Кот, который живёт сам по себе

– Снова плачет? – попытался избавиться от Ахматова Костя.

– Да в день по двадцать раз, – тут же отмахнулся Толик. – Ничего, поплачет и перестанет.

– Может у неё пелёнки мокрые? Или аллергия? – не сдавался Фирсов.

– О, да ты знаток маленьких детей, – Толик обрадовался, что лёд в их отношениях треснул и Костя сам пытается завести с ним разговор. – Тоже думаете завести ребёнка?

Ахматов понятия не имел в каком состоянии находится Настя. Он просто знал, что Фирсов живёт не один, а с подругой, больше в его голове ничего о них не отложилось.

– Нет, у меня была маленькая сестра, – натренированный общением с Настей, в беседе с Ахматовым Фирсову не составляло никакого труда сдерживать растущее раздражение. – И говорю тебе, когда они так плачут, значит что-то их беспокоит.

– Да ничего страшного, с неё не убудёт, – продолжал слащаво улыбаться Толик.

К этому времени кот привёл свою шёрстку в порядок, покосился на Ахматова и тихонько спустился по лестнице вниз. Фирсов только этого и ждал.

– Мне пора, – быстро повернувшись к Толику спиной, он толкнул входную дверь своей квартиры и тут же запер её на ключ.

Три месяца назад Косте пришлось сделать в двери двойной замок, чтобы изнутри дверь тоже открывалась ключом. Так он мог гарантировать, что Настя не выберется на улицу без его ведома. Если бы вообще сообразила для чего служит входная дверь. Последнюю неделю она была совсем плохая и Фирсов начинал всерьёз беспокоиться за её душевное здоровье. Но сейчас она спала и у него было время вновь вернуться к работе.

После того, как Костя закрыл за собой дверь, Толик немного постоял на лестничной площадке докуривая сигарету. Выходка Фирсова ничуть его не удивила. Парень был со странностями, но по крайней мере сегодня хоть немного разговорился. Затушив окурок о консервную банку, Ахматов всё же решил проверить, почему плачет Сонечка. Дочь кричала так, что её крики можно было услышать на первом этаже.

– И надо было Вике так не вовремя выйти в магазин, – проворчал Толик, поднимаясь по лестнице наверх.

Он с ужасом представлял, как ему придётся брать дочь на руки и пытаться её успокоить. Или того хуже, менять подгузники. Жена его научила, как это делать, но отвращение к запаху и грязи от этого слабее не стали.

Глубоко вздохнув, он надавил на дверную ручку и вошёл в квартиру. Судя по запаху, Сонечка плакала из-за грязных пелёнок. Запирая за собой дверь Ахматов старался не дышать. Хуже всего было то, что он не мог сейчас же открыть все окна и проветрить квартиру – его дочь могла заболеть, а это значило ещё больше проблем, начиная с ворчания жены о том, что даже на пять минут на него нельзя оставить ребёнка, и кончая тратами на лекарства и бессонные ночи.

По мере его приближения к кроватке, его раздражение всё больше росло. Он вообще не хотел ребёнка. Да и с Викой он тогда начал встречаться от скуки. Других девушек на горизонте не было, а тут новая практиканточка в офисе. Не красавица, но и не страшненькая. На время сойдёт. И кто же знал, что временное увлечение превратиться в пожизненную повинность!

– Да что толку сейчас сожалеть, – разговаривая сам с собой, буркнул Толик. – Что там у тебя произошло?

Он подошёл к дочери и посмотрел на её красное от долгого крика лицо. Заметив рядом отца, девочка на секунду притихла, затем вновь принялась кричать, суча руками и ногами.

– Сейчас. Сейчас папа всё сделает, – беря Сонечку подмышки, он на вытянутых руках отнёс её в ванную.

Там на трёх квадратных метрах, среди ванной, умывальника и стиральной машинки, они с Викой установили пеленальный стол. Доставляющий массу неудобств в обычное время, на этот раз он дал возможность Толику проветрить квартиру. Оставив девочку плакать в ванной, он быстро добежал до окна, открыл его настежь и глотнул свежего воздуха. Прохладный ветерок ворвался в квартиру, унося с собой зловоние маленького ребёнка.

