла? Прорвемся, бывало и похуже!

На следующий день я сидела в кабинете Валерия Павловича. Врач встретил меня приветливо и даже, заметив, что я дрожу от холода, предложил чая. От чая я отказалась и попросила скорее рассказать про Вику.

– Сейчас принесут результаты анализов, и я вам подробно все расскажу, – пообещал доктор.

Результаты принесли только спустя пятнадцать минут, и я уже вся извелась от ожидания и успела накрутить себе много лишнего.

– Спасибо, Мариночка, – поблагодарил медсестру Валерий Павлович и уткнулся в принесенные бумажки.

– Неужели вы их до сих пор не изучили! – не выдержала я. – Ведь наверняка уже знаете, что грозит Вике, но для чего-то тянете время!

– Какая вы нетерпеливая, – покачал головой доктор и отложил бумаги в сторону. – Ну, слушайте. Как я и говорил, у вашей сестры истощение организма. Из-за сильного, я бы сказал, сильнейшего, просто непереносимого для ее психики стресса ее организм перестал принимать пищу. Я вчера поговорил с Викторией и пришел к выводу, что ее состояние напоминает анорексию, с тем лишь отличием, что до анорексии человек доводит себя сам бесконечными диетами, а состояние Вики от нее самой не зависит. При любом попадании еды в желудок у нее начинается рвота, болит живот. У нее выпадают волосы и сильно повреждены зубы. У нее перебои в ритме сердца, так называемая аритмия. У нее, молодой девушки, уже несколько месяцев не было менструаций. Ей постоянно холодно, хотя это-то как раз неудивительно, у нее наблюдается полное отсутствие жировой ткани. Скажите, как давно она не ест? Когда это все произошло? Сама Вика путается в датах.

– Я тоже точно не знаю, – призналась я. – Я долгое время не жила вместе с сестрой и даже не знала о произошедшем. Где-то примерно месяцев девять-десять назад. Степа, наш брат, говорит, что первое время Вика еще могла хоть чуть-чуть что-то съесть, а в последнее время она живет сугубо за счет молока. Просто выпивает пару стаканов молока в день и все, да и то с боем. Но говорит, что и от молока ее тошнит.

– Все правильно, – кивнул Валерий Павлович, выслушав меня. – Очень скоро ее организм перестанет принимать и молоко.

– Ее что, нельзя вылечить? – похолодела я, чувствуя, что пол подо мной закачался.

– Не скрою, состояние вашей сестры критическое. Шанс на выздоровление маленький, но он есть. Мы сделаем все, что в наших силах.

– Сколько? – спросила я, ощущая, как на меня накатывает усталость. – Сколько мне нужно заплатить за лечение?

– Вам придется оплатить все анализы, которые были сделаны. Это биохимический анализ крови, анализ мочи, анализ на гормоны щитовидной железы, УЗИ органов брюшной полости…

– Хватит, – перебила я врача. – Не надо перечислять, просто скажите сумму.

От названной суммы мне стало не по себе. Это был тупик, просто безвыходная ситуация. У меня не было таких денег, и я не знала, где их взять.

– Денег нет? – понял мое молчание Валерий Павлович.

Я не ответила, горло сжал спазм. Я кивнула и вдруг почувствовала, как из глаз полились слезы. Я никогда не плакала при посторонних, а тут… Слезы текли и текли, и я не могла остановиться. Жизнь Вики зависела от меня, и все упиралось в проклятые деньги!

– Ну все, все, успокойтесь! – доктор подсунул мне стаканчик с чем-то прозрачным, и я безропотно проглотила его. В желудке вдруг стало тепло, и слезы разом высохли.

– Я найду деньги, – пообещала я скорее себе, чем врачу. – Скажите, вы можете дать мне отсрочку? Я… Я… Я устроюсь на еще одну работу, я обойду всех знакомых, я… Я… Я на панель пойду, но Вику вылечу!

– А вот этого не надо, – усмехнулся Валерий Павлович. – Это уже лишнее. Я попробую добиться того, чтобы сумму уменьшили, ведь Виктория несовершеннолетняя и из неблагополучной семьи.

– Спасибо! – подскочила я. – Спасибо вам большое!

– А вам я могу дать совет. Если совсем уж негде взять деньги, возьмите кредит. Это может быть неплохим выходом из ситуации.

– Да? – задумалась я. Признаться, мысль о кредите не приходила мне в голову.

– Да, – кивнул доктор. – Странно, что вместо простого решения вам в голову пришла такая безумная идея. Вряд ли ваша сестра была бы в восторге, узнав, что вы пошли на панель, чтобы расплатиться за ее лечение.

Кровь прилила к щекам, мне стало жарко и ужасно стыдно.

– Извините, я пойду… – пробормотала я и задом выскользнула из отделения.

Идти в банк я решила на следующий день, но все оказалось по-другому. Сонька, узнав о моем решении, стала ругаться, кричать и доказывать, что с моей зарплатой я никогда не расплачусь с банком. Да и не факт, что кредит мне дадут. Забыв о ссоре с отцом, она попросила денег у него.

– Сонька, – расчувствовалась я, узнав об этом. – Ты самая лучшая! Спасибо тебе!

