Лагерь у озера Калина

– Даня! ДАНЯ! – Крикнул так громко, что с куста, мимо которого они шли, вспорхнула стайка испуганных птичек.

– А?.. – словно проснулся Даня и повернул к нему удивлённое лицо.

– Нахуя ты так прицепился к этому журналу? – спросил Тим и постарался, чтобы это выглядело скорее зло, чем любопытно. Показывать Дане своë любопытство, вот ещё.

В ответ на его слова Даня страдальчески сморщился.

– Тим, пожалуйста, не ругайся матом. Хотя бы при мне…

– А то что? – заинтригованно спросил Тим.

– А то у меня уши в трубочку свернутся.

Тим против воли хихикнул, но тут же постарался сделать серьёзное лицо. Даня тоже посерьёзнел.

– Что до журнала – здесь речь про вашу, детей, безопасность. Нужно, чтобы мы знали, где вы и с кем… Ещё ничего, если вы занимаетесь своими делами в пределах лагеря, но выходить с его территории точно можно только в сопровождении старших и только под запись. Понял?

– Понял, понял, – пробурчал Тим и ударил нацелившийся в его лицо толстый стебель полыни. – Не душни.

Солнце было ещё высоко, но уже явно спускалось к горизонту. Тим с Даней шли по колее мимо зарослей травы и полевых цветов, тут и там высовывающихся на дорогу. Над ними высоко в небе вопили стрижи тонкими, резкими голосами – маленькие чëрные росчерки на ярко-голубом фоне.

Тим думал, что они идут к Горькому, ближайшему к лагерю посёлку и ближайшему магазину. Но, когда они вышли на перекрёсток, Даня уверенно повернул налево, в противоположную сторону. Тим удивился и даже ненадолго замер, растерянно оглядываясь на правую, ведущую к деревне дорогу. Но потом опомнился и заспешил за вожатым. Куда же они идут? Что там, слева? Только озеро, мучительно вспоминал Тим, уворачиваясь от высунувшегося на дорогу репейника с фиолетовыми цветочками на колючих соцветиях.

– Эй, Даня… А мы куда?

– К озеру Синему.

Да я и сам понял, раздражëнно вздохнул Тим и прибавил шагу, чтобы не отставать. Дане-то хорошо, у него ноги длинные! Чешет себе и чешет…

– А зачем нам к озеру?

– Увидишь. Это сюрприз.

Вот гад.

– Что, ты наконец-то устал и решил утопить меня? – съехидничал Тим. Цель достигнута: Даня споткнулся и обернулся с крайне возмущённым выражением лица.

– Ты же не думаешь так серьёзно?..

– Ну кто тебя знает. Ты вроде добренький, а как терпение кончится – всë, пиздец!

– Тим…

– Ладно, ладно, не ругаться матом.

Даня тяжело вздохнул и немного ускорился; только сейчас Тим понял, что всë это время вожатый подстраивал шаги под него.

Гад. Что бы ещё такого у него спросить, чтобы не воображал себе.

Но Тим так и не придумал, и дальше они шли молча, под звонкие голоса птиц.

– Ой!..

– Что такое? – Даня резко обернулся.

– Ящерка пробежала! – Тим ткнул пальцем в траву. Ящерка была большая, зелёная, с круглыми бочками – и всего лишь третья его ящерка за это лето. Тим каждый раз радовался как первый: в городе таких небось не увидишь! Есть и у летнего лагеря какие-то плюсы.

– Понятно, – заулыбался Даня. – Какого цвета ящерка?

– Зелëная… С синей шеей!

– Значит, самец.

Одного у Дани не отнимешь: он реально много знает. Правда, все эти знания какие-то нафиг никому не нужные. Вот зачем знать, как определяется пол у ящериц? Разве что затем, чтобы выпендриваться перед детьми вроде Тима.

А Тим вот ни капельки не впечатлëн.

– Мы пришли. Постарайся пока что не отходить от меня и ничего не трогать, ладно?

