Горький сахар

– Славка? – не сразу узнал бывшего одноклассника Виктор Алексеевич.

– Ты как здесь? Ох и давно же мы не виделись! Я тут по случаю приобрел небольшой заводик неподалеку от Бреста за смешные деньги, вот праздную с приятелем! А приятель все задавал глупые вопросы, что делать, как делать, я рассказывал, а он подливал и подливал, вот и напился, спит теперь, уткнувшись в стол, – тараторил одноклассник, не давая опомниться собеседникам.

– Заводик? – для поддержания разговора произнесла Анна.

Давний знакомый с нескрываемым любопытством и вожделением посмотрел на спутницу Кирсанова, и глаза его заблестели так сильно, что он готов был уже присесть на свободный стул рядом, но увы, там оказалась сумочка Анны, потому-то так и остался стоять, чуть согнувшись, словно официант, готовый принять заказ.

– Да! Буду делать повидло! В тех краях яблок завались! Вот и линию по производству заказал, на растаможке сейчас. А ты-то как? Где? Ой, простите, я вам помешал, быть может! Разрешите представиться! Я – Вячеслав, одноклассник этого прекрасного человека. За одной партой десять лет, знаете! Списывать давал… всегда! – приземистый мужчина с маленькими бегающими глазками, до наглости самоуверенный, не спешил удалиться к своему столику.

– Познакомься! Это Анна.

– Анна Митрофановна! – неохотно официально представилась спутница Виктора Алексеевича. Что она чувствовала в этот момент, что думала, сидя в кресле с бокалом вина, незаметно постукивая пальцами по столу? Конечно, то же самое, что и Кирсанов, который томился от навязчивого приятеля детства, и казалось, что терпение его лопнет вот-вот, однако он учтиво передал визитку, чтобы поскорее закончить разговор. Славка как будто только этого и ждал, торжественно и громко произнес:

– Заместитель председателя коммерческого банка? Ого! Так ты банкир? Можно ли к тебе за кредитом обратиться? – глаза приятеля вспыхнули с новой силой, руки машинально стали гладить аккуратную бородку в предвкушении удачного партнерства.

– Разумеется! Поспособствую, если что, – неуверенно произнес Виктор, скорее из вежливости.

– Буду рад! Мне определенно сегодня везет! – приятель тут же схватился за идею кредитоваться в банке по знакомству, энергично, крепко пожал руку и, наконец, удалился, чтобы взвалить на плечи подвыпившего друга и убраться с ним восвояси.

– На кой ляд он нам… – раздосадованно произнес Кирсанов. Было видно, что он совсем не рад нежданной встрече.

– Ему же сахар для изготовления повидла понадобится! – медленно произнесла Анна.

– И головняк…

– Почему же? – удивилась она.

– За что бы он ни взялся, всегда наживает одни проблемы.

Полюбить себя

Несколько месяцев Лара пребывала в полном нервном опустошении и недоумении, по привычке ежедневно накрывая ужин на четверых, но, спохватившись, одну тарелку с приборами быстро убирала в старый деревянный буфет со стеклянной витриной. Лихорадочно мыла посуду после скудной трапезы, машинально в выходные и по приходу с работы делала влажную уборку, но вскоре обременительную сию затею забросила, поскольку оказалось, что поддерживать порядок вроде как и не для кого. И так нормально. Интуитивно она не давала чувствам обиды и негодования вырваться наружу, обещая себе держаться, как струна, в трудных жизненных обстоятельствах, полагая, что теперь главная забота – дети, хоть и вымахавшие выше ее ростом. Скоро оставшиеся домочадцы расползлись кто куда и стали редко приходить домой вовремя. Каждый наглухо замкнулся в себе, как в раковине. Правда, проявлялось это по-разному. К примеру, совершеннолетняя дочь пустилась было во все тяжкие, с боевой раскраской, флаконом лака на взлохмаченной голове и сигаретным дымом наполовину с крепким винным перегаром, но вскоре нечаянно влюбилась в человека намного старше ее и все реже вспоминала дорогу домой. Сын порой тоже не гнушался табаком, курил исподтишка, но, очевидно, уход отца из семьи подействовал на него значительно сильнее. Подросток ушел в себя настолько, что иногда за неделю от него нельзя было услышать и полслова. И если летом, отдыхая на даче у бабушки, он смог отвлечься, гоняя с друзьями на велосипеде, то, вернувшись в город, помрачнел и все больше впадал в депрессию, безнадежно закрывшись в своей комнате. Первое время Лара методично пыталась воздействовать на великовозрастных детишек нудными нотационными увещеваниями о вреде курения, вина и встреч с дядей вдвое старше, но все же в итоге совсем оставила материнское воспитание, ввиду абсолютной бесполезности затеи. Ее никто не слышал и не слушал. Лишь по ночам от одиночества вчерашняя жена отчаянно ждала беглеца, глядя на шевеление штор от ветра. Бесслезно утыкалась в подушку, перебирая в голове сцены приземленной супружеской жизни, мучаясь, что же она делала не так. Одного не могла понять Лара: как на долговязого очкастого недотепу, коим многие лета казался типичный среднестатистический совковый муж, могла позариться какая-то статная красивая особа? Ни сбережений у него, ни домов и квартир с дачами, ни бриллиантов отродясь не водилось… Чем он мог приглянуться? Умом? Ораторским искусством? Обаянием? Хотя двадцать лет назад Ларе он понравился… правда, она уже и запамятовала чем.