Подруга лишь отмахнулась в ответ.

Следующие два месяца мы со Степкой буквально жили в больнице. Брат днем, а я вечером, но Вика ни на минуту не оставалась одна. И только поздно ночью мы возвращались домой.

Врачи боролись за жизнь Вики. Боролись в прямом смысле этого слова. У меня голова шла кругом от названий различных лекарств. Сначала я пыталась уловить, в чем заключается действие тех или иных таблеток, потом махнула рукой, доверившись врачам. В ход шли гормональные таблетки, антидепрессанты, седативные, противорвотные. Валерий Павлович, будучи в курсе лечения, сообщал мне все подробности. Вике разрешалось есть только жидкую пищу, поэтому я добросовестно варила бульоны и сладкие компоты и сама кормила ее, заставляла есть. Через месяц ей разрешили употреблять пюреобразную еду, и мне стало легче. Легче морально – дело шло к выздоровлению.

Через два месяца Валерий Павлович вызвал меня к себе, позвонив в самый разгар рабочего дня. Ничего толком не сказав, он напугал меня настолько, что я бросила все и ринулась в больницу.

– Что случилось? – я влетела в кабинет и уставилась на врача совершенно безумными глазами, ожидая самого худшего.

– А вы чего такая взъерошенная? – удивился Валерий Павлович. – Присаживайтесь, Мирослава.

– Что с Викой? – замирая от ужаса, спросила я, плюхаясь на стул. – Она жива?

– Девушка, почему вам в голову приходят какие-то совершенно дикие мысли? – вскинул брови доктор. – Конечно, жива, с чего бы ей умирать?

– Слава Богу… – выдохнула я, облегченно откидываясь на спинку стула. – Тогда в чем дело?

– Мы выписываем Викторию.

– Почему? – вздрогнула я. – Она же еще не выздоровела!

– Мирослава, чтобы выздороветь окончательно, ей нужен не один месяц, а возможно, даже и год. Болезнь была слишком запущенной. Мы же не можем держать ее в больнице столько времени! Жизни вашей сестры ничего не угрожает, а долечиваться вы можете и дома!

– Правда? – обрадовалась я. – Ей уже настолько лучше?

– Лучше, – улыбнулся Валерий Павлович. – Поздравлять вас с победой еще рано, но все идет к тому. Да и как могло быть иначе? Виктория – это же и есть победа!

– Я могу прямо сегодня забрать Вику? – подскочила я.

– Нет, – покачал головой доктор. – Завтра мы сделаем ей анализы и, если все так, как я думаю, будем готовить ее к выписке. Думаю, дня через два она уже будет дома.

– Спасибо! Спасибо вам! – возликовала я. – Огромное спасибо!

– Моей заслуги здесь не больше, чем других врачей. И потом, это наша работа, вам совершенно незачем нас благодарить, – развел руками Валерий Павлович, но глаза его потемнели. – А теперь послушайте меня. Вика выздоравливает, это хорошо. Но вы должны знать: окончательно поправиться ей не удастся никогда.

– Как это? Почему? – моя улыбка померкла, на голову словно вылили ушат холодной воды.

– Мирослава, – начал доктор, с жалостью глядя на меня, – поймите, ее организм был совершенно изношен, истощен, как вы думаете, сможет ли она после такого стать полноценным, абсолютно здоровым человеком? Нет, конечно же, нет. Она сможет ходить, говорить, есть, учиться, выйти замуж и, возможно, даже рожать детей, хотя насчет последнего я не уверен. Но после такой болезни может возникнуть ряд осложнений. Даже не может, а осложнения будут, они уже есть, и вы должны быть к этому готовы.

– Какие осложнения? – спросила я, пытаясь примириться с новостью.

– Это снижение защитных функций организма: Виктория может подхватить простуду, грипп, любую другую инфекцию там, где обычный человек побывает и даже не чихнет. У нее проблемы с почками, поэтому я не исключаю почечную недостаточность. Возможны проблемы с сердцем. Ну и, конечно, будем надеяться, что до этого не дойдет, но в худших случаях возможны нарушения функционирования центральной нервной системы.

– Зачем вы меня пугаете? – прошептала я, хватаясь пальцами за спинку стула. – Она выздоровеет! Слышите?!

– Я не пугаю вас, Мирослава, – поморщился Валерий Павлович. – Предупреждаю. Чтобы вы были готовы.

– Она выздоровеет! Выздоровеет! – выкрикнула я и выскочила из кабинета. В глубине души я понимала, что веду себя как истеричный подросток, но ничего поделать с собой не могла. Мой мозг отказывался понимать то, что Вике никогда не стать полностью здоровой.

В тот день я не зашла к сестре, а до полуночи бродила по городу, пытаясь уложить в голове то, во что верить категорически не хотелось. И чем больше я думала об этом, тем сильнее во мне крепла ненависть к так называемому «отчиму» Василию.

– Будь ты проклят, сволочь! – в конце концов, расплакалась я, опускаясь на скамейку под фонарем и с силой ударяя кулаком по сиденью. – Будь ты проклят! Чтоб ты сдох!