А то что, хотел спросить Тим и не успел: он поднял голову и увидел, что они у озера не одни.

Пляж на берегу озера Калины широкий – метров пять песка, камушков и колотых ракушек речных моллюсков с перламутровой изнанкой. Дорога выходила прямо к широкому деревянному причалу – сейчас он, огороженный ленточками, был на ремонте. Даня говорит, что летом в жару озеро мелеет, а осенью уровень воды поднимается, и весь этот песок прячут волны. Но сейчас пляж был сухой, рыхлый, и на этом сухом пляже стоял небольшой белый минивэн с открытыми задними дверцами. Внутри стояли разные ящики, рядом валялись какие-то палки, а ещё два мужика в футболках и шортах – один с рулеткой, второй с пучком разноцветных флажков на палочках – что-то размечали на песке и втыкали флажки.

Тим опешил и замедлил шаг. Даня же спокойно прошёл к ним, каждому пожал руку и о чём-то заговорил. Один из мужиков поднял руку и обвёл пляж рукой.

– …только начали…

– А мы пришли помочь, – и Даня обернулся и махнул рукой. – Ну, иди сюда. Это Тим…

Тим подошёл и остановился рядом с ним, чуть сзади, чтобы Даня закрывал его от незнакомых мужиков. Не то что бы он боялся, просто… Просто как-то… Не боялся он! Просто раз Даня его сюда притащил, пусть он и расхлёбывает!

– Здравствуйте… – всё же сказал Тим.

– Только к пороху его не подпускай, – мрачно сказал один из мужиков, в серой футболке. Второй, в футболке с изображением собаки, выглядел дружелюбнее:

– Поможете ямки копать! Давайте, приступайте, пока мы заканчиваем разметку!

– Хорошо, – покладисто сказал Даня и взял Тима за плечо. – Вот эти инструменты можно взять, да?

– Ага! Смотрите, ямки диаметром с кулак и глубиной сантиметров в сорок…

– Ясно!

Пока Даня копался в инструментах возле минивэна, Тим заглянул внутрь и обалдел: на ближайшем к нему ящике красовалась большая красная надпись "ВЗРЫВООПАСНО! НЕ ПОДНОСИТЬ К ИСТОЧНИКАМ ОГНЯ!" Такая же надпись была и на втором ящике, а глубже Тим залезть не успел – Даня ухватил его за шиворот, как котёнка, и пихнул в руки палку:

– Держи, будешь рыхлить. Запомнил? С кулак, сантиметров сорок глубиной.

–Даня, это что будет? Взрывы? – Тим не успел спрятать восторг в голосе и смутился. Даня улыбнулся в ответ.

– Это салют. Покажут вечером, после праздника. Не говори никому, это сюрприз!

А для меня уже не сюрприз, подумал Тим, я знаю обо всём заранее! Вау! Ух ты!

Он понял, что глупо улыбается, а Даня всё ещё смотрит на него и улыбается тоже. Тогда Тим резко нахмурился и поудобнее перехватил палку.

– Ну и для чего эти ямки?

– В каждую будет вставляться ракетница. Потом мастера свяжут фитили определённым образом, подождут тут до вечера и потом в девять запустят салют… После того, как у нас закончится представление.

– А почему здесь? – спросил Тим и тут же сам себе ответил: – Потому что у озера?

– Да. Можно запустить и поближе, но так будет безопаснее.

– А меня, значит, ты притащил в качестве рабочей силы, – пробурчал Тим. Не то что бы он сердился – помогать с запуском салюта намного интереснее, чем красить декорации, даже если ему нужно просто копать ямки. Но Даня неожиданно замялся, и Тим посмотрел на него удивлённо. В чём дело?

– Я подумал, что ты заслужил право на что-то интересное, – неловко сказал Даня и потёр шею свободной рукой. – Ну, то есть… Ты в нашем лагере всё лето, дольше всех детей, а это последний праздник, дальше только выпускной перед закрытием, и… В общем… Я подумал, что тебе будет интересно.

– Спасибо, – после паузы ответил Тим. Даня улыбнулся с явным облегчением.

