За гранью времени. Vita aeterna

Терентьев не спешил с докладом. Он протянул Шаганову пачку «Орбиты» и набрал трёхзначный номер на диске телефона, на другом конце провода что-то забулькало.

– Ну что? – спросил кого-то командир.

В ответ снова забулькало.

Когда трубка опустилась на рычаг, Терентьев закурил и, глубоко затянувшись, бросил тяжёлый взгляд на Шаганова.

– Карта пропала, секретная… Комиссия сегодня в секретном отделении отработала. Одного экземпляра не досчитались. Перепроверили всё десять раз, акты утилизации перелопатили. Одна карта местности отсутствует… с обстановкой по предстоящему учению, – он снова затянулся и подчёркнуто спокойно посмотрел на тлеющий оранжевым огоньком кончик сигареты. – Вот такие, Лёша, наши дела…

Терентьев перевёл взгляд на начальника штаба, тот, не дожидаясь вопроса, устало вполголоса произнёс:

– «Пятидесятка»[6], с обстановкой на местности, включающей в себя крепость и расположенный рядом участок Березины с прибрежной территорией… И, главное… – Маланчук запнулся и косо взглянул на командира.

Терентьев рявкнул на него:

– Говори! Здесь все свои!

И Маланчук послушно продолжил:

– Главное – в нанесённой на неё учебной обстановке имеются специальные объекты, – он снова запнулся, но, встретившись с суровым взглядом командира, сам же прервал паузу: – Это передислоцированные сюда по условиям учений «Пионеры»[7] с ядерными боеголовками.

Да, дела! Такого за его многолетнюю службу ещё не случалось. Бывало, что у нерадивых офицеров изредка пропадали, а потом неизменно находились различные документы с «ограничительными грифами доступа». Но чтобы исчезла карта – бумага, приобретающая какую-то ощутимую ценность, когда на неё наносятся командирские решения, раскрывающие обстановку и действия войск, – такого в служебной практике подполковника Шаганова ещё не было.

В мирное время такой документ важен только во время учений, по окончании которых его списывают решением комиссии и незамедлительно утилизируют. Кому нужна карта с учебной обстановкой, пусть даже содержащей так называемые специальные объекты? Этот вопрос в данную минуту не находил ответа в голове опытного контрразведчика, не знали его и сидящие рядом не менее опытные офицеры. В неожиданно возникшем ребусе обиженно исчезла в заоблачной дали, даже не помахав на прощание, мечта подполковника Шаганова об отпуске. Он спокойно прикурил от зажжённой начштабом спички и без удовольствия затянулся.

2

До краёв наполненный немой укоризной взгляд жены Маши сквозь мутное стекло плацкартного вагона он запомнил надолго.

– Я приеду, как только завершу важное дело, – эти слова, произнесённые на сером утреннем перроне, она слышала от мужа не в первый раз и, как всегда, обречённо улыбнулась в ответ.

Когда поезд тронулся, завопив протяжным хрипучим сигналом на весь мирно спящий Бобруйск, Славик и Владик радостно, почти синхронно замахали отцу из вагона. Они верили, что папа «немного задержится и через денёк-другой к ним присоединится». А Маша верила с трудом: она-то уж знала, как муж мечтал об этой семейной поездке, и теперь хорошо понимала, что задержать его могло только действительно важное дело.

Железнодорожный состав ещё неспешно тащился вдоль пыльного безлюдного перрона, а служебный уазик со сверхсрочником Серёгой за рулём уже увозил хмурого начальника особого отдела по направлению к штабу, где не прекращались поиски пропавшей топографической карты.

Тщательно умытый ранним июньским дождиком город радовал взгляд свежестью листвы на тополиных аллеях и зеркально блестящим под восходящим солнцем асфальтом. Редкие прохожие доброжелательно поглядывали на неделю назад снятый с «НЗ» армейский уазик. В этом вечном гарнизоне к военным всегда относились с почтением, да и как иначе, ведь воинские части, рассредоточенные по всему городу, являлись местом работы и службы многих тысяч бобруйчан. Если же посчитать с членами семей военнослужащих, то причастных к гарнизонным делам окажется в разы больше.

И как среди этих тысяч причастных отыскать того, кому для чего-то понадобилась секретная топографическая карта местности? Профессиональное чутьё подсказывало Шаганову, что карта не затерялась в штабных коридорах и многочисленных шкафах с бумагами и не была по ошибке утилизирована. Он чувствовал, что кто-то выкрал её не ради забавы и не в качестве упаковки для бутербродов, а для чего-то более важного. Кто? И для чего? Это он и хотел узнать и узнать как можно скорее.

