Её ванильное лето

– Какие-то жуткие картины ты нарисовала, Машка! А я думаю, что любовь – это здорово! – возразил парень. – Особенно если она взаимна, – добавил он другим тоном.

– Сашка, я тебя умоляю! – закатила глаза Лигорская. – Неужели ты действительно веришь в эти бредни? Да оглянись вокруг! Мои родители прожили вместе двадцать пять лет и уже не помнят, что их когда-то связывало нечто большее, чем просто привычка, общий дом и мы с Олькой. А с сестрицей моей и вовсе все было ясно с самого начала. Думаешь, она любила Олежку? Держи карман шире! Он был первым парнем у них на потоке, вот она и утерла всем нос, выскочив за него замуж, а заодно и самолюбие свое потешила. А подружки мои и вовсе встречаются с ребятами только потому, что в тусовке не модно быть одной. Думаешь, они задумываются о любви? Сомневаюсь, у них ценности другие.

– А у тебя?

– И у меня, Сашка, тоже! Уж не думаешь ли ты, что я хочу выскочить замуж за первого встречного, нарожать ему кучу сопливых детишек, варить борщи, стирать носки и подтирать носы? – Машка засмеялась. – Ты меня вообще в этой роли представляешь?

– Как-то совсем нет!

– Вот и я себя не представляю в такой роли! А это значит, что у меня все будет по-другому! И муж у меня будет такой, что все просто обзавидуются!

– А это обязательно?

– Конечно! Непременно! Скоро я стану самой востребованной, самой известной и кассовой актрисой не только у нас, в Беларуси, но и в Москве тоже. У меня будет слава, куча денег и поклонников. И уж точно будет из кого выбирать, я уверена!

– Значит, у простых смертных шансов нет? – как-то уж слишком безнадежно спросил Хоменок.

– Слушай, тебя что-то сегодня на какие-то совершенно идиотские темы тянет! – нахмурившись, сказала девушка и снова отвернулась.

Сорвав цветок ромашки, Маша покрутила его меж пальцами. Ну как объяснить Сашке, да и всем остальным, что не желает она жить так, как живет большинство, как ее родители, сестра, одноклассницы! Она девушка амбициозная и мечтает о другой, красивой жизни и небывалых высотах. И намерена любыми путями добиться своего.

Глава 4

Не особо торопясь домой, Машка вошла в родной двор, когда деревню окутали душистые июньские сумерки. Уж очень не хотелось встречаться с Сафроновым, а тем более ужинать с ним за одним столом. И она бы с радостью, не заходя домой, отправилась с ребятами в разведку, если бы не пообещала Сашке принести поесть. Да и бабушку зачем расстраивать? Поэтому, оставив Хоменка ждать в лугах, Маша пошла за едой.

Во дворе было пустынно. В передней комнате горел свет, и, прежде чем войти в дом, девушка украдкой заглянула в окно. Стол был накрыт к ужину, бабушка сидела на табуретке и увлеченно месила тесто. Вадима не наблюдалось, и, воодушевленная этим, Машка вошла в сени, затворив за собой дверь. Нос защекотали запахи. Девушка уже успела убедиться, что в каждом деревенском доме пахнет по-своему. В доме бабы Антоли пахло ветхостью и старостью, прошлогодними сушеными грибами, хранившимися в закутке, на печи, всевозможными травами и цветами, а сейчас еще и аппетитными ароматами простой деревенской еды. Кажется, бабушка что-то говорила о домашних колбасках… Вдохнув их запах, Машка почувствовала, как заурчало в животе. А она, оказывается, проголодалась!

– Бабуль, я пришла! – громко сказала девушка, входя в дом.

– Унучачка мая! А ці ж можна так доўга гуляць? Вячэра ўжо астыла, а цябе ўсё няма! Я ўжо колькі разоў на вуліцу выходзіла…

– Бабушка, прости! Загулялась… В лугах была… Так хорошо там… Лежала в траве, смотрела на небо и задремала. Но как же вкусно пахнет! Я так проголодалась.

