Избранники фортуны

С трудом, будто скованная ревматизмом, Ольга повернулась к Всеволоду. Удивившись отсутствию хоть какой-либо реакции с его стороны, она приникла к парню и бережно, словно опасаясь разбередить рану, провела кончиками пальцев по его щеке.

– Прости меня, – немного развернув к ней лицо, проговорил Сева.

– За что? – изумилась Ольга.

– За то, что не успел тебя защитить.

– Севушка, – до слёз растрогалась женщина, – не надо, милый, не говори так, пожалуйста. Я сама во всём виновата…

– Перестань, – поморщился Всеволод.

– У тебя что-нибудь болит? – обеспокоилась Ольга, уловив выражение его лица.

– Нет, – горячо помотал головой Сева.

Он с тоской подумал, что женщине и в голову не приходит, насколько доставшаяся на его долю физическая боль незначительна по сравнению с болью моральной. Перевес в потасовке с Мышковцом не принёс Севе удовлетворения. Парень абсолютно не чувствовал себя победителем. Да и о каком триумфе могла идти речь, если Всеволод всего лишь ответил на удар, нанесённый женщине. К тому же это оказалось далеко не тем случаем, когда следует гордиться отвоёванной у соперника победой. Смутное ощущение предательства со стороны Ольги становилось для Всеволода однозначным. Проницательно почувствовав причину его смятения, женщина растерялась, оробев от внезапной отстранённости парня.

«Как она могла? – недоумевал Лисицын. – С этим ублюдком Мышковцом? Конечно, – попытался он унять одолевавшее его возмущение, – она нисколько не обязана хранить мне верность. Но почему именно с ним? Он же урод, вытирающий обо всех ноги».

– У тебя кровь, – неожиданно произнёс парень вслух, потянувшись рукой к разбитой губе Ольги.

– Ничего, – прошептала она и, словно опасаясь боли, увернулась от его прикосновения и даже немного подалась назад.

Повисшая в воздухе рука Севы медленно опустилась на колено Ольги, сжав его покровительственно и одновременно словно с мольбой о помощи. Они оба оказались растерянны и совершенно не знали, как вести себя в данной ситуации. Щегловой хотелось, как обычно, приласкать Всеволода, но она боялась вызвать своим порывом неоднозначную реакцию, предпочитая выждать первый жест со стороны парня. Он чувствовал, как в сердце копится горечь: всё, что связывало его с Ольгой, было безвозвратно утеряно. Это мучило Севу и вместе с тем, как ни странно, приносило облегчение.

Мысли мелькали одна за другой и, натыкаясь друг на друга, сбивались в кучу, словно катившаяся с ледяной горки ребятня. Всеволод оказался до крайности ошеломлён обуревающими его противоречивыми чувствами. Испытывая незначительное презрение к Ольге, Сева слегка упивался возникшим чувством превосходства над ней, хотя у парня и оставалось сомнение в его обоснованности. И в то же время он не представлял, что ему с этим превосходством делать. Наряду с тем, что где-то в глубине сознания у Всеволода зрело озлобление по отношению к Ольге, ему не давало покоя всё сильнее разраставшееся раздражение по поводу того, что на его глазах ударили женщину, а он не сумел этого предотвратить.

«Вот это как раз тот случай, – попытался хоть немного привести в порядок мысли Всеволод, – о котором упоминал отец. Когда стоишь на распутье, не ведая, какую дорогу выбрать. Но попробуй-ка последовать его совету: всегда отдавать предпочтение дороге направо. Что в данной ситуации следует считать правильным? Как ни в чём не бывало остаться с Ольгой? Не уверен, что после произошедшего я хочу этого. Уйти? Тогда Ольга может догадаться о моём презрении к ней, которого она, по большому счёту, может быть, и не заслуживает. Уверен в одном: как прежде уже не будет, а значит, надо принять какое-то решение прямо сейчас. Вообще-то любимую поговорку отца можно считать своего рода рецептом на все случаи жизни. Как мне представляется, дорога направо это именно та, которую ты сам считаешь единственно верной».