Дознание, которое назначил командир части, начальника особого отдела совсем не интересовало. Шаганов решил в этот процесс не вмешиваться. Пусть копают, насколько хватает силёнок. Но пропавшая карта с грифом «секретно» – это сугубо дело военной контрразведки! Он был уверен, что его вчерашняя шифровка уже рассмотрена в Центре и ответ ждёт в штабе. Вчера, уходя домой после полуночи, Алексей Васильевич отдал распоряжение заместителю утром положить на его стол подробный список военнослужащих, посещавших секретную часть в период после последней ревизии; а также объяснительные записки от ответственных должностных лиц – начальника «секретки», начальника штаба и его заместителя; рабочую карту заместителя начальника штаба с той же обстановкой, как на похищенной; и рапорт Михайлова с предложениями по проведению первоочередных оперативных мероприятий – это было для него не менее важным.

Последняя задача, прозвучавшая безапелляционно в форме приказа, вызвала недоумение на лице зама, что очень не понравилось Шаганову. И сегодня он жаждал увидеть этот рапорт.

Ответ из Центра поступил в форме лаконичной телефонограммы, которую чересчур радостно вручил ему дежурный при входе: «Найти безотлагательно!» Генерал обладал редким качеством формулировать свои распоряжения кратко, при этом ёмко и многозначительно. Кто не умел распознавать эту видимую краткость, долго на своих должностях не задерживался. Шаганов умел. Вот и сейчас в этих двух с виду незамысловатых словах он прочитал: «Центру нужен результат! Любые уловки командования типа “случайно утилизировали” в расчёт не брать! Найти: 1. Похищенную карту (Центр уже не сомневался, что карта похищена, на то он и Центр). 2. Похитителя карты, кем бы он ни был. 3. Виновных в этом вопиющем безобразии (это уж как водится). Центр Вам доверяет и вмешиваться, во всяком случае, на этом этапе, не намерен!» Последнее Шаганову особенно понравилось.

На рабочем столе подполковник обнаружил картонную папку, а в ней – бумаги, подготовленные заместителем. Они включали: короткий список посетителей секретки – всего четыре офицера, кроме начальника секретной части: командира, начальника штаба, его заместителя (дважды) и командира инженерной роты; объяснительные секретчика, ЗНШ[8] и ротного, написанные как под копирку: «Не знаю, не ведаю» (другого он и не ожидал); аккуратно сложенную «пятидесятку» – топографическую карту местности – и рапорт майора Михайлова, изложенный убористым почерком школьного отличника.

Не успел он приступить к подробному изучению документов, как в дверь осторожно постучали. Он не ответил, так как никого не хотел видеть. В кабинет робко вошёл начальник штаба подполковник Маланчук. Шаганов ожидал этого визита, так как за последние два года хорошо изучил этого человека. Маланчук родом из Житомира, военное училище окончил на тройки, но успел дважды послужить за границей – в Германии и Венгрии, после чего ни с того ни с сего с кабинетной должности в штабе Ленинградского военного округа был отправлен на понижение в Бобруйск. Поговаривали, будто за постоянную дружбу с лукавым Бахусом. Здесь эта дружба продолжилась, и её пока терпели, так как за спиной подполковника стоял высокопоставленный дядя в генеральских погонах. Сильно помятое обрюзгшее лицо Маланчука с алыми крапинками на мясистом носу и красные белки глаз свидетельствовали о том, что начштаба не участвовал ночью в поисках исчезнувшей карты, а укреплял и без того прочные узы с Бахусом обильными возлияниями.

– Нашли карту? – Шаганов сразу настроил предстоящий разговор в максимально лаконичное и конструктивное русло.

– Нет, ну что вы… – словно извиняясь, проблеял Маланчук и притворно кашлянул в кулак.

– Принесли свою объяснительную?

– Нет, я её ещё не написал…

– Значит, имеется устная информация по этому делу? – Шаганов буквально сбивал с ног незваного посетителя своими вопросами, и, если у того в голове и была хоть какая-то даже самая примитивная схема разговора, она рушилась на глазах.

– И информации пока нет, – начштаба покосился на стул у приставного столика под большим фикусом, но хозяин кабинета не предложил ему присесть.

