Мурный Лохмач

Месье Гассикур помчался за настойкой валерьяны, а Базиль и Мари отправились в хранилище, где среди стеллажей с готовыми микстурами, порошками и притираниями их ждал отдельный шкаф со скрытыми замками и хитроумными тайниками, куда складировались многочисленные шкатулки с мушками, табакерки и золото.

– Думаешь, этого хватит? – с сомнением спросила Мари, разглядывая ряды добытой ими валюты.

– Думаю, да! Это последняя партия. С её помощью мы сможем подкупить стражей, чтобы открыть тюрьмы, и увеличим силы армии повстанцев, – сказал Базиль.

– И освободим Карла! – мечтательно добавила Мари.

– Его – в первую очередь! – улыбнулся Базиль. – Уже представляю, как захожу в камеру и говорю: «У нас революция, а революция – это свобода. Свобода, Карл!»

***

В это время в таверне «Серебряная Башня» тоже шла беседа, правда, не такая восторженная, как в аптеке.

– Шевалье Федерик, вы заставляете меня применять к вам неприятные для меня жёсткие меры! – холодно улыбаясь, говорил тот самый обладатель мрачного тембра, с которым не пожелал встречаться Базиль.

Этого мужчину звали Люрор де Куку, и из всех кратких характеристик, данных ему когда-либо самыми разными людьми, наиболее точной можно было считать замечание Сирано де Бержерака, гласившее: «Аристократ, эстет и франт, а если кратко – некромант!».

Правда, он был не просто рядовым некромантом, а бессменным первым советником Хозяина Потустороннего мира вот уже без малого пять сотен лет.

– Я чист перед законом, месье Куку, и находился здесь, выполняя свой долг! – сказал Федерик, не смея встретить тяжёлый и насмешливый взгляд бледных глаз первого советника, направленный на него поверх разноцветного пенсне, низко сидящего на длинном носу.

– Это несложно проверить, – сказал Люрор, слегка постукивая тростью об пол.

Этот жест содержал в себе скрытую угрозу, потому что трость некроманта была грозным боевым оружием, которым первый советник владел виртуозно.

– Вы подвергнете пыткам своего собрата? – спросил Федерик, стараясь держаться с таким же холодным спокойствием, как и его собеседник, но это ему плохо удавалось.

Дознанием в потустороннем мире занималось Пыточное Следствие, возглавляемое безжалостной и прекрасной Клодиной де Нозиф. Поговаривали, что не так давно она со скандалом рассталась с Люрором де Куку и сейчас пребывала в крайне мрачном расположении духа. Попасться такой под горячую руку – вот самое страшное испытание!

– В пытках нет необходимости! – прозвучал совсем рядом голос кого-то невидимого, а затем рядом с первым советником материализовался его старьёвщик по имени Нуар Тун-Тун. По франтоватости и мрачности он мог бы соперничать со своим напарником, но вот его головной убор явно был вне конкуренции: в этом столетии вопреки моде на треуголки он носил огромную чёрную шляпу, украшенную жёлтым шёлком и чёрным плюмажем.

Следом за ним появились фантомы, один из которых почтительно преподнёс Люрору де Куку нечто круглое, выпуклое и в мелких пупырышках, напоминавшее миску, покрытую мурашками или испуганный дуршлаг без ручки.

Эта сущность дрожала от страха, отчего её образ покрывался рябью и терял чёткие очертания. Люрор де Куку молча передал испуганного призрака старьёвщику. Такие экземпляры возникали, вбирая в себя часть души своего хозяина или того, кто был убит или испытывал страдания, или иные яркие эмоции в непосредственной близости от них. Нуар Тун-Тун эффектным жестом иллюзиониста погрузил миску в свою бездонную шляпу и, выждав несколько секунд, достал обратно, чтобы с довольной ухмылкой показать Люрору де Куку: так он извлекал воспоминания. За несколько веков работы у каждого старьёвщика собиралась приличная коллекция обрывков чужой памяти. В основном это были мгновения печали, боли, страданий, но иногда подручные Противоположности Жизни забирали и приятные воспоминания, если те их заинтересовали, как могут заинтересовать яркие игрушки, потому что духи-подручные Противоположности Жизни любили увлекательные игры.

