Раскардаш

Евгений Трихлеб

Раскардаш

Но что страннее, что непонятнее всего, – это то, как авторы могут брать подобные сюжеты. Признаюсь, это уж совсем непостижимо, это точно… нет, нет, совсем не понимаю.

Н. В. Гоголь

Часть первая. Билет в красивую жизнь

1

Сашу Макарова даже его собственные родственники звали Макарычем с самого детства. Прилипла к нему эта кличка сразу, навсегда и легко, словно пивная этикетка к бутылке. Как и практически любой ребенок, он мечтал стать космонавтом. Потом пожарным. Затем милиционером. В школе – артистом. Когда все поступали в институты – юристом. Ну а после армии кем-то еще таким-сяким. Однако свой судьбоносный билет в красивую жизнь Санек проиграл еще в детском саду в сотки. Всему виной фофаны, которые ему отвешивал его друг по кличке Жирдяй. Будучи крайне невезучим в этой игре, но человеком чести, чтящим правила, Макарыч напрочь отбил себе башку, стукаясь ею в моменты получения щелбанов об парту из-за сильной отдачи. Он из раза в раз зарабатывал себе сотрясение за сотрясением, и с этим каждым проклятущим ударом фаланги по лбу или макушке из котелка Макарыча вышибало по профессии. Бум – минус ученый. Дыщ – минус врач. Буцк – минус инженер. И так далее нещадно, и так далее безбожно, пока Саша не пошел в первый класс. Там его интеллектуальное развитие, благодаря смене окружения в несколько лучшую сторону, бесповоротно зафиксировалось хотя бы на дефолтных настройках. Говоря простыми словами, он остановился на таком уровне, что и полным дураком мальчик не будет, но и Илоном Маском отечественного производства ему уже также не стать. Ну а что вы хотели? Вы только представьте себе, с какой же силищей его лупил этот «товарищ». Ужас! Ох, бедный мальчик!

Но ничего ужасного в том, что Саша после учебы в институте путей сообщения, а затем службы в армии в свои двадцать девять лет стал кондуктором МУП «Коломенский трамвай», я не вижу. А что? Вполне себе профессия. Тем более ему это дело нравилось. И к тому же не подумайте, что у него было ну прям совсем уж все плохо. Ни в коем случае! Во-первых, он был хорош собой и с подвешенным языком. Это позволило бы ему при желании менять как перчатки технических сотрудниц депо, которые штабелями укладывались к его ногам. Однако Макарыч так не делал. Он искренне верил в любовь, как у его родителей, был романтиком-однолюбом и хранил место в своем сердце исключительно для той самой – своей молодой и прекрасной жены, в которой он души не чаял. Во-вторых, Саша вырос очень добрым и справедливым парнем: в свой адрес он мог стерпеть почти любую грубость, но если дело касалось семьи или друзей, то тут обидчик никакой пощады никогда не получал.

Его добродушный склад характера, естественно, находил отклик и у пассажиров. Саня всегда был приветливым, не проверял проездные у стариков и детей, забивая на планы, спущенные сверху. К безбилетникам относился с пониманием: либо просто просил оплатить проезд, ни в коем случае не угрожая штрафом, либо принимал на веру каждую слезливую тираду про потерянный кошелек. В таких случаях Саша с богом оставлял пассажиров в покое, желал хорошего дня и, лучезарно улыбаясь, заверял, что все у них будет не просто хорошо, а за-ме-ча-тель-но!