– Зачем же вы пришли? – Шаганов принял выжидательную позу и по-актёрски изобразил на лице крайнюю заинтересованность. Он, конечно же, хитрил, так как подозревал, что принёс ему подполковник Маланчук.

– У нас имеется предложение…

– У вас – это у кого? – Алексей Васильевич хорошо был осведомлён об умении начштаба перекладывать свою личную ответственность на чужие плечи и сразу решил пресечь его очередную попытку, так как был уверен, что командир в очередную схему Маланчука не вовлечён.

– Это в смысле… у меня, – подполковник снова посмотрел на стул, и снова его недвусмысленный взгляд остался «незамеченным».

На этот раз Шаганов промолчал и ничем не нарушил тягучей паузы, любезно предоставив незваному гостю возможность мучиться в полном одиночестве.

– Мы, точнее, я… – Он, наконец, собрался с духом и выпалил на одном дыхании, как из пулемёта: – Я предлагаю, Алексей Васильевич, списать эту злосчастную карту – и дело с концом! Вот!

Начштаба сразу же обмяк и стал походить на прислонённый к стене бесхозный рюкзак, забытый рассеянным туристом на железнодорожном полустанке. Только в его красных глазах читалось неимоверное внутреннее напряжение.

Шаганов продолжал молчать, понимая, что услышанное им – это ещё не вся «гениальная идея» Маланчука. И не ошибся.

– Последняя проверка наличия топографических карт проводилась месяц назад после учений, по её итогам комиссионным актом утилизировали девять картографических документов. В таблице осталась незаполненной одна графа, туда мы аккуратно и впишем номер утерянной карты, – начштаба рассеянно улыбнулся, как будто он говорил о какой-то невинной шутливой затее.

Пора было заканчивать этот балаган. Алексей Васильевич старался сдержать себя от нахлынувшего гнева, прижимая тяжёлым взглядом просителя к входной двери, и он, медленно проговаривая каждое слово, спокойным металлическим голосом произнёс:

– Вы пытаетесь мне подсказать, что свободная графа в таблице утилизационного акта осталась незаполненной неспроста?

Начштаба испуганно замотал головой, да так, что фуражка съехала на ухо:

– Нет, конечно же, ну что вы…

– Даже если это не так, то вы предлагаете мне должностной подлог! Вы или не осознаёте то, что говорите, или совсем меня не знаете! Уверен, что у нас ещё будет возможность познакомиться поближе. А пока будем считать, что этого разговора не было.

– Вы меня неправильно поняли, – начштаба густо покраснел и сцепил на животе дрожащие руки. – Дело в том…

– Я вас правильно понял! – Шаганов повысил голос, кроме гнева и отвращения к этому человеку, он ничего не чувствовал и в данную минуту даже не подозревал, что в этих нахлынувших эмоциях закралась маленькая, но очень важная ошибка, о которой он очень скоро пожалеет.

Маланчук мгновенно ушёл в себя, робко и рассеянно покинул кабинет, осторожно прикрыв за собой тяжёлую дверь. Эх, не знал тогда Алексей Васильевич, что ключик от разгадки в этом деле был в дрожащих руках начштаба! И он этот ключик не разглядел.

3

Рапорт Михайлова был блёклым и неинтересным, а Шаганов ждал от молодого заместителя даже не поражающих креативом предложений, а хотя бы какой-то заметной инициативы. Вместо этого он каллиграфическим почерком с грамотной пунктуацией старательно изобразил то, что не требовало каких-либо особых усилий: «опросить офицеров, прапорщиков и сверхсрочнослужащих, посещавших секретную часть в период после последней ревизии»; «активизировать оперативные мероприятия в подразделениях и на территории военного городка»; «провести соответствующий инструктаж негласного аппарата» и так далее. Единственное предложение, которое немного тронуло подполковника Шаганова, читалось так: «Подробно изучить все доступные объекты долговременного фортификационного сооружения, водной артерии и её прибрежной части, изображённые на топографической карте». «Вот и поручу ему изучать эти доступные объекты, и не только доступные», – подумал подполковник, вызвал заместителя и поставил задачу самостоятельно в максимально короткий срок реализовать последнее предложение в рапорте.

Это «непосильное» поручение совсем не расстроило майора – напротив, он вприпрыжку бросился его выполнять, обрадовавшись, что наконец оторвётся от бумажной работы.