Придя к такому выводу, Сева наконец пошевелился. Достав из заднего кармана джинсов маленькую коробочку, он протянул её Ольге.

– У меня для тебя подарок, – расцвёл он своей мальчишеской улыбкой.

– Сева, зачем? – попыталась отказаться Ольга, тем не менее обрадовавшись возможности отвлечься от горестных размышлений и разрядить напряжённую обстановку.

– Это на счастье, – продолжал улыбаться Сева. – Открой, пожалуйста.

На свет появилась небольшая серебристая подкова, представляющая собой флеш-накопитель. Ольга зажала её в кулаке, с трудом удержавшись, чтобы не расплакаться.

– Спасибо, Севушка, – произнесла она тихо и, подавив в себе порыв обнять парня, склонила голову на его плечо.

В ответ Всеволод осторожно погладил Ольгу рукой по волосам.

– Мне пора, – проговорил он.

Подняв на Севу глаза, Щеглова сразу поверила в непреклонность его решения и не стала уговаривать остаться. Провожая у двери, Ольга потянулась поцеловать Всеволода в щёку. Нежно коснувшись лица неповреждённой стороной губ, с которых она отёрла к тому времени кровь, Ольга ещё раз попыталась уловить во взгляде молодого мужчины хотя бы единую искорку понимания либо сомнения в целесообразности ухода. Не получив ожидаемого отклика, она рассталась с Севой со стойким ощущением того, что он больше никогда не придёт к ней с намерением возобновить их близость.

* * *

Заперев за Всеволодом дверь, Ольга глянула на себя в зеркало в прихожей. Что такое разбитая губа по сравнению с разбитым сердцем? Отёк щеки к понедельнику наверняка спадёт, ссадину можно припудрить, предварительно замаскировав тональным кремом. А как теперь быть с Мышковцом и Всеволодом?

«Евгений совершенно точно не позволит Севе спокойно работать, – подумала Ольга. – Да Сева и сам не останется теперь в отделе. Вот только статья, по которой мерзавец угрожает уволить мальчика, может оказаться совсем не безобидной. Ладно, с этим у меня ещё будет время разобраться. А сейчас надо позвонить Петру…»

Несмотря на принятое решение, Щеглова не могла заставить себя набрать номер Петра ещё в течение пятнадцати минут, во время которых она просидела в кухне, глядя на лежащий перед ней сотовый телефон.

– Петя, – сглотнула в волнении Ольга, – скажи, пожалуйста, Сева дома?

– Пришёл несколько минут назад, – ответил озадаченный её вопросом Лисицын. – Душ принимает.

– Петь, – сбилось дыхание у женщины, – они подрались с Мышковцом… у меня…

– Достукалась! – в сердцах не сдержался Лисицын.

– Петенька, прости меня, пожалуйста, – заплакала Ольга. – Он пригрозил уволить Севу по статье. Но этого не будет. Я тебе гарантирую. Если даже Сева сам пожелает уволиться, то только с нормальной формулировкой. Петечка, я хочу попросить о другом. Ты свози, пожалуйста, Севу на работу к Свете. Пусть его осмотрят… обследуют… рентген там, всё, что нужно… Петя, – всхлипнула она, – они так били друг друга. Вдруг у Севочки повреждён какой-нибудь орган внутри.

– Хорошо, – сурово ответил Пётр, – я прослежу. Что там у вас произошло? – поинтересовался он, пользуясь моментом, пока сын в ванной.

– Мышковец застал Севу у меня, – торопливо пояснила Ольга, – вернее, наоборот, когда Сева шёл, Мышковец опередил его, – бестолково оправдывалась женщина. – Я ждала Севу, Петя! А подонок словно почувствовал, что он может прийти…

– Я же просил тебя, – горько воскликнул Лисицын, – предупреждал: не доводи до беды!