Помощник начальника депо, где работал Макарыч, Игорь Глебович Шило́вский щедро пользовался нескончаемой добротой парня и регулярно вешал Саньку лапшу на уши о нехватке персонала и о том, как он их всех тут выручает, – он постоянно ставил Макарыча на вечернюю и утреннюю смены по несколько раз подряд. Из-за этого Саша практически никогда не высыпался, и у него крайне редко бывало завтра: просыпаешься, а уже снова сегодня. И вот в один из таких закольцованных и паутинных дней после очередной вечерней смены он возвращался домой где-то в половине одиннадцатого вечера на экскурсионном ретротрамвае. Их периодически пускали по маршруту «Конькобежный центр – Внутреннее городское кольцо». Когда транспорт тронулся, последняя дверь не закрылась, о чем Макарыч ответственно и своевременно поспешил доложить водителю. В ответ на это он получил лишь трехэтажный мат, призывающий «щегла сопливого не лезть не в свое дело», а также грубые заверения, что механизм можно починить только в депо. Поэтому парень решил сесть около этой самой двери на одиночное кресло, чтобы из соображений безопасности самостоятельно предупреждать пассажиров о неисправности. Но трамвай был пока пуст, так что Макарыч с чистой совестью натянул кепку на глаза, обнял кондукторскую сумку и тревожно закемарил.

Тревожился он не из-за двери, ведь подобное ему встречалось не единожды. Хоть Макарыч и принимал все очень близко к сердцу, заботясь о всяком ближнем из добрых побуждений, в последнее время все его мысли были целиком и полностью сфокусированы только на семье. Недавно отец Макарыча – Макарыч-старший, возвращаясь с завода, поскользнулся на лестнице и сломал шейку бедра. Очень неприятная травма в любом возрасте, а для дядьки, которому под семьдесят, и подавно. Макарыч-старший сразу понял, что вряд ли сможет и дальше работать на совесть на прежнем месте, где он почти всю свою жизнь пробатрачил не просто до седьмого пота, а до тягучих слюней. Мужчине предстояла долгая реабилитация. Подачки из жалости ему были не нужны. Пенсия, пусть и небольшая, уже капала. Поэтому он гордо написал заявление на увольнение по собственному желанию у себя дома после выписки и передал его через хлопотливую и заботливую жену, которая не отходила от мужа буквально ни на шаг. Макарыч-младший всегда помогал родителям всем, чем мог, и теперь он четко понимал, что отныне на его плечи ложилась полноформатная ноша главы семейства. Домохозяйка-мать также не отличалась богатырским здоровьем и страдала от перманентно повышенного давления и сахарного диабета. А ведь у парня еще и молодая жена, которая, кстати говоря, была уже на первом месяце, и сестренка, которой нужно платить за учебу. Так что сон Макарыча был беспокойным.

Хотя в моменте Саня, с присущим ему оптимизмом, в своих грезах оказывался в Чехии. Он там никогда не был, поэтому она снилась ему со слов Макарыча-старшего. Тот побывал в Чехословакии, когда служил в армии. Во сне было где-то часа четыре пополудни. Очень приятный и прохладный летний денек. Макарыч с родными сидят в пивной и пьют резаное пиво. Про него отец много раз рассказывал сыну, облизывая усы и еще сильнее сморщивая в ностальгической улыбке и без того морщинистое лицо. Заведение находится на очень узкой улице среди низеньких домиков. Все они снизу отделаны керамикой. Верхняя половина этажей белая. Крыши треугольные, но растянутые. Улочки вымощены камнем. Несмотря на то, что дома маленькие, они все равно отбрасывают тени на тротуарчики, поэтому при желании там можно спрятаться от солнца. Вся семья сидит на веранде пивной и заказывает еду. Такую, какую хочет. Без оглядки на счет. Смеются. И все кругом безмятежно. Красота и мечта!

– Да чтоб… Напоролся на ночь глядя! Слышь, ты, по форме! Говорю сразу – нету у меня ниче! Так что вяжи, полицай!