Сонечка продолжала реветь в ванной дожидаясь, когда папа соберётся с духом её перепеленать. А он стоял возле окна и не мог пошевелиться. Не мог заставить себя сделать хотя бы шаг к ванной, чтобы снять подгузники, помыть дочку, вытереть, высушить, присыпать тальком и надеть новый подгузник. Такая чёртова куча манипуляций, что Ахматова начала бить мелкая дрожь.

– Чёрт! – делая шаг по направлению к ванной, всё больше раздражался Толик. – Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Взяв себя в руки он всё же вернулся к Сонечке и выполнил всю последовательность действий, как хорошо смазанный робот-автомат. Вика обычно между операциями ещё и сюсюкалась с дочерью, либо напевала, какая она красивая умница и большая молодец. Толик был согласен, что Сонечка большая молодец, раз выдавала какашки такими большими порциями, но сильно сомневался на счёт умницы. Была бы умная, заранее бы предупреждала, что хочет в туалет. И не важно, что ей всего три месяца и девочка даже ходить не может самостоятельно, не то что говорить. Но Ахматову было проще винить дочь в том, что она усложняет ему жизнь, а не себя, за то, что тогда сэкономил на презервативах.

Через пять минут Сонечка довольно улыбаясь лежала у себя в кроватке выпросив у папы соску. Теоретически он бы мог её накормить, но согреть молоко, а потом проверять достаточно ли оно тёплое – это было выше его сил. Лучше он подождёт, когда Вика вернётся с покупками и сама покормит её. Она мать вот пусть и возится с ребёнком, а он деньги зарабатывает.

Толик провёл рукой по волосам и наткнулся за ухом на вторую сигарету, которую вытащил из пачки Кости. Это напомнило ему о другом неудобстве – теперь в доме курить было строго запрещено и приходилось выходить на лестницу. Повертев в руках сигарету, Ахматов покосился на дочь.

Сонечка вроде лежала спокойно и за пять минут с ней ничего не должно было приключиться, поэтому он снова вышел из квартиры покурить. Уже закрывая за собой дверь, он почувствовал облегчение. Как будто гора свалилась с плеч, а ведь он всего лишь поменял подгузник.

Закурив, Толик облокотился локтями о перила лестницы. Глядя на облачко дыма, поднимающееся к потолку, он вдруг вспомнил о том, как узнал о беременности Вики.

В первый раз он не поверил своим ушам. Они уже три месяца отлично проводили время, секретничая на работе и отрываясь в клубах или на съёмной квартире Толика. Но громом прозвучавшие слова Вики: «Я беременна» сорвали с глаз Ахматова пелену счастья, обнажив тонкие как спички сваи, на которых держалась его разгульная жизнь. Его затылка как будто коснулся холодный ветерок предстоящего урагана.

– Что? – он не верил. Отказывался верить. Такое не могло произойти с ним.

– Я беременна.

Холодный ветерок превратился в мощный ураган, сметающий всё на своём пути, и развесёлый мир Толика рухнул, похоронив под собой несложные мечты о недалёком будущем.

– Как беременна? Мы же предохранялись!

– Ребёночку чуть больше семи недель. Наверное, это в тот раз, когда мы были в клубе. Ну, помнишь, когда мы оба были немного под кайфом.

Да, теперь он припоминал. Знакомый тогда дал ему две небольшие таблеточки, пообещав, что они с подругой улетят на другую планету. Так оно, собственно и произошло. Действие наркотика было таким, что ощущение величия и неограниченных возможностей задавило собой простую осторожность в виде презерватива.

«Полетали и залетели», – подумал тогда про себя Толик, но вслух ничего не сказал.

В тот же день у него состоялся первый разговор с родителями. В том состоянии, в котором он был, Толик готов был принять любую помощь, которую ему могли предложить. Вот родители и предложили временно пожить с невестой у них.

Первые полгода прошли как в аду. Разрываясь между желаниями родителей и беременной девушки, Ахматов неизменно следовал воле родителей. Двадцать пять лет жизни с ними было несравнимо больше трёх месяцев, что они встречались с Викой. Перешагивая через себя и делая всё в точности, как говорили ему родители, Толик постепенно становился нервным и неуравновешенным. Прожив год за пределами родительского дома он слишком привык к свободе, и покорный сын в роль которого он вновь возвращался под влиянием родителей, нравился ему всё меньше.

Через шесть месяцев у них состоялся серьёзный разговор, после которого родители Ахматова переехали жить на дачу. Как только в квартире стало на два человека меньше, Толик вдохнул свободней.