Однажды, худо-бедно проснувшись, Лара пристально посмотрела на себя в зеркало, заметив темные круги под глазами, дюжину продольных и столько же поперечных морщин, и вдруг решила взяться за себя самым серьезным образом. Не то чтобы по красоте и элегантности соответствовать той тетке, что увела бесстыжего мужа (годы не те!), а из принципа.

– Я себя полюблю непременно! – заявила она безапелляционно и взялась за дело.

Длинные выходные ушли на кардинальное преображение, явив в понедельник утром к рабочему месту женщину во всех смыслах привлекательную: в длинной терракотовой трикотажной юбке, шелковой блузе с глубоким декольте, с ярким маникюром, элегантной стрижкой каре пепельного окраса да жирной черной раскосой подводкой голубых глаз. От коллег весь день обновленная и сияющая Лара слышала только комплименты, искренние и многословные, что прибавило ей острое желание напроситься на ковер к начальству радиостанции, где она трудилась уже много лет. Представив с воодушевлением давно задуманный смелый проект ежедневной игровой радийной передачи, сулящий автору идеи неплохие гонорары, от весьма строгой и принципиальной руководительницы она услышала понимание и одобрение, что еще больше развеселило и подбодрило одинокую гражданку. Правда, к концу рабочего дня давняя подруга восприняла и новый образ Лары, и ее поведение близким к нервному припадку или истерике, уж больно громко и неестественно звучал в эти минуты ее смех, что, впрочем, ровным счетом никак не отразилось на новом прелестном настроении Ларисы Кирсановой.

Теплый сентябрь, вступивший в полной мере в свои права, навеивал дивную романтику с шуршащими листьями под ногами. Лара, в последнее время никуда не спешащая, решила прогуляться до дома пешком. Медленно в обуви на высокой танкетке, что долгое время пылилась в коробке на антресолях, она шла вдоль старинного городского парка с могучими соснами по широкому тротуару с брусчаткой. Глядя на нее, свободную, расслабленную, элегантную, проезжавшие мимо водители дорогих иномарок то и дело сигналили короткими троекратными призывами, отчего женский задор еще больше поднимался в заоблачные выси. В конце концов один автомобиль притормозил и через открытое окно Лара неожиданно услышала приятный низкий баритон с кавказским акцентом:

– Ай, красавица, сколько берешь за раз?

Только тогда романтичная Лара огляделась и поняла, что идет по некогда знаменитой в Советском Союзе стометровке, по которой вышагивали в те времена девушки легкого поведения, поэтому витиевато замахала руками, покачала головой и удивленно расхохоталась: неужто в ее годы бывают жрицы любви? Автомобиль двинулся дальше, и она, намеревавшаяся заглянуть по пути в бар, передумала и ускорила шаг настолько, насколько позволяла высокая танкетка.

Придуманное настроение вмиг пропало, как только женщина переступила порог пустой квартиры. Не то чтобы Лара ждала возвращения беглеца мужа, но расколотая чаша, коей теперь казался некогда теплый семейный очаг, дышала ненасытной горестью. Сын, шумно ввалившись в дом, громко захлопнул перед носом матери дверь своей комнаты, грубо отказавшись от ужина. Просьбы поговорить не возымели никакого действия. Ольга, точно так же не удостаивая мать простым вниманием, в очередной раз не спешила сообщить, придет ли ночевать домой, и постель ее снова оказалась нетронутой. И только занавески чуть трепетали под заунывный осенний ветер, еще раз определенно доказывая, что он не придет.