Макарыч открыл глаза и увидел перед собой пьяного вдрабадан мужика лет сорока пяти. Он был не просто в говно, а в том полуреальном и близком к параличу состоянии, в которое человека повергает исключительно беспробудная и беспощадная пьянка. Последствия такого загула либо утром, либо перед сном неминуемо предстоит форсировать вброд. Однако он был очень прилично одет. Внешне лишь слегка помятый. Мужчина носил маленькую бородку-пяточку под нижней губой, а также черные кудрявые волосы до плеч с легкой сединой. Не старперской сединой, а крутой. Стильной. Красный галстук развязан, запонок на манжетах черной рубашки уж нет и в помине, если они были вообще. Коленки на брюках вытянуты, а лаковые остроносые ботинки ему кто-то оттоптал. Под мышкой он держал кожаный портфель, а в руке – бутылку дорогого французского коньяка. Но самое удивительное в его облике заключалось в другом. На его груди красовалась бутоньерка из ангельски белой розы. Она торчала из нагрудного кармашка еще более белоснежного пальто, белизна которого буквально оставляла ожоги на сетчатке. Макарычу даже пришлось спросонья сделать щиток из ладони, чтобы оглядеть этого пассажира.

– Ха! Честь отдаешь? А это все потому, что я перья начистил! Ну крендель! Еще и в рубашонке с бабочкой! Ты глянь, а! Че пешки выкатил? Исполняй обязанности! Я нарушил!

Мужчина сверкнул винирами и шатнулся в сторону Макарыча одновременно с началом движения трамвая. Он вытянул руки, словно подставляя их под наручники.

– Я уже смену сдал, – добродушно усмехнулся Саша. – Так что вам подарок – льготный проезд. Только через валидатор билетик погасите, пожалуйста. У нас в экскурсионных ретротрамваях старая система контроля установлена. Для антуража.

Кондуктор открыл свою сумку, достал оттуда талончик и с улыбкой протянул его пьянице.

– Какой еще «валиндатор»?! Я тя ща погашу! Тя ваще как звать?

Мужик надсадно закашлялся и взял бутылку за горлышко так, как если бы у него была «розочка».

– Валидатор сзади вас. Он билетики пробивает. Зовут меня Саша Макаров. А вас как? – Макарыч вновь ласково улыбнулся, хотя этот хрен подобного в свой адрес ну ни разу не заслужил. И даже в таком, казалось бы, абсолютно запущенном случае это неминуемо дало свои плоды – буйный клиент МУП «Коломенский трамвай» не устоял против располагающей к себе магии Макарыча и начал потихоньку успокаиваться.

– А… Понял… Извини. Без балды. Но пасаран! Жить те триста лет, как ворону! Кучеряво стелешь просто. Валериан я. Но по паспорту Валера. Макарыч, бахнешь со мной, а? – он плюхнулся рядом с одиночным креслом трамвая на двойное и протянул бутылку.

– Нет, спасибо. Правда. Талончик лучше возьмите, пожалуйста, – Саша все еще улыбался и протягивал дармовой билет пассажиру.

– Зря. А я бахну. За тя, Макарыч! За знакомство! – он выпил и занюхал рукавом.

Так как по венам Валериана давно циркулировала исключительно беленькая, то напиться сверх текущего состояния ему уже не представлялось возможным. Дальше только мрак отключки или тяга к дебошу с приключениями, которые его как раз и позвали. Он встал в проходе, схватился двумя руками за поручни у открытой двери, запрокинул голову к ней назад и заорал:

– У-а-а-а!

– Вы бы так не делали, а то опасно же. Какой-то большой праздник у вас сегодня? – робко поинтересовался Макарыч.

– Ага, о-о-общечеловеческий – середина недели. Вот че ты меня учишь, а? Билет бери, талон гаси, тут не стой, это не делай. Башли есть, попойка-другая, жизнь моя – радость сплошная! У-а-а-а!

– Ну что ж, приятного тогда отдыха! – Макарыч решил больше не докучать Валериану с соблюдением формальностей и поэтому сам подошел к валидатору, чтобы пробить талон.