Теперь снова можно было спокойно пить пиво в квартире, и не прятаться, как он делал это ещё пятнадцатилетним подростком в подворотне, зажёвывая спиртное жвачкой «Стиморол». А дополнительным бонусом для него стали возобновившиеся знакомства с девушками. До этого, его мать нутром чуяла, когда он собирался гульнуть налево и всячески промывала ему мозги, что теперь он отец семейства и ему нельзя тратить время на других девушек.

О том, что Вика может так же догадываться о его похождениях, Толик не подозревал.

Когда родители Толика согласились переехать жить на дачу, чтобы не мешаться молодым в их же собственной двухкомнатной квартире, пришлось пожертвовать частью мебели, так как дача не была предназначена для долгого проживания. Не смотря на то, что там круглый год были электричество, газ и вода, жить в сорока километрах от города без машины там было тяжеловато. Но ради своего единственного сына родители готовы были терпеть неудобства. Толик же терпел все те неприятности, которые приносила ему ещё не родившаяся дочь и считал, что родители остались в выигрыше.

Две тумбочки, обшарпанный шкаф для одежды, диван на котором они с Викой спали и кухонный гарнитур эпохи Брежнева – всё, что ему осталось от родителей в этом доме. Не много, по сравнению с хорошо обставленной квартирой, которую он снимал, пока жил один и знать не знал ничего о Вике. Тогда его зарплата позволяла ему платить за жильё, каждую пятницу болтаться по барам и ещё чуть-чуть оставалось до следующей зарплаты, чтобы скопить денег на мотоцикл.

Но стоило Вике родить, как можно было забыть и о съёмной квартире и о мотоцикле. Все его накопления растаяли в первый же месяц после рождения Сонечки. Подгузники, присыпки, таблетки для Вики, детское питание с пижамами, комбинезонами для дочери стоили таких денег, что проще было купить самолёт. Толик каждый раз приходил в ужас, когда вся его зарплата перетекала в семейный бюджет, которого едва хватало, чтобы перекрыть первоочередные нужды молодых родителей и ребёнка. И если раньше Толик неохотно соглашался на калым, то теперь это было его спасением. Небольшие, но всё же наличные (ключевым в этом слове был корень личные) деньги и возможность оправдать своё отсутствие вечерами дома стали для него настоящей отдушиной в семейном аду.

От невесёлых мыслей его отвлекли раздавшиеся из-за закрытой двери рыдания девочки.

– Господи, что на этот раз?! – не потрудившись затушить окурок, Ахматов щелчком отправил его скакать вниз по лестнице. – Иду, я, иду!

Толик ворвался в квартиру, с силой толкнув от себя дверь. С грохотом ударившись ручкой о стену, дверь отскочила обратно. Это возымело эффект. Дочка испуганно затихла у себя в колыбельке, прислушиваясь к шагам Ахматова.

– Вот можешь же не кричать, когда захочешь! – зло процедил сквозь зубы Толик, подходя к кроватке дочери. – Что на этот раз у тебя случилось?

Сонечка округлившимися от страха глазами смотрела на отца. Пахло от него чем-то резким и неприятным. От испуга получилось так, что ей снова надо было менять подгузник.

– Опять?! Да сколько же в тебе помещается?! – беря дочь на руки, Толик только и думал о том, когда же вернётся Вика, чтобы сбагрить на неё ребёнка.

Но, похоже, жена использовала поход за продуктами как предлог, чтобы отдохнуть от детского плача и обязанностей матери.

«Хитрая бестия», – вытирая, моя и посыпая Сонечку присыпкой, думал Толик, отточенными движениями приводя дочь в порядок.

Дело усложнялось ещё и тем, что она не лежала на месте, постоянно извиваясь и норовя упасть с пеленального столика. А когда Толик из-за этого раздражался и просил Соню лежать спокойно, она только довольно улыбалась и иногда посмеивалась.

– Вся в мать, – беря дочь на вытянутых руках, констатировал Толик. – Ну что, красавица, идём в кроватку?

Соня довольно улыбнулась, а Толик был в лёгком шоке. Уложив дочку в кровать, он подошёл к окну всё в том же шоковом состоянии. Буквально пару месяцев назад он и понятия не имел, как пеленать ребёнка и возиться с ней, а теперь делал это не хуже няньки в роддоме и вот сейчас начал сюсюкаться со своей дочерью!

