На тонкой ниточке луна…

Много дорог прошел в своей жизни Тэранго, много раз кочевал он с места на место, много ночей провел у костра на охотах и рыбалках. Но впервые собрался в такую неизведанную дорогу. Нужда ли погнала его? Об очках теперь почему-то не думалось. Мерещились ему озера, наполненные нефтью, хотя понимал, что нефть добывают из-под земли; мерещились люди в касках и рабочих комбинезонах, каких видел на газетных фотографиях; мерещились огромные нефтяные вышки, гигантские трактора, вязнущие в болотах… Грезился город нефтяников… Что ждет его впереди? Хватит ли сил? Потом сознание переключалось на привычное, переносилось туда, куда ушли стада оленей, а следом за ними – его родичи. Туда, в сторону священного камня, туда, куда бегут воды Большой реки, где пасутся его олени, где стоят чумы на границе между землей и бесконечной водной гладью северного моря, летели его мысли. Начинается месяц отела ты ний, месяц нарождения. Важенки принесут оленят. Месяц приумножения оленьего стада – самый любимый месяц не только для Тэранго, но и для всех его родных и соседей, для всех оленеводов. В это время еще нет комаров и гнуса, но уже достаточно тепло. В тундре все просыпается, наполняется весенними песнями прилетевших птиц. Сутками не спят сейчас оленеводы, присматривая за родившимися оленятами. Вспомнил Тэранго давнюю историю, как его важенка родила олененка раньше срока, когда не положено рожать, когда пурга еще свирепствовала в полную силу. Выхаживал тогда Тэранго белого рожденного олененка, укрывая его от ветра и стужи. Выросла из того слабого олененка белая важенка, которой все восхищались, настолько снежно-белая была ее шерсть, настолько был кроток ее нрав. Это ее принесли в жертву у священного камня, и благодаря той жертве долгие годы его стадо только прибывало, не подвергаясь губительным болезням. Даже волки обходили стороной его стадо. Но сила жертвы иссякла, а потом и мор случился, и волки теперь каждый год берут свою дань. Теперь настала очередь Хойко возложить священную жертву.

Его мысли прервала стая кряковых уток, налетевшая со стороны берега. Они шумной дружной компанией сели на воду. Тэранго медленно протянул руку к ружью, тихо, прикрыв ладонью место слома, чтобы приглушить металлический звук, переломил ружье, вставил патроны. Так же медленно, чтобы не было щелчка, без лишних движений поднял ружье, прицелился, подождал, когда две утки сойдутся, выстрелил. Обе утки остались на месте, а табунок так же шумно, как и прилетел, снялся с воды и скрылся в серости наступающей ночи.

Долго мостился Тэранго в своем тесном жилище, укрытом перевернутым обласом, но уснул сразу же, как только обдало его теплом и уютом, какой только можно себе устроить в таких условиях.

VII

Только к вечеру третьего дня приблизился Тэранго к тому месту, где раньше была стройка номер пятьсот три. Дальше никто из его сородичей еще не забирался. Остерегались этого места. «Плохое место эта пятьсот третья стройка», – так говорили старики, так говорили шаманы.

Воспоминание о пятьсот третьей стройке вызвало у одинокого путника тревожное чувство, приходящее обычно с не менее тревожными и тяжелыми воспоминаниями. Будучи юношей, охотился Тэранго со своими сородичами в этих местах. Много дикого оленя тогда водилось здесь, особенно в зимнюю пору. Все тому способствовало: и рыхлый снег, и кустистый рослый ягель, и возможность спрятаться от северных ветров. Даже волки заглядывали в эти лесные дебри с рыхлым и глубоким снегом не так часто. Но после войны пригнали много людей в этот суровый, не пригодный для жизни южан край. Говорили, что на больших металлических лодках, называемых баржами, столько людей привозили, как оленей в стаде. Говорили, что стерегли этих людей столько собак, что по всей тундре столько не наберется. Поползли самые невероятные слухи о том, что охраняют их такие великаны, что выше деревьев они ростом, и что построили они себе большие деревянные дома, а в каждом доме людей так много, что они греются друг от друга, и огонь разводить не нужно. А еще шептались старики меж собой, что строят эти люди дорогу такую длинную, какой еще не было в мире, а насыпь делают такой вышины, что не преодолеть ее самому сильному оленю. А шаманы тайно камлали, спрашивая богов: за что послано на их землю такое проклятие, чем прогневили люди святых духов, зачем пришедшие чужаки разделяют землю на две половины – от самого места восхода солнца до той границы, где солнце прячется под землю? И даже в своих камланиях называли то место «пятьсот третьей стройкой».

