Притяжение

Владарг Дельсат

Притяжение

Первое р'ксаташка. Хстура

Вечно скрываться нельзя. Просто невозможно, и все это уже понимают. Кхраагов осталось очень мало – и самцов, и самок. Можно было предположить подобное, ведь самоуверенность до добра не доводит, но кто бы послушал глупое яйцо?

Мы самки, это наше предназначение. Самцы выселили нас на отдельную планету еще в незапамятные времена, и с тех пор, когда кому-то из них приходит срок размножаться, кто-то из нас исчезает. По какому принципу выбирают тех, с кем… как именно это происходит – никому не ведомо до самого последнего мгновения. Затем проходит срок, и возвращенная самка откладывает два яйца – из одного вылупляется самец, которого тут же забирают, а из другого самка, остающаяся с мамой. Поэтому я знаю, что такое «мама».

Тот факт, что нас не спрашивают, никого не беспокоит. У нас есть свои звездолеты, охранные части и жестокая королева. По ее слову могут убить и замучить любого на планете. Точнее, могли. Два года назад все изменилось, да не постепенно, а как-то мгновенно, хоть и нельзя сказать, что изменения произошли именно в один день. Началось все в месяце шр’втаксе, насколько я помню. Хотя нет, стоит начать с начала.

Меня зовут Хстура, мне одиннадцать лет, то есть я бесправная, потому что дитя. Но это не так важно, ведь имя мое означает «пришедшая из тьмы», то есть говоря простым языком – подкидыш. Меня мама не откладывала, и, хотя генетическая структура моя похожа на ее, как дочь на мать, факт остается фактом – мое яйцо появилось на свет без оплодотворения и неведомо откуда, поэтому вопрос, был ли у меня брат, остается открытым.

Я считаюсь глупой. Не до забраковки, ведь бесполезных членов общества уничтожают, но ниже по интеллекту всех остальных. И я старательно поддерживаю это мнение, ведь именно так я борюсь против оплодотворения. Ни один кхрааг не захочет сына от не очень умной матери, поэтому у меня есть шанс не испытать на себе насильственного оплодотворения, когда подрасту.

Итак, был месяц шр’втакс, я ходила в школу – так называется место общего обучения. У нас все не так, как у самцов, но мы их интересуем только для одного. А наша королева повелела всех обучать одинаково. Быть тупой, конечно, больно, иногда очень, но зато со мной не сотворят ничего страшного. Впрочем, учителя уже привыкли, что со мной ничего не сделаешь, поэтому уже не пытаются вбить знания, зато мама…

Опять я отвлекаюсь… В том самом месяце начались активные шевеления. Я многого не видела, но откуда-то взялись новые звездолеты, часто садившиеся прямо на планету. Затем… учителя просто озверели, поэтому первую неделю я плохо помню – чуть не сорвалась. Такого ужаса я не испытывала никогда. Даже когда нас начали спешно грузить на корабли и я питомца нашла, так страшно не было.

По слухам, тогда наши что-то сделали с кхраагами, отчего три планеты превратились просто в пыль, а с ними половина флота и все главы кланов. По тем же слухам, хотели принести в жертву богам кхраага, причем судя по имени, маленького еще. Д’Бол – это детское имя, и вот боги жестоко наказали нечестивцев, а затем на нас напали химан. Закипели битвы, но к химан присоединились и аилин, и даже иллиан, которые раньше воевать не умели.

Каждый день приносил неутешительные новости, которые от нас пытались скрывать, но не выходило. А затем павший с неба корабль аилин убил королеву, и воцарилась паника. Я помню этот день – все орали, бегали по улицам и было страшно. Не как в первую неделю, но тоже ничего хорошего.

Вот тогда нас принялись сажать в корабли. Я попала на какой-то странный, полный решеток и вообще, кажется, тюремный. Я бы, наверное, испугалась, но после всего произошедшего просто устала. Еще и мама накричала, рыкнув, что надо было разбить мое яйцо, когда была возможность. Поэтому мне уже было почти все равно, только есть очень хотелось, потому что мама… Непростой день был. Если закрыть глаза…

Оказывается, тот день я помню очень даже хорошо. Серые стены, решетки везде, испуганные дети нижней ступени развития, то есть те, кого не очень жалко, если что. Нас распихивают по клеткам, а мне уже без разницы – убьют так убьют, устала просто бояться.