Призраки неодушевленных предметов иногда сохраняли облик тех, кто коснулся их своими яркими эмоциями. На этот раз всё было именно так, поэтому на дне миски по очереди отразились сначала призрачная дама, чудесным образом обретающая плотность и формы, и шустрый молодой мужчина, чью буйную пепельную шевелюру украшали кошачьи уши. Люрор де Куку выразительно приподнял правую бровь и испытующе взглянул на своего молодого коллегу по цеху.

Судя по выражению лица Федерика, шевалье собирался умереть, но не выдать тайну, и это было очень забавно, потому что среди всех остальных некромантов вряд ли можно было найти такое горячее сердце, как у этого начинающего проводника воли Противоположности Жизни, но самым большим его недостатком была всё-таки не в меру горячая голова. А ведь всем известно, что мёртвым душам и холодным сердцам легче достигать желаемого – непреложная истина по ту и по эту стороны. Люрор хорошо знал это, хотя сам и не обладал ни тем, ни другим из вышеозначенного списка: его козырем был холодный рассудок, позволявший просчитывать ситуации на много ходов вперёд. Базиль – а в миске отражался именно этот пройдоха – с давних пор интересовал первого советника как участник его далеко идущих планов и просто как наиинтереснейший экземпляр среди созданных им оборотней.

– Прикажете обыскать? – подобострастно кланяясь, спросили фантомы, готовые исследовать каждую нитку дорогого кафтана Федерика и каждый миллиметр занимаемых некромантом покоев.

– Незачем, – спокойно сказал в ответ Люрор, а потом добавил, указав на камин: – Соберите пепел, я уверен, что шевалье сжёг все послания, если они были.

Это замечание заставило Федерика занервничать, только подтверждая предположения первого советника. Люрор де Куку, хорошо знавший Базиля, был уверен в том, что оборотень, прослывший ловким вором и похитителем дамских сердец, использует молодого некроманта, так и не сумевшего поднатореть в плетении интриг, а Федерик, судя по всему, даже не подозревал об этом. Вот только для чего все эти ухищрения, и самое главное – как это повернуть в свою пользу?

– Обыск не санкционирован, как и изъятие пепла! – запальчиво возразил Федерик. – Если вы немедленно не покинете это место, я … я собираюсь сообщить обо всём Хозяину Потустороннего мира!

С усмешкой слушая его, Люрор де Куку изящным жестом извлёк из кармана платок цвета крови, ссыпал туда пепел, собранный фантомами, и не спеша направился к выходу в сопровождении старьёвщика, почтительно державшегося на шаг позади. Фантомы вытекли сквозь стены, не дожидаясь приказа первого советника.

***

Базиль даже не предполагал, что из-за него разгораются такие страсти, причём не в обществе милых дам, а среди самых опасных магов по ту и по эту сторону – некромантов. После подсчёта табакерок, шкатулок и слитков он изволил выкушать настойку валерианы и теперь возлежал в кресле в расслабленной позе, лениво наблюдая за тем, как аптекарь показывает Мари разные косметические средства, каких ещё не придумали в её время, одновременно ведя непринуждённую беседу.

– Так вы говорите, что все, чьи пенсне или лорнеты имеют разноцветные стёкла, и есть некроманты? У них, что же, прогрессирует слепота? – поинтересовался месье Гассикур, у которого в голове уже разворачивались бизнес-планы по выходу на новый рынок продажи оптики.

– Да, они вообще все с диагнозом! – со знанием дела заявил Базиль, весело взглянув на аптекаря, ухватившегося за перо, чтобы конспектировать за оборотнем.

– И какой диагноз? Ну слепота – это понятно, наверное, ещё и сердечная недостаточность при такой вредной работе? – продолжал выспрашивать Гассикур.

– Скорее уж недостаточность сердечности, – уточнил Базиль, – и не просто слепота, а слепота духовная!

– Всё шутите! – наконец догадался аптекарь и с сожалением отложил перо.

Но Базиль почти не шутил: каждый оборотень, призрак, скелет или иная субстанция всячески избегал встреч с теми, кто носил пенсне, монокль или лорнет с цветными стёклами, потому что ничего хорошего эти встречи принести не могли даже тем, кто строго соблюдал законы. Некроманты задумывались Противоположностью Жизни как помощники, организующие переход душ туда и обратно, но между задуманным и реализованным со временем разверзлась непреодолимая пропасть, потому что власть, которую они обрели, не могла не наложить свой отпечаток на их отношение к живым и мёртвым.