Солнце, выпустив последний красно-золотой луч из-под слоистых темно-синих туч, там, на склоне неба, исчезло за воды спиной – ид-маха, провалившись под землю. Краснота по всему горизонту впереди держалась долго. «Как бы погода не сменилась», – подумал Тэранго. Медленно наступали сумерки.

* * *

Будто из тумана, тихо вынырнул светлобокий облас и направился к берегу. Рядом с катером сидел на корточках человек и чистил картошку. Для него появление этого деревянного челна стало полной неожиданностью. Он резко поднялся, застыв с недоочищенной картофелиной в руках. Нос обласа коснулся тверди совсем рядом.

– Здравствуй, добрый человек, – коротко произнес Тэранго.

– Ну здорово, – удивленно приподняв брови, ответил человек с картофелиной.

На голос из-за катера вышел человек в толстом свитере с кожаной сумкой в одной руке и карандашом в другой. Сумка была открыта, из нее выглядывали какие-то бумаги. Следом за ним появились еще два человека. Тот, что держал в руках кожаную сумку с бумагами, воскликнул:

– Вот так явление Христа народу! Ты кто такой будешь?

«Начальник», – определил Тэранго.

– Меня Тэранго зовут, – ответил путник.

– Ну а я – Сергей. Это – Василий, наш капитан, он же – кок, он же – моторист, он же и добытчик, он же и хранитель всех наших съестных запасов, – указал он на человека с картофелиной. – А это Дамир, он еще совсем молод, поэтому отрекомендую коротко – сейсмолог. А это наш мозговой центр, главный технолог, можно сказать, доктор сейсмологических наук, Юлий Семенович, – и Сергей, широко улыбнувшись, указал на бородатого мужчину. – Вот и познакомились.

– Приглашаем к нам на чай, – сказал Юлий Семенович.

– От чая не откажусь, – ответил Тэранго.

– Вы бывали раньше здесь? – спросил Юлий Семенович.

– Я здесь никогда не бывал. Наши сюда не ходят. Тут, однако, плохое место, – он обвел тяжелым взглядом стеной стоящий на возвышенности сосняк.

– Ну что ж, пойдем на экскурсию, – оживился Сергей.

– Да что же мы гостя держим на улице? Пойдемте, Тэранго, к нам на чай, а там по дороге познакомитесь с главными экспонатами, – произнес Юлий Семенович.

Тэранго вразвалку побрел за «начальником» по направлению к большому рубленому дому с темными стенами. В стороне он заметил паровоз, стоящий на ржавых рельсах. Перехватив удивленный взгляд гостя, Сергей взял за локоть Тэранго и подвел вплотную к паровозу. Своими габаритами и количеством металла паровоз, конечно же, сразил жителя тундры. А более всего удивило Тэранго просто физическое появление этого монстра здесь, в этом месте, где менее всего можно было его ожидать. Ведь, как знал Тэранго, дорога так и не была построена, так откуда же взялся паровоз?

Сергей словно прочел мысли Тэранго, сказал, повернувшись к гостю лицом:

– Доставили его сюда баржей. Вон там она, полузатопленная, торчит из воды.

И вправду – рядом с катером возвышалась гора ржавого металла. Зашли в рубленый дом. Следом за ними вошел Юлий Семенович.

– Тут жили охранники, – пояснил Сергей, – вот мы приспособили этот барак для своего временного жилья. Мы в этих местах ищем нефть, газ.

– Вы геологи?

– Ну что-то вроде этого… мы – сейсмики.

Слово было незнакомым, и Тэранго смолчал.

– Сейсмики – те же геологи, но у нас особые методы работы, и мы занимаемся более специфическими исследованиями, – пояснил Сергей. – Ну, это для специалистов… Ну а ты, старина, куда путь держишь, если не секрет?

– Да нет никакого секрета: куда путь ведет, туда и иду. В Нижневартовск, однако, собрался…

Тэранго оглядывал потемневшие от времени стены с остатками наклеенных старых газет. В глубине мрачного помещения были сделаны нары для ночлега, на них нагромоздили рюкзаки и разложили теплую одежду.

Сергей присвистнул от удивления.