Снова оставшись наедине со своими мыслями, Шаганов вытащил из тоненькой стопки документов на столе полную копию исчезнувшей карты и стал водить взглядом из квадрата в квадрат. В этом путешествии он ясно представлял знакомую местность: возвышенность со старинной крепостью, по форме похожей на потерянную на берегу реки конскую подкову, обрывистый берег, омываемый быстрыми водами Березины, и равнину с небольшой рощицей на противоположном берегу.

Сегодня крепость – это уже не грозная фортификация со всеми соответствующими строениями, а всего лишь охраняемая территория с многочисленными армейскими складами и одинокой гарнизонной гауптвахтой. Излучина реки у её стен тоже ничего особенного собой не представляла, единственное, на что можно было обратить внимание, – резкая разница глубин в этом месте и образуемые, как следствие, опасные водовороты, о чём знал каждый местный мальчишка. Что же заинтересовало похитителя на карте? Или её всё же никто не похищал, и пылится она сейчас в каком-то неисследованном штабном шкафу, и не ведает, какие страсти разгораются вокруг.

Ему вдруг вспомнился растерянный взгляд Маланчука, и Шаганов готов был пожалеть, что не дослушал того до конца. Не исключено, что хотя бы косвенно подтвердилась версия об утере карты, которую робко и неуверенно пытался подсунуть ему начальник штаба.

Он набрал номер телефона Маланчука, трубка отозвалась заунывными протяжными гудками; командир же на его вызов ответил мгновенно.

– Иван Иванович, мне бы с Маланчуком повидаться, что-то он со своей объяснительной медлит, – документ был поводом, на самом деле Шаганов решил продолжить вчерашний разговор.

Такого ответа он не ожидал:

– А Маланчук, Алексей Васильевич, внезапно почувствовал острые сердечные боли и безотлагательно слёг на лечение в гарнизонный госпиталь. Ты же знаешь, что он сердечник и кардиологические дела у него внезапно обостряются в самые важные для части моменты.

В голосе командира чувствовалась грустная ирония, он остался один на один с проблемой исчезнувшей карты. Зампотех[9], зампотыл[10] и начбой[11] не в счёт – это не их забота, а военная контрразведка в партнёры не годится, так как советуется исключительно со своим начальством.

– Ничего, Иваныч, – Шаганов постарался хоть немного ободрить загрустившего командира, – придётся мне проведать нашего больного.

Но это дело он сразу отложил, хотя поступок начштаба ему показался странным. «Неужели таким примитивным способом тот решил спрятаться от ответственности? Или всё же сдали и без того слабенькие нервы? Придётся проработать его более подробно. Но потом. А сейчас займёмся местностью. Что-то в ней есть такое, что при первом прочтении незаметно, и надо бы пристальнее всмотреться», – рассуждал Шаганов.

Ровно через пять минут начальник особого отдела под любимые водителем Серёгой душещипательные мелодии «Ласкового мая» мчался по городу на служебном автомобиле по маршруту «штаб – крепость». Он ещё не знал зачем, но подсознательно чувствовал, что поступает верно, что крепость подскажет ему путь к разгадке этой истории или хотя бы намекнёт.

– Алексей Васильевич, может, заскочим? – Серёга блеснул взглядом в сторону ресторана «Бобруйск», в котором они иногда обедали и изредка ужинали во время поездок по гарнизону.

– Ты меня, Серёжа, высади на Форштадте[12], а сам езжай на обед, потом – в автопарк. Я сам доберусь.

4

Сегодня караульную службу по охране складов нёс зенитно-ракетный полк, расположенный здесь же. Соблюдая служебную этику, за разрешением посетить охраняемую территорию Шаганов заглянул к командиру подполковнику Ерошевичу. Тот сам вызвался сопровождать важного гостя, но контрразведчик вежливо отказался:

– Вы, Андрей Михайлович, дайте команду начкару[13], пусть выделит разводящего, чтобы часовые не волновались. Я не с проверкой.

– Не с проверкой? – удивился командир. – Что-то случилось?

– Случилось, – не стал скрывать причину своего визита Шаганов, – но пока об этом не стоит распространяться.

Ерошевич понимающе кивнул и энергично крутанул ручку телефонного аппарата для соединения с караулом.

Через десять минут улыбчивый, со скуластым веснушчатым лицом сержант-разводящий встретил Шаганова у хозяйственных ворот старинной фортификации и, следуя на два шага впереди подполковника, обеспечил беспрепятственную прогулку по всей охраняемой территории.