Да что с ним такое происходит? Неужели семейная жизнь всё же смогла размягчить в нём того неисправимого холостяка, которым он пытался себе казаться? Глядя в окно он высматривал идущую с покупками из магазина Вику, вот только мысли его витали далеко отсюда. Внезапная перемена в своём поведении испугала и удивила его. Стоя возле окна, он не столько ждал появления жены спешащей домой ему на замену, сколько думал о том, что в нём изменилось ещё?

Самым очевидным для него стало отсутствие весёлых пятниц. Окончание недели, раньше перерастало для него в пьяный дебош и тяжёлое похмелье на следующий день где-нибудь за пределами города. Теперь он каждую пятницу возвращался домой трезвым, как в обычный будний день и стойко принимал на себя обязанности отца, пока Вика, валилась с ног, разогревая ему ранний ужин.

Семейные обеды иногда проходящие втроём, стали для Толика другим, немаловажным открытием. То, что Вика улыбаясь вытирала брызги детского питания отовсюду, куда они долетали: лицо Сонечки, волосы Толика, стоящий в метре от стола холодильник, давно стало для него нормой. Его удивляло другое, что они сидели за столом и общались каждый день, когда он возвращался с работы. Если, конечно, не задерживался из-за подработки или когда они были в ссоре.

Ссоры, пожалуй, единственное, что у него ещё осталось из прошлой жизни. Будучи отцом семейства, он не мог свободно приводить девушек домой. Этого бы не одобрила Вика, если бы вообще после этого Толик и его спутница остались живы.

Поэтому, когда не удавалось убедить её, что он третий раз на неделе задерживается на работе, чтобы заработать чуть больше денег, ему приходилось устраивать скандал. Не такой, когда бьётся посуда и даются обещания жены уехать к маме, а что-то вроде: «Я пашу круглыми сутками, чтобы прокормить нас, а ты мне кровь пьёшь/не даёшь вздохнуть/жить не даёшь» – последнее выбиралось исходя из ситуации.

Прокричав невинные вроде бы оскорбления, Толик громко хлопал дверью и со спокойной совестью отправлялся куролесить с девушками. Хлопок дверью как будто отсекал у него любое чувство вины и угрызения совести. По крайней мере на время его гулянок.

Неизменно возвращаясь на следующий день домой, Ахматову приходилось во-первых, заметать следы своих ночных гуляний и во-вторых, принимать на себя молчаливую атаку Вики, которая ходила по дому не замечая мужа. Обычно это не длилось больше недели, так как жене так или иначе нужны были деньги, а Толик специально держал их у себя, чтобы показать её зависимость от себя.

Уже сейчас, стоя возле окна, ему стало гадко. Толик как будто увидел себя со стороны. Внутри у него всё перевернулось и вывернулось наизнанку. Где-то он уже встречал подобное поведение.

Покопавшись в памяти он вспомнил. Так часто делал его отец. Приходя с работы пьяным, он сначала изводил всю семью своими требованиями и воплями о том, что он в доме хозяин. Мать Ахматова никогда не перечила мужу во время ссор, только кивала и старалась поскорее отправить его спать. Но фокус с деньгами и вынужденными просьбами о них были точь-в-точь как делал это Толик.

Детский гнев, давно забытый и подавленный в юном возрасте волной обрушился на Толика, едва не сбив его с ног.

Как он мог быть таким идиотом? Неужели ему не хватило издевательств отца в детстве? Как он мог забыть данные себе обещания, никогда, НИКОГДА в жизни не стать таким, как отец? А по всему получалось, что он именно так себя и вёл. Создавал свою семью по образу и подобию той, в которой жил.

Воспоминания о пьянках отца не означали, что всё его детство прошло в страхе и повиновении. Когда папа был в настроении и трезвым их семья ничем не отличалась от других семей. Но эти моменты: «Я хозяин этого дома» всплывшие в его сознании только сейчас, разом перечёркивали всё хорошее, что было у них.

Со временем эти выходки забылись, но как оказалось влияли на всю последующую жизнь Толика сильнее, чем хорошие воспоминания.

Впервые с момента женитьбы, Толику стало неловко за своё поведение. В детстве он хотел быть лучше отца, и не становиться тираном для жены и ребёнка. Но тут же в нём взыграл протест. Память услужливо преподнесла воспоминания о круглосуточном плаче ребёнка и запахе его фекалий, уставшая Вика, кричащая на него, чтобы он пошевеливался и бежал в магазин за пелёнками. Каждый день такого балагана он тоже выдержать не мог.

