Принц Лотоса

Рин Дилин

Принц Лотоса

Пролог

Усадьба клана Ито.

Достопочтейнейший даймё*, господин Танака Рэо, досадливо давил растущее в груди раздражение: почему он, блистательный глава клана ёкаев, обязан терпеть в своём доме грязного человечишку?!

Грязным старик был в прямом смысле этого слова. Немытое дряхлое тело, скрытое под слоями таких же старых одежд, источало невыносимое зловоние. Которое смог бы учуять любой ёкай, даже тот, кто не обладал завидным обонянием. Но, на горе главы, все инугами, как и полагалось псам-оборотням, имели отличный нюх. А уж глава Рэо и подавно.

Помощник, притащивший в клан этого бродягу, верно, решил сыграть злую шутку со своим господином! Как может этот кусок давно протухшего мяса помочь клану в столь щепетильном вопросе?! Понятно уже, что точно нет…

Старик-шаман расстелил на полу чёрную от грязи тряпицу и, что-то бубня себе под нос, высыпал на неё птичьи кости, перья, разноцветные камешки и стеклянные бусины. И вот уже битый час перебирал их и бормотал, бормотал и перебирал… Наверняка просто испытывал на крепость терпение ёкаев.

Глава Рэо нарочито громко вздохнул и с деланной скукой полюбовался на свои когти на руках, которые удлинились от нарастающей злости. Этим он хотел показать помощнику и шаману, что если дело и дальше будет идти так, как оно идёт, то очень скоро он пустит их в ход.

Пока от этого шага его останавливало лишь то, что новые золотистые циновки, которые чудо как шли по цвету этой комнате, в таком случае придётся забрызгать кровью… А этого ему так не хотелось бы! Их нежный цвет, каждый вечер озаряемый заходящим солнцем, напоминал ему сияние плодородных пшеничных полей, бескрайним морем волнующихся под тёмным грозовым небом. Роняющих на жирную чёрную землю из налитых колосьев зерно и уже с нетерпением ожидающих начала жатвы… Невообразимое богатство, принадлежащее ему и его клану!

Но если так будет продолжаться, господин Рэо готов пожертвовать новыми циновками. В конце концов, это всего лишь циновки, а не сами поля…

Помощник, заметив недовольство главы, в жесте раскаяния поник ушами, поджал хвост, проворно подполз ближе, ткнулся лбом в пол у его ног и, не поднимая головы, горячо зашептал:

– Молю ещё немного о вашем терпении, мой господин! Гадание требует времени… Этот тамаёри – лучший среди предсказателей! Ему дан дар говорить с высшими духами…

Господин Рэо вместо ответа уныло посмотрел в сад и щёлкнул когтями: его терпения не хватит уже и на упавшее из чашки зёрнышко риса. Закончится раньше, чем то долетит до пола…

Помощник в отчаянии оглянулся на старика, а тот будто ждал именно этого момента. Расплывшись в отвратительной улыбке, демонстрирующей голые дёсна и торчащие из них пеньки гнилых зубов, прошамкал:

– Ду́хи дали ответ! Великая удача была послана клану Ито, но вы сами отреклись от неё!

Глава вскипел:

– Что за чушь?! – рявкнул, чувствуя, как от гнева лицо стремительно покрывалось шерстью. Ещё секунда-другая – оборот произойдёт полностью, и тогда этого омерзительного старика ничего уже не спасёт: глава оторвёт ему голову, даже несмотря на тошнотворный запах…

Но тот словно не чуял нависшей над ним опасности. Картинно развёл руками в стороны и, всё так же улыбаясь, покачал головой, точно кукольный болванчик:

– Да-да, сами! Кости говорят, что лично вы, господин Танака Рэо, прогнали посланницу, которая пришла сообщить вам о приобретённой кланом удаче. Дали ей монет и выгнали взашей… Три года тому назад… Вспомните!

Глава хотел зарычать, что ничего подобного не было. Что-что, а отказываться от удачи, столь сейчас нужной клану, он ни за что не стал бы. И посланницу, принёсшую добрую весть, не прогнал бы взашей, а приказал бы приветить как самую дорогую гостью…

Хотел сказать да рот захлопнул: вспомнил! Неужели?! Если так, то…

Было. Всё именно так, как и сказал шаман.

Старая наглая человечка из деревни-буракумин. Где жили такие же, как и она, человеческие отбросы… Годные лишь для грязной работы, которую брезговали делать даже самые слабые ёкаи.

