Притяжение

– Доброй ночи, доченька, – желает мне мамочка, а папочка тихо поет колыбельную.

Ну и что, что я большая, колыбельные я люблю, особенно папину про зеленую карету. Вот я и засыпаю, едва успев пожелать спокойной ночи родителям. А уснув, оказываюсь в Пространстве, среди звезд, туманностей и галактик, даже Млечный Путь вижу! Его ни с чем не перепутаешь.

И вот уже я радостно улыбаюсь Крахе, щупальцами показывающей всем, что нам рады. И тетя Ира тут как тут, поэтому мы подходим поближе к шару, чтобы увидеть, что сегодня нам покажут. Мне очень интересно, хотя кхрааговских детей просто жалко. Не только мне жалко, даже Светозаре, а это о многом говорит. Растеряли мы уже и страх, и ненависть в тепле Разумных. Считаю, это правильно.

– На прошлом занятии мы с вами кроме рассматривания предательства и жестокости говорили о взаимодействии, – напоминает нам тетя Ира. – Сегодня мы опять посмотрим на происходящее в чужой вселенной, а вот затем рассмотрим методы взаимодействия.

Эта речь не очень мне понятна, но я просто твердо знаю, что нам все обязательно объяснят, поэтому не беспокоюсь даже. Мне очень интересно, что произошло дальше, поэтому я чуть не подпрыгиваю от нетерпения. И шар, будто почувствовав мои эмоции, меняется, показывая нам… Невозможное просто!

Я вижу, как девочка расы Кхрааг бережно берет на руки кого-то мне смутно знакомого. Он похож на химана, правда, ног у него почти нет, а то, как выглядят остатки, говорит мне, что его ели, но почему-то не доели. Наверное, наслаждались ужасом ребенка, потому с ног и начали. Обернувшись на Сашку, вижу и его удивление: ведь девочка, на которую мы смотрим, очень голодная, но она не хочет съесть химана, а прячет его ото всех. Кто она? Что происходит? Почему она так себя ведет?

Четвертое р'ксаташка. Хстура

Сегодня мне удается оставить в «доме» только двоих младших, Кхиру и Скхру, остальных чуть ли не пинками гонят в школу, хотя четырем-пятилетним рано еще – но кого это волнует? Совсем озверели самки, как будто мы вообще к другому народу относимся. Обидно только то, что для врагов мы ничем не отличаемся и убьют нас ровно так же…

– Ты как здесь? – удивляюсь я, увидев Ркашу.

– Спряталась, – признается она. – Страшно очень.

– Тогда надо покормить оставшихся, – предлагаю я, вздохнув. Всех бы спрятала, да не дадут самки проклятые. – А я проведаю старших.

– Хорошо, – кивает она, отправляясь в сторону кухни.

Я же иду к С’хрше и второй девочке, не знаю, как ее зовут, просто не помню. Они дышат прерывисто, тяжело очень, значит, повредили им обеим что-то вчера. Но помочь мне нечем, только перевязать, и все. Этим я и занимаюсь, когда С’хрша открывает глаза, полные мучительной боли.

– В мешке… – она говорит медленно, часто переводя дыхание, и очень тихо, но я разбираю слова. – Возьми…. К себе… У тебя… Запирается…

Сначала я не понимаю, потом только до меня доходит: у меня комната накрепко запирается, но я думала, что это у всех. На мой вопрос С’хрша качает головой, но объяснить не может, силы покидают ее. Тут только Д’Болу молиться остается – она или выживет, или нет. Но вот то, что другие комнаты не запираются, плохая новость. Если что, хотя бы младших надо будет загнать ко мне. Может, и убережет Д’Бол от смерти.

Я подбираю мешок, на этот раз заглянув туда, и вижу – он полон брикетов. Их намного больше, чем можно было бы выручить за наши «сокровища», значит… Теперь я понимаю, почему старшие девочки едва живы – они украли. Наверняка отвлекли чем-то охрану и украли прямо со склада. Наверняка их догнали и избили, посчитав, что убили, но странно, что не отобрали наворованное. Если выживут – спрошу обязательно.

В первую очередь я отношу мешок в комнату, лишь затем, взяв с собой один из новых брикетов, иду на кухню. Нужно положить по маленькому кусочку, буквально крошку, в суп для младших. Им вредно так голодать, но кому есть до этого дело?.. Кхраагам точно нет никакого.

– Ого! – ошарашенно замечает соседка, увидев брикет. – Откуда?