– Э, ты че? Думаешь, что я – калич немощный? Микроцефал? Затрою и сам с твоей хреновиной не справлюсь? А ну, дай сюда! Хиляй отседова! Без сопливых гололед!

Пассажир выдернул из рук Сани билетик и вставил его в валидатор. Естественно, не с первого раза. И тут случилось практически невозможное. Такое бывает очень редко – старый валидатор заело, и талон в нем застрял. Оба мужчины смотрели какое-то время на щель прибора в ожидании чуда, но терпение у Валериана быстро кончилось.

– Не, я те точно всеку, – подавил зевок он.

– Прошу прощения, но такое случается. Необходимо подождать, – заверил пьяницу Макарыч.

– «Прощения, подождать». Я ему говорю, что втащу, а он лебезит. Подтирка! Вот из-за таких плашкетов, как ты, у нас вся страна в ж…

Перед последней фразой алкаш дыхнул на кулак, словно на рюмку, и замахнулся на Санька. В то же время трамвай вошел в крутой поворот на склоне, отчего буйный пассажир споткнулся и стремительно вылетел, как бутылочная пробка, из салона через сломанную дверь. Он кубарем покатился вниз с холма, шурша своим аляповатым белоснежным пальто.

– Стой! – закричал Макарыч и побежал к водителю.

– Чего тебе еще? – буркнул тот.

– Там пассажир выпал! Остановите срочно! П-пожалуйста! – выпалил взволнованный кондуктор.

– Ну выпал и выпал. Это ни в коей мере меня не интересует. У меня одна цель – управлять транспортом, – безразлично отчеканил водитель. – Для кого говорят: «Держаться за поручни во время движения»? А мне теперь и за дверь поломанную, и за него отвечать? Многовато как-то. Не положено трамвай останавливать. Дуй отсюда! А стоп-кран дернешь – я тебе руки оторву. Учти!

– Но как же это так?! Что же это?! Господи! Беда-то какая! Может, хоть какие-то документы есть или телефон? – Макарыч вспомнил, что Валериан оставил все свои вещи: бутылку и портфель, и побежал обратно к месту десантирования.

Саша быстро открыл сумку Валеры в надежде найти там что-нибудь, что поможет связаться с его родственниками и хотя бы передать им вещи. Внутри ничего такого не оказалось. Вместо этого портфель был полностью набит стодолларовыми купюрами. Макарыч чуть в обморок не упал, потому что таких денег отродясь не видывал. Он захлопнул сумку и зажмурился, словно ему все показалось, но, когда приоткрыл глаза и заглянул в нее снова, деньги никуда не исчезли. Саня обмяк и молча стек в кресло, а валидатор зажужжал и наконец-то выдал застрявший и столь долгожданный билет.

2

Цветочный горшок зафурчал в полете торчащими из него стебельками и просвистел в воздухе над ухом Макарыча. Парень успел ловко увернуться и от этого снаряда тоже, поэтому бедный цветочек разбился у входной двери за его спиной, где уже образовалось кладбище домашних растений. Ну что ж, помянем и его.

– О нет! Только не гибискус! Куда я смотрела! Joder! Надо было лучше в тебя, козла, кактусом запульнуть! Попался ведь под руку, мой любимый! Ах! Это все из-за тебя, сволочь! Вот говорила мне мать не выходить за тебя! Говорила же мне, что твой Алехандро – дурак и бестолковый Ванька el ruso! «Женитьба – половина карьеры!» «Да, но он такой хороший, mamá! Сómo lo quiero! Он самый лучший! Такой правильный, честный и просто расчудесный!» Только там, где не надо! Тьфу! Это мой такой же, как ты, русский папаша был всегда за тебя, «зятек»! Какая же ты скотина, Макаров! Как так можно? Это в нашей-то ситуации! Скажи мне, а! Ну, давай, скажи еще раз! Какого черта ты это сделал?!