– Ну что, давай приниматься за работу? Салют будет большой, ямок нужно много…

– Хорошо…

Даня потрепал Тима по голове – тот привычно сделал вид, что ему неприятно – и они отошли от машины. Рядом тихо плескали волны; ветер шелестел травой на берегу. Тим выбрал первый флажок, примерился и воткнул в песок палку. Это оказалось не так легко, как он думал!

Тим украдкой посмотрел на Даню. Тот уже во всю рыхлил песок возле синего флажка с серьёзным, сосредоточенным лицом. Тиму вдруг показалось, что у Дани была ещё какая-то причина, чтобы тащить его сюда из лагеря. Но какая? Не спросишь же так прямо…

Он вздохнул и посильнее налёг на палку.

Ямок оказалось много. Тим пытался считать, но уже на десятой сбился. Он работал медленнее Дани – тот давно продвинулся вперёд по линии берега и теперь делал круг, чтобы встретиться с Тимом посередине намеченной пиротехниками площадки. Мужики тем временем выгрузили коробки из машины и теперь доставали ракетницы и длинные, чёрные нити-фитили.

Ракетницы были красивые: толстые, в блестящих узорах, разных цветов и размеров. Интересно, они того же цвета, что и упаковка?

Тим понял, что отвлёкся, только когда Даня хлопнул его по плечу:

– Ну что, ты заканчиваешь?

– Я?.. Да… Сейчас…

Получается, большую часть работы проделал Даня. Ну и ладно.

Тим закончил последнюю ямку – чуть шире, чем надо – и опустил уставшие, натруженные руки.

– Что теперь?

Даня тоже выглядел уставшим и утирал со лба пот.

– Теперь… Спросим у мастеров, что да как.

Они подошли к машине, и Даня сложил их инструменты на песок. Мужик в серой футболке, прилаживавший шнур к фиолетовой ракетнице, резко вскинулся.

– А ну отошли!

– Федь, да ладно, – миролюбиво окликнул его второй. Но тот был неумолим:

– Если узнают, что мы ребёнка подпустили к пиротехнике, нам п… Полная жопа будет!

Тим хмыкнул и скрестил руки на груди. Он же не такой тупой, чтобы лезть руками к взрывающимся вещам! Могли бы и дать посмотреть, что ли, раз они с Даней вскопали им весь пляж!

Но Даня решил прекратить спор:

– Хорошо, мы посмотрим оттуда. Ладно?

– Ладно, – буркнул мужик. Второй только развёл руками – мол, извините. Не извиним, мысленно ответил Тим, уроды вонючие.

Они отошли к тому месту, где начиналась трава, и Даня тут же сел, с наслаждением вытягивая ноги. Помедлив, Тим сел рядом с ним, обняв голые колени.

– Вот козлы, – сказал он в полголоса. Даня покачал головой:

– Не ругайся, у них же тоже есть правила… Они не имеют права подпускать нас к оборудованию, они же за нас отвечают.

– Не нас, а меня.

– И меня тоже. Просто ты меньше, поэтому к тебе больше внимания.

Тим не стал отвечать на эти слова.

Пиротехник в футболке с собакой подошёл с красной ракетницей в центр пляжа, выбрал какой-то флажок и стал устанавливать ракетницу в соседнюю ямку, втыкая приделанную к ней палку в песок. Потом засыпал ямку, хорошенько прихлопнул, чтобы ракетница крепко держалась в вертикальном положении, а шнур фитиля торчал над песком. Вернулся к машине за следующей.

А как они будут связывать фитили? Надо же, наверное, чтобы они не пересекались…

– Эй, Тим…

Тим обернулся.

– Ты знаешь что-нибудь про то, куда ушла Маришка?

Даня выглядел очень серьёзно, спрашивая это, и не говорил глупостей вроде "тебе ничего за это не будет" или "не скажешь – ой что тебе будет!". Поэтому Тим помедлил и действительно ответил:

– Я думаю, она могла сбежать к маме. Она часто говорила, что хочет… И вчера, когда узнала, что её бабушка не приедет, очень расстроилась. Но вы это и так знаете, наверное.