– Давай я табе бульбачкі накладу! – старушка отставила в сторону миску с тестом и, тяжело поднявшись, отправилась за ширму, где у печи, укутанная в льняное полотенце, стояла кастрюлька с картошкой. – А той чалавек ужо павячэраў і пайшоў да Манькі па малако. Зараз прыйдзе і пойдзе на вышкі спаць. Я прыгатавала яму пасцель. Ён ужо і перанёс яе…

Отлично! По крайней мере сегодня она Сафронова больше не увидит. А если повезет, то и впредь можно избежать встреч. Неприятен он ей, и ничего с этим не поделаешь. Бывают такие люди, вызывающие внутренний дискомфорт и чувство отторжения. Машка была не из пугливых, но что-то подсказывало ей, что от Вадима лучше держаться подальше. Это не был страх чего-то конкретного, облеченного в слова и действия, и уж тем более он не был связан с каким-то физическим воздействием. Нет, Машка испытывала нечто более скрытое и глубокое, но не менее пугающее. Девушка была уверена, что, даже если бы она по его вине и не свалилась в пруд, дружбы у них все равно бы не вышло.

Забыв вымыть руки, Маша тут же уселась за стол, пододвинув поближе табуретку, и, как только бабушка поставила перед ней тарелку, принялась за еду.

– Машуня, мо чайнік паставіць? Павячэраеш, і чаю пап’ем? Ці ты малачка пачакаеш? Я во зараз з цестам распраўлюся…

– Нет, бабуль, чаю я не буду и молоко тоже ждать не стану. Я сейчас поем и пойду. Обещала девчонкам, они собрались на лавке у бабы Дорки и ждут меня, – не моргнув глазом, соврала девушка.

– Ды адпачні ты хоць сёння! Усё бегаеш, бегаеш бесперапынку. То ягады, то палавікі…

– Нет, бабуль, я не устала, правда! Разве ж можно в двадцать лет…

Баба Антоля лишь головой покачала, но спорить не стала.

Справившись с тестом, старушка вышла во двор, а Машка, вскочив со стула, быстро собрала для Сашки ужин, прикрыв его льняным полотенцем, отнесла в сенцы и задвинула в дальний темный угол, собираясь захватить сверток на выходе.

Покончив с ужином, Лигорская прошла к себе, не зажигая свет, быстро стащила сарафанчик, стянула со спинки стула спортивные брюки, надела футболку, завязала шнурки в кедах, пошарив на столе и не найдя расчески, заплела волосы в некое подобие косы и, прихватив спортивную кофту и еду для друга, покинула дом.

Ребята еще не пришли. А Сашка сидел на обочине проселочной дороги, прямо напротив огорода Машиной бабушки, жевал травинку и с тоской посматривал в сторону своего дома, из окон которого лился приветливый теплый свет: бабушка с дедом, скорее всего, садились ужинать.

– Сашка, ты чего скис, а? Я тебе, между прочим, поесть принесла! Не грусти, уверена, что уже завтра дед твой успокоится и ты сможешь вернуться домой. Ну извинишься, пообещаешь не поступать так больше, и все будет в порядке! – попыталась подбодрить друга Лигорская.

Девушка подошла ближе и опустилась на землю, протянув парню сверток с едой.

– Да все нормально! – немного приободрившись, Сашка стал торопливо разворачивать его.

Пока он увлеченно ел, Машка огляделась вокруг. Все стихло. Ночь подбиралась к деревне, убаюкивая, усыпляя. Все звуки смолки. И только одинокий собачий лай где-то в конце улицы нарушал воцарившуюся тишину.

– Ты уже решил, куда сегодня ночевать пойдешь? – спросила она, оборачиваясь к парню.