– У вас такой испуганный вид, мадемуазель Туше! – удивлённо сказал аптекарь, взглянув на Мари, которая внезапно побледнела, став почти прозрачной (эффект псевдооживления постепенно утрачивал силу). – Кого вы так боитесь?!

– Миски…– прошептала Мари, выразительно взглянув на Базиля.

– Мисски все в Англии, а до неё далеко, так что бояться нечего, у нас одни мадемуазели! – осклабился Базиль, желая успокоить свою напарницу, но в душе у него тоже заворочался червь сомнений.

Он только сейчас вспомнил о посудном призраке, которого они впопыхах оставили в таверне. Конечно, такие примитивные сущности не могли ничего рассказать в буквальном смысле этого слова, ибо были лишены разума и речи, но самым могущественным старьёвщикам было под силу считать и интерпретировать их воспоминания. Нуар Тун-Тун как раз относился к этой категории, а, значит, нелегальное пребывание Базиля и Мари могло быть раскрыто.

В этот момент звон дверных колокольчиков, показавшийся мадемуазель Туше громом среди ясного неба, возвестил о приходе нового посетителя, и это несмотря на то, что дверь была заперта и на ней красовалась вывеска: «ЗАКРЫТО».

– Кто это?! – в панике прошептала Мари Туше, пытаясь испариться, как это делали в сложных ситуациях все призраки. Но в её случае полного испарения не случилось, поэтому можно было наблюдать такую картину: по комнате, хлопая длинными ресницами, беспорядочно метался один красивый глаз и плавал вздымающийся, как девятый вал, пышный бюст с наклеенной мушкой. Таким непредсказуемым образом проявлял себя остаточный эффект псевдооживления, и, как сказал бы физик, субстанция местами пребывала в твёрдом состоянии, не желая переходить в газообразное.

Базиль, мгновенно преобразовавшись в упитанного серого кота, улучил момент и сиганул на свою напарницу, в прыжке сшибая лапой мушку с её груди. После этого Мари наконец обрела невидимость, скрывшись в тёмном углу. Её выдавала только едва заметная рябь пространства, возникавшая от духовной дрожи.

Месье Гассикур не видел всего этого безобразия, так как бросился встречать незваного гостя, на всякий случай, вооружившись сулемой – ядовитым порошком хлористой ртути, замаскированной под обычную нюхательную соль, хранившуюся в неприметном серебряном флаконе.

Он вышел к прилавку, старясь сохранять невозмутимый вид, и замер, увидев неожиданного посетителя. Точнее, это была посетительница, чья внешность возымела на аптекаря эффект взорвавшейся смеси красного фосфора с бертолетовой солью. Вопреки всем канонам стиля рококо, диктующим преобладание пастельных тонов в одежде, незнакомка предпочитала тёмные оттенки.

Восхитительное платье насыщенного фиолетового цвета, дополненное изысканными чёрными кружевами, украшавшими роскошные манжеты, лиф и подол, было настоящим произведением искусства, подчёркивающим достоинства фигуры этой дамы. Сначала она производила впечатление хрупкой статуэтки, поражая воображение тонкостью талии, изяществом и манящими очертаниями, невыразимой красотой точёных рук и шеи. Гассикуру уже не терпелось увидеть её лицо, но незнакомка, не оборачиваясь, стояла к нему спиной, рассматривая что-то на стеллажах и слегка поигрывая сложенным веером.

– Я чем-то могу помочь вам, мадам? – решился наконец нарушить молчание месье Гассикур.

– Мадемуазель! – холодно и надменно прозвучало в ответ.

О, этот голос, вонзавшийся в мозг и в сердце, словно стилет! Незнакомка соизволила повернуться, совершенно покорив сердце аптекаря. Её лицо покрывала густая чёрная вуаль, крепившаяся к элегантной шляпе с высокой тульей, но сквозь неё можно было рассмотреть чёрные блестящие глаза и кроваво-алые губы.

– О! Простите! – пробормотал аптекарь, снова окинув её взглядом.

И вдруг одна маленькая деталь заставила его вздрогнуть: тонкое запястье незнакомки украшал массивный золотой браслет, к которому на тонкой цепочке крепился элегантный лорнет с разноцветными стёклами. «Некромант… Некро…мантесса… Некро…мантиха…», – вихрем пронеслось в голове аптекаря.