– Стой! Кто идёт?! – останавливали их уставным окриком часовые, хотя при свете дня отлично видели, кто идёт. Но устав есть устав.

– Разводящий с начальником особого отдела подполковником Шагановым! – звучно проговаривал каждое слово сержант, притормаживая перед каждым постом.

Два склада на территории крепости были вскрыты – вещевой и продовольственный. Разводящий на всякий случай продемонстрировал постовую ведомость с соответствующими записями начкара. Именно в момент этой демонстрации первые крупные капли дождя упали на развёрнутые листы. Сержант, по-детски широко улыбаясь, запрокинул голову и взглянул на небо. Шаганов непроизвольно последовал его примеру. Маленькая, еле заметная тучка под ярким солнечным диском испарялась на глазах, и веселящий душу лёгкий тёплый дождик готов был, чуток пошалив, прекратиться. Но бесцельно мокнуть ни подполковнику, ни сержанту не хотелось, и они, не сговариваясь, заскочили в открытые ворота продовольственного склада, или «царства дяди Паши», как шутливо называли эти несколько небольших помещений военнослужащие гарнизона. А название приклеилось к продовольственному складу после прошлогодней окружной ревизии, когда молодой неопытный проверяющий рискнул учить дядю Пашу, а по удостоверению личности – старшего прапорщика Жука Павла Павловича, правильной раскладке продуктов на стеллажах, при этом позволил себе съязвить:

– Это при царе Горохе так продукты хранили, а сейчас, согласно приказу Министра обороны…

Дядя Паша прервал безусого майора из штаба округа:

– А вы, товарищ майор, откройте приложение четыре к инструкции, утверждённой этим же приказом. – Озадаченный ревизор стал рыться в портфеле, а прапорщик, и глазом не моргнув, продолжил: – Не ищите, товарищ майор, я эту инструкцию наизусть знаю: «Порядок временного хранения продовольствия в неприспособленных для данного хранения помещениях определяется приказом командира воинской части…» А приказом нашего командира определён именно такой порядок хранения, как при царе Горохе, – он протянул смущённому проверяющему картонную папку с приказом, – а ответственным над этим царством поставлен я! Следовательно, я и решаю, на каком стеллаже хранить гречку, а на каком – пшено.

Проверяющий, конечно же, нажаловался на строптивого прапорщика командиру, но тот, не усмотрев никакого нарушения, Павла Павловича даже не пожурил, а, напротив, по итогам проверки поощрил. И продовольственный склад с его лёгкой руки стали называть «царство дяди Паши».

Глава 5

Полочки жизни прапорщика Жука

1

Если бы прилежный ученик Паша Жук после окончания 18-й средней школы города Бобруйска стал студентом нархоза[14], чего очень желали его родители – ответственные работники отечественной торговли, то из смышлёного юноши мог бы получиться не менее ответственный работник важнейшей отрасли народного хозяйства страны. Светлое будущее тренера по боксу неоднократный призёр многочисленных соревнований отверг сразу, как только это предложение поступило, и неожиданно для всех с радостной улыбкой на молодых, играющих кровью губах пошёл служить в войска связи доблестной Советской армии. Там на скромной роли ефрейтора взвода материального обеспечения он не остановился и продолжил сверхсрочную службу в краснознамённом полку тропосферной связи в предместье города Читы далёкого и капризного на погоду Забайкалья. И как ни отговаривали сына в один голос желавшие ему только добра родители, старший сержант Жук поступил и с отличием окончил школу прапорщиков Забайкальского военного округа. После этого счастливого момента он всё в своей жизни разложил по полочкам, как на продовольственном складе в родной воинской части, который возглавил в скромном, но ответственном звании прапорщика. Полочки размеренной и насыщенной служебной деятельностью жизни (что было исключительно важно для прапорщика Жука) он шаг за шагом заполнял скромным, но стабильным жалованьем, квартирой (не в центре, но двухкомнатной и с большим метражом), семьёй с некрасивой, но верной женой, послушными дочкой и сыном – школьными хорошистами, а также любимыми всепогодными занятиями – рыбалкой и охотой. И не было у простого бобруйского паренька Паши Жука, всей душой полюбившего суровое Забайкалье, никаких видимых проблем. И лицо его неизменно светилось счастьем, и завидовали этому простому, но желанному для каждого благостному состоянию многие сослуживцы. В то счастливое и безмятежное для семьи Жуков время Пашкин отец был назначен на должность торгового представителя СССР во Франции, и родители дружно укатили в Париж, откуда присылали сыну и внукам посылки с импортным шмотьём и открытки ко дню рождения, Новому году, Первомаю и Дню Великой Октябрьской социалистической революции.