Поэтому Толик, будучи парнем смекалистым, нашёл компромисс: он будет иногда сбегать из дома, ради коротких интрижек с практикантками или девушками, которых он случайно подвозил по дороге на работу, только на этот раз он не будет использовать для этого ссоры. Он обязательно найдёт способ, как безболезненно отлучиться из дома. Он станет лучше.

От осознания собственного благородства и озарения, Толик светился как медный таз, когда Вика, наконец, вернулась домой с покупками.

– Привет, – необычно мягким голосом, произнёс Толик и сам удивился своему тону.

– Привет, – Вика подозрительно покосилась сначала на мужа, потом на спящую в колыбельке Сонечку. – Что случилось?

– Ничего, просто рад тебя видеть, – раньше бы это прозвучало фальшиво, сейчас же Толик только удивлялся, сколько искренности было в его словах.

Удивлению Вики не было предела. Если бы за секунду до этого она не поставила сумки с покупками на стол, то обязательно выронила бы их на пол.

– Что с Соней? – обходя мужа стороной, девушка подошла к кроватке и внимательно посмотрела на дочь.

– Ничего, два раза покакала и теперь довольная спит.

Весёлое настроение мужа после того, как он два раза сменил дочери подгузники? Либо он что-то выпил – но завтра ему на работу, не должен был, либо что-то задумал или сделал. Не просто же так он разыгрывает любящего мужа!

Эти мысли пронеслись в голове Вики несколько раз и не одна из них не зацепилась за сознание. Дело было в другом. Она это чувствовала. Но в чём она пока понять не могла. Может новая любовница? Не похоже.

Вика знала почти о всех похождениях мужа, но из-за ребёнка и своего зависимого положения – родители не одобрили её беременность и брак, предоставив ей самой справляться с этой проблемой, считала себя не в праве что-то требовать от него. Наверняка со своими девками он разговаривал таким же нежным тоном.

Одна мысль об этом больно ударила по самолюбию девушки и всё же она сдержала свой гнев. Раздражённо раскладывая покупки по холодильнику, она то и дело подозрительно косилась на мужа.

Толик в свою очередь тоже не знал, как поступить. Он попытался быть хорошим и получил прямо противоположный результат. На что она теперь-то злилась? Неужели у неё снова начались месячные? Не должны были. А что если она видела, как он пялился сегодня на соседку из шестнадцатой квартиры? Нет, это точно было исключено.

«Да что, чёрт возьми, с тобой произошло?!» – в свою очередь начал раздражаться Толик.

– Что-нибудь случилось? – самым обыденным тоном поинтересовался он у жены вслух.

«Да, случилось! Меня достали твои мелкие интрижки, после которых ты возвращаешься с лицом, как будто спас мир от потопа. Мне надоело выгребать дерьмо за нашим общим ребёнком, к которому ты подходишь только, когда она спит. И твой долбанный, слащавый тон меня бесит больше всего, так как я чувствую, что ты задумал трахнуть очередную бабу, пока я пытаюсь уложить спать нашу дочь!»

Прикусив губу, Вика старалась не заплакать и не закричать. Рвущиеся наружу мысли бросали Толику одно обвинение за другим, но голос разума заглушал их твердя: «Ты не в праве. Ты не в праве ему перечить». Воспитанная в семье, где всё решал отец, а мать лишь следовала за ним покорной тенью, Вика, как и Толик, надеялась быть лучше матери, но в итоге становилась похожа на неё, как две капли воды.

– Молоко скисло, – не найдя ничего лучше, ответила Вика. – Пойду, схожу за новым.

– Ничего страшного, я сбегаю в магазин, – тут же отозвался Толик, почувствовав спасительный выход из неловкой ситуации. – В ближайшие двадцать минут Сонька должна спать, и ты как раз немного отдохнёшь.

Не успела Вика ответить мужу, как он уже бежал вниз по лестнице, забыв дома кошелёк. Ему повезло, что в магазине уже на кассе он встретил Мухина и одолжил у него до вечера денег на молоко.

А пока Толик бегал по магазину в поисках молока, Вика лежала на диване без сил, пытаясь разгадать заданную ей мужем загадку. Он никогда не ходил к своим девкам по воскресеньям, понедельники для её мужа тоже были тяжелыми – так с чего вдруг он в таком отличном расположении духа и пытается ей угодить? Неужели он собирается бросить её с ребёнком?