– Никуда не пойду, – с набитым ртом ответил Хоменок, – останусь на школьном дворе. Переночую в гамаке. Ночи теплые, не замерзну. А нет так заберусь к кому-нибудь на сеновал, да вот хотя бы к Андреевой бабке. В общем, это не проблема!

– С едой проблем тоже не будет.

– Спасибо!

– Не за что. Ты, Сашка, все же выбери сеновал поприличней. А то ведь, чувствую, и мне через день-другой придется искать себе место для ночлега. Скоро гости приедут, а я, знаешь ли, с родственниками в весьма натянутых отношениях. Непременно кто-нибудь займет диван в моей комнате, а мне такое соседство не очень-то приятно. Ты же помнишь моих троюродных сестриц? Вот они могут приехать! А уж если Олька моя заявится… Я точно из дома сбегу… А вот и ребята! – В сгущающихся сумерках Машка разглядела две стремительно приближающиеся фигуры.

Сашка, как раз покончив с едой, тщательно вытерся полотенцем и, отложив его в сторону, поднялся. Машка последовала его примеру.

С приходом Васьки и Андрея ночь приобрела оттенок таинственности и опасности. Ребята притихли. И даже Машка, понимая, что все это на самом деле мнительность и воображение, молчала.

Чтобы не привлекать к себе внимания, друзья решили выйти из деревни через огороды. А там, за околицей, сразу же перешли насыпную гравийную дорогу, соединявшую две деревни, и спустились вниз, к канавам. Держась в тени деревьев, прокрались к карьерам и затаились среди молодой поросли берез и сосен. Умиротворенность и покой, царившие над деревней, здесь исчезли. Каким бы глупым это ни казалось, отчетливо ощущалась напряженность, а вместе с ней и страх. И уже непонятно было, дело в рассказе ребят или все же в потенциальной близости старого кладбища, которое находилось через дорогу от них, но Машка чувствовала, как растет в крови уровень адреналина. От кладбища веяло чем-то зловещим и пугающим. А развалины старой фермы, что были сразу за ним, и вовсе казались декорациями к фильму ужасов. Как сторожевая башня у ворот в преисподнюю, в неярком свете звезд тускло поблескивала заброшенная водонапорная башня.

– И долго вы собираетесь здесь торчать? – шепотом осведомилась Лигорская, чувствуя, как мурашки страха бегут по спине.

– Ну раньше полуночи вряд ли стоит чего-то ждать!

– Так какого фига мы притащились сюда так рано? – возмутилась девушка и огляделась по сторонам, прикидывая, где бы поудобнее устроиться. Не могла же она стоять вот так, прислонившись к стволу дерева! Хотелось присесть.

– Чтобы подстраховаться. Вчера мы видели огни под утро. Но никто ведь не знает, когда они появятся сегодня, – отозвался Сашка.

– Если появятся вообще, – добавила Машка.

– А я сегодня весь день голову ломал над тем, почему огни возникли у кладбища или на развалинах фермы. Ведь по логике, если они ищут наш клад, рыть следует на карьерах. А я был там под вечер и не заметил ничего особенного. Рожь не примята. И никаких следов от шин авто, – заметил Васька.

– А я вот думаю, что там парочка влюбленных на машине заехала уединиться. А вы придумали невесть что! – съязвила девушка.

– Ага, парочка! Под утро. К кладбищу. И еще неизвестно, как они заехали туда. Нет, влюбленные вряд ли, разве что сатанисты какие-то. Но и в это мало верится! – возразил Андрей.

Лигорская тяжко вздохнула, жалея, что ввязалась в эту авантюру. К тому же что-то ей подсказывало, что все это полный бред.

– Может, покурим? – внесла она предложение.

– Машка, да ты что? А вдруг засекут? Забудь. Мы должны затаиться и ждать.

– Ладно, должны так должны. Тогда, может быть, кто-нибудь принесет мне веток, чтоб я могла хотя бы присесть!