– Девчонкам вчера удалось, – коротко отвечаю я. – Давай положим младшим…

– Правильно, – кивает она, вздохнув.

Подумав, я кладу и ей, все-таки она младше. Полные удивления глаза все мне говорят, и, поддавшись порыву, я глажу ее по голове, а Ркаша вполне ожидаемо плачет. Не стали мы зверями, оказавшись никому не нужными, не стали. Хоть в чем-то на самок не быть похожими. Пусть поест, ей это нужно, а потом пойдем кормить младших. Вот они тоже порадуются.

– Что это? – услышав отдаленный гром, спрашивает меня соседка.

Решительно подняв штору, я выглядываю в окно. Гул какой-то слышится, и время от времени гром, как будто что-то взрывается, хотя откуда мне знать, как гром звучит? Мне только слово известно.

– Гремит что-то, – вздыхаю я. – Может, убежища строят или еще что-нибудь…

– У старших есть убежище, – делится слухами Ркаша. – Говорят, там у них звездолет спрятан такой, чтобы можно было убраться отсюда, не умея даже летать.

Я вздыхаю от этих сказок. Вечно у нас слухи какие-то, то о том, что могут нас в заслон послать, то о вот таких сказочных звездолетах, то еще что-нибудь… Верить в них нельзя, но пугаться и мечтать, конечно, не запретишь. Кто легенды рассказывает, кто в волшебные звездолеты верит, кто Д’Болу молится… Совсем без веры нельзя, от этого с ума сойти можно – помню, слышала что-то такое давным-давно, будто в прошлой жизни.

То время, когда у меня была мама – хоть какая, но мама – будто ушло в сказки. Кажется мне сейчас, ее у меня никогда не было, всю жизнь только этот барак, и ничего больше. Что делают с девочками в школе сейчас, я и не знаю. Вчера многие плакали, а сегодня мне просто страшно за них. Хотя, кажется, чего бояться: не убьют самки, так придет враг, и тогда совсем точно никому не спастись. Также, как кхрааги не жалели их детей, они не пожалеют и нас. А я? Я бы пожалела?

Я задумываюсь, пытаясь представить, что малышей убили… и не могу. Получается, я не знаю ответа на этот вопрос. Хоть мне и совсем немного лет, но, кажется, я стала взрослой. Нет у меня детских мыслей, да и откуда им тут взяться… В этот момент какой-то резкий звук заставляет меня вздрогнуть и кинуться к ближайшему окну.

Сначала я ничего не вижу, только слышу, а вот затем взгляд мой цепляется за какую-то точку в небе. Я замираю, ошарашенно глядя на нее, потому что не понимаю, что это. Точка приближается с каким-то отчаянным воем, и через несколько долгих, как ожидание первого удара, секунд я наконец понимаю, что это: к поверхности планеты с резким громким звуком несется катер. Спасательный катер – его можно узнать по расцветке – горит. И с ровно таким же звуком, ничуть не замедлившись, он впиливается в каменистую почву, взорвавшись с такой силой, что дом подпрыгивает на месте.

Подняв взгляд в небо, я вижу расцвеченные вспышками облака. Все становится ясно: наша жизнь подходит к концу, ведь они пришли. Они пришли, чтобы отправить нас туда, где больше не будет голода. Не оборонил меня Д’Бол, хотя рано еще говорить об этом… Хотя кто я ему, не заслужила я наверняка, но малыши… Малыши…

– Ркаша! Ркаша! – громко кричу я. – Быстро бери младших – и в мою комнату!

И сама спешу туда же, надеясь успеть до начала бомбардировки. Если моя комната действительно была жилым модулем звездолета, если это не байки, то мы сможем выжить. Нужно поднять пол и проверить… Я не помню, откуда это знаю, но, ввалившись в помещение, сразу же бросаюсь поднимать узкие полоски пластика. Тут должно быть что-то важное, я чувствую! И будто сам Д’Бол ведет мою руку, когда я наконец вижу две клавиши: цвета внимания и опасности. Одна, зеленая, как моя кровь, мерцает в полутьме, а дом уже начинает качаться.

Младшие вместе с Ркашой вбегают в комнату, не забыв при этом закрыть звонко щелкнувшую дверь, а я изучаю клавиши. Если я правильно понимаю вот этот символ, то он говорит о маскировке. А второй – об обзоре. Мне кажется, Избранный Богами Д’Бол подсказывает мне, как именно поступить, потому что я нажимаю левую клавишу, а потом изо всех сил давлю на большую кнопку. Она идет вниз с трудом, а потом как-то легко падает и громко щелкает. Появившаяся надпись говорит мне о спасении.