– Алехандра, пожалуйста, успокойся. В который раз тебе повторяю, что я поступил так, как должен был поступить на моем месте любой…

– …любой болван и кретин, Madre de Dios!

В ход пошла тарелка из сервиза, подаренного на свадьбу кем-то из дальних родственников. И, к счастью, снова мимо.

– У тебя больной и теперь безработный отец! – начала загибать пальцы жена. – Больная мать! Твоей сестре нечем платить за учебу! Это я еще молчу про то, что мы с тобой вдвоем (а чего там – теперь уже, считай, что втроем!) еле-еле концы с концами сводим! Живем, как бомжи, кондуктор чертов! Нищие, как мыши церковные! С хлеба на воду перебиваемся! И никуда даже не ездим! А это с моим-то паспортом, с которым весь мир объехать можно! Вот ты меня уже обрюхатил, а я еще ничего толком не видела! Не путешествовала нигде! Даже по Европе! О, tu puta madre! Деньги этого проходимца могли бы стать решением всех наших проблем хотя бы на какое-то время! Nuestro billete a la vida hermosa! А ты просто взял и одним махом все просрал! Tonto! Безмозглый! Idiota!

Макарыч несколько раз приоткрывал рот, пытаясь что-то возразить своей супруге. Видимо, хотел в очередной раз парировать реплику про путешествия. Вообще-то Саня был не против поездок куда-нибудь на отдых. Но он искренне не понимал, как созерцание каких-нибудь чудесных европейских развалин, поедание эдакого волшебного парижского круассана или же смерть от индийского тифа из-за местной кухни сделают тебя лучше. Пустая трата денег и времени. Они с Алехандрой из-за этого частенько грызлись. И нужно было приложить неимоверные усилия, чтобы переспорить в данном вопросе довольно компромиссного и сговорчивого Макарыча. Он был железобетонно убежден, что если уж куда-то и ехать путешествовать, то на море в all inclusive, чтобы отдыхать, купаться, загорать и трескать свежие фрукты и овощи, как нормальный работящий человек. Но этого добра и у нас навалом – те же Сочи, например. Поэтому м-да. В Чехию разве что можно как-нибудь отца свозить, чтобы тот вспомнил былое, пивка там попить. Ну или в Испанию к родственникам Алехандры с ребенком слетать, когда родится. Но и то, и другое уже в любом случае сильно потом и после этого «потом» еще чуть попозже – сейчас, как бы это смешно ни звучало в данной ситуации, денег нет. Поэтому и загранпаспорт в текущий момент, соответственно, на хрен не нужен. Тем паче второе гражданство. Ой, все!

Саня так и не успел сказать Алехандре то, что хотел. Улучив пару-тройку секунд затишья, чтобы наконец-то вклиниться в разговор, он был тут же прерван прилетом его любимой кружки «лучший сотрудник МУП “Коломенский трамвай”» о стену.

– Только попробуй еще раз вякнуть мне эту чушь про «порядочного человека»! Да я тебе сейчас!.. – Алехандра угрожающе хлопнула фартуком по кухонной столешнице, схватилась за сковородку и замахнулась ей для очередного броска.

Саша сразу выставил руки ладонями вперед, как индеец, успокаивающий дикую лошадь в прериях. Он вытянул губы и стал медленно шептать «Все-все-все-все-все-все», так как прекрасно понимал, что дело уже пахнет либо травмой, либо пусть и небольшим, но новым ремонтом ремонта, который они только-только закончили. Алехандра была довольно маленькая и хрупкая – особенно на фоне своего бугаистого мужа, и очень смешно пошатнулась следом за сковородкой во время замаха. К счастью, жена вовремя опомнилась и как будто подумала о том же, о чем и сам Макарыч, словно прочитав мысли мужа про очередной, но теперь бессмысленный ремонт. Девушка бросила сковородку в раковину, села на стул и закрыла лицо руками. По батарее несколько раз постучали соседи снизу. Время было где-то полседьмого утра.