Ребята наломали веток, устелив ими землю под деревьями, и, выбрав удачный наблюдательный пункт, откуда хорошо просматривались и кладбище, и ферма, и карьеры, и дорога, залегли в засаду. Несколько раз по очереди они пробирались ближе к карьерам, туда, где, по их мнению, когда-то стоял дом прапрадеда Андрея и Маши. Это место интересовало парней больше всего. И они, наверное, предпочли бы прямо там, во ржи, спрятаться, если бы не уверенность в том, что огни фар привиделись им где-то у кладбища или на развалинах фермы, а уж никак не у карьеров. Кто и что там мог делать, ребята не знали и даже не догадывались, но очень надеялись сегодня ночью это прояснить.

Сидя рядом с Машей, они внимательно вглядывались в темноту, которую почти не рассеивал свет звезд и молодого месяца, взошедшего над лесом, и боялись хоть что-то пропустить. А Лигорская откровенно скучала, зевала и не понимала, зачем она здесь. Ребята перестали даже перешептываться. Глубокая ночь и тишина царили кругом, ее не нарушали даже легкий шорох или дуновение ветерка. Ничего не происходило, и Машу стало клонить ко сну.

Как-то незаметно глаза закрылись. Девушка потихоньку сползла на ветки, свернулась калачиком и уснула. И неизвестно, сколько длился ее сон, пока от неудобства, влажности и прохлады, заворочавшись, она не почувствовала, как сучок от ветки больно уперся в бок. Лигорская открыла глаза и, с минуту вглядываясь в темноту, попыталась понять, где она и что происходит. Кругом было все так же темно и тихо. Девушка неуклюже села и огляделась. Трое друзей мирно спали на подстилке из березовых веток.

– Вот тупицы! – пробормотала она.

Засаду, называется, устроили, разведчики недоделанные! Да, удалась засада, нечего сказать. Завтра она над ними посмеется. И больше пусть даже не зарекаются о чем-то подобном! Машка встала на ноги, потянулась и, решив не будить товарищей, отправилась домой.

Выбравшись из молодого подлеска, девушка спустилась к канаве, собираясь подняться по насыпи и выйти на дорогу. И какой леший понес ее к гравийке? Нет, определенно спросонья она плохо соображала, ведь куда безопаснее и быстрее было вылезть отсюда с другой стороны и, минуя пруд, в два счета оказаться дома.

Темная тень совершенно неожиданно мелькнула на фоне белоснежных берез кладбищенской рощи, и Машка, чувствуя, как от испуга ухнуло куда-то вниз сердце, не думая, прижалась к земле, затаив дыхание. И не сразу осмелилась поднять голову, чтобы проверить, не померещилось ли ей. Молодой месяц закатился за лесок, а свет звезд мало рассеивал темноту, в которой девушка пыталась хоть что-то разглядеть.

Сначала она ничего не увидела, но вот хрустнула ветка под чьими-то крадущимися шагами, и Машка обернулась на звук. Холодок тихого ужаса побежал по спине. Кто-то действительно осторожно крался вдоль ограды. Именно крался, держась в тени деревьев. И направлялся явно к развалинам старой фермы.

Еще не совсем понимая, что собирается делать, Лигорская приподнялась и ползком вдоль дороги последовала за человеком. Чтобы не потерять его из виду, девушке приходилось останавливаться и, вытягивая голову, напрягать зрение. Каждую минуту рискуя быть замеченной, она в сердцах проклинала все на свете.

И вдруг человек исчез. Просто потерялся среди берез, словно сквозь землю провалился.

Чуть не заскрипев зубами от досады, Машка, чувствуя, как напряжены ноги, заставила себя выпрямиться и оглядеться. Она рисковала, но здравый смысл подсказывал: по всей вероятности, этот неизвестный, хоть и проявляет осторожность, всерьез не опасается быть замеченным. Большинство людей в это время суток спит, а не торчит в засаде у кладбища. Он, конечно, не подозревает о слежке. Но куда же он все-таки пропал? Переползать дорогу, чтобы оказаться на другой стороне, было крайне опасным предприятием, но ничего другого Машке не оставалось. Уж больно любопытно было узнать, кто шатается ночью у кладбища и зачем!