«Индивидуальный модуль спасения». Это означает, что моя комната была не просто модулем звездолета, а частью системы спасения. Они на очень многое рассчитаны, о чем мне дает понять тихий гул. Щели окна закрываются, успев продемонстрировать бомбардировку города яркими сгустками.

– Что это? – восклицает Ркаша, падая на пол, а я обнимаю младших.

– Враг пришел, чтобы нас убить, – объясняю я ей. – Но моя комната – это спасательная капсула, понимаешь? Может быть, нас не найдут…

Сейчас все мое существо нацелено на выживание. Вот сейчас, сию минуту выжить, а потом будет потом.

***

Все щели закрыты, комната дрожит, но не сильно. Я боюсь открывать обзор, да я всего сейчас боюсь. Мои малыши уже успокоенно лежат в руках, а все понимающий Брим молчит, при этом младшие, обнятые Ркашей, очень тихо плачут. Странно, что соседка никак не отреагировала на химана, хоть и видит его, но, судя по очень большим глазам, буквально выпирающим наружу, она просто в шоке.

– Мы остались одни, – констатирую я непреложный, как мне кажется, факт.

– И теперь умрем от голода? – жалобно спрашивает меня Кхира.

– Еда у нас есть, – вздыхаю я, показывая на мешок. – И вода пока тоже. Нужно подумать о туалете и просто ждать.

– Чего ждать? – не понимает меня Ркаша.

– Убив всех, враги уйдут, – объясняю я ей. – Они будут мучить и убивать долго, но потом уйдут, и мы сможем выйти.

– Чтобы умереть на планете? – всхлипывает пожалуй что подруга.

– Чтобы проверить слухи о спрятанном звездолете, – спокойно отвечаю я ей.

Я действительно спокойна почему-то, как будто этот покой послан мне откуда-то сверху. Малыши спасены, а сама я так долго ждала прихода врагов, что уже перебоялась. Сейчас надо покормить и малышей, и младших, да и нам надо поесть. Одного брикета хватит дня на два, их же в мешке много, насколько я увидела. Кроме того, вряд ли враг разграбит склады, они сюда за другим пришли.

Но у Ркаши есть теперь цель, при этом она по-прежнему не задает вопросов о химане, хоть и видит, что перед ней не кхрааг лежит. А он спокойно смотрит на остальных, будто и не задумываясь о том, в какой опасности находится. Дрожание капсулы постепенно сходит на нет, что означает – бомбить, наверное, перестали. Откуда-то я знаю это слово: «бомбить». Наверное, из старых фильмов, которые иногда показывают… показывали.

– У тебя химан, только странный какой-то, – равнодушным голосом замечает, наконец, Ркаша.

– Он такой же ребенок, как и все, – отвечаю я ей, и вот тут подруга моя, уже единственная, показывает, что она ребенок.

Свернувшись в комочек на полу, она отчаянно плачет, а вместе с ней начинают и младшие, причем все, кроме химана. Шипение заполняет комнату, а я только качаю в руках малышей, но не успокаиваю тех, кто постарше, – им нужно, просто очень надо проплакаться, чтобы стало легче. Ведь, если подумать – мы последние кхрааги, больше никого нет. Совсем никого… Доигрались самцы со своими глупыми кланами и нападениями.

Младшие, наплакавшись, засыпают, а я проверяю воду и посуду. Если плошек не хватит, надо будет по очереди есть, но тут оказывается, что свои миски младшие притащили с собой, а для Ркаши у меня найдется. Я отхожу в сторону, положив на импровизированную кровать малышей, чтобы посмотреть, что у нас с водой.

Пол на место я уложила не полностью, наверное, именно поэтому обнаруживаю небольшую дверцу, потянув за которую, замираю – из пола вырастает явно складная кабинка. Заглянув внутрь ее, понимаю, что проблема туалета решена. Надо же, я столько времени здесь прожила, но даже и не подозревала о том, что модуль автономный. Тогда и с водой не может быть проблем. И, будто подтверждая мои мысли, на стене обнаруживается краник небольшой, а рядом с ним треугольный циферблат, показывающий, что воды у нас полные баки. Два полных бака – это, во-первых, богатство, а во-вторых, очередная странность.