И жизнь прапорщика Жука, постепенно возмужавшего и превратившегося в дядю Пашу (хоть и было ему от роду не более тридцати), текла своим чередом, пока не стал он покашливать. Кашель как кашель, с кем не бывает – простыл на рыбалке или в суточном наряде. Однако после тщательной диспансеризации сказано было местными Авиценнами, что заработал он на забайкальском ветру нехорошее лёгочное заболевание и, чтобы не превратилось оно в серьёзную проблему, надлежит ему незамедлительно сменить климат на более мягкий. Дядя Паша, посоветовавшись для проформы с верной супругой, так и поступил. Даже в этом непростом деле ему здорово повезло: в родном Бобруйске в N-ской воинской части внезапно освободилась должность начальника продовольственного склада, и Павел Павлович с его громадным опытом военного продовольственника был принят новым командованием, как говорится, с распростёртыми объятиями. Не прошло и года, как сделал дядя Паша из своего склада образцовый тыловой объект, за который было не стыдно перед любой высокой комиссией. И довольное командование при любой возможности награждало инициативного прапорщика и крепкого хозяйственника в одном лице почётными грамотами, а раз в год – небольшой, но вызывающей зависть коллег денежной премией.

2

Прапорщик Жук, перед тем как по состоянию здоровья отправиться в Бобруйский гарнизон на смену «залетевшему» по уголовному делу предшественнику, заглянул на огонёк к Шаганову и принёс с собой бутылку французского «Наполеона». Алексей Васильевич брать презент категорически отказался, но, почувствовав, что гость обиделся, пригласил его на семейный ужин, который опытная жена Маша накрыла на кухне за считаные минуты.

За неспешной беседой, постепенно перетёкшей в откровенный разговор добрых товарищей, «Наполеон» был побеждён очень быстро. Раскрыл тогда дядя Паша перед Шагановым схему хищений на продовольственных складах округа, в реализации которой главную роль играли ревизоры, назначаемые штабом тыла на плановые проверки в войсках.

А дело было так. Сарафанное радио загодя приносило на один из продовольственных складов, как правило, с новым и неопытным начальником, весть о скорой ревизии. Уважающий себя начальник склада встречал проверяющего во всеоружии – без недостач, без просрочек, с идеальными маркировками и документацией, как говорится, с хлебом, солью и хмельной чарочкой. Но не тут-то было! Ревизор исправно отрабатывал свою роль, а его жертва – молодой прапорщик – даже не догадывалась, что её ждёт. А ждало вот что… Проверяющий – непременно офицер с опытом, не один год возглавлявший продовольственную службу какой-нибудь воинской части, – скрупулёзно совершал ревизию согласно инструкции штаба тыла. Не найдя существенных недостатков, он под традиционную, вернее сказать, обязательную трапезную бутылочку как бы невзначай просил о дружеском одолжении – выдать ему на недельку-другую пару коробочек свиной тушёнки. Кто же откажет ревизору за безупречный акт проверки?! Тем более этот самый ревизор клятвенно заверял начальника склада в том, что в ближайшие полгода какие-либо проверки не планируются. Но не успевал простыть след ревизора со свиной тушёнкой, взятой под честное слово, как на пороге склада волшебно возникал новый ревизор, который тотчас же обнаруживал недостачу той самой пары коробок, что совсем недавно уехали с его коллегой. Прапорщик, конечно же, пытался оправдаться и честно рассказать о должнике, но новый проверяющий проявлял непоколебимую принципиальность. Ситуацию спасали ещё несколько коробок свиного деликатеса. Не успевал начсклада ознакомиться с актом ревизии, как в часть прибывал очередной проверяющий продовольственник. В результате череды таких проверок склад облегчался на солидную часть запасов тушёной свинины, которые вскоре оказывались на прилавках местных рынков. Отдавать долг никто не собирался, а прапорщик, подвешенный на крючок, становился послушной игрушкой в руках мошенников и делал то, что ему приказывали, а точнее, обворовывал себя и свой склад, пока не оказывался в поле зрения надзорных органов – военной прокуратуры или контрразведки. После всех разбирательств на смену штрафнику приходил очередной «желторотик» – и отработанная схема запускалась по новому кругу.