Глава Рэо терпел эту деревню на своих землях лишь потому, что Император, повелевший не трогать людей, неизвестно как провалившихся из людского, Среднего, в Нижний мир, даровал клану Ито в награду за построенное для них пристанище обширные плодородные земли. Те самые, что золотыми морями так радовали глаз господина Рэо…

Но указ, как и сам Император, редко покидающий столицу, был от земель Ито далеко. А ёкаи в провинциях ещё нет-нет, да и любили полакомиться человеческим мясом…

Деревня, как и крепкая ограда вокруг неё, была построена. На этом глава Рэо считал миссию по выполнению императорской воли исполненной. Днём людишки выходили за ограду на работы, а вечером обязаны были вернуться под защиту стены. Если же кто-то задерживался и не успевал до закрытия ворот, а утром его не досчитывались, то кому какое дело? Клан Ито не нанимался охранять этих отбросов. Одним больше, одним меньше… Какая разница? Пусть скажут спасибо, что глава Рэо вообще терпит их на своей земле…

Наглая старуха посмела прийти в усадьбу так, словно её тут и ждали. Скандалила, требуя отвести её к главе, тарабанила в ворота… А когда господин Рэо, привлечённый шумом и любопытством, чего же ей понадобилось, повелел пропустить старуху, был неприятно удивлён отсутствием понимания у той ничтожности своего положения.

Неблагодарная карга, источая отборную брань поганым ртом, обвинила сына главы и единственного наследника клана, Танака Кайто, в том, что он-де обрюхатил её дочь…

И что? Стоило ли так сотрясать по этому поводу воздух? Молодые инугами, как и положено псам, блудливы… Лучше за дочкой нужно было смотреть.

В другое время господин Рэо лишь посмеялся бы над незадачливой мамашей, не знающей прописных истин. Но старуху точно забытые боги побудили явиться в тот самый момент, когда в клане ждали прибытия важных гостей! Глава клана Сота и его дочь, красавица футакучи-онна… Помолвка наследника Кайто с ней упрочила бы позиции клана Ито среди даймё. А земли, что шли приданым к красавице, расширяли владения клана до самого моря и гарантировано пополнили бы казну доходами от новых пошлин и украсили бы усадьбу заморскими товарами…

Однако та проклятущая баба так развопилась, что господин Рэо, чтобы отделаться от неё, швырнул ей кошель медных монет. Да в ярости, что грязные сплетни могут достигнуть ушей главы клана Сота и помолвка расстроится, повелел старухе к утру убраться из деревни-буракумин на все четыре стороны. В противном случае пообещал лично разорвать на мелкие клочки и её, и обрюхаченную дочурку, пусть только посмеют ещё раз ему на глаза попасться…

Но удача в тот день будто отвернулась от клана Ито… Ужин прошёл вяло, как ни старался развлечь гостей господин Рэо. И даже Кайто, обычно державшийся спесиво с девицами, сражённый наповал красотой Ичики, вился вокруг неё влюблённым кобелём… Казалось бы, дело обречено на успех, но девушка словно и не желала видеть его потуг… Дело с помолвкой застопорилось. Ичика не говорила ни «да», ни «нет», а глава клана Сота никак не хотел воздействовать на взбалмошную красавицу, позволяя ей играть с наследником клана Ито, как той заблагорассудится…

Три проклятых года господин Рэо не мог сдвинуть клан Сота с мёртвой точки. Дела стали совсем уж дрянные, когда последнее лето выдалось засушливым. И те самые любимые золотые поля уродили пустые колосья…

Выходит, в тот день он сам прогнал удачу?..

Что же было с собой у той старухи, что могло не допустить такого развития событий? Древний артефакт? Или оберег? Какой сосуд выбрали высшие духи?..

– Это ребёнок, – точно подслушав его мысли, всё так же мерзко щеря беззубый рот, прошамкал шаман и ткнул корявым пальцем в главу: – Человеческое дитя, но порождённое семенем твоего сына. Твой внук…

– Заткнись! – рыкнул глава. – Я никогда не признаю этого мальчишку! Клан Сота честолюбив, и красавица Ичика не выйдет замуж за мужчину, у которого растёт бастард! Отсутствие у Кайто вторых жён и наложниц – их главное условие…

– И всё же он уже есть, – хмыкнул старик. – А в нём есть столько Ци… – он прикрыл глаза и взмахнул руками, словно пытался показать, сколько именно. Но замер, опустил руки и хитро посмотрел на господина Рэо: – Достаточно, чтобы напитать всех ёкаев в округе. Он – Принц Лотоса…

Господин Рэо прикрыл глаза, чтобы не выдать своих чувств: Принц… и его внук?!