Нужно, наверное, посмотреть, что вокруг творится. И потом время от времени посматривать, чтобы обнаружить момент, когда последний враг уберется с планеты. Отчего-то я уверена, что они не будут уничтожать нас физически, а просто уйдут. Может, музей среди костей устроят – что я о химан знаю? И посоветоваться мне не с кем, кроме как с воображаемым Избранным. Подскажи, Д’Бол…

– Сверху пришли враги, – объясняю я химану. – Чтобы убить нас всех. Не знаю, спасли бы они тебя…

– Убили бы и забыли, – усмехается он. – У меня нет никого, да и ног тоже, так что я им живым точно не нужен.

– Значит, от кхраагов химан ничем не отличаются, – понимаю я, а потом наклоняюсь к маленькому пульту, чтобы нажать клавишу обзора. – Я сейчас посмотрю, что вокруг творится. Ты не смотри, мало ли…

– Вряд ли что-то хорошее, – замечает он, но отговорить даже не пытается, а я решительно нажимаю серую клавишу.

Откуда-то снизу, пробив пол, поднимается длинная палка, оканчивающаяся визором. Встав на цыпочки, потому что на мой рост она не рассчитана, я приникаю глазом к довольно древнему, насколько я помню, прибору удаленного обзора. Наверное, действительно, зря я это…

Города почти нет, он дымится, укрытый зеленым, цвета крови, туманом. Между нашим «домом» и первыми развалинами – десятки разорванных тел, но еще стоят и взрослые, и… Увидев, что с ними делают, я падаю на пол, не сдержав рыданий. Пусть они имеют право мстить, но химан хуже кхраагов! Хуже! Потому что они не просто уподобились тем, кого убить хотят, они в чем-то даже превзошли их. Я не буду рассказывать! Никому и никогда не расскажу, что увидела сквозь визор.

Только сейчас понимаю, от какой страшной участи нас всех уберег Д’Бол. Я и не представляла себе, что с детьми можно обращаться именно так. Это намного хуже смерти, потому что ужас, царящий на равнине, чувствуется, мне кажется, даже здесь… Ну а то, что детей убивают кхрааги, не понимающие, что отсрочка для них очень короткая, меня уже не удивляет. Это слишком жестоко, просто, по-моему, запредельно. Пусть покарают их всех… Хочешь убить – убивай, но вот так зачем? Зачем им нужен именно такой ужас?

Я нажимаю еще раз клавишу, чтобы убрать визор. Это не надо никому видеть, совсем никому. Кажется, все испытания сделали меня взрослой. Ну еще я и самая старшая здесь, значит, надо становиться взрослой, потому что больше некому. Должен быть кто-то взрослым, потому что иначе мы не выживем. Не зря же нам дал этот шанс Д’Бол, ведь именно он вел меня, когда я искала те самые кнопки, и мы должны, просто обязаны воспользоваться им.

Не знаю, сколько времени пройдет, прежде чем враги уйдут, но мы подождем. Выждем, сколько будет нужно, а потом пойдем искать тот корабль из слухов. Только бы химан не решили уничтожить планету, ибо выдержит ли такое модуль, мне неведомо. Страшно очень, на самом деле, у меня теперь кошмары будут…

Ну а пока я дрожащими руками наливаю воду в миски и плошки, кладу в них кусочек концентрата из брикета и жду, пока набухнет, чтобы разбудить и покормить младших. Они все теперь мои, потому что больше нет у нас никого.

Второе новозара. Лана

Самый большой вопрос, который остается после нашего сна, это почему девочка кхраагов такая добрая. Причем вопрос этот у Сашки, для меня-то все нормально, но брат мне объясняет, что его доброта появилась потому, что им Варамли занимался, показывая пример, а для кхраагов такое поведение совсем нехарактерно. Девочку не любили же, она обязана была просто озлобиться, но почему-то не стала. Надо будет Краху об этом спросить.

На самом деле, мне безумно жалко эту Хстуру, имя которой действительно говорящее, так Сашка сказал. То, что делают с сиротами самки кхрааг, вообще очень странно. У химан хотя бы детские дома были, хотя безногого, скорее всего, усыпили бы, учитывая, что у него никого нет. Но тем не менее вот именно такого отношения я не понимаю. Какое-то оно запредельно-жестокое.

Завтракаем мы сегодня у Винокуровых, наверное, поэтому мою задумчивость сразу же замечает тетя Маша, ведь она же телепат. Не мешая мне завтракать, она хмурится, а потом, видимо, не выдерживает, спрашивает, и я начинаю рассказывать о том, что мы увидели. О брошенных девочках. Все равно, как они выглядят, ведь они просто дети! Я говорю, что их бьют сильно, пугают, а питаться почти нечем, ну еще и о доброте.