Даня кивнул.

– Знаем, но всё равно спасибо. Послушай… Ты же скажешь мне, если ещё что-то узнаешь? Вспомнишь или услышишь от ребят…

Увидел, как Тим нахмурился, и добавил:

– Я не прошу тебя стучать или подслушивать. Просто, если посчитаешь, что это действительно важно – скажи мне сразу, пожалуйста. Хорошо?

"Если посчитаешь", мрачно повторил про себя Тим, оттягивая ответ. С чего ты вообще взял, что я буду помогать. Молодец Маришка, сам бы давно сбежал, если б только знал, куда.

Даня терпеливо молчал, глядя, как пиротехник выставляет в самом центре пляжа большую, чёрную ракетницу.

– Хорошо, – сказал наконец Тим, почти ожидая, что Даня улыбнётся и засюсюкает. Но Даня только кивнул серьёзно, и стало немного полегче.

– Спасибо. Ладно, пойдём потихоньку, пора готовиться к концерту… Ну, не закатывай глаза, это тоже важно. И не рассказывай никому про салют, ладно? Это сюрприз!

– Не буду, – Тим глянул напоследок, как пиротехник проверяет фитиль чёрной ракетницы, и с сожалением поплёлся за Даней. Солнце над ними еле заметно клонилось к горизонту. Ещё, наверное, часа три до концерта… И концерт этот нудный… Тим бы лучше тут посидел, но кто ж ему разрешит…

– Даня, – решился он и нагнал вожатого, чтобы идти рядом. – Может, заглянем в деревню? За мороженым…

Даня помялся, прежде чем ответить:

– Давай в следующий раз, ладно? У меня… Дела перед концертом.

И нахмурился. Так, подумал Тим.

– Какие дела?

– Важные… Но мы сходим в следующий раз, я тебе обещаю. Хорошо?

– Хорошо, – ответил Тим. Он смотрел на Даню во все глаза, а тот, кажется, даже этого не замечал – смотрел только перед собой, сжав губы.

Что это за дела, из-за которых он такой? Тиму надо выяснить!

***

– Нет времени объяснять, идите за мной!

Появившийся непонятно откуда Тим ухватил одной рукой Казика, а второй Улю, и потащил за собой. Пришлось бросить стулья, которые они перетаскивали к концертной сцене, прямо посреди дорожки – что Казик и сделал с настоящим удовольствием. А Уля про свой стул, кажется, тут же и забыла. Ну и ладно. Кто-нибудь донесёт.

– Ты вернулся! Где ты был? Что вы делали? Что мы будем делать? – Улю сыпала словами так быстро, что было непонятно, когда отвечать. Большую часть вопросов Тим проигнорировал.

– Мы должны проследить за Даней. У него какие-то секретные дела, и я хочу знать, какие! Мне кажется, это может быть связано с Маришкой…

Они сразу побежали на газон, к кустам, чтобы трое отлынивающих от работы детей поменьше бросались взрослым в глаза. И так, перебежками между кустами и клумбами, побежали к дальнему домику, в котором жили и спали вожатые – в то время, когда не дежурили в корпусе с детьми. По дороге нужно было пересечь центральную аллею; пришлось практически лечь на землю, прячась за клумбой, чтобы переждать проходящих по дорожке детей.

– А серьёзно, – прошептал Казик, – что вы с Даней делали?

– Это… Сюрприз, – с запинкой ответил Тим. – Чёрт, ну что они там встали…

Прямо напротив них на аллее застряла группа девчонок, сбившихся в плотную стайку и о чём-то хихикающих. Казик предположил бы, что они смотрят что-то на телефоне, если бы телефоны здесь не отбирали у детей и выдавали на час в день. Изверги. У него, может, вся жизнь там!

Что девчонки так долго делали без телефонов – решительно непонятно.

– Сейчас, – громко прошептала Уля, – я их отвлеку!