– Боже, ну за что мне все это? – горько воскликнула жена, воздевая руки к потолку и сбавляя тон голоса. Она размашисто перекрестилась ладошкой слева направо и вытащила заколку-гребешок из волос. Зажав ее губами, девушка стала пересобирать пучок и параллельно с этим ворчала:

– Вот честное слово, лучше б ты эти деньги хоть бы в карты проиграл. Было бы не так обидно. Точнее, все равно было бы обидно, конечно. Но не так. По-другому обидно. А это… Ой, пиздец… – Алехандра беззвучно запричитала губами.

– Это не мои деньги. Это чужие деньги. А нам с тобой чужого ничего не надо, – Саша аккуратно подсел рядом, приобнял жену и поцеловал в висок и в острый носик. – Все наладится, вот увидишь. Мы же с тобой – два Шурика, а? Своими силами со всем справимся!

– Сколько раз я тебе говорила не называть меня «Шурой»! – Алехандра от злости выпучила глаза и ударила мужа в плечо, но уже любя.

– Ладно, ладно, – усмехнулся Саша, потирая руку, – к тому же, дорогая моя, если ты хорошенько подумаешь обо всей этой ситуации еще раз, то поймешь, что я от и до поступил правильно. Хотя бы потому, что меня вообще-то могли посадить в тюрьму, если бы я оставил эти деньги себе, а Валера… или Валериан… или как там его… написал бы на меня заявление. Кража. Хищение. Упаси боже, разбой. По закону…

– Точно! Ну конечно же! По закону! – вдруг перебила мужа радостная жена. Она громко хлопнула в ладоши, подскочила от возбуждения, как козочка, на стуле и ногами вытоптала стаккато.

Снизу снова постучали.

– Ой, да пошел ты в жопу! Кто рано встает, тому Бог подает! – крикнула Алехандра, прислонившись губами вплотную к батарее. Она легко и грациозно запрыгнула мужу на колени, обняла его и страстно поцеловала.

– Ти зь мой кисюнькин! Умничка! Ведь по закону человеку, нашедшему клад, полагается процент! Это в любой стране так! А я знаю! Я это в документалке по испанскому телевидению видела!

– Да что ж ты будешь с тобой делать-то, а… Я же не сундук с сокровищами ацтеков нашел, а деньги в трамвае с камерами видеонаблюдения в сумке человека, который знает меня в лицо. И который, скажем так, потерял их у меня буквально на глазах. Еще и при крайне причудливых обстоятельствах, которые впору в какой-нибудь комедии описать, а не следователям докладывать. Поэтому тут без вариантов. Давай так: ты наоралась, поскандалила, мы все обсудили, всех соседей снова перебудили, а я во всем, всегда, везде не прав. Так что предлагаю на этом тему с деньгами замять, записать ее в, как ты говоришь, «скрижаль моих косяков, которым конца и края не видно», и больше к этому всему не возвращаться, лады? Пожалуйста, я очень устал на смене и хочу как можно скорее лечь спать.

– Ну подожди! Ты только послушай! – сказала Алехандра, крайне довольная своей идеей, словно не слыша Макарыча. Она взяла яблочко со стола и протянула Саше, развалившись у него на коленях. Жена накручивал на палец русую челку мужа и мечтательно глядела в потолок. – Ты же сам мне только что говорил, что этот Валериан был бухой. Он тебя поди и не вспомнит, если что. Поэтому во, смотри, что я придумала! План у меня следующий: забери сумку из бюро находок депо, но в этот раз сдай ее в полицию. У вас ведь нет четкого регламента на этот счет? Ну, о том, что потерянные вещи надо обязательно сдавать в бюро находок, а не в отделение?