– В истории Человечества такие случаи известны, – говорит мне тетя Маша. – В Темных Веках жил народ, который хотел уничтожить другой народ. Физически уничтожить, и вот он пришел убивать…

Она рассказывает о событиях из дремучей истории, а я в ее словах вижу Хстуру и то, что ее окружает. Единственная разница – ее не хотят убить, на этих детей просто наплевать. Но тетя Маша тут принимается рассказывать о том, что такое «лагерная мама», откуда пошло такое выражение и что оно значило. И я начинаю понимать: Хстура добрая, потому что ей есть о ком заботиться. Но ведь другие не такие – почему?

Это занимает мои мысли весь день, да и Сашка очень задумчивый. Он вздыхает, что-то вспоминая, а Светозара просто оценивает увиденное нами. Увиденные девочки – просто дети. Не кхрааги, не жестокие, злобные существа, а дети. И, видя этих потерянных девочек, я понимаю: мы уже изменились, став разумными, а для разумного существа дети превыше всего.

– Здравствуйте, дети, – улыбается нам Тинь Веденеевна. – Сегодня мы с вами поговорим о буквах и цифрах. Большую часть информации человек традиционно получает из книг, а чтобы уметь читать книги, нужно знать буквы..

Я читать умею, но на языке химан и немного – иллиан, а на всеобщем совсем нет. Буквы выглядят иначе, при этом есть и простые, и очень сложные, они называются «иероглифы». Вторые очень практичны – в одном иероглифе можно целое понятие зашифровать. Это очень удобно в космических кораблях, поэтому я изучаю новые буквы особенно тщательно.

– А теперь мы вспомним счет, – улыбается нам учительница.

Считать у нас умеют все, но мы все равно проходимся по цифрам, а потом начинаем складывать и вычитать. Это нужно, чтобы у всех был одинаковый объем знаний. Вот тут я узнаю, что у Светозары с цифрами не очень хорошо, поэтому мы все помогаем ей понять, что за что отвечает и как этим пользоваться. Очень интересные уроки у нас сегодня, просто очень. А после обеда будет еще История Человечества – от Темных Веков до нынешних дней.

У нас на первых циклах не очень много предметов, потому что запоминают все по-разному, а выучить нужно всех. В перерыв мы идем обедать, делясь впечатлениями с одноклассниками. Второй день всего, а я уже привыкаю, потому что к хорошему очень быстро привыкаешь. Даже столовая тут совсем не похожа на то, что в прошлом было. Столики небольшие, за ними можно вчетвером сидеть. Мы с Ви, Сашкой и его Светозарой так и садимся, а еда у каждого своя – что нравится, что можно, потому что хоть болезней и нет, но коммуникатор же говорит о том, чего не хватает…

– Все-таки надо Краху спросить, отчего Хстура такая, – задумчиво произносит Сашка. – Хотя я тоже… Но другие-то нет…

– А может быть, это из-за того, что она совсем одна? – интересуюсь я, а Ви уже знает, о чем мы разговариваем, но просто слушает. У нее дар эмпата, вот она все и чувствует.

– Нет, озлобиться должна, – качает головой мой брат.

Так ничего и не решив, мы возвращаемся на уроки. Мне очень интересна история Человечества. Особенно то, чем она отличается от истории химан, ведь я же помню… Вот сейчас совершенно точно узнаю, и тогда можно будет сравнить.

– История Древних веков до нас дошла не полностью, – произносит Тинь Веденеевна. – Мы с вами начнем с тех времен, когда люди считали, что всеми природными явлениями управляют некие высшие сущности. Они назывались богами.

– У кхраагов приняты ритуалы, – задумчиво произносит Сашка. – И у алиан, а вот у химан не знаю…

– У химан один бог, который всем управляет, – припоминаю я. – Только в него уже не верят, просто по привычке упоминают.

– Вы рождены в иных, с нашей точки зрения, очень диких цивилизациях, – кивает нам учительница. – Если я правильно понимаю, у кхраагов непростые ритуалы были, поэтому вспоминать не будем, договорились?

– Спасибо… – тихо благодарит ее Светозара.

Учитывая, что нас едва не съели, то действительно хорошо, что не нужно об этом рассказывать. А вот у людей все было не так жестоко. Конечно, существовали культы жестокие, даже очень, но мы о них пока говорить не станем, потому что потом кошмары начнутся, а нам не надо. Хватит ужасов в жизни… Тинь Веденеевна объясняет, что всему свое время и что никто рассказывать малышам об ужасах не будет.