– Ничего, ничего, все будет хорошо, я справлюсь! – говорила Лара сама себе и засыпала, чтобы в ярких сновидениях, оказавшись на Каймановых островах, насладиться счастливыми мгновениями.

Андрей, закрывшись от внешнего мира, пытался какое-то время учить отрывок из «Евгения Онегина». Однако после несколько раз монотонно повторенных «и лучше выдумать не мог…» подростку вдруг сделалось скучно. Он перешел на «Собаку Баскервилей» Артура Конан Дойля, после чего тоже крепко заснул, уткнувшись в книгу, и очнулся лишь тогда, когда во сне был смертельно ранен профессором Мориарти и упал с обрыва.

Стоит ли удивляться, что следующим утром на уроке литературы Вера Андреевна, завидев виновато опущенные Андрюшины глаза, тут же вызвала его к доске исправлять двойку. И тот, конечно же, вышел. После тихо произнесенной фразы «И лучше выдумать не мог», исподлобья представляя на месте строгого педагога злого гения Мориарти, смолк.

– Продолжай! – приказала Вера Андреевна и надула щеки.

Но Андрей молчал.

– Дневник, Кирсанов, садись, два! Вторая двойка подряд!

На ватных ногах Кирсанов-младший вернулся к парте, открыл дневник и прочитал крупную жирную запись, исполненную красным фломастером на развороте: «Прошу родителей срочно зайти в школу!» Далее под требованием учителя красовалась замысловатая размашистая подпись Веры Андреевны и старательно выведенная двойка, удивительным образом похожая на кровавого лебедя.

Прыжок с трамплина

Кажется, не много времени минуло с момента заключения первого волнительного контракта между Кирсановым и Портниковым, чтобы быстро растущий «сладкий» бизнес «Белого лотоса» пошел в гору. Ах, сахароперерабатывающие заводы страны! Поначалу Виктор Алексеевич, зажмурившись, как перед прыжком с трамплина, заходил в очередную приемную директора и неумело начинал вести разговоры о поставках сырца. Как правило, оказывалось, что его там уже с нетерпением ждали. И все проходило как по маслу. Еще совсем недавно Кирсанов, по вопросам ничтожным и малым открывая кабинеты высокопоставленных чиновников, натыкался на непонимание, порой даже хамство вроде «Денег нет! И не будет!». А тут словно скатерть-самобранка простиралась по щучьему велению. И все образовывалось как по волшебству. Отныне производство на всех сахарных заводах страны, благодаря новым договорам, практически не останавливалось, так что солидный кредит величиной в четыре миллиона долларов США, впервые выданный в банке предприимчивому коммерческому директору, был выплачен скоропостижно и выгодно для обеих сторон. К тому же на крупных сахароперерабатывающих предприятиях в наличии теперь имелось по пятнадцать тысяч тонн тростникового сырца. Еще столько же находилось в пути в сотнях железнодорожных вагонов, чтобы в скором времени явить миру горы кристально белого сахара-песка, расфасованного в мешки из грубой ткани с прочно прошитыми швами, на которых традиционно черной краской по трафарету обозначались товарный знак, стандарт качества и масса брутто и нетто в килограммах. Сезонные пошлины и квоты на сырец, добытые Анной Митрофановной, позволяли успешно работать и дальше. Так что вскоре с полученной прибыли успешная партнерша для заключения новых контрактов вновь направилась в командировку во Францию на брокерскую фирму Sucden, предварительно озадачив Кирсанова множеством важных поручений. Что он и выполнял, обстоятельно и по порядку.

Отвлекаясь от ненужных мыслей по вечерам, привыкший к волнительному присутствию любимой женщины Виктор Алексеевич посредством мистических манипуляций с упоением зажигал ароматические палочки возле кровати и включал «Времена года» Вивальди. Так ему казалось, что она рядом. И в наслаждении засыпал. Скучал ли он по детям? Наверное, но не сильно отдавал себе в этом отчет, так или иначе полагая, что вскоре непременно сможет увидеться и с сыном, и с дочерью, поговорит, объяснит. Правда, с каждым днем это мучительное действо откладывалось на завтра или послезавтра. Когда выяснилось, что отцовский интерес к детям несколько ниже ожидаемого, как снег на голову свалилась нанятая Анной болтливая домработница пенсионного возраста, которая принялась дважды в неделю восторженно мыть полы и гладить белье.