– Петя, – перебила его Щеглова, – всё, не надо меня добивать! Между мной и Севой всё кончено. В этом ты можешь не сомневаться. И с положением на работе я тоже разберусь. Ты только свози Севу в больницу. Пожалуйста!

– Ладно…

– И позвони мне потом, – вновь перебила его Ольга, опасаясь, что разговор может прерваться в любой момент, – скажи, всё ли у него в порядке. Уж в этом ты не можешь мне отказать, Петя! Пообещай!

– Позвоню, – хмуро пообещал Лисицын и, заметив, что сын вышел из ванной, поспешил распрощаться с Ольгой. – Пока!

Завершив разговор с Петром, Ольга прошла в комнату. Сжимая в руке мобильник, улеглась на диван, застеленный к несостоявшемуся свиданию с Севой нарядным комплектом, и принялась ждать звонка от Лисицына.

Она понимала, что жизнь переменилась отныне навсегда, без возврата к прошлому. Жизнь её, Петра, Севы. Пётр – безответная любовь и боль – теперь возненавидит Ольгу. Да ещё неизвестно, как ко всему этому отнесётся Светлана, если узнает. Ольга отчаянно надеялась, что Лисицына не узнает. Не позволит Пётр, чтобы такая правда вылезла наружу. Слишком уж любит он жену. Хотя что такое слишком? Для Ольги, сходившей с ума по Петру всю сознательную жизнь, любые отношения супругов Лисицыных казались чересчур. Их тепло, уважение, влечение друг к другу многократно увеличивались.

«Теперь я и Севу навсегда потеряла, – угрюмо подумала женщина. – Единственная отдушина, соломинка, через которую я дышала, утопая в тоске по Петру. Но всё-таки он не Пётр. Сева так же отличается от отца, как разнится сам Пётр со своим братом Пашей. Павел тоже замечательный человек, – рассуждала Ольга, – но всё-таки Петя другой… любимый… А как же Севушка? Неужели у меня к нему было всего лишь влечение? И можно ли в этом случае назвать наше чувство любовью? Пожалуй, нет, – заключила Щеглова. – Разумеется, без отклика плоти невозможно назвать любовь настоящей. Как, например, у меня с Петром. Положа руку на сердце, могла бы я прожить с ним всю жизнь, не ощущая себя желанной? Нет! Тысячу раз нет! Если бы только он вдруг заболел, и мне предстояло ухаживать за ним до конца дней. Но такой судьбы я никогда для нас не пожелаю».

«Да, – вздохнула Ольга, – без телесного тепла невыносимо. Поэтому я и кинулась к Севе в надежде на то, что он сможет заменить Петра. Вот в этом и состояла моя чудовищная ошибка. Нельзя подменять любовь одной только близостью без того, чтобы жить друг другом, уважая, помогая во всём, предугадывая мысли, радуя и развлекая, утешая и сопереживая, любя безоглядно. А я? Думала ли я о Севе каждую минуту? Безусловно, нет! Расставаясь с ним, я возвращалась мыслями к Петру. И только сегодня, едва почувствовав, что он становится настоящим мужчиной, которого я готова полюбить, потеряла его».

«Мне ещё предстоит разобраться с Мышковцом, – вспомнила Ольга. – На него-то я найду управу. Пока не знаю как, но непременно найду. Мышковец, – хмыкнула она, – конечно, урод! Вот только почему-то мне в своё время очень понравилось, что он оказался первым из мужчин, кто вознамерился завоевать меня. Не оттолкнул, как Пётр, и не превратил во временную замену жены, как Матвей. Я ведь ни с кем не собиралась сходиться после отъезда Матвея во Владивосток. Рядом был Сева, и мне никто не был нужен, кроме Петра, конечно. Но Пётр всегда оказывался недосягаем. А Мышковец, как только пришёл к нам в отдел, с первого дня положил на меня глаз. Буквально проходу не давал, то и дело вызывая к себе. Ирония судьбы, – печально усмехнулась Ольга, – в том, что у меня снова возникли отношения с начальником. Ну, как возникли, так и прекратятся. Плевать на него. Сейчас главное – Сева».