Пришлось девушке по-пластунски переправиться через дорогу, а потом так же, не поднимаясь, сползти головой вниз в кювет, оцарапать ладонь и чуть не взвыть от боли. Понимая, что так дело не пойдет и вряд ли таким образом она выяснит хоть что-то, Машка немного полежала, не шевелясь и вслушиваясь в тишину вокруг, а потом заставила себя подняться и, пригнувшись, добраться до первой попавшейся на пути березы. Тут уже она смогла перевести дух и осмотреться, но ничего подозрительного так и не увидела.

По одну сторону от нее, меж берез и кустов, вставали могильные кресты, памятники и ограды, по другую, среди зарослей бурьяна, виднелись невысокие развалины строений фермы, водонапорная башня и рядом – каким-то чудом уцелевшая сторожка. И никакого движения, даже шороха… Только где-то в кронах деревьев подала голос неизвестная птица, предчувствуя близящийся рассвет. Но ведь этот человек не пригрезился Машке. Он был. И она чувствовала: он где-то рядом. Но что ему здесь понадобилось, по-прежнему не могла понять. Какие секреты хранит старое кладбище или развалины фермы? Что здесь происходит?

Огни, которые видели вчера ребята, сейчас не казались Машке бредом. Теперь она запросто могла в них поверить.

Передвигаясь от дерева к дереву, замирая, вглядываясь и прислушиваясь, Маша пробралась в глубь кладбищенской рощи, но все оказалось зря. Человека нигде не было. А меж тем на горизонте за лесом начинал заниматься рассвет. Ждать, когда взойдет солнце и таинственный незнакомец будет возвращаться, казалось бесполезным, но девушка все же просидела до зари, прислонившись к березе, и в итоге так ничего и не увидела.

А потом, все так же опасаясь выпрямиться, Машка перебралась через дорогу ползком и через заросли побежала домой, минуя пруд и простирающиеся до горизонта посевы ржи. Позабыв о товарищах, которые продолжали спать в карьерах, Машка обзывала себя последними словами.

Первые лучи солнца брызнули из-за леса. В деревне начинался новый день: мычали коровы, кричали петухи, лаяли собаки, просыпались люди.

Вбежав во двор, Машка почти упала на лавочку, пытаясь перевести дыхание. Ну и ночка выдалась! Пошла, называется, в засаду за компанию. А оказалось все наоборот. Компания, ничего не подозревая, спала себе мирно, а она полночи ползала на коленках, стараясь не дышать, едва не свернула шею, спускаясь с насыпи, исцарапала руки, вымазала одежду и вообще чувствовала себя не лучшим образом. К тому же еще и страху натерпелась.

А ребята… Блин! Вот интересно, а что они подумают, когда проснутся и не обнаружат ее? Девушка криво усмехнулась. Наверняка решат, что она струсила и сбежала. Или что ее похитили – как их там? Ах да, сатанисты! Как бы там ни было, а ее исчезновение точно заставит их понервничать. И поделом, нечего спать!

Немного успокоившись и восстановив дыхание, Лигорская покосилась на дом бабы Антоли, из которого не доносилось ни звука. А на крыльце Катик, нетерпеливо помахивая хвостом, выжидающе поглядывал то на нее, то на запертую дверь. Бабушка, конечно же, еще спала, но вот-вот все могло измениться. Поэтому ей лучше сейчас же пробраться в свою комнату и лечь спать. Не то, если баба Антоля застанет ее в таком виде, вопросов не оберешься, а врать и что-то придумывать снова Машка не хотела.

Поднявшись с лавочки, девушка подошла к умывальнику.

– Доброе утро, Мария Николаевна! – вдруг раздался у нее за спиной жизнерадостный и бодрый мужской голос.