Человечишки сами по себе ничего не стоили. Небольшое исключение из этого правила составляли тамаёри. Зачастую их единственная магическая способность – умение видеть ёкаев возвышала их над обычными людьми. Но то в Среднем, человеческом, мире. Какой толк от этой способности в Нижнем, мире ёкаев, где все люди, провалившиеся сюда, могли делать это?

Некоторые тамаёри путём тяжёлых практик, как этот старик-шаман, открывали в себе способности к провидению. Но это были совсем уж единицы… И умение это легко могла побить любая ведьма-янаги…

Другое дело, если тамаёри признавали способным накапливать в себе Ци. Магическую энергию, что дарила ёкаям силу и долголетие, а дела наполняла бесконечной удачей… Девушек с таким умением поселяли в домах в качестве прислуги или наложниц, чтобы, находясь всегда рядом со своим ёкаем-господином, они питали его накопленной Ци… Вернее сказать, их порабощали и запирали. Прятали и никогда не выпускали, чтобы никто не мог похитить такую драгоценность… Но всё же та Ци, что даровали девы-человечки, была крупицами Силы, способной слабого ёкая превратить в среднего… Но что для сильного та Ци? Капля в море…

Принц Лотоса – иное дело. Ци в нём хватит, как и сказал шаман, напитать и возвысить всю округу… Хотел ли Рэо, чтобы клан Ито стал непобедимым, вернул себе былое величие, когда ещё служил он ками? О, да! Но мальчик…

– Признать его… Нет, никогда! – пробормотал господин Рэо, выдав свои беспокойные мысли. – В чём тогда смысл подаренной высшими духами удачи? Клан Сота разорвёт помолвку… или вовсе станет врагом за нанесённое Ичике оскорбление! Нет… Нет и нет!

Шаман хмыкнул:

– Зачем же признавать? Никто и не просит от Ито таких жертв… – он поднял руку, сложил корявые пальцы щепотью и потёр их друг о друга, словно перебирая монеты: – За Ци надо платить! Вот единственное условие, что выдвигают высшие силы за даруемую удачу. Где тут о признании бастарда кланом? Пусть вкусно ест и сладко спит, носит богатую одежду… Пока мальчишка будет счастлив, он поделится Ци со всеми, кто окружает его в усадьбе… – и коварная ухмылка вновь безобразно растянула губы старика.

Господин Рэо, осмысливая в голове подброшенную идею, упёрся невидящим взглядом в помощника, и тот вновь ударился лбом об пол:

– Господин, прикажете обратиться в клан Чёрного Дракона?..

И то ведь верно! Где теперь искать старуху, а вместе с ней девчонку и мальца? Он сам же, когда швырнул деньги, велел той скрыться с глаз долой… Может, сожрали давным-давно их? Как искать?.. Как иголку в стоге сена! Такая работёнка теперь по силам лишь наёмникам клана Икэда… И пусть берут они лишь золотом, он заплатит про́клятому Чёрному Дракону! Потому что драгоценность, которую следовало вернуть в клан Ито, важнее всего на свете…

Впервые за много дней господин Рэо почувствовал такой же прилив сил и бодрости, какой случался с ним в молодости, когда в горах он охотился на оленей и кабанов. Кровь забурлила в его теле от предвкушения и азарта:

– Да! Пусть найдут мальчишку!

©Рин Дилин, 2025 г. Все права защищены.

_______________________________________________________________

*Здесь и далее пояснительная бригада по незнакомым словам и типам ёкаев.

Буракумин [яп.] – квартал, место поселения отверженных и тех, кто считается неприкасаемым. Своеобразное японское гетто для тех, кто хоронил людей или разделывал говядину. Могильщики, мясники и сапожники – те, кто проживал в нём.

Даймё [яп.] – дворянин, феодал.

Ёкай [яп.] – общее название для всех сверхъестественных существ, включая заимствованных из европейской мифологии.

Инугами [яп. (инуками) «ину» – собака, «ками» – божество, бог] – собака-оборотень. Кома-ину – псы-стражники, что в виде двух статуй (одна напротив другой), ставят в японских храмах для защиты от злых сил.