– Как…

– Всё будет путём, смотрите!

Оказывается, всё время, пока они сидели за клумбой, Уля выковыривала из её бордюрчика большие, круглые камни – и успела измазаться в земле с ног до головы: грязь была и на ногах, и на щеках. Теперь, приподнявшись над клумбой, она прищурилась, прицелилась и метнула один из булыжников на дорожку.

Камень прилетел точно в центр аллеи, покатился и замер. Девчонки отвлеклись от своего общения и обернулись.

Подождав три секунды, Уля метнула следующий камень. Он приземлился на полметра ближе к девчонкам.

– И ещё один… – пробормотала Уля, прицелилась и замахнулась.

– Мамочки! Пошли отсюда! – взвизгнул кто-то на дорожке, и девчонки убежали, озираясь вокруг.

– Готово! Бежим! – и Уля первая сорвалась с места, пробежав прямо через клумбу, как маленькое разноцветное чудовище. Да, подумал Казик, не даром её выбирают первой во всех спортивных соревнованиях, когда нужно формировать команды: Уля – это сила.

Казик с Тимом клумбу обошли, жалея не столько помятые цветы, сколько собственные коленки и руки. Улю они догнали, только пробежав мимо кинозала, учебного зала и всех спальных корпусов, почти у самого дома вожатых. Там запыхавшийся Тим схватил совершенно не уставшую Улю за локоть и сказал:

– В… Уф… Обход!

И они пошли в обход, снова по газону.

Домик вожатых – длинный, одноэтажный, белый с тёмной черепицей. Казик никогда не видел его внутри, а вот Тим за своё долгое лагерное лето там бывал и знал, какое окно им нужно. К счастью, оно было открыто нараспашку, выставляя напоказ сетку от комаров. Не медля, Тим опустился на корточки и пополз, опираясь ладонями о землю. Эта сторона дома была обращена к забору лагеря, и здесь траву косили не так тщательно, как в центре – вокруг везде торчали листья отцветших одуванчиков и метёлочки колосков. Быстро заглянув в окно, Тим тут же уселся на траву, пригнувшись, и жестами показал Казику с Улей, чтобы они подошли.

Почему Тим сам не спросит у Дани, какие у него дела, подумал Казик, устраиваясь на земле между друзьями поудобнее. Ему Даня мог и сказать. Тим за лето успел перезнакомиться со всеми вожатыми, но с Даней они уже… Ну, почти друзья. Если только дети могут дружить со взрослыми.

– Тим, а почему ты…

– Тссс! – Тим с очень суровым видом прижал палец к губам, и Казик замолчал. Ладно, он потом спросит. Хотя правильный ответ, наверное – просто так интереснее: играть в шпионов и подслушивать под окнами вожатского дома.

Слышно было хорошо; по доносящимся из-за подоконника звукам легко было представить, как Даня проходит из одного конца комнаты в другой, к кровати, стоит там какое-то время, потом возвращается к окну – там стоит рабочий стол – вздыхает, садится, скрипя стулом, и щёлкает кнопками ноутбука. Тот включается с мелодичным переливом; Даня долго что-то делает, щёлкая мышкой и клавиатурой.

Пьёт воду из стакана. Снова вздыхает. Щёлкает мышкой.

Звучат долгие гудки – как по телефону. Он что, кому-то звонит? Типа по зуму? Да, вожатым хорошо, у них-то есть интернет…

Гудки с бульканьем сменились тихими шорохами, и Даня откашлялся, а потом заговорил преувеличенно радостным голосом:

– Максим Львович, Оксана Петровна, добрый день! Спасибо, что нашли время на мой звонок…

– Давайте к делу, – оборвал его сухой мужской голос из колонок, – что вы хотели обсудить?

– Да. Конечно. Сразу к делу. Я хотел… Поговорить с вами по поводу Тимофея и его пребывания в лагере.

Казик вздрогнул и повернулся к Тиму с открытым ртом; то же сделала Уля. Тим им не ответил: он сидел с вытаращенными глазами и молча смотрел перед собой, прислушиваясь, видимо, изо всех сил.