Вздрогнув, Маша обернулась и выпрямилась, стряхнув капельки воды с рук. В нескольких метрах, засунув руки в карманы брюк, стоял Сафронов и улыбался, глядя на нее, чуть прищурив глаза. Вот только его не доставало в это утро, которое с большой натяжкой можно было назвать добрым!

– Доброе, – пробормотала в ответ она, отводя глаза.

– Чего это ты не в духе с утра? Не с той ноги встала или еще не ложилась? – поинтересовался он, подходя ближе.

– Тебе-то чего? – огрызнулась она.

– Да ничего, вообще-то, если не считать того, что прямо сейчас мы с тобой идем за ягодами. Баба Антоля вчера рассказала мне, какая ты умница, как вчера ранешенько отправилась в лес и набрала ягод. Вот только она же понимает: ты девочка городская и заблудиться можешь, а она переживает. Вот и попросила меня сопроводить тебя в лес. Собственно, я шел за тобой. Деревенские уже пошли…

Он смеется над ней, что ли? Какие ягоды? Нет, он определенно издевается, причем самым наглым образом!

– Слушай, ты что, сдурел? Какие ягоды? Ты не видишь – я только вернулась! Мне не до них сейчас… Я иду спать. Иди хоть за ягодами, хоть за грибами или вообще на кудыкину гору, только от меня отвали!

– Нет, Машка, так дело не пойдет. Я леса не знаю, ты, походу, тоже, но ты ведь вчера там уже была! Так что брось капризничать и пойдем. Раньше пойдем – быстрее вернемся!

– Ты меня вообще слышишь? Я сказала нет!

– Слышу. А ты меня, видимо, не очень. Мы идем за ягодами.

– Нет!

– Машка, перестань вредничать!

– Тебе надо – ты и иди!

– Я заблужусь один!

– Покричишь – может, кто и откликнется!

– А если нет?

– Ну побродишь по лесу и выберешься. Подумаешь, большое дело! Слушай, Сафронов, так и быть, я обещаю: если до полудня не явишься, я позвоню в службу спасения!

– Ох и зараза же ты! Пойдем в лес.

– Не пойду!

– Ты чего, струсила, что ли? Меня боишься, или вчерашние ягоды не ты собирала?

– Не много ли ты о себе воображаешь? Я не боюсь тебя, вот еще не хватало. И конечно, это я собирала ягоды! Кто ж еще? Леший, что ли? – девушка вытерла руки и лицо льняным полотенцем, которое висело тут же, на заборе, и снова уселась на лавочку. Спать хотелось жутко.

– Ну, так вставай и докажи мне это! Что нам с тобой это лукошко – в два счета наберем! – продолжал уговаривать ее мужчина.

Подойдя к лавочке, он взял Машину руку чуть выше локтя и потянул, заставляя подняться.

– Как же я тебя ненавижу! – пробормотала девушка, вынужденная встать и пойти за ним.

– Я, знаешь ли, тоже не испытываю к тебе особо теплых чувств. В жизни не встречал таких вредин!

– Подумаешь! Конечно, ты встречал только дур, вроде тех, что в деревне по лавочкам тусуются, – парировала Маша.

– Между прочим, нормальные девчонки, вчера познакомился. Не зазнайки, как некоторые! – весело заявил он.

Они миновали бабушкин огород, и Вадим отпустил ее руку, уже не боясь, что она сбежит.

– Некоторые – это я, что ли? А впрочем, почему бы и нет? Они же глупые курицы, а вот я…

– Рыжая заносчивая ведьма! – перебил ее мужчина.

– А ты… – Машку понесло, и она готова была уже такого наговорить ему, но неожиданно споткнулась и проехала раненой ладошкой по жесткой луговой траве.

– Блин! – в сердцах воскликнула девушка и закусила нижнюю губу. На глаза навернулись слезы.

Мужчина присел рядом на корточки и хотел было помочь ей встать, но Маша отшатнулась, удерживая в одной ладони другую, и подула на ранку.