«Так, – внезапно воодушевилась Ольга, – как же я не подумала о том, чтобы снять побои. Ну конечно, это будет мой главный козырь, чтобы пригрозить Мышковцу. Тогда он совершенно точно не сможет причинить вреда Севе. Надо немедленно поехать к Светлане, – поднялась Щеглова. – Только позвоню Петру, чтобы не оказаться в больнице одновременно с Севой».

Лисицын ответил, что с сыном всё в порядке и что ни на какое обследование они не собираются.

Глава 10

Когда Сева покинул ванную комнату и остановился в прихожей у зеркала, расчёсывая влажные волосы, отец настороженно глянул на него из кухни. Кроме нескольких синяков на руках и нехарактерного для сына бледного лица, Пётр не заметил ничего необычного.

– Сева, ужинать будешь? – позвал он его. – Мама плов приготовила.

– Съем немного, – согласился Всеволод, – если тёплый.

– Тёплый, – засуетился отец. – Но я могу и в микроволновке подогреть, если хочешь погорячее.

– Не надо, пап, спасибо, – оказавшись в кухне, Сева нажал кнопку электрочайника. – Особо аппетита нет. Пару ложек, может, осилю да чаю попью.

– У тебя всё в порядке? – скрывая тревогу, спросил отец.

– Нормально всё, – пожал плечами Всеволод. – А почему ты спросил?

– Да вижу у тебя синяки какие-то на руках.

– Это я в качалке с новым тренажёром переусердствовал, – невозмутимо ответил парень. – Не сразу сообразил, как следует с ним обращаться. А у инструктора не уточнил, на себя понадеялся.

– Надо быть осторожнее, – предостерёг Пётр, исподтишка оглядывая торс Севы. – Ну-ка, повернись. На теле-то нет ушибов?

– Нет ничего, – уверил его Сева. – Ещё на ногах немного, и всё.

– Аккуратнее ты с этими тренажёрами, Севка. А может, давай к маме в больницу съездим. Пусть осмотрит тебя, на рентген, если надо, сводит. А то ты что-то бледный какой-то.

– Пап, – возмутился Всеволод, – ты лучше ничего не придумал, как маму волновать! Говорю же, нормально всё!

– Ладно, – сказал отец, – успокойся. Ужинать давай.

– Вот и давай, – через силу улыбнулся Сева.

– А с тренажёрами, сынок, действительно, будь внимательнее. Не забывай, что мама говорит. С твоим зрением нагрузки должны быть гораздо меньше, чем у других, чтобы не произошло отслоения сетчатки.

– Пап, неужели я не знаю! – снова вспылил Сева. – С тринадцати лет занимаюсь, так что будь уверен, нагрузку рассчитывать давным-давно научился. А вы с мамой вечно со мной как с маленьким. Честное слово, напрягает!

– Для родителей, Севка, ты навсегда ребёнком останешься, – вздохнул Пётр, – даже когда будешь настоящим мужчиной. Это потом поймёшь, когда своя семья да дети будут.

– Понял, пап, – примирительно улыбнулся Всеволод. – Извини меня.

– И ты прости за мою опеку – может, она и вправду чрезмерна. А давай-ка, – воодушевился Пётр в надежде выведать у сына за доверительной беседой обстоятельства конфликта с Мышковцом, – мы с тобой по рюмочке выпьем за начало нашего отпуска.

– Давай, – неожиданно для отца согласился Сева, который почти не употреблял спиртного. – Отпуск – это классно. Несмотря ни на что!

* * *

– Вот, справка твоя готова, – сказала Светлана – миниатюрная женщина невысокого роста в форменном брючном костюме цвета морской волны, с тёмно-каштановыми волосами, подстриженными под каре на пробор без чёлки.

– Спасибо, Света, – Щеглова поднялась ей навстречу с кушетки в ординаторской городской больницы. – Теперь я прищучу этого урода, если что…

– Кого, Оль? – грустно спросила Лисицына.