Очень заботливые люди, а разум школы внимательно следит за тем, когда мы утомляемся, особенно я. Я почему-то быстрее других устаю, но ничего страшного в этом нет, потому что одинаковых детей просто не существует. А раз так, то и волноваться незачем. Разум же бдит, поэтому мы возвращаемся домой усталые, но не замученные.

А еще в школе нет домашних заданий! Вот совершенно нет, и все, как будто они и не нужны вовсе. Не утерпев, спрашиваю Тинь Веденеевну, а она говорит, что дома нужно отдохнуть, расслабиться, заняться чем-то другим. Если вдруг окажется, что я что-то слишком быстро забываю или что нужна дополнительная тренировка, то это будет решено, но пока такого нет.

А я вспоминаю химан и их бесконечные домашние работы. Зачем они были придуманы?

***

– Ответ очень прост и сложен одновременно, – отвечает мне Краха. – Девочка – творец, а что значит этот дар, кто знает?

– Она не может быть неразумной, – замечает Оля. Она совсем недавно в Академии, а знает уже больше нас. – В какой бы цивилизации она ни родилась, но разум всегда с ней, ведь умение творить – вот тут, – и девочка кладет руку себе на грудь.

– Да, именно так, – показывает щупальцами улыбку наставница. – Открывшийся дар уже не позволит ей стать жестокой, да она этого и не хочет, видите?

Картинка в шаре приближается, позволяя нам рассмотреть не только непростую жизнь девочки-кхрааги, но и ту заботу, внимание, с которыми она относится к окружающим ее существам. Я вижу правоту Крахи, но не понимаю, откуда она взяла, что девочка творец? Задумавшись, выпадаю из обсуждения, но затем обращаюсь к наставнице, потому что не могу понять, почему она решила так. Неужели только по поведению?

– А почему ты думаешь, что она творец? – интересуюсь я.

– А вот смотри, – Хстура в шаре снова находит химана, и тут ее движения становятся медленными, а шар расцвечивается так называемыми «вероятностными линиями». – Видишь? Она совсем немного, неосознанно, но меняет мир вокруг себя.

Да, творец это может, поэтому так важно обучение. Я вглядываюсь и вижу, что девочка изменила реальность так, что на химана никто внимания не обращает. При этом он принимает страшное для него существо, не умирает, не боится постоянно, а такое ощущение, что ему все равно. Я вглядываюсь в его лицо, чувствуя, что знаю его, но не могу понять откуда.

– Раз этот вопрос прояснили, давайте посмотрим, что произошло дальше, – произносит наставница, позволяя нам увидеть детей.

Два десятка разновозрастных детей расы кхрааг находятся в аду. Их никто не любит, не гладит, не успокаивает. Они живут в постоянном страхе, при этом самки не стесняются избить, заставить заниматься физически для детей тяжелым трудом, унизить их. И Хстура – готовящая еду, отрывающая ее от себя, чтобы покормить мальчика чужой расы, заботящаяся о тянущихся к ней младших. А еды у них все меньше…

– Лагерь… – шепчу я, находя все больше совпадений с тем, что рассказывала тетя Маша. – Как она только находит в себе силы…

– На Сашу похоже, – замечает Светозара, прижимаясь к нему плечом. – Такая же сила воли, такой же взгляд на вещи и готовность жертвовать собой.

– Потому что творец, – кивает мой брат, но чувствую я, дело не только в этом.

– Давайте дальше смотреть, – улыбается кто-то из аилин, я не всех тут по именам знаю.

И вот когда в руки Хстуры попадают едва вылупившиеся, как нам Сашка говорит, малыши, я уже понимаю, что она их не оставит и не съест. Хотя ей в руки их отдали явно с этой целью. Мой брат протяжно шипит, что показывает его недовольство, но молчит, а я смотрю, как совсем юная девочка становится мамой. Она действительно мамой становится, хоть и не знала такого отношения никогда, что необычно, конечно, но малышам очень комфортно.

Дальше нам показывают орбиту – наскакивающие корабли-разведчики, попытка ремонта флота и, наконец, первое обнаружение планеты. Меня совсем не удивляет предательница, сидящая за штурвалом в одиноком корабле. Кхрааги на этот раз не вступают в переговоры, просто уничтожая малый разведчик с очень удивленной предательницей.

– Это химан! – переводит нам Сашка речь командира патрульного звездолета. – Химан, захватившие наш корабль!