На этот раз ей стало по-настоящему страшно. Если Толик внезапно пропадёт, его родители вернутся в город и выгонят её из дома. А куда она пойдёт с ребёнком на руках? Её родители, даже если они сломаются и возьмут её обратно к себе домой, уничтожат её за два дня. Их проповеди и призывы к совести как вороньё слетятся и выклюют ей мозг и силу воли.

В этот момент она уже была согласна на всё. Даже на новую любовницу мужа, лишь бы только он не бросал её с ребёнком одну. Что-то мокрое коснулось её щеки. Проведя ладонью по лицу Вика с удивлением заметила, что плачет. Такого не было с ней с самого окончания школы.

– Совсем расклеилась, корова, – вставая с дивана, заворчала на себя Вика. – Дура безмозглая.

Коровой она не была. Стройная от природы фигура благодаря ежедневным тренировкам сделала бы честь многим девушкам, но у себя в сознании она всегда оставалась неуклюжей девочкой-подростком. Что же касалось дуры, так в детстве её звали родители, стоило ей пойти против их воли. Так она научилась скрывать свои чувства и намерения, маскируя их под покорность. А поступать так, как того хотели окружающие, чтобы не прослыть дурой – это стало для неё чем-то вроде второй натуры.

Возможно поэтому она так долго терпела измены мужа, его пьянки через день и пренебрежительное отношение к себе. Стоило ей почувствовать в себе злость и желание сделать так, как она хочет, призраки детства слетались над ней, забрасывая камнями: «Дура, куда ты лезешь?», «Ты же ничего не смыслишь в этом!» «Корова!»

Вика бегом бросилась к окну, распахнула его настежь и вдохнула полной грудью свежий воздух. Полегчало. Но не намного. В голове по-прежнему звучали голоса и отговорки от серьёзного разговора с мужем.

Нельзя было сказать, что Вика покорно сносила все выходки мужа. Иногда он перегибал палку и тогда темперамент Вики шёл впереди её воспитания и она успевала накричать на Толика так, что тот потом на неделю превращался в идеального мужа.

Воспитанные требовательными родителями они невольно искали друг в друге ответственного за все их решения. Положение на равных вызывало у каждого чувство беспокойства. Для их подсознания совместная семейная жизнь должна была стать копией семьи их родителей с авторитарным диктатором во главе. Но каждый раз, когда кто-то из них пытался встать на место родителя, другая установка детства, что он ни на что не годен давила этот порыв.

Поэтому пока они жили с родителями Толика, те так или иначе принимали решения за молодых и Толик с Викой, хоть и злились, в тайне чувствовали себя спокойней. Решение было принято взрослым рассудительным человеком, а значит, оно было правильным. Теперь же на протяжении шести месяцев, что они жили вдвоём, каждый искал своё место в новом мире. И пока не мог найти.

Но неделю назад, тайком от мужа Вика купила книгу по психологии, с традиционным названием «Как воспитать ребёнка». Только книга предназначалась не для детей, а для родителей. Начиналась книга такой же банальной фразой, как и называлась: «Родители – это пример для подражания ребёнка. Станьте лучше и дети последуют вашему примеру». Читая главу за главой, Вика с ужасом понимала, что все описанные в книге патологии имели место в её семье. Моральное давление, унижение, беспрекословное исполнение воли родителей, – всё это она испытала в детстве. Тесты и упражнения, которые шли после очередной главы, помогали ей лучше понять себя и мужа.

Вот только сегодняшнее поведение Толика говорило о неприятных изменениях. Судя по книге, если он не работал над собой и сохранял свои прежние установки, то побег от их гнёта или полное подчинение им могли стать причиной хорошего настроения её мужа. Побег означал измену, но о подчинении чему-либо девушка не могла ничего сказать. Вика и не подозревала, что сегодня, не читая книг, Толик сам пришёл к косвенному выводу, что ему пора меняться.

Стоя возле окна и наблюдая за играющими в песочнице детьми, она твёрдо решила поговорить с мужем. Дать книгу, заставить его прочитать её. Если она будет достаточно тверда, чтобы скопировать его отца, он подчинится. Но стоит ей дрогнуть и в Толике проснётся бунтарь.