И вот в самом углу клетки я вижу его. Маленький химан, прикрытый какой-то тряпкой, весь в крови. Он лежит и дрожит. Я языка химан не знаю, но стараюсь шипеть успокаивающе, чтобы не пугать еще больше. А он поднимает голову, и, хотя я понимаю: раз химан напали, то он уже относится к категории «мясо», я просто не могу его убить и съесть. Несмотря на то, что с утра ничего во рту не было и голод очень сильный, я не буду его есть.

Именно поэтому я осторожно осматриваю химана, но вижу, что его уже кто-то ел – ноги отсутствуют. Их огнем, кажется, прижгли, выглядит именно так, ну и характерные следы челюстей… Как он только выжил? Ведь от боли должен был умереть! Или его усыпили, чтобы не мешал трапезе своими криками? Тогда это точно наши – ну, самки, потому что самцам нравится визг жертвы.

Он поднимает взгляд на меня, и столько в его глазах… Ненависти я не вижу, скорее просто покорность. Он смотрит, как будто ждет, что я его прямо сейчас есть начну. Но я его заворачиваю в вытянутую из сумки, которую я каким-то чудом успела схватить, запасную накидку. Он, конечно, меньше нас, но в сумку не поместится, поэтому надо его в руках нести, но осторожно, нельзя, чтобы кто-то заметил. И я обустраиваюсь в углу так, чтобы никто не мог подкрасться и напасть.

На самом деле, мое поведение очень даже хорошо объяснимо. Я же никому не нужна, а так у меня близкий появится, ну… возможно. Не знаю, как он здесь оказался и что с ним случилось, но мне так хочется, чтобы рядом был хоть кто-нибудь… Химан, я думаю, что-то начинает осмысливать, потому что он, кажется, разговаривать пытается, только я вот не понимаю ничего, но мы постараемся понять друг друга, обязательно.

Затем приносят миску с похлебкой. Она жидкая очень, а еще дают кусок лепешки. Самки, раздающие еду, смотрят на меня с брезгливостью, а почему – я не знаю. Хотя, возможно, это потому, что я теперь ничейная. Мне еще предстоит узнать, что мама от меня отказалась и теперь мне предстоит жить в общей казарме, где у каждого потерявшего родителя есть только маленькая комнатушка.

Но в тот момент я всего этого не знаю, и занимаюсь тем, что пытаюсь накормить своего питомца… или друга? Наверное, у такой, как я, может быть только такой друг – безногий, полудохлый химан.

***

По-моему, у него уши острые, для аилин характерные, но он такой тощий, что и не определить. Да и не разбираюсь я настолько хорошо в расах. Впрочем, сейчас проблемы у нас совсем другие – разделить еду, которой почему-то очень мало, на двоих, забиться в самый уголок, чтобы хоть немного поспать, а утром нужно идти в школу, потому что закон никто не отменял.

Мы теперь с год уже, наверное, живем на планете без названия. Здесь очень холодно, что для нас тяжело, конечно. Теплых вещей почти нет, а так как мы остались без родителей, то нам просто раздали шкуры, и все. Здесь, разумеется, только девочки, потому что мальчиков сразу забирают самцы. А мы в отсутствие матерей получаемся никому не нужными. Правда, я одна такая, от которой отказались.

Из-за этого поначалу приходилось драться, но потом девочки, особенно младшие, поняли, что мы здесь в одних и тех же условиях. Мы никому не нужны, а наш жилой барак, носящий гордое название «дом», находится на самом краю поселения. Продукты нам сгружают на неделю, и приходится выкручиваться. Методом проб и ошибок мы учимся делать еду своими руками, медленно организовываясь.

– Эй, дежурная! – слышу я выкрик с нотками брезгливости.

Погладив уснувшего химана и убедившись, что его случайно не найдут, я тороплюсь на выход. Сегодня я дежурная, потому что одна из старших. Совсем младших на дежурство не поставишь, они ничего пока не умеют, да и многие искренне не понимают, куда делась мама и почему они ненужные. С этими мыслями я выбегаю из барака. Теперь положено встать на колени, изобразив покорность, хотя хочется вцепиться в горло сытой самке. Но если я это сделаю, меня просто убьют, и все. Они не кхрааги, а просто звери. Жаль, что раньше я не понимала, насколько дика наша раса.