– Простите, но, как бы это сказать… Понимаете ли вы, что дойти туда в одиночку на таком суденышке невозможно, – это выше человеческих сил, да и Таз с Обью не соединяется, – с удивлением чуть не воскликнул Юлий Семенович. – Правда, я слышал, что раньше местные остяки перетаскивали свои лодки через водораздел.

– Ну, коли ты слышал, то и я не без ушей. Все знаю, не думайте, что перед вами выживший из ума старик. Но я понимаю так: если человек сделал первый шаг, будет и заключительный, а между ними много-много предстоит сделать шагов, возможно, что не по прямой дорожке.

– Говоришь-то гладко, – Сергей потянул чай. – Но так и заблудиться недолго.

– Ты, как мой сын, рассуждаешь. А ведь у человека много помощников: река, небо, ветер, луна, звезды, духи земли и воды, люди встречаются. Вот я вас встретил… Это же так просто.

– И когда думаешь прибыть в свой Нижневартовск?

– А вот этого никто не знает, и я не знаю.

– Значит, сам не веришь в свою затею? – Сергей поставил на стол кружку.

– Как не верю? Верю и знаю! Я знаю, зачем еду, у меня добрые помыслы, мне помогут духи земли.

– Похвально, похвально. Вот, молодежь, берите пример, – Сергей обратился к Дамиру и Василию. – Ни карты, ни компаса. Ни тебе хоть какой-то страховки. А ведь дойдет! Потому, что верит, потому, что знает, потому, что духи помогут, – в голосе Сергея не было даже намека на ерничанье.

– Какая же, простите, цель может быть такого путешествия? – спросил Юлий Семенович участливо.

Тут Тэранго сделал паузу, осмотрел всех, словно решая для себя сложную задачу. Наконец, коротко произнес:

– Очки, однако, купить нужно…

Все замолчали. Только самый молодой – Дамир – не выдержал и хихикнул, зажав рот, чтобы не расхохотаться. Тэранго понял всю неловкость ситуации и рассказал историю о своем старшем друге, о том, что читали газеты по очереди и что после смерти Кути очки, принадлежащие ему, ушли с ним, потому что они в нижнем мире ему понадобятся.

– Ему там, в нижнем мире, негде взять очки, а я куплю, – он сделал паузу, оглядев своих новых знакомых, – в Нижневартовске. А еще хочу посмотреть, как нефть добывают, как там люди живут, – закончил Тэранго.

После чая вышли на улицу. Разговор повернулся в другую сторону. Сергей начал рассказывать о стройке номер пятьсот три, которая началась сразу после войны, в 1947 году, и продолжалась до смерти Сталина.

– Странная стройка. Столько людей здесь полегло! А ведь изначально проект был обречен. Не накопило пока человечество столько сил, чтобы преодолеть здешние сложные геологические условия: мерзлота, неустойчивые грунты, реки, болота… Ну и техники пока нет такой, чтобы работала в таких условиях, – Сергей увлекся давно интересовавшей его темой. – Вот уже ровно двадцать лет как здесь не ведутся никакие работы, – закончил он.

– Наши люди никогда не приходят сюда, – сказал Тэранго, – это проклятое место. Здесь нижний мир очень близко, но это люди сделали так: горе и мучительные смерти многих людей; большая несправедливость, свершившаяся здесь, истончила землю так сильно, что нижний мир совсем рядом, прямо под ногами. Мы тоже слышали про эту стройку, да мало знаем…

Тэранго будто в подтверждение своим словам примял мох пяткой.

– Тут совсем тонкая земля. Ты говоришь про какие-то условия. Мы живем в этих, как ты говоришь, геологических условиях много лет, здесь жили наши предки, и никто не жаловался. Человек сам себе создает условия, – добавил он и направился к обласу.

– Да, место здесь не ангельское, но куда же вы на ночь глядя? – воскликнул Юлий Семенович, разгадав намерение гостя. – Оставайтесь ночевать у нас.

– Я не смогу здесь уснуть, здесь место тонкое: между нашим миром и нижним – просто пленка, – ответил Тэранго, набивая трубку.

– Ну что ж, не смеем переубеждать. А может, еще встретимся… – поддержал разговор Юлий Семенович.

– Как не встретимся? Река-то – одна, – ответил твердо Тэранго.

Сергей, Юлий Семенович, Василий и Дамир, пожимая руку путешественнику, желали ему легкого пути, хотя все понимали, что легким он никак быть не может. Немногословно, но искренне они желали Тэранго счастливой дороги.