– Ах, какая сегодня чудная погода, не правда ли, Виктор Алексеевич? – замечала она, вытирая пыль с телевизора. – А в магазине напротив сегодня мука исчезла, вы представляете?

Кирсанов молча соглашался. Морально было несколько тяжеловато в присутствии объемной женщины с тряпкой разогревать тушенку и намазывать плавленый сыр на черствый хлебушек, отгоняя ревнивые мысли о возможных «амурах» возлюбленной в Париже. После часовых раздумий Виктор Алексеевич принял единственно верное соломоново решение: три раза на дню питаться в дорогих ресторанах.

Прошествовав мимо услужливого портье итальянского заведения, что расположилось неподалеку, Кирсанов пробрался в дальний угол уютного пустынного зала с множеством ярких люстр, долго соображал, что предлагалось в меню, и, наконец, заказал обеспокоенному официанту принести что-нибудь на его вкус. Ризотто с белыми грибами показалось обыкновенной размазней рисовой каши, и он решил в следующий раз направиться в заведение местной кухни рангом попроще.

Кирсанов вошел в конференц-зал компании строительной фирмы «Астра сервис» без опозданий. К его изумлению, весь руководящий состав трудового коллектива уже собрался. Подобную дисциплинированность за последнее время припомнить было сложно. Виктор Алексеевич не предполагал, о какой повестке дня пойдет речь на заседании. «По всей вероятности, что-то крайне важное, раз такая стопроцентная явка», – заключил он, ненароком заметив на столе в вазе букет бордовых роз и несколько бутылок игристого рядом. Шустрый всезнающий менеджер Медведчук взял на себя приятную обязанность разлить шампанское в узкие бокалы. Остальные коммерсанты встретили вновь прибывшего с искренним воодушевлением, небрежно раскинувшись в креслах. Из-за спин сидящих пахло мандаринами, что-то готовилось и сервировалось неизменной помощницей – секретаршей Наденькой.

– Не рано ли? Рабочий день в разгаре, – заметил Виктор Алексеевич и присел рядом с седовласым генеральным директором Васечкиным. – Что празднуем?

Васечкин залпом осушил игристый напиток, за чем последовала благородная отрыжка аристократа. Умудренный опытом генеральный директор, собравшись с мыслями, поправил синий галстук в желтый горошек. Пьянящий напиток ударил в умную голову, отчего краснощекий руководитель сделался багровым.

– Твой успех! Кто бы мог подумать! Выбор был невелик, закон рынка суров, но ты со своей сумасбродной идеей просто вытянул нас на вершину айсберга!

– Что? Какого айсберга? Что я сделал? – непонимающе, испуганно хриплым голосом бормотал Кирсанов, но в этот момент к нему подскочила Наденька, вручив колючие бордовые розы, а за ней вырос элегантный миниатюрный Медведчук с бокалом игристого.

Кинулась обниматься развеселая Шумилина, очевидно, употребив уже несколько бокалов веселящего вина с пузырьками. За ней Петриков, Метлицкий, Козырев. В общем, все повисли на хрупких плечах Виктора Алексеевича, а тот продолжал недоумевать, полагая, что, быть может, ему за какие-то успехи решили присвоить почетное звание заслуженного строителя, лишь сообщить то ли забыли, то ли не успели. И тогда мелькнула безумная мысль: «А может, я в лотерею выиграл? Впрочем, чтобы выиграть, для начала необходимо хоть однажды приобрести лотерейный билет». Вновь пристроилась обниматься главный бухгалтер, целуя его в щеки.

– Дорогуша, скажите мне, наконец, что случилось? – обслюнявленный Кирсанов начинал терять терпение.

– Дорогой ты наш Виктор Алексеевич! Благодаря тебе мы закрыли все бреши! – торжественно вымолвил Васечкин.

– Все! Такого не было никогда! И трубы оплатили, и сантехнику! Теперь мы сдадим дом в срок! Даже налоги заплатили! И заработную плату с премией! Все! – смеялась Шумилина.