– На тебе новеньких! – в меня летит сверток. – Вчера вылупились. Можешь сожрать, пока шкура тонкая, – сытая, лоснящаяся самка хохочет.

В свертке двое малышей с нежной еще шкуркой, она затвердевает на седьмой день, а пока они мягкие, как химан, поэтому с ними надо обращаться бережно. Тихо попискивающие мальчик и девочка, с закрытыми глазами. Значит, действительно недавно вылупились, глаза на третий день, кажется, открываются. И у них уже совсем никого нет.

Едва слышно всхлипнув, я наклоняюсь к обоим, делая то, что запрещено по отношению к чужим детям. Мягко, как умею ласково, я прохожусь языком по их серым спинкам, закрепляя свое право. Теперь они запомнят первую ласку и мой запах. Очень плохо, когда совсем никого нет, поэтому я буду у них. И они у меня… А химан привыкнет, потому что малыши точно не нападут. Им бы выжить для начала, очень уж они хрупкие в этом возрасте.

– Вот как… – самка смотрит на меня совсем иначе, а затем залезает в свою поясную сумку, доставая оттуда немыслимое богатство – два брикета детского питания. – От школы ты освобождена на месяц!

Странная самка… Обычно им совершенно наплевать, живы ли мы, да и кто из нас откроет глаза завтра. Даже умерших мы хороним сами, а умершие есть – малыши разлуку с мамой очень плохо переносят, но кого это волнует. Такое ощущение, что от атмосферы общей паники что-то испортилось в нашем обществе. Ну или такими самки были всегда, я просто не знала.

Отнеся малышей в свою «нору», укладываю их рядом с химаном, от этого проснувшимся, и достаю спрятанный в карман брикет. Один из двух всего, но даже он уже дает шанс выжить всем троим. Ну вот я и стала мамой, хотя бежала от этого как могла. Когтем осторожно отрезаю три кусочка, маленьких, но им хватит пока, потом достаю плошку с водой и бросаю туда. Теперь надо ждать, пока набухнут, и не думать о том, что у меня в кармане еда, которой можно насытиться. Есть-то хочется постоянно…

– Эй, Хстура, – зовет меня соседка, совсем юная еще Ркаша, она года на три меня младше. – Чего самка хотела?

– Малышей мне отдала, – негромко, чтобы не разбудить, отвечаю я. – Только-только вылупились.

– И ты их… – она боится произнести страшное слово, я ее понимаю: ведь именно это приходит в голову вечно голодным нам, но она не хочет спрашивать, потому что не настолько мы озверели еще.

– Хоть у кого-нибудь среди нас будет мама, – смягчив интонации, отвечаю ей.

Отвисшая челюсть служит мне хорошим отображением мыслей подруги. Такого она действительно не ожидала, одно дело – положить их к остальным, а совсем другое – принять своими, что я и сделала, показывая тем самым, что и так тоже было возможно. На самом деле, мой поступок необычен для кхраагов, но мне уже все равно. Достаточно почувствовать себя на месте этих двоих малышей. Во-первых, без мамы они недели не проживут – опыт у нас уже есть, а во-вторых, не хочу чувствовать себя зверем.

Интересно, почему от школы освободили аж на месяц? Это я не очень хорошо понимаю, но набухшая еда заставляет отвлечься от всех мыслей, чтобы осторожно накормить и малышей, и моего химана. Он-то, конечно, не кхрааг, но эта еда нему подходит.

– Ешь, тебе нужно, – говорю я на всеобщем языке. Несколько слов выучила за прошедшее время, потому что химан по-нашему вряд ли сможет.

– Невкусно, – жалуется он, но ест. Знает, что у нас еды совсем немного, даже поделиться пытается…

– Тебе очень нужно, – повторяю я, шипя между звуками. Есть хочется очень сильно, но нельзя, просто нельзя, и все.

– Спасибо, – отвечает мне то ли химан, то ли аилин. Неважно мне, к какой расе он относится, на самом деле.

Этого химана зовут Брим, но вот что с ним случилось, я не понимаю. Он-то, конечно, рассказывает, но слов недостаточно, поэтому мы говорим простыми словами. Очень простыми, стараясь не запутаться, но потихоньку добавляются и другие, позволяя мне узнавать больше. А когда я учусь, мне хотя бы не так страшно делается.