– Счастливого пути. И пусть оберегают вас духи земли и водные духи, если таковые существуют, – напутствовал Юлий Семенович.

– Есть духи земли и воды, есть духи лесные и небесные. И люди должны помнить о них, чтобы не гневить, чтобы не нарушать заведенный порядок, – ответил Тэранго на пожелание главного технолога.

Тэранго уселся в облас, оттолкнулся от берега, на котором еще долго стояли четверо мужчин. Они стояли неподвижно до тех пор, пока облас не скрылся в тумане светлой северной ночи.

VIII

Время было такое, что до утра стало ближе, чем от прошедшего вечера. Тэранго пристал к берегу. То, что погода испортится, Тэранго понял еще по заходящему в слоеные облака солнцу и красному закату. Враз наступивший штиль, долго не развеивающийся туман только убеждали его в правильности догадки. «Ветер будет меняться», – подумал он, тщательно готовясь к ночевке. Так и случилось: ближе к утру подул северный ветер, закружились редкие снежинки, дым зло заметался вокруг костра, прижимаясь к земле. С какой бы стороны костра ни усаживался Тэранго, едкий дым лез в лицо, в глаза, выдавливая слезу наружу, будто для того, чтобы смыть эту сизую горечь с глаз. Поднималась серая волна, забурунило белым ягелем по всей ширине реки. «Спускать облас на воду нельзя, – подумал Тэранго. – Нужно переждать». Взгляд переместился на большую глыбу льда, оставшуюся после ледохода на берегу, потом – на затухающий и вдруг нещадно задымивший костер, на окуриваемую этим дымом нельму на палочке и развешанные на поперечине кусочки уже подвяленного оленьего мяса.

Недалеко от кострища на небольшом болотце Тэранго насобирал немного прошлогодней клюквы и сварил морс.

Днем ветер и вовсе разбушевался, да так, что загнал путника в его логово. Следующую ночь провел он в уже насиженном месте, где каждая вещица нашла свое место. Вот протянешь руку в эту сторону – и наткнешься на чайник, а рядом с ним алюминиевая кружка. За чайником, под брезентовым навесом на палочке, воткнутой в землю, вялится нельма; там же, возле нее, утиное мясо, тоже нанизанное на палочку. Рядом на подстиле из сухой коры «под рукой» лежит ружье. Сверток с сухой одеждой под головой заменяет подушку. Перевернутый облас служит крышей, спасая от дождя и снега. Натянутый лоскут брезента, перекинутый через долбленку и с двух сторон пригвожденный деревянными колышками к самой земле, укрывает путешественника от поддувов капризного ветра.

Всю ночь бушевал ветер, затем запуржило. К утру все вокруг покрылось тяжелым мокрым снегом. Берлогу Тэранго занесло таким толстым слоем плотного снега, что он не без труда выполз на белый свет. Свет сегодня действительно был белым. Только вода Большой реки оставалась темной, отражая угрюмое серое небо, поглощая непрерывно осыпающийся с окружающей серости снег. Летят и летят снежинки, исчезая тихо и незаметно у самой воды, будто ныряют в эту серую студеную воду.

Лишь к обеду следующего дня снег прекратился, ветер присмирел. Тэранго упаковал свои пожитки, спустил облас на воду. Вглядываясь в темную водную даль, пугавшую путника своей серой непроглядностью, он сначала услышал, а потом и увидел уже знакомый катер, появившийся из-за поворота, идущий курсом в верховья реки. Фарватер в этом месте проходил под его берегом, поэтому катер оказался на небольшом расстоянии. Его тоже заметили на фоне белого снега. Резко сбавив обороты, катер повернул в его сторону.

– Привет, Тэранго! – кричал Сергей. – Поднимайся к нам на борт, нам с тобой по пути!

– Я же говорил, что мы еще встретимся, – Юлий Семенович, искренне радуясь встрече, помогал принимать свертки на борт катера.

Погрузили облас, разместив его вдоль борта. Пока Василий привязывал деревянный челн веревками к лееру, геологи обнимали его, как старого друга, радостно похлопывая ладонями по плечам, спине.

– Как же ты в такую жуткую погоду на улице ночевал? – рокотал Сергей.

– Это же просто невозможно, – удивлялся Юлий Семенович.

– Что ж тут невозможного? – в свою очередь удивился Тэранго. – Если у человека есть одежда и огонь, он не замерзнет.