– Ч…че-чем могу служить, мадемуазель? – запинаясь от страха, желания и осознания неожиданной удачи пробормотал Гассикур после долгой паузы.

– Мне нужны ингредиенты вот из этого списка! – сказала незнакомка, с царственной небрежностью бросив на прилавок свиток с указанием нужных ей веществ и увесистый кошелёк с золотыми монетами.

– Конечно, мадемуазель! – прошептал месье Гассикур. – Я соберу для вас всё нужное, а пока не изволите ли присесть? Может быть, кофе или бокал вина?

– Поторопитесь! – холодно сказала дама под вуалью и направилась к креслу, в результате чего стала заметна её лёгкая хромота.

Как ни странно, эта особенность не отталкивала, а только добавляла ей рокового шарма. Базиль, в целях маскировки в прямом смысле этого слова затаившийся в подполье, наблюдал эту сцену сквозь щели между половицами, поэтому реальность виделась ему под совсем иным углом, и этот угол обзора иногда нравился ему больше, чем все иные виды. Он успел оценить ноги незнакомки и соблазнительный шелест её кружевных юбок.

В его коллекции покорённых женских сердец некромантские органы кровеносной системы были в остром дефиците: Базилю просто не приходилось близко общаться с женщинами такого типа, чтобы лично опровергнуть бытующее мнение о том, что все некро…мантки …мантессы (или …мантихи?) бессердечны и холодны.

Поэтому сейчас его будоражила идея явить свой кошачий образ и нагло представиться этой даме, от которой веяло смертоносной привлекательностью могущественной стихии, но здравый смысл всё-таки одержал верх над животными инстинктами, хотя у большинства оборотней, созданных проклятием некромантов, они превалировали над всем остальным. Впрочем, торжеству здравого смысла часто помогала Мари Туше. Вот и сейчас она бесцеремонно дёрнула Базиля за хвост, запуская механизм пробуждения совести.

Дама под вуалью, кажется, тоже ощущала какое-то странное волнение, несколько раз подозрительно глянув под ноги, но, видимо, дело, которое привело её в аптеку, было слишком спешным и важным и не позволило отвлекаться на посторонних сущностей, которыми кишмя кишел Париж по ту и по эту стороны.

– Вот ваш заказ, мадемуазель! – сказал месье Гассикур, подавая незнакомке свёрток с собранными ингредиентами. – И подарок от заведения!

– Что за подарок?! – удивлённо спросила дама.

– Перчатки с ароматом магнолии и сандала, чтобы подчеркнуть вашу безупречную красоту! – с поклоном ответил аптекарь. – Буду рад видеть вас снова!

– Благодарю! – сказала незнакомка, приняв свёрток, а потом добавила, с мрачной усмешкой взглянув на часы, которые носила на шее. – Похоже, скоро увидимся!

Когда стук её каблуков растворился в городском шуме, месье Гассикур наконец освободился от воздействия потустороннего очарования этой загадочной дамы.

– Какая женщина! Мр-р-р-р-рачно прекрасная! – промурлыкал Базиль наконец выбравшись из подполья.

– Да-а-а-а…– мечтательно отозвался месье Гассикур.

– Не понимаю, что вы в ней нашли! – обиженно сказала Мари Туше, недовольно поджав губы. – По-моему, она страшна, как смертный грех, поэтому и вуаль носит!

– Не скажи! – возразил Базиль. – Некоторые грехи, и особенно грешницы, так привлекательны! А что она заказала? Что можно сделать из этих ингредиентов?

Последний вопрос был адресован аптекарю. Базиль схватил список, оставленный дамой на прилавке, но тот от его прикосновения рассыпался в прах, оставив только горстку пепла на ладони.

***

Кто бы мог подумать, что похожая горстка пепла некоторое время назад была окружена самым пристальным вниманием первого советника Потустороннего Мира?

ГЛАВА II. Не буди во мне зверя!

Люрор де Куку с маниакальной сосредоточенностью разглядывал пепел, казавшийся сквозь стёкла пенсне некроманта ало-фиолетовым. Вооружившись тонким медицинским пинцетом, первый советник Хозяина Потустороннего мира вот уже несколько минут осторожно и кропотливо удалял изящными и точными движениями частички пепла, которые, на взгляд обычного человека, были, как говорится, на одно лицо, то есть на одну золу, но некроманты обычно оказывались куда дальновиднее (или глазастее?), чем простые смертные. Когда ненужные, по мнению Люрора де Куку, частицы пепла были аккуратно собраны и отложены в сторону, некромант приступил к следующей части ритуала.