Малыши едят хорошо, значит, замерзнуть не успели. Так, они сейчас будут спать, а я обойду барак, посмотрю, все ли в порядке, заодно и еды сделаю, а то уже голова кружится, и, думаю, не только у меня. Глажу детей, понимая, что никому их не отдам, а химан тоже на ласку реагирует, хотя мы с ним, по-моему, в одном возрасте. Наверное, это потому, что он потерял всех, еще и мучили его, ноги сожрали… Вот и считает меня старшей.

Все же непонятно мне, почему ноги, а не руки, например? Ну, хотели оставить на подольше живым – это можно понять, так у мяса вкус лучше, но отчего именно ноги… Самок понять невозможно, а в том, что это самки с ним такое сделали, я совершенно уверена.

Шестьдесят девятое космона. Лана

Каникулы пролетают – будто и не было их. Очень многое нужно подготовить, к тому же нас возят по всей планете и на планету-курорт еще, конечно, где я впервые в жизни вижу огромную гладь воды с горьковатым запахом – это море, так оно называется. В нем купаются, но в специальной одежде. И вот тут выясняется, что химан от воды в принципе держатся подальше. Посидеть у озера – да, а вот внутрь лезть… Для людей же это оказывается обычным делом.

Я многому учусь за это время. Оказывается, кроме школы и экрана, существует множество занятий. Сашка не может понять поначалу, почему школа не длится с утра до вечера, но затем находит себя в спортивных занятиях. И вот тут ему открывается совершенно невероятное – боевые искусства Человечества. Да и учиться водить электролет ему никто не запрещает, а для звездолетов уже нужна Академия, но он не расстраивается.

Послезавтра нам уже в школу, но я не боюсь ее совершенно. Виили разрешила ее имя сократить до Ви, а мое совсем не сокращается, но оно легкое, так подруга говорит. Так вот, в школу мы с Ви пойдем, а Сашка говорит, что бояться там некого, а если попробуют обидеть, то очень сильно пожалеют. И я ему верю, потому что иногда страх повторения старого все-таки появляется.

– Лана, пойдем на травку? – спрашивает у меня Светозара. Она мне сестра, но при этом для Сашки, брата моего, нет никого ближе ее.

– Пойдем, – соглашаюсь я, прихватив со стола наладонник.

Это папа нам на день рождения подарил, у нас этот день один на всех троих, а у младших другой. Они сегодня опять в детском саду, потому что им там интереснее, чем дома. Мама говорит, это нормально, а я соглашаюсь, ведь она лучше знает. При этом, что интересно, она не старается надавить авторитетом, а наоборот – объясняет, позволяя принять самостоятельное решение. Это для меня просто бесценно, на самом деле.

Мы вернулись домой сегодня утром. Сашка и Светозара отдыхают, я же лежу на траве и копаюсь в наладоннике, выстраивая в единую систему то, что увидела во сне. Сны не прекращаются, позволяя мне добавлять по чуть-чуть информации в копилку. Я листаю страницы, отмечая свои пометки и копируя их на общий лист, чтобы увидеть, как меняется информация, что нам выдается.

Мне кажется, нам дают возможность увидеть, что случилось за два-три года. Сашка не может ошибаться, и если он говорит, что корабли, которые мы на орбите видели, и десяти лет не продержатся, значит, так оно и есть. При этом нам показывают не только жизнь кхраагов, но и поведение химан, аилин, иллиан… Те самые иллиан, которые не трогали оружие, даже когда их детей разводили на мясо, вдруг будто сошли с ума – попасться им в щупальца для кхраага очень страшно. Посмотреть, что они делают со своими врагами, нам не дали. И мне, и даже Сашке со Светозарой просто закрыли глаза. А вот химан…

Они уничтожают любой встреченный корабль, а две оставшиеся планеты уничтожили, залив их каким-то веществом, от которого кхрааги просто умерли. Я подозреваю, они сильно мучились, но… Получается, и химан, и аилин, и иллиан просто-напросто уподобились кхраагам, желая уничтожить их до последней особи?

Вот только что будет, когда они уничтожат последних кхраагов? Смогут ли они остановиться? Мне почему-то кажется, что нет. И наставница с этим моим мнением согласна. Так что рано или поздно из этих рас останется только лишь одна. Одинокая раса в пустой Галактике проживет некоторое время, а потом просто самоуничтожится.

– Получается, они впали в безумие, – под нос себе проговариваю я. – И стали просто животными?