– Вообще-то есть. В соответствии с протоколом, я как раз и должен был…

– А это теперь неважно. Короче, сам отнеси в участок сумку и скажи, что деньги просто нашел, когда уже был не на службе. Что так и было, кстати говоря. А мы потом за это компенсацию-вознаграждение получим! Сколько там, говоришь, долларов внутри было? Я сейчас в «Гугле» посмотрю, какой процент нам полагается. Так…

– Алехандрита, пожалуйста, ну не канючь, я ж тебе уже сто раз сказал, что…

– Целых двадцать процентов! Столько ты вправе потребовать от Валеры, если он за деньгами припрется!

– Тогда совсем другое дело! Завтра же увольняюсь одним днем, кладем в банк полученные проценты под проценты и переезжаем на Бали. Все, как ты хотела.

– Ого! – жена не отреагировала на сарказм мужа и увлеченно принялась читать вслух статью из интернета: – «В том случае, если владелец средств не был найден сразу на месте, существует юридическая лазейка, как оставить деньги себе». – она шельмовски закусила губу и многозначительно подмигнула Саше. – «Для этого необходимо обратиться в полицию и заявить о находке. Наилучшим вариантом будет незамедлительно написать заявление с указанием точной даты, а также описанием обстоятельств и места нахождения денег». Кстати, если тебя так смущает то, как этот мудак из трамвая вылетел, то можешь не распинаться и не расписывать в полиции все прям в деталях. Скажешь, что он просто в вагоне портфель забыл, когда выходил. И врать не придется – чисто технически все так и произошло. А понадобится – пояснишь и за подробности. Хе-хе! Идем дальше. «После этого сотрудники оформят протокол, сделают опись, в которой…» Бла-бла-бла. О! «…а затем после всех вышеупомянутых процедур вам выдадут талон-уведомление, по которому в дальнейшем (через регламентированный законом промежуток времени) можно будет оставить находку себе. Вещь (или же деньги) может до этого времени оставаться как в полиции, так и у человека, который ее нашел». Ой ты дурак… – вздохнула Алехандра.

Макарыч выхватил у жены телефон:

– «Стоит отметить, что если человек решает оставить находку у себя, то именно он несет ответственность за ее сохранность. Также гражданин обязуется вернуть вещь (или вещи) по первому требованию правоохранительных органов». Сама дура.

– Бе-бе-бе, – Алехандра скорчила обезьянью мордочку, показала язык и забрала телефон обратно. – «Если же с момента подачи заявления прошло шесть месяцев и владелец не объявился, то находку можно оставить себе на вполне законных основаниях». Санечек, вот и порешали! Ну какая у тебя жена, а! – она забарабанила ладонями по его груди. – Все, давай, собирай свои манатки, дуй в депо и живо неси бабло в ментовку!

– Ты иногда говоришь, как какой-то криминальный авторитет. И еще при этом материшься как сапожник. Никогда бы не подумал, если б не знал, что ты выросла в семье культурных людей, а не привокзальных бомжей.

– Ха-ха! Вот и по нашей улице инкассатор проехал! – передразнила мужа Алехандра, а затем тонко и заливисто засмеялась. – Ой, ну ладно, ладно! Зануда! Я серьезно, зай. Отнеси портфель в полицию. Чем черт не шутит? А там уже будь что будет, раз ты такой правильный пупсик у меня. Дадут денег – хорошо. Не дадут – me divorciaré de ti.

– Что, прости?

– «Мы и так будем счастливы». Я люблю тебя.

– И я тебя. Эх… Ладно… Тогда вечером перед сменой… – Саня сытно хрустнул яблоком, которое дала ему жена.

– Никаких «вечером перед сменой»! – зло шикнула Алехандра. Она спрыгнула с колен мужа, как кошка, и сверкнула глазами. – Собрался и поехал сейчас же! А то кто-нибудь из твоих депошных остолопов деньги сопрет, пока ты тут прохлаждаешься! Тырят же все, что не приколочено, сволочи. Дрыхнуть потом будешь – у тебя завтра все равно отгул!