– Со сделки с сахаром-сырцом? – понемногу стало доходить до Кирсанова.

– Ну конечно! – ответил сплоченный неожиданными успехами коллектив хором.

В голове возникла тихая паника. На ватных ногах он кинулся к столу, налил в бокал шипучего игристого вина, выпил залпом и рухнул на кресло. «Что скажет Аннушка? – думал он. – Как же теперь выполнить следующий договор с французской фирмой, когда она вернется с документами? Что скажет?» Но вслух произнес:

– Кто разрешил брать деньги со счета? Не посоветовавшись со мной?

– Я! – тотчас спохватился Васечкин. – А что предлагаешь делать? Ждать, когда нас всех коснутся необратимые неприятности? Зато теперь дом сдадим. В срок!

– И когда средства смогут вернуться на счет? – бледнея, вымолвил Виктор Алексеевич.

– Месяца через три, думаю, – сказал довольный генеральный директор и вытер пот с красного лба.

В глазах потемнело. Кирсанов страшился неизвестности, но более всего боялся потерять возлюбленную. Он встал, шатаясь, снял с вешалки пальто, повертел в руках неизменную спутницу – широкополую шляпу из коричневого фетра – и молча вышел.

Весь вечер и последующий день он слонялся из угла в угол сам не свой, не обращая ровным счетом никакого внимания на болтающую без умолку домработницу Нину Арсеньевну, нагрянувшую в неурочный час, дабы, по-видимому, аккурат к приезду Анны навести порядок.

Накануне возращения подруги он купил свежие цветы, зажег ее любимые ароматические палочки. Когда одинокое такси припарковалось у подъезда, открыл бутылку припасенного вина и, теряя самообладание, нервно грыз ногти на диване.

Анна вошла – нет, вплыла умиротворенно. Присела в прихожей на тумбу для обуви, мило улыбаясь. Кирсанов, опустившись на одно колено, заботливо принялся расстегивать молнию на высоких сапогах, стараясь не смотреть в глаза обожаемой женщины.

– Рассказывай как дела! – иронично посмеиваясь, начала она. – Справился?

– Еще бы! Крутился как мог! – отрапортовал Виктор Алексеевич. И как честный человек, не умеющий молчать о возникшей неприятности более минуты, тут же признался: – Аннушка, дорогая! Должен тебе сказать: я не знал, они без меня решили закрыть образовавшиеся бреши. Чтобы остаться на плаву, но через месяца три вернут. Они обещали! Я не знал, честное слово, – бормотал он, и казалось, вот-вот прольются скупые крокодиловы слезы отчаяния.

– Ну и Бог с ними, не переживай так! – вымолвила Анна, поцеловала спутника в лоб и грациозно удалилась в спальню.

– Ну как же! А новый договор по сахару-сырцу? – торопливо последовал за дамой Кирсанов, по пути понемногу облегченно выдыхая навалившийся ком стресса.

– Забыл?

– Что?

– Ты же заместитель председателя правления родственного коммерческого банка!

– Родственного? – не понял Виктор Алексеевич.

– Да! С недавних пор фирме «Астра сервис», а также ее дочернему филиалу «Белый лотос» принадлежит контрольный пакет акций банка! Благодаря этому дальновидному факту мы снова возьмем кредит! У нас с тобой получилась замечательная кредитная история, кому как не нам вновь выделить необходимую сумму?

– И правда! – несказанно обрадовался Кирсанов. – Ты удивительная женщина! Потрясающая! Неповторимая! Люблю тебя! Очень! – восхищенно лепетал Виктор, с сердца которого, словно гора с плеч, упала неподъемная ноша.

Завороженно он следил за каждым ее элегантным движением, ловил лукавый взгляд, украдкой брошенный на послушного и податливого мужчину рядом, и никак не мог понять, каким образом в такой хорошенькой головке уживаются дальновидный математический расчет, стойкость наравне с гибкостью и легкость принятия важных решений.

Он лег на спину, взял газетку в руки, но дальше первой страницы чтение не пошло. Глаза его понемногу слипались, по телу разлилась дремота, и он с упоением заснул крепким сном счастливого человека.