Из колонок донёсся какой-то шорох – кажется, вздох.

– Что ещё он натворил?

– Ничего! На самом деле, Тим – замечательный. Умный, активный, любознательный, хорошо себя проявляет в самых разных активностях, и всегда крепко держится за своих друзей…

Послушать Даню, подумал Казик, так Тим просто идеальный ребёнок. И будто бы нет постоянных жалоб на плохое поведение, шалости и прогулы тех самых "активностей".

– Тогда зачем вы звоните? – равнодушно перебил мужской голос. Видимо, это папа Тима? А мама всё молчит…

– Видите ли… За это лето я заметил, что… Тиму не хватает вашего внимания. Вы ни разу не приезжали, и, насколько я знаю, не созванивались… Это… Даётся ему тяжело. И то, что вы не смогли приехать сегодня… Так же как и в предыдущие родительские дни… Могу я узнать, есть ли какая-то причина?

Неловко, подумал Казик. Теперь он изо всех сил старался не смотреть на Тима, чтобы не выдать своих мыслей. Тим никогда об этом не говорил, но Казик и так знал, что он скучает в лагере по родителям и расстроен, что его сдали сюда на всё лето, как собачку на передержку. Но они никогда это не обсуждали. И сейчас, Казик уверен, Тим жалеет, что позвал их шпионить за Даней вместе. Он бы не хотел, чтобы друзья это слышали.

– Даниил… Раз уж вы подняли эту тему…

Ой-ой-ой, сейчас Дане прилетит по шее…

– Мы прекрасно знаем, – сказал папа Тима очень устало, – что наш сын, простите, заноза в заднице. Не надо приукрашивать ситуацию, уверен, он и в лагере никому не даёт спокойно жить.

– Ну зачем вы так, Тим очень… – но тут Даня запнулся, и папа Тима хмыкнул.

– Вот-вот. Он "очень". И нас с женой на него, честно говоря, не хватает.

– Нет, послушайте, – судя по звукам, Даня взволнованно подпрыгнул на стуле. – Я знаю, что с детьми бывает нелегко, и иногда требуется время от них отдохнуть, летние лагеря ведь в том числе для этого и работают… Но можно же найти время и хотя бы позвонить?

– Даниил, вы…

– Нет, подожди, дай мне сказать, – произнёс взволнованный женский голос. Видимо, впервые за время звонка заговорила мама. – Даниил, вы не представляете себе масштабы нашей усталости. Постоянное хулиганство, грубость, он никогда нас не слушает, на всё у него своё мнение…

Ого, подумал Казик, вот это у неё накопилось.

– Да, но… – попытался вставить Даня, но мама Тима перебила его:

– Поэтому мы хотели бы, чтобы летний лагерь длился дольше… Возможно, всегда.

Повисла тишина, густая, как йогурт. Даже деревья шелестели будто бы тише. Казик боялся вздохнуть и изо всех сил – не смотрел, не смотрел на замершего рядом Тима.

– Но Тим же в этом не виноват, – сказал наконец Даня. – Он просто ребёнок. И его поведение… Просто показывает, что ему нужна помощь.

– И мы эту помощь оказать не можем, – твёрдо сказал папа Тима. – Мы исчерпали для этого все ресурсы. Поэтому…

– Мы подобрали для него хороший интернат, – будто бы немного оправдываясь, сказала мама Тима. – Во Владимирской области. Со спортивным уклоном… И дисциплиной… Там ему точно помогут. Вы правильно сказали, Даниил, ему нужна помощь…

– Я не это имел в виду!

Такого голоса Казик у Дани раньше не слышал.

– Ни один ребёнок не заслуживает того, чтобы его просто сдали… Вы не можете… Пожалуйста, не поступайте так! Тим тянется к людям, ему просто нужно немного участия и внимания…

– Молодой человек, мы уже решили…

– Подумайте ещё раз! Пожалуйста!

– Хотите, мы вам его уступим? – со вздохом спросил папа Тима.