– Любовника, – бесстрастно пожала плечами Ольга.

– Рассказать не хочешь? – обернулась к ней Светлана, тем временем нажимая кнопку электрочайника на столе, предназначенном для приёма пищи. – Давай чайку попьём, пока на скорой никого не привезли.

– Может, покрепче чего? – спросила Щеглова. – Супермаркет рядом. Я быстро вернусь.

– Не надо, здесь у Коршакова коньяк есть, – по-доброму улыбнулась Лисицына. – Он говорит, «если что, всегда пользуйтесь». Сам-то не пьёт. Хочешь, в кофеёк добавлю, а хочешь, стопочку налью. Я-то, извини, не смогу тебе компанию составить.

– Ну, чокнись хоть чаем, – через пять минут приподняла Ольга кофейную чашку, на треть наполненную коньяком.

– За здоровье, – тепло ответила Светлана. – И чтобы любовники были только хорошие!

– Никакие не нужны, – опрокинув в себя напиток, скривилась Щеглова. – Без них обойдусь. Меньше проблем.

– Какие твои годы? – осторожно предположила Лисицына. – Только такие негодяи, с рукоприкладством, действительно ни к чему.

– Вот поэтому, Света, мне и понадобилась справка, чтобы он больше ко мне не таскался. Пригрожу посадить – сразу отстанет.

– Кто он? Я его знаю?

– Вряд ли, – уклончиво ответила Щеглова. – Так, знакомый по работе.

– Опять с работы?

– Почему опять? – удивилась Ольга. – А, ты Матвея вспомнила, – сообразила она.

– Да, – кивнула Светлана, отпивая глоток чая, – его. Мне казалось, ты его любила. Разве нет?

– Никого я, Света, в своей жизни не любила.

Ольга едва удержалась, чтобы не добавить «кроме Петра», остановившись в последний момент, хотя ей невыносимо хотелось. И про то, что берегла себя для Петра, тоже очень хотелось сказать. Но как скажешь? Да и смысл теперь говорить, когда столько времени прошло. Ждала, что Петя когда-нибудь проникнется её преданностью, да так и не дождалась.

– Он всего лишь оказался первым, Матвей, – продолжила Ольга, – а никакой любви меж нами не было. У него, что называется, плоть взыграла, пока жена беременная была. А я… просто решила, что пора пришла… Что толку было чахнуть над своей никому не нужной честью, словно Кощей над златом? – ухмыльнулась Щеглова.

Она украдкой глянула на Светлану, зачем-то растерянно помешивающую ложечкой чай, который всегда пила без сахара, с тоской предвкушая нравоучения по поводу того, что стоило подождать, когда придёт настоящая любовь. Ольга даже ответную фразу заготовила, что не всем в жизни повезло, как Светлане с Петром. Однако она забыла, что Лисицына никогда не следовала в своих суждениях стереотипам и не стремилась морализировать. Вместо этого, как и много лет назад, Светлана пожалела Ольгу.

– Напрасно ты тогда аборт сделала, – печально сказала Лисицына. – Сейчас бы ребёночку уже тринадцатый год пошёл.

– Если бы да кабы, – беззлобно отмахнулась Щеглова. – Не суждено, значит. Видно, судьба у меня такая: без совпадений в любви всю жизнь мыкаться.

– Зачем ты так говоришь, Оля? – мягко упрекнула Светлана. – Никогда не надо терять надежду на счастье.

– Нет уж, Светочка, – покачала головой Ольга, – кому смолоду не суждено счастье обрести, тому так и прозябать дальше. Без взаимности, любви и ласки… – горько добавила она. – Это только в романах пишут да в кино показывают, будто жизнь в сорок лет только начинается. А на самом деле всё гораздо печальнее и… противнее. Налей-ка ещё глоточек, подруга, – попросила Щеглова.

– Пожалуйста, – потянулась к бутылке Лисицына. – Только по поводу романов ты не права. Самые лучшие из них написаны именно для того, чтобы помочь человеку обрести счастье, указать возможный путь к нему.