– Так-то оно так, но все равно под крышей да у печки веселее, – возразил подключившийся к разговору Дамир.

– Печку с собой в обласе не увезешь… А погода бывает разной, какая дана, такой и нужно радоваться. Погоду не изменишь, к ней только приладиться можно, – рассуждал Тэранго.

– Ну ладно, днем еще можно как-то согреться, а ночью?.. Это же просто мрак, – Дамир искренне удивлялся стойкости Тэранго.

– И ночь не хуже дня, она тоже нужна человеку и всему живому. Нам всегда старики говорили: «Радуйся дню, радуйся ночи, радуйся солнцу и дождю радуйся тоже», – ответил Тэранго.

Тэранго был рад встрече с этими искренними доброжелательными людьми, он был рад возможности отдохнуть от надоевшего навязчивого кострового дыма, крутившегося собачьим хвостом с утра до вечера на сыром берегу. Он мог, наконец, обсушиться: у костра в снежную погоду одежда не сушится, а, наоборот, только увлажняется от таяния падающего снега. Катер подвернулся как нельзя кстати.

В кубрике топилась печка, распространяя тепло, кипел, противно повизгивая, чайник.

– Сегодня уже не так визжит, – Василий кивнул в сторону чайника, – значит, погода все же наладится.

Он охотничьим ножом открыл тушенку, поставил рядом с чайником на печку.

– Да, эта примета верная, – подтвердил Тэранго. – Чайник пищит обычно к непогоде, а огонь трещит к плохим новостям. – Тэранго почему-то вспомнил, как вспыхивал огонь после похорон старого Кути, когда Устина забыла провести очищающий обряд окуривания.

– Печка у нас сегодня горит спокойно – не дымит, не искрит, – вставил свое слово Дамир, – сегодня я костровой.

Он достал кружки с самодельной полки.

– Это хорошо, когда огонь горит спокойно, это хорошо, что не искрит, – сказал задумчиво Тэранго.

Подсели к столу Сергей с Юлием Семеновичем. Чайные кружки на маленьком столике, крепко привинченном к полу, выстроившиеся в ряд, кусковой сахар в глубокой тарелке направляли мысли в сторону легкую и приятную. И беседа завязалась как-то непринужденно. Тэранго рассказывал о своей жизни в тундре, об обычаях и традициях своего народа, о своем друге, который недавно переселился в нижний мир, о том, что сейчас идет самый главный месяц для оленеводов.

Его попутчики коротко поведали о своих планах. Оказалось, что его новые друзья направлялись в Тольку, где нужно забрать одного человека и оставить там груз, который потом понадобится.

– Наши исследования по поиску нефти и газа будут продолжены, и это оборудование пригодится, – пояснил Юлий Семенович.

– Значит, уже и у нас ищете, – с тревожностью констатировал Тэранго.

Он почему-то в этот миг подумал о своем старом добром друге Мырте, о том, как сейчас будут доставлять почту, и о том, что не зря все чаще летают вертолеты недалеко от их чумов.

– Почему же ищем? Уже нашли газ. Уже бурить начали, – голос Сергея источал твердость человека, уверенного в своей правоте.

Он достал карту и указал места, обозначенные красными флажками.

– Вот где флажки – это будущие месторождения, – Сергей явно гордился тем, что и его бригада приложила к этому, как он считал, доброму делу руку.

– Все в красном, – сказал Тэранго. – Так земли для оленей не останется.

– Останется, – оптимистично ответил Сергей. – Земли всем хватит.

Конечно, Тэранго встревожили планы геологов-сейсмиков. Карта с рассыпанными по зеленому полю красными флажками лежала на столе, примагничивая его взор. Капельки крови, как ему сейчас казалось, разбрызганные по его тундре, по тайге, будили в душе смятение и отзывались тихой грустью и тревогой, грустью по чему-то если не утраченному, то, несомненно, подвергаемому опасности. Он провел по карте рукой, посмотрел на ладонь, но крови на руке не было. Думы увели его от разговора, продолжавшегося за столом, но, как ему показалось, никто этого не заметил.

– Мир устроен так, что людям нужно много газа и нефти, – услышал он голос Сергея.

– Ты так говоришь, будто не сами люди устраивают этот мир, – возразил Тэранго.

– Да, но мир уже таков, каков есть. Большинство людей на земле нуждаются в источниках энергии, люди хотят жить лучше, их потребности растут, – вступил в разговор Юлий Семенович.