Тишина. Потом Даня тихо спросил:

– В смысле?

– Вы так о нём беспокоитесь. Хотите, возьмите его под опеку. Попробуете с ним справиться сами. Серьёзно, хотите?

– Нельзя же так… С живым человеком, – произнёс Даня дрогнувшим голосом.

– Ага! – возликовал папа Тима, – сразу на попятную! Как вы после этого можете что-то нам говорить?

В этот момент Тим вскочил – даже не пригнулся возле подоконника – и побежал, завернув за угол вожатского дома. Казик с Улей ошарашенно переглянулись. И что теперь? Бежать за ним или остаться и дослушать до конца?

Снова переглянувшись, они остались сидеть под окном.

И не зря.

– Так что, молодой человек, не спешите осуждать…

– Если Тим согласится, то я за, – тихо сказал Даня. – Но только если он сам будет не против. Потому что он человек, а не вещь, чтобы без спроса его передавать из рук в руки.

Повисла тишина. Уля дёрнула Казика за руку, дождалась, пока он повернётся, и изобразила беззвучный вопль. Казик кивнул. Ему тоже хотелось закричать.

– Тогда спросите его сами, – сказал папа Тима. Кажется, впервые за весь разговор его голос звучал не слишком уверенно. – В принципе… Это решение не хуже, чем интернат, да, Оксана?

– Понимаете, просто не все люди созданы быть родителями, – как бы извиняясь, сказала мама Тима. – Может быть, у вас получится лучше. Если вы серьёзно.

– Я серьёзно.

– Хорошо… Тогда… Дайте нам знать, что вы там решите.

– Хорошо… А вы…

– Нам пора, – резко сказал папа Тима и снова стал уверенным. – Надеюсь, мы всё прояснили?

– Да, – сдержанно ответил Даня, – всё прояснили.

– Тогда всего доброго.

– До свидания, – вставила мама Тима поспешно.

Что-то пиликнуло, и повисла тишина. Видимо, звонок закончился.

Казик с Улей сидели, не дыша, и вслушивались в звуки из комнаты. Несколько, может быть, минут спустя что-то хлопнуло – закрытый ноутбук? – потом скрипнул стул и раздались удаляющиеся шаги; Даня вышел из комнаты и шандарахнул дверью.

Уля первая вскочила на ноги, заглянула в комнату и махнула Казику:

– Вставай, давай, его нет! Казик! Блин! Блиии-ин!

– Ага, – кивнул Казик и осторожно пошевелился. Ноги затекли.

– Блин! Блии-иииин! Надо ему рассказать!

Уля нетерпеливо притопывала на месте, и спросить у неё, от чего притопывает – от возмущения или восторга – наверняка не ответит. Сама не знает. Но бежать уже готова.

Казик же поднялся неторопливо, отряхнул джинсы и тогда только сказал:

– Мне кажется, не надо.

– Почему?! – возмутилась Уля, сама же на себя шикнула и намного тише переспросила: – Почему не надо? Такое ведь происходит!

– Да ничего на самом деле и не происходит, – объяснил ей, как маленькой, Казик.

– В смыыысле?! Но Даня собирается его усыновить!

– Дурья твоя башка, ничего такого Даня делать не собирается, – Казик начал загибать пальцы. – Во-первых, наверняка он это сказал просто чтоб с родителями Тима поспорить, потому что выбесился. И сам уже десять раз пожалел. Во-вторых, они и сами это сказали просто чтобы с ним поспорить, а не всерьёз. Кто ж отдаст своего ребёнка незнакомому человеку. В-третьих – они же сказали, что уже всё решили про интернат, а когда взрослые решили, спорить бесполезно, они же упёртые все как бараны.

Уля мрачно сопела, глядя себе под ноги. У Казика тоже пропало всё настроение рассуждать.

– Ну и в четвёртых, – всё же закончил он, – они говорили не про усыновление, а про опеку, это разные вещи.

– Чой-то, – полувопросительно буркнула Уля себе под нос.