Нуар Тун-Тун, расположившись в кресле напротив, с интересом наблюдал, как вспыхивают холодным пламенем зрачки его напарника, а пенсне концентрирует это свечение в тонкие нестерпимо яркие лучи. Стоило им коснуться пепла, как частицы стали медленно притягиваться друг к другу, формируя нечто невообразимое.

Когда свечение исчезло, на столе остался свёрнутый вчетверо лист бумаги: воскрешать к жизни то, что рассыпалось в прах, когда-то было одним из ценных умений некромантов, но со временем это искусство созидания было по некоторым причинам утрачено, уступив первенство разрушительной составляющей дара некромантов – умению отнимать жизнь. Сейчас восстановить из праха они могли только неодушевлённые предметы, правда, за такую филигранную работу, как нынешний трюк, мог взяться разве что Люрор де Куку, да, может быть, сам Хозяин Потустороннего мира. Довольный собой, первый советник развернул записку и пробежал глазами послание.

«Дорогой Ханс! – гласило оно. – Сегодня в полночь я буду ждать вас в саду у нашего фонтана!»

Дальше следовала красиво выведенная подпись дофины Франции: «Marie-Antoinette», подчёркнутая изогнутой линией, а ниже красовалась приписка следующего содержания:

«Не забудь захватить необходимые принадлежности:

1. Колыбель – 1 шт.

2. Саженец дуба – 1 шт.

3. Кирпич – 118 шт. »

Прочитав это странное послание, написанное двумя видами абсолютно разных почерков, от явно женского убористого и округлого до небрежно размашистого предположительно мужского, Люрор де Куку позволил себе улыбку, которую все очевидцы уже давно окрестили «дьявольской», потому что обычно она предвещала хитрое плетение интриг. За улыбкой последовал сдержанный смех, к которому присоединилось и тихое хихиканье старьёвщика. Его тёмные глаза без радужек и зрачков видели даже сквозь стены – что уж говорить о восстановленном из пепла листе бумаги.

– Судя по впечатляющему набору принадлежностей, шевалье Федерик этой ночью собирается досрочно выполнить три главные заповеди мужчины: вырастить сына, посадить дерево и построить дом! – иронично заметил Люрор де Куку, подмигивая старьёвщику.

– Думается мне, что всё не так ужасно! – усмехнулся в ответ Нуар Тун-Тун. – Ведь последнюю запись явно сделала не эта смертная. Ты просто не слишком хорошо удалил лишний пепел. Кстати, нужно быть тыквой, чтобы надеяться при строительстве дома обойтись только ста восемнадцатью кирпичами. Это чья-то шутка.

Люрор кивнул. Он мог бы побиться об заклад с кем угодно, что знает, чья когтистая лапа начертала приписку внизу послания.

– Лучше скажи, с каких это пор Федерик стал Хансом? – спросил Нуар Тун-Тун.

При большом желании старьёвщик мог бы и сам докопаться до истины, но ему было лень это делать.

– Очень просто: он приходит к Марии-Антуанетте под именем Ханс Аксель фон Ферзен, – невозмутимо сообщил Люрор де Куку. – Именно так зовут её любовника, как докладывали мне соглядатаи, только я не предполагал, кто скрывается под этой маской.

Эта история с дофиной интересовала его только потому, что с нею был связан Базиль, участие же в этом ещё и Федерика только усиливало эффект и подозрения Люрора в плане причастности оборотня к каким-то крупным делам, а не просто к лёгким махинациям и по-кошачьи частым влюблённостям. Здесь было что-то нечисто! Впрочем, на это и надеялся месье Куку.

– Чем же Федерика не устраивает фамилия, данная ему Противоположностью Жизни? – пожал плечами старьёвщик. – Де Кадавр – это так пугающе загадочно!

– Вот именно, что пугающе! Думаю, Федерик как раз боится спугнуть своё счастье. Он ведь романтик и всё ещё верит, что его можно обрести, – сказал Люрор де Куку и подошёл к зеркалу, чтобы ещё раз убедиться в своей неотразимости.