– Ну что? Договорились? – спросил Сафронов, и голос его потеплел. Исчезли насмешливые, издевательские нотки. Он смотрел на нее, чуть приподняв брови, а в уголках его красиво очерченных, полных чувственных губ притаились ямочки. Лигорская отчетливо ощущала приятный аромат парфюма, исходивший от него. По своему небогатому опыту общения с мужчинами она могла судить, что это дорогой одеколон. Девушке всегда нравилось, когда от мужчин приятно пахло, и она не считала это мажорством – наоборот, полагала, что ухоженный мужчина успешен во всем.

– Это ты во всем виноват! Нечего меня нервировать… – заявила она.

– Ну конечно я! – он улыбнулся. – Дай мне руку!

– Нет, не надо!

– Ты прямо как ребенок!

Сафронов коснулся пальцами многострадальной ладошки и перевернул ее тыльной стороной. Брови его при этом поползли вверх. Маша тут же сжала ладонь в кулак и подняла на него глаза. Впервые за время короткого знакомства их взгляды встретились так близко.

Его глаза темно-серого цвета весело поблескивали, но где-то в уголках, скрытое золотисто-бронзовыми пушистыми ресницами, притаилось нечто, заставившее девушку почувствовать странную дрожь. Только сейчас она осознала, что так раздражало ее в этом человеке с самого начала: от него исходили опасные волны мужского обаяния, силы и сексуальности. Они, казалось, были заложены в его улыбке, в блеске глаз, в движениях и даже в звуках глубокого хрипловатого голоса. Хотя ничем особенным он не выделялся. Высокий широкоплечий смазливый шатен тридцати с небольшим лет.

– И чем это вы, Мария Николаевна, занимаетесь ночами? Руками землю роете? – он первый отвел глаза и, окинув ее с ног до головы оценивающим взглядом, сделал для себя кое-какие нелестные выводы. Легко поднявшись на ноги, он протянул руку девушке, которую она приняла, правда, без особого желания.

Глава 5

Больше они не разговаривали, чему Маша, откровенно говоря, была только рада. Оказавшись в тенистой влажной прохладе леса, не сговариваясь, они пошли вглубь по заросшей травами и лесными колокольчиками дороге.

Собственно, куда идти, для Машки значения не имело. Отчаянно зевая, она плохо соображала и плелась, то и дело спотыкаясь на неровностях. Они шли и шли по этой дороге, пока не оказались у развилки. Одна тропинка убегала куда-то в чащу, а другая, скорее всего, петляла вдоль трассы. Понятно было одно: ими обеими пользовались нечасто.

– Итак, куда пойдем? – спросил Сафронов, когда они остановились у развилки.

Маша не помнила ее, но сейчас для девушки не имело значения ничего, кроме как поскорее набрать ягод, вернуться домой и лечь спать. Не ориентируясь на местности, она махнула рукой в сторону той тропинки, что убегала в глубь леса.

– На болото пойдем! – беззаботно бросила она.

Лигорская не помнила, где оно, но Сафронову знать об этом было совсем не обязательно. Кажется, с друзьями вчера они тоже шли по дороге, потом повернули вправо. Вот только как долго шли и когда повернули…

А была не была! Она решительно обошла мужчину и, раздвинув кусты орешника и крушины, полезла вглубь.

Вадим молчал, и Маша тоже не заговаривала, пытаясь изображать невозмутимость и уверенность, но на самом деле она нервничала. Беспокойство прогнало сон, и теперь, оглядываясь по сторонам, девушка пыталась вспомнить хоть какую-то примету вчерашнего пути, только все было напрасно. Их обступали густые заросли, а под ногами сквозь мох то и дело проступала вода. Нет, она, конечно, и вчера была, но при этом кочки были покрыты множеством черничных кустов, а на них висело столько больших зрелых ягод… А тут только кочки, сплошь заросшие осокой.