– Еще нет, сестренка, – тяжело вздыхает услышавшая меня Светозара. – Животными они станут, когда вцепятся друг в друга. Или…

– Что? – с тревогой спрашиваю я ее, ведь она лучше знает свой народ.

– Понимаешь, до сих пор они убивали, и достаточно быстро, – неспешно говорит она, а у меня сейчас от ее интонаций волосы дыбом встанут. – Вот когда они начнут это делать медленно, когда будут мучить детей, только тогда они станут животными хуже кхраагов.

– Значит, надо найти того, кто меня зовет, до этого, – догадываюсь я. – Надо Крахе сказать!

– Скажем, – соглашается со мной сестренка. – Знаешь, я понимаю, месть за все, но для иллиан никогда жестокость характерной не была. Что же случилось?

Я знаю, о чем она думает: их могли как-то подчинить, что не удалось кхраагам, или опоить, или еще что-то сделать… При этом Светозаре совсем не нравится, как себя ведут аилин, поэтому я начинаю ее активнее расспрашивать. Сестренка вздыхает, поднимая на меня грустные глаза, но ее обнимает Сашка, заставляя улыбаться.

– Они все пьют сок растения кирэан, – непонятно говорит она, потому что я такого растения не знаю. Видимо, поняв это, сестренка объясняет мне: – От него глаза становятся полностью зелеными, а все принципы исчезают. Так вот, те аилин, которых мы видели, просто выполняют приказы, при этом совсем не думая. Но нам же сказали, что их готовятся предать…

– Ой… – отвечаю ей. – Тогда получается, у них выхода нет, да?

– Кирэан – это растение иллиан, – негромко произносит она. – Если иллиан сошли с ума и просто используют аилин, да и химан, тогда понятно, почему те захотят всех убить. Я бы захотела.

Я понимаю: нужно говорить об этом с наставницей. И себя я еще ругаю, потому что если бы не настаивала на том, что нужно искать, то моим родным не пришлось бы вспоминать не самое радужное прошлое, которого я почти и не помню. Мне даже хочется расплакаться – получается, это я плохая, и я зажмуриваюсь, но почти сразу же чувствую теплые руки брата и его Светозары, обнявшие меня.

– Не думай о плохом, – ласково произносит он. – Ты не виновата, а мы со всем справимся.

– Честно? – совсем по-детски спрашиваю я, не желая открывать глаза.

– Честно, – меня гладят по голове, отчего я расслабляюсь.

Такое счастье, что они есть. И что у нас самые понимающие родители, а еще – очень игривые и умные Вася, Лада, Отрада, Олеся и Озара. Пятеро иллиан, но совсем не похожих на тех, что мы видим во снах, ведь они наши брат и сестры. Мы уже не иллиан, химан и аилин, мы все – Человечество. Потому что мы разумные и у нас мама с папой есть. Такое счастье осознавать себя частью Разумных…

– Дети! – слышу я мамин голос. – Через полчаса обед!

Это значит – минут через десять мы поднимемся к Винокуровым, чтобы посидеть за столом всем вместе, поговорить на разные темы, новости узнать… Здорово же!

***

– Ты права, – подумав, отвечает мне Краха. – Вполне возможно именно воздействие, но внешнее в этой вселенной невозможно…

– Химан – большие специалисты во всяких веществах, – замечает мой брат, обнимающий задумчивую Светозару. – Не могли они просто использовать аилин и иллиан? Доступ на планеты у них был, а фермы иллиан, насколько я помню, находились на их материнской планете.

– Ты считаешь, что химан давно готовились… – негромко произносит сестренка. – Тогда все произошедшее с нами тоже деталь их плана.

– Варамли говорил… – Сашка зажмуривается – он так вспоминает. – Говорил, что химан часто действуют из соображений личной выгоды, а у кхраагов такого не бывает. А вдруг самки…

Он осекается, но продолжения не требуется. Несмотря на то, что мы дети все трое, но думать уже умеем. Если самцами на самом деле управляли самки, тогда чрезмерная жестокость объяснима – я же вижу, как они к своим детям относятся. Что, если они все там психически ненормальные? Может ли такое быть?

– Давайте посмотрим, как развивались события дальше, – прерывает наставница наши размышления.

– Краха, как ты думаешь, а почему Страж сказал, что много времени прошло? – вдруг вспоминаю я. – Год-два же всего.