– Люди становятся жаднее? – спросил Тэранго.

Юлий Семенович хотел возразить или даже пуститься в полемический спор, что, дескать, вектор развития человечества направлен на улучшение качества жизни, а удовлетворение потребностей как раз и является неким мерилом этого самого качества… И что это не имеет ничего общего с жадностью… И что это неизбежное стремление человека к прогрессу… Так он хотел сказать, так он думал возразить. «А зачем?» – вдруг спросил себя Юлий Семенович. Жадность! Жадность! Его обескуражили простота и лаконичность, выраженные в такой простой и – что тут возражать – справедливой формуле. Как он прав!

– Да, люди становятся жаднее в своем стремлении обладать все большими и большими богатствами, чтобы в большей мере удовлетворять свои потребности, – согласился он с Тэранго.

– Но ведь жадность наказуема. Разве люди этого не знают? – Тэранго пристально посмотрел в глаза Юлия Семеновича.

– Люди об этом не думают. Кто их накажет? У кого больше денег, тот лучше защищен. Так они думают, – подключился к спору Сергей.

Тэранго отвернулся от собеседников, устремив свой взор в круглый иллюминатор. После возникшей паузы сказал хрипловатым тихим голосом:

– Я знал одного очень сильного и удачливого охотника, звали его Майма Нгокатэтто. Духи нашей земли наказали его за то, что излишне много хотел он добыть диких оленей.

И Тэранго повел свой рассказ тихо, но каждое слово ловилось ушами слушателей, трогая души; уже не слышно гула двигателя, уже смолкла бесконечная музыка шелестящей воды в круглом иллюминаторе; его слова впитывались в кожу, лица слушателей словно вытянулись в сторону рассказчика.

О жадном охотнике Майме Нгокатэтто повествовал он так, словно пел какую-то грустную песню. «Не смог утолить свою жадность Майма: все убивал и убивал оленей, которые не могли уйти по проваливающемуся насту, – словно напевал Тэранго, ведя свое повествование все дальше. – Он так и погиб, разорвали его волки, учуявшие запах крови. Да, он сражался с волками, даже тогда, когда кончились патроны. Он был отважным охотником. Но волки одолели его, они были сильнее Маймы, потому что это были не волки, а разгневанные духи земли…»

Рассказ Тэранго закончился. Наступила тишина. Даже Дамир, имевший на все случаи жизни готовые рецепты и по каждому поводу свое и, естественно, верное мнение, проронив с растяжкой: «Да-а-а-а…» – пошел спать. Его примеру последовали и остальные.

IX

Эту ночь Тэранго спал в тепле. Первый раз с того дня, как оттолкнулся от родного берега. Одежду с вечера развесил над теплой печкой. Она, отсыревшая за многие дни непогоды, нуждалась в сухом тепле, как его тело – в отдыхе на мягком тапчане. Утром, едва проснувшись, он услышал привычные голоса, ему уже предлагали чай, завтрак.

– Как в чуме родном спал, я тут у вас совсем обленюсь, – пошутил Тэранго, усаживаясь за стол.

– Впереди тебя ждут еще немалые трудности, – ответил Сергей, – так что облениться не успеешь, Тэранго.

– Да-а-а, – задумчиво протянул Юлий Семенович, – пока до водораздела доберетесь, всякое может случиться. Я тут приготовил кое-какие лекарства. Вот это – антибиотики. Слышали?

– Знаю, – уверенно ответил Тэранго, – наши уже лечились, крепкое лекарство, говорят.

– Крепкое, – подтвердил Юлий Семенович, – при тяжелой простуде принимать, а при воспалении легких, когда жар, по две таблетки можно – три, а то и четыре раза в сутки. Курс лечения обычно длится неделю. Тут и аспирин есть – это от температуры. Антибиотик лечит воспаление, а аспирин просто сбивает температуру, – пытался объяснить он.

– Понятно, аспирин – лекарство известное, – соглашался Тэранго.

– Тут бинты, иод. Мало ли что может случиться. Перефразируя известную поговорку: на богов и духов надейся, да сам не плошай, – продолжал всегда основательный Юлий Семенович.

– Это хорошо, – соглашался Тэранго, принимая сверток из рук Юлия Семеновича, слывшего среди своих товарищей доктором.

Расставаясь с новыми друзьями, Тэранго подумал о том, что судьба пока благосклонна к нему, и о том, что ему встретились хорошие люди.