Гениальный проект

Деятельный Вячеслав Николаевич Широкий после случайной встречи в ресторане с Виктором Алексеевичем не преминул прибегнуть к помощи школьного товарища в получении желанного весомого кредита под баснословный процент. Впрочем, иных в 1998 году уже и не существовало по причине обрушившейся инфляции. Вскоре на полученные (не без знакомства) средства он приобрел в России линию для производства повидла. После выигранного аукциона новый владелец заводика предусмотрительно решил встать на капиталистический, то есть рыночный путь развития. Благодаря этому в небольшом городке районного масштаба непременно буйно расцветет пищевая промышленность, к тому же на единственном предприятии в округе могло бы работать около семидесяти человек. Пусть для местного неискушенного населения заработки виделись небольшими, и все же яблочный джем в новомодной упаковке сулил для бизнесмена привлекательное, отливающее зеленым цветом американских банкнот будущее. Для успеха задуманного дела имелись прекрасные перспективы, с железной дорогой под боком, богатым урожаем яблок под ногами и огромным складом под крышей.

Последний луч солнца, заглянувший в огромный амбар консервного заводишка в белорусской глубинке, лег на рыжеватые залысины представительного его собственника Широкого. Десятки тысяч людей с подобными яркими залысинами и с такими же, как у Вячеслава Николаевича, чистенькими неприметными лицами и серенькими глазками влачили обыденную неискушенную жизнь. Дяденьки исправно ходили в общественную баню по четвергам, вечерами посещали любовницу, особенно после или вместо заседаний на производственных собраниях, быть может, добросовестно веселились в коллективе сослуживцев и ставили себе за правило вовремя не платить за квартиру. Но не их избрала судьба, не им позволила история выдвинуться для дел больших и чудесных.

Вячеслав Николаевич Широкий с детства ощущал себя избранным. Умным, одаренным и талантливым. Особенно когда списывал у соседа и впоследствии за деньги давал списывать другим. Во взрослой жизни ему нравилось чужими руками творить чудеса, он всегда понимал, с кем непременно необходимо завести знакомство, кто в состоянии подкинуть особо ценную информацию о проводимом в скором времени тендере и грядущих поставках самых разных товаров народного потребления. Для будущих прекрасных перспектив и нужных связей, обычно посещая боулинг, Вячеслав Николаевич бросал очередной мяч, филигранно выбивая страйк, и для услаждения картинно садился выпить рюмочку-другую. После первой же опрокинутой стопки его охватывал мираж, что он не какой-то бедный сын советского инженера, а наследник цехового магната с чемоданом наличных денег под кроватью. Уверенной походкой он шел выкурить сигару в специально отведенном месте, чтобы вскоре, выпуская кольца, в разговоре с сильными мира сего молниеносно представить, что женат на дочери миллиардера, первейшей красавице в столице. Периодически они вместе нежатся днями напролет на Карибских островах с бассейнами, в которых плавают золотые рыбки, поедают в местных ресторанах жирную сочную индейку с белыми грибами и изысканное фуа-гра.

Впрочем, фантазия уносила его ровно настолько, чтобы в нужный момент сиюминутно вернуться и просчитать, как заработать на дефиците или излишках. Нет в стране чугуна – узнавал у случайного собеседника на перекуре Широкий, через некоторое время делал заявку, получал чугун и на сбыте зарабатывал приличные деньги. Или, к примеру, кто-то сетовал, что Беларусь поставила во Вьетнам партию отечественных тракторов, а взамен по бартеру получила не деньги, а эшелон риса. В результате у тракторного завода на стоянке пылился эшелон, набитый доверху мешками с рисом, и неизвестно было куда его деть. Мигом на горизонте появлялся бизнесмен Широкий и вкрадчивым голосом предлагал переложить бремя с больной головы на здоровую:

– Покупаю рис, готов заплатить цену выше рыночной!

Директор государственного предприятия с легкостью соглашался и добросовестно отдавал сметливому гражданину запылившийся эшелон с мешками ценной крупы. Что делал Вячеслав? Немногим находчивым гражданам было известно, что по белорусскому законодательству товары, не произведенные в стране, не облагались таможенными пошлинами. Так что эшелон в скорости отправлялся в Польшу, где на перерабатывающем предприятии из вьетнамского риса производилось здоровое детское питание, которое непременно возвращалось, только уже под маркой «сделано в Польше», с чистым наваром для гения экономики в двести пятьдесят процентов.