– Думаю, мы это увидим, – сделав замысловатый жест щупальцами, что аналогично пожатию плеч для человека, иллианка указывает на шар.

В прошлый раз мы видели определенно исторические картины о том, что именно произошло, когда планеты в пыль разлетелись, а сейчас нам явно демонстрируется, как объединившиеся химан, аилин и иллиан уничтожают все встреченные корабли кхраагов. При этом у меня ощущение, что те не в состоянии сопротивляться, чего быть не может. Я же знаю кхраагов!

– Стоп! – выкрикивает Сашка. – Что это?

В шаре как на экране видна самка кхраагов, я их уже умею отличать. Она что-то объясняет представителю расы аилин, при этом общаются они вполне мирно на фоне распадающихся на составные части кораблей кхраагов. Выглядит это так, как будто она именно в союзе с теми, кто уничтожает ее расу. Как это возможно?

– Мы можем их услышать? – интересуется мой брат, глядя на шар исподлобья.

– Можем, но недолго, – отвечает наша наставница. – Нам демонстрируется ускоренный темп событий.

Я осознаю, что она имеет в виду, когда слышу что-то похожее на клекот вместо нормальной речи. Не поняв ни слова, я с надеждой смотрю на сморщившегося Сашку. Он некоторое время слушает, а затем просто вздыхает. Перед нами же разворачивается очередная битва, и слова становятся не нужны – я вижу, как побеждают кхраагов. Небольшой корабль вырывается вперед, тогда как остальные изображают погоню. Его кхрааги впускают в свои порядки, а затем он атакует командный корабль. Подло, в дюзы.

– Да, самка сотрудничает с ними, – кивает мой брат. – При этом она дает сигнал бедствия, ее пропускают, увидев, что это самка, а она…

– …бьет в спину, – шепчу я. – Но разве она не понимает, что рано или поздно наступит ее очередь?

– Скорее всего, просто не думает, – вздыхает Светозара, погладив его по плечу. – Их не учат думать. А кхрааги без командного корабля теряют важные мгновения, в результате чего их уничтожают.

– Нечестно, получается… – я задумываюсь.

С одной стороны, нечестно, а с другой – кхрааги сами виноваты. Если их оставить в живых, они рано или поздно за старое возьмутся. Значит, нельзя оставлять… Но тут, будто желая мне показать, как именно действуют «союзники», их флот натыкается на планету. На ней находятся не только самцы, но и самки, правда, насколько я вижу, детей нет.

И вот эта самая самка-предатель добровольно, без принуждения, нажимает кнопку сброса того самого устройства, которое способно детонировать ядро планеты. Причем делает это, радостно раззявив пасть, будто получает удовольствие от того, что одномоментно убивает тысячи существ. Они, может, и не слишком разумные, но совершенно точно – живые. Вот как раз этого я не понимаю.

– На сумасшествие похоже, – произносит голос тети Ирины за нашими спинами.

Она наша вторая наставница, но вместе с тем она еще и Винокурова, а тетя Маша сказала их так называть, вот я и называю. И она очень хорошо во многих вещах разбирается, поэтому начинает рассказывать мне о том, что самка выглядит не очень обычно, даже по сравнению с другими такими же. И это может быть оттого, что она с ума сошла, теперь желая отомстить всем представителям своего народа. Оказывается, в истории Человечества такие случаи были, поэтому она и знает.

Но тогда самка эта совершенно точно не пожалеет ни детей, ни таких же, как она сама. Значит, нужно найти того, кто зовет меня. Очень жалобно, если прислушаться, но и как-то устало очень. Хотя, может быть, мне просто кажется, а на самом деле все не так плохо. Тем временем мы наблюдаем за тем, как всех самок и детей загоняют в звездолеты, увозя в совсем незнакомое место.

– Последний оплот, – переводит мне Сашка название, услышанное в шаре. – Они говорят о том, что дальше бежать некуда, поэтому здесь закончится раса Кхрааг.

– Они отчаялись? – спрашиваю я, глядя на то, как часть детей загоняют в длинный серый дом и оставляют там одних. Зачем это сделано? Почему о них не заботятся? – А что это?

– Лишенные родителей, – объясняет мне он. – У самок нет кланов, поэтому взять сироту на попечение клана невозможно, и их просто…

– Выкидывают, – заканчивает за него Светозара. – Эта раса должна быть уничтожена.