Японцы верили, что инугами способны превращаться в высоких мужчин-воинов. Красивые и сильные, они, тем не менее, отличались вспыльчивым нравом и были не особо умны.

С помощью инугами люди привлекали богатство и наводили порчу. Существовал кровавый обряд, с помощью которого можно было заполучить сильного духа-защитника. Для этого привязывали собаку на несколько дней без еды и воды. Затем перед ней ставилась миска с чистой прохладной водой. Но так, чтобы животное не могло до неё дотянуться. В тот самый момент, когда пёс, напрягая последние силы, тянулся к воде, глава дома должен был одним точным ударом отсечь мечом ему голову. Считалось, что после этого пёс превращался в ёкая-инугами, и между ним и хозяином якобы заключался контракт: пёс был обязан наполнить достатком жизнь человека, убившего его, а после его смерти волен был забрать его душу, разорвать её на куски или утащить в подземный мир без права на перерождение. Понятно, что от такого «защитника» старались избавиться заранее. Разными способами инугами «дарили» или «подбрасывали» ничего не подозревающим людям. Именно так и наводя на них порчу: разгневанный обманом дух терзал семью, в которой оказался, доводя её до крайней нищеты, от чего все и умирали. Если только не находили причину и не «передаривали» инугами другим людям…

Тамаёри [яп.] – общее название всех людей, обладающих способностью общаться с духами или просто видящих ёкаев.

Ци – позитивная энергия жизни, наполняющая всё в мире. Если Ци много, человеческая жизнь наполнена счастьем, радостью, богатством и удачей.

Глава 1

Некоторое время спустя.

Акамацу Ёсико.

Нижний мир опасен для людей. Это место, где обитают ёкаи. Оно создано для них, как Верхний создан для небожителей. Для людей есть Средний… Но сколько Ёсико себя помнила, её семья всегда жила в Нижнем мире.

Когда она была маленькой, отец рассказывал ей про мир людей. Про то, что ёкаи там редкость, и про то, как тяжело ему там жилось… Здесь жизнь тоже была не сахар. Все они – мать, Ёсико и Хонока – жили тем, что зарабатывал отец. Он изготавливал амулеты, выводя на полосках рисовой бумаги иероглифы с заклинаниями: «на удачу», «на счастье», «большое богатство», «защита от тёмных сил»… Когда он умер, стало совсем плохо.

Некоторое время они ещё держались, продавая сделанные им загодя амулеты… Особенно хорошо продавались те, что сулили дать защиту: люди выходили на работу за ограду и многие рисковали оказаться сожранными ёкаями…

Признаться, пока был запас бумажных полосок, Ёсико, используя кисти отца и копируя его почерк, подделывала амулеты. Ей нравилось находиться в комнате, некогда служащей отцу кабинетом. Трогать инструменты, которых при жизни касался он. Вдыхать ароматы дерева и чернил, в которые стойко вплетался мужской запах, и ей казалось, что незримо отец ещё присутствует здесь. Сидит рядом и невесомо ведёт её руку, выводя линии нужного размера и чёткости…

А потом бумага закончилась. И где брать её, Ёсико не знала. Однако это не имело значения, потому что в деревне и так уже начали шептаться, что слишком долго в семье покойного Акамацу не кончаются амулеты…

Мать настояла, чтобы Ёсико стала выходить на работу за ограду. Персиковые сады и огуречные плантации – вот и весь выбор. Мужчины ещё ходили на болото рвать осоку, но эта работа была уж совсем тяжела и опасна: целый день по колено в воде, того и гляди утащит каппа!

На вопрос Ёсико, почему вместе с ней на работу не идёт Хонока, мать ответила коротко: не твоё дело. Но на самом деле Ёсико знала, почему. Мать всегда больше любила Хоноку. А всё потому, что когда родились двойняшки, старуха-предсказательница, что проживала в их деревне, напророчила ей, что одна дочь выйдет замуж за влиятельного ёкая-вельможу, а вторая проживёт тихую и спокойную, ничем не примечательную жизнь…

Даже просто стать наложницей сильного ёкая почиталось за честь, а уж законной супругой… Мать спала и видела, как благодаря Хоноке очень скоро она сама станет есть с золотых тарелок, одеваться в шелка и спать на мягком футоне… Не станет же зять оскорблять любимую тёщу отказом в проживании в своём доме?.. Молодым супругам может ведь понадобиться её помощь…