Вопреки мнению многих доброжелателей, вампирские замашки не были ему присущи, поэтому неотразимость относилась только к впечатлению, которое Люрор производил на каждого, с кем общался. Он позволил призрачным слугам облачить себя в роскошный чёрный жюстокор (мужской кафтан в стиле рококо – прим. автора), щедро расшитый серебром, и собственноручно украсил кружевное жабо белой рубашки массивной брошью с чёрным алмазом, умопомрачительное количество граней которого, видимо, намекало на многогранность натуры его владельца, но большинство лиц, не знакомых с пространственной геометрией, вряд ли могли оценить это качество.

– Ты так готовишься к встрече, словно сам решил очаровать дофину и добавить ещё один трофей к своему гербарию побед! – усмехнулся старьёвщик.

– Что поделаешь, очарование – сопутствующий эффект моей магической работы! – возразил Люрор, небрежно опираясь на трость с набалдашником в виде черепа. – А наведаться к дофине и воспрепятствовать тем самым бездумному рассеиванию силы некросферы в мирах, которое готов этой ночью так опрометчиво совершить Федерик, – моя святая обязанность как первого советника Хозяина Потустороннего мира.

– Да-да, рассказывай… – с усмешкой покачал головой старьёвщик, знавший своего напарника, как никто другой.

***

Как и следовало ожидать, при такой концентрации некромантов на гектар территории Парижа тщательной подготовкой к свиданию занимался не только Люрор де Куку. Незнакомка, не так давно посетившая аптеку месье де Гассикура, тоже начала приготовления. Она даже не подозревала, что найдётся один отчаянно смелый хвостатый гражданин, решивший проследить за этим действом лично.

Базиль просто не мог упустить такую женщину! Незнакомка, словно специально созданная для того, чтобы воплотить одновременно несгибаемость и хрупкость, бунтарскую сущность и желание покориться, совершенство форм и несовершенство духа, недосягаемость и доступность – это был как раз тот ускользающий тип женской натуры, который оказался безумно притягателен для него.

Предвкушение обладания этой женщиной по ощущениям было равноценно балансированию на канате, натянутом над бездонной пропастью, и уже одно это доставляло будоражащее удовольствие. А ведь Базиль не привык останавливаться на полпути, даже если риск был слишком велик! Балансировать на канате между жизнью и смертью, между удовольствием и болью, страхом и восхищением – в этом тоже проявлялась его бунтарская натура и мятущаяся душа.

Обернувшись котом, Базиль выскочил из аптеки и, утащив у цветочницы букетик васильков, сломя голову помчался вдогонку. Люди смеялись, указывая на кота с цветами в зубах, но Базиля не волновала реакция толпы: он охотился, преследовал цель! Оборотень быстро нашёл даму под вуалью, тому способствовало звериное чутьё и перчатки – тот самый подарок от заведения, который вручил незнакомке месье Гассикур.

Шлейф ароматов магнолии и сандала и примешивавшийся к ним мрачный оттенок чего-то неведомого, вызывавшего всплеск сладкой жути и приступ неистовой жажды на уровне подсознания, привели Базиля к «Отелю де Санс». Слово «Отель» в данном случае не имело никакого отношения к гостинице: так назывался шикарный особняк на рю де ла Фигье – улице, названной так не оттого, что на ней все поголовно показывали друг другу фиги, а потому, что когда-то перед этим особняком росло роскошное фиговое дерево.

В «Отеле де Санс» в разные годы жили по очереди то архиепископы Санские, то королева Маргарита из рода Валуа, а теперь в нём остановилась прекрасная незнакомка. Надо сказать, что она любила готическую архитектуру, напоминавшую ей о временах её юности, и с некоторых пор желала уединения, так что особняк пришёлся ей по душе. Базиль проник внутрь через приоткрытое окно второго этажа и выбрал в качестве укрытия красивое и тёмное старинное зеркало, встроенное в стену.

Оборотень уже бывал в этом особняке во времена королевы Марго и имел доступ в её покои, поэтому ему была хорошо известна особенность этого зеркала: сквозь его поверхность можно было наблюдать за тем, кто находится в покоях, не обнаруживая себя, достаточно протиснуться через потайную дверцу в скрытое зазеркалье. Расчёт был прост: все некроманты были неравнодушны к зеркалам, поэтому вряд ли могли предполагать, что от них может исходить угроза.