Тратиться на Ёсико, коли уж той выпала обыкновенная судьба, мать находила неразумным: Хоноке надо то, Хоноке надо сё, Хоноке нужно беречь руки, чтобы они оставались нежными и мягкими. А тебе зачем? Ты и так обойдёшься…

Но Ёсико не обижалась и не завидовала сестре. Тем более что Хонока была доброй и всегда тайком угощала её тем, чем одаривала её мать. То леденец для сестрицы припрячет, то сладкий рисовый пирожок…

И Ёсико казалось, что жизнь её не так уж и заурядна. Взять хотя бы то, что там, на работах в персиковом саду, она и познакомилась с Танака Кайто. Невероятно прекрасным ёкаем, господином всех окрестных земель…

Его красные волосы блестели, как дорогой шёлк. Золотистые глаза так восхитительно искрились, когда он смотрел на Ёсико… Уши и хвост нисколько не портили этой красоты. Даже наоборот, добавляли какой-то изюминки… Подчёркивали, что этот ёкай достоин занять место среди небожителей…

Под цветущими деревьями они встретились. Под опадающими лепестками расстались… Куда всё делось?

Холодно Кайто выслушал весть о том, что Ёсико понесла. С презрением окинул взглядом её заметно раздавшуюся в талии фигуру… Каждый его жест, каждый поворот и наклон головы, точно острым кинжалом, срезал шоры с её глаз… Разве такого Кайто она любила?..

Нет.

Выходит… всё было ложь?..

И не нужно было верить его красивым словам… Какой позор…

– Я мог бы взять тебя силой, – бросил он ей через плечо, – но был добр с тобой. Цени! Мне приходилось изображать любовь с такой, как ты, отбросом-человечкой… Хотя ты, как и всё вокруг, и так принадлежит мне. Чем ты недовольна? Ты вещь, и твоё призвание служить таким, как я… Будь горда, что ты мне хоть на что-то да сгодилась. А ребёнок… он мне не нужен. Прощай! – взмахнул рукой и ушёл, не обернувшись.

И эти слова и жесты стали для Ёсико оглушительнее пощёчин и брани, что одарила её мать: как теперь им всем жить с таким позорищем?! А что будет с Хонокой?! Какой влиятельный господин обратит внимание на неё, будь она хоть тысячу раз красавицей, если у неё сестра – падшая женщина?! Хуже самой последней куртизанки, потому что для той это ремесло и она получает за него монеты… А тут что?! Живот?! Ещё один рот!.. Проклятье…

В тот миг Ёсико точно впала в странное исступление. Мир в её глазах рухнул, разбился и разлетелся вдребезги… И как дальше жить, она не представляла…

Никто в деревне ей и слова не сказал. Люди молча смотрели, как таскала её мать за волосы, вываливая в грязи, точно желала втоптать в эту жижу. Словно хотела стереть её не только из жизни, но и из своей памяти… Под такое же гробовое молчание они покинули на следующее утро свой дом и деревню, уложив в повозку, запряжённую быком, нехитрый скарб: всё, что можно было продать, мать продала. Больше всего Ёсико печалилась об инструментах отца: почему нельзя было оставить хотя бы его кисти на память?..

Бык тащил их весь день, минуя одно селение за другим. И лишь к заходу солнца стало ясно, что скоро конец их пути. Ёсико поняла это, потому что мать повернулась и прошипела:

– Отныне ты мне не дочь! Для всех, кто спросит, я – твоя госпожа, как и Хоноко. Мы подобрали тебя на дороге и, пожалев беременную, приютили у себя, поняла?

Непрошеные слёзы отчего-то навернулись на глаза, и девушка с трудом выдавила:

– Да…

Чем только ещё больше вывела мать из себя:

– Не слышу!

– Да, госпожа…

В тот миг такое решение матери показалось Ёсико несправедливым. Но позже, когда они обосновались на окраине деревушки ёкаев, она поняла, насколько оно на руку ей.

Когда родился Юито, а соседи стали проявлять любопытство, Ёсико ссылалась на потерю памяти. Мол, до той ночи, когда госпожа Акамацу с дочерью нашли её на дороге и приютили у себя, ничего не помнит. Её историю соседи придумали сами: что-де, бедняжку выбросили из дома родители почившего мужа, вот она от горя и несправедливости и тронулась умом…

Так предательство и сам Кайто оказались вычеркнутыми из их с Юито жизни… Глубоко в душе Ёсико испытывала странное удовлетворение. Как будто это не он бросил их, выгнав из своей деревни, а они сами ушли от него. И всё же Ёсико была благодарна этому лживому ёкаю: если бы в её жизни не было его, то у неё не появился бы Юито…

– Юито, просыпайся, малыш! – ласково погладила она сына по щёчке. – Госпожа Акамацу договорилась с Фудзико-сама́, и нам пора на работу… Ну же, просыпайся, соня! Иначе госпожа Акамацу опять будет браниться…

Старуху Фудзико в деревне не любил никто. Ни с кем она не общалась, и даже сильные ёкаи её сторонились. Как так случилось, что мать спуталась с этой ведьмой? О том Ёсико не ведала. Да только вот вчера вечером зашла мать в ветхий сарай, который отвела под жильё неугодной дочери и внуку, повелела утром встать с восходом солнца и явиться на работу к ведьме. Мол, та как раз искала работников на свои рисовые поля, а Хоноке нужно кушать хороший рис, чтобы её кожа была столь же белой, как сваренная на молоке рисовая каша…

Делать нечего, надо идти…

Ёсико повязала себе и сыну на голову платки таким образом, чтобы ткань по сторонам от темени топорщилась складками, словно под ними скрыты звериные уши или рога. Она делала так специально, чтобы никто из ёкаев не признал в ней и Юито людей: а ну как захотят полакомиться их мясом? На руку ей играло ещё то, что люди в Нижнем мире предпочитали редко мыться. Наивно полагая, что зловоние отобьёт в ёкаях желание съесть их…

Сама Ёсико каждое утро и вечер омывалась и натиралась сборами трав, чтобы их аромат перебивал манящий человеческий дух. Полынь, ромашка, чистотел – от неё и Юито пахло лугом. И то, что ёкаи-соседи, встречая их на дороге не кривили морды, явно указывало на то, что эта хитрость ей удалась.

Девушка взвалила сонного ребёнка на спину, для страховки подвязав поясом так, чтобы ткань придерживала малыша и оберегала от падения, да и направилась сразу на рисовые поля старухи Фудзико.

Деревню ещё наполняла сонная тишина, а ведьма уже поджидала Ёсико у своих угодий.

– Думала уже, что ты не придёшь, – проворчала, когда девушка склонилась перед ней в почтительном поклоне. – А мальчонку зачем с собой притащила?

– П-простите, Фудзико-сама́, мне не с кем его оставить… – оправдалась Ёсико, торопливо добавила: – Юито нисколько не помешает работе! – и поклонилась ещё ниже.

Ведьма скептично скривила огромный рот. Всё в ней такое несуразное: огромная голова, с широким ртом и крючковатым носом, посажена на короткое туловище с тонкими кривыми руками и ногами – было пугающим и говорило о том, что Фудзико-сама́ – ёкай.

С минуту помолчав, старуха дозволила:

– Ладно, оставляй мне мальчишку, присмотрю, – нарочито похрустела корявыми пальцами и посетовала: – Что-то суставы нынче ноют… Видимо, к непогоде. Я присмотрю за мальчонкой, а ты взамен выполнишь двойную норму за ту же плату, поняла? – Ёсико торопливо закивала, и Фудзико вздохнула: – Всё равно сегодня не смогу работать, так крутит… Ну, чего встала? Ступай. Бык тебя уже на поле дожидается.

Девушка аккуратно уложила спящего Юито в тень под раскидистое ивовое дерево. Рядом с ним на землю уселась расплывшаяся в довольной улыбке Фудзико. Перед уходом Ёсико недоверчиво покосилась на её безобразно большой рот: можно ли доверить ей Юито? Не сожрёт ли?.. Но клыки, как и зубы, во рту ведьмы отсутствовали… Да и делать нечего: подрядилась работать, так работай! Вполне возможно, Фудзико-сама была янаги, ивовой ведьмой. И тогда Юито действительно ничего не грозило: янаги питались только соком ив…

Дойдя до нужной делянки, Ёсико опешила, увидев быка, про которого говорила старуха. Громадный уси-они, ёкай с телом и руками человека, но с головой и ногами быка, неторопливо прохаживался по краю поля. Из его пасти торчали вверх крупные клыки, некоторые заворачивались, как бивни у кабанов. И Ёсико не сомневалась ни секунды, что клыки и бивни столь же остры, как и рога, венчавшие голову ёкая. От этого зрелища у девушки спина взмокла – на ней выступила холодная испарина. Но, переборов себя, Ёсико подошла и вежливо поклонилась уси-они.