Летний сад

Александр сдержал дыхание. Возможно, они изучили его дело более тщательно, чем он надеялся.

– Вы симпатизировали коммунистам, капитан Баррингтон?

– Нет.

– А ваши родители? – пожелал узнать Ранкин. – Гарольд и Джейн Баррингтон? Можете вы сказать, что они симпатизировали коммунистам?

– Я не знаю, кому они симпатизировали. Они были коммунистами.

В зале воцарилась ледяная тишина. Александр знал, что его родители были частью игры по правилам, но заметил, как застыл Берк.

Ранкин пристально смотрел на Александра:

– Прошу, продолжайте. Вы хотели рассказать нам о вашем коммунистическом прошлом, уверен.

Так ли?

– Мы переехали в Советский Союз в тридцатом году, мне тогда было одиннадцать лет, – сказал Александр. – Моих родителей и меня в итоге арестовали во время Большой чистки тридцать седьмого – тридцать восьмого годов.

– Так, задержитесь на этом, – тут же сказал Берк. – Только не надо использовать термин «Большая чистка» в том смысле, в каком мы говорим «Великая депрессия». Это всего лишь слова пропаганды, предназначенные для того, чтобы испугать и запутать. Часто то, что выглядит чисткой для одного, оказывается лишь исполнением закона для другого. Свидетельства того, было или нет то, что называют чисткой, крайне неясны. – Он сделал паузу. – Очень похоже на ваше дело, мистер Баррингтон.

Александр молча прищурился на Берка.

– И я могу подчеркнуть, – продолжил Берк, – что, поскольку вы сидите здесь, перед нами, вы являетесь реальным доказательством того, что вас не «вычистили».

– Меня не вычистили потому, что я сбежал по дороге во Владивосток. Что это доказывает?

– Который это был побег, мистер Баррингтон? – любезно спросил Берк. – Похоже, их было очень много.

Дрейк из Министерства юстиции воспользовался возможностью вмешаться:

– Когда вы сбежали, вы уже были советским гражданином?

Вот оно. Снова темные моменты.

– Да. Когда меня в шестнадцать лет призвали на военную службу, я автоматически стал советским гражданином.

– А! И когда вы стали советским гражданином, ваше американское гражданство автоматически аннулировалось, – сказал Дрейк со сдержанным восторгом, получив наконец шанс упомянуть об американских законах иммиграции и натурализации.

– Возражение! – вмешался Ливайн. – Мистер Дрейк, я снова повторю, мой клиент – действительно гражданин Америки.

– Но, советник, ваш клиент только что заявил под протокол, что он был советским гражданином. Он не может быть одновременно гражданином и Соединенных Штатов, и Советского Союза, – возразил Дрейк. – Ни тогда – ни определенно сейчас.

– Да, – согласился Мэтт Ливайн. – Но его американское гражданство не может быть аннулировано, если он стал гражданином Советского Союза не по своему желанию. И я бы утверждал, что воинская повинность, по своему определению, подразумевает принудительное гражданство. И еще раз: мой клиент по рождению – гражданин Соединенных Штатов.

– В отличие от того, кто, скажем, стал натурализованным гражданином после получения убежища? – сказал Берк, глядя только на Александра. – Как беженец, прибывший в один из наших портов… или, например, на остров Эллис, – во время войны?

На этот раз руки Александра не сдвинулись со стола; у него было время подготовиться. Он лишь стиснул зубы. Он был прав, оставаясь настороже. Сейчас происходило именно то, что он и подозревал.

Мэтт Ливайн сказал:

– Верно, ничего подобного. Можем мы продолжить?

И они продолжили, перейдя к Гарольду и Джейн Баррингтон.

Еще час, а возможно, и дольше, представитель ФБР вместе с конгрессменом Ранкином не умолкали.

– Возражение! Об этом уже спрашивали. Восемь раз.

– Возражение! Об этом спрашивали. Десять раз.

– Возражение!

– Возражение!

– Возражение!

– История его родителей и его собственная мятежная деятельность вполне могут быть упомянуты здесь, советник, – заявил Ранкин.

– Какая мятежная деятельность? Он был несовершеннолетним! А его родителей здесь нет, они не могут защищаться. Мы действительно должны двинуться дальше.

– В деле говорится, что Энтони Александр Баррингтон был арестован в возрасте десяти лет в округе Колумбия во время неразрешенной прореволюционной демонстрации радикалов, – сказал Ранкин. – Это его история. Так что он сам имел симпатии к коммунистам или нет? Он ведь уехал в Советский Союз? Жил там, ходил в школу? Вступил в Красную армию? Стал ли он членом Коммунистической партии, чтобы получить офицерское звание? Насколько я понимаю, все офицеры должны были быть членами партии.

– Это неправда, – возразил Александр. – Я не был членом партии. И к счастью для меня, потому что все партийные офицеры Красной армии были расстреляны в тридцать восьмом году… – Он помолчал, холодно глядя на Берка. – В период исполнения особых законов.

На лице Берка отразилось напряжение, на лице Ранкина – удовлетворение.

– Отвечайте на мой вопрос, капитан, – сказал он.

Ливайн хотел возразить, но Александр остановил его:

– Вопросов было много, конгрессмен Ранкин. Начнем с первого, вы правы, я много раз стоял на стороне отца, когда был мальчишкой. – Александр коротко вздохнул. – Я ходил с ним на демонстрации. Меня трижды арестовывали во время разных беспорядков. Он был коммунистом, но он был также и отцом. Я с ним не спорил.

– Мистер Баррингтон, и все же остается главный вопрос этого обсуждения, – протяжным говором Миссисипи произнес Ранкин. – Вы коммунист или нет?

– И я уже много раз на него отвечал, конгрессмен. Я сказал, что не был коммунистом.

– Просто чтобы прояснить линию вопросов конгрессмена, мистер Баррингтон, – заговорил Берк с откровенной насмешкой, – вспомним ныне широко известное мнение Джона Ранкина. Я процитирую: «Подлинным врагом Соединенных Штатов всегда были не страны „оси“, а Советский Союз».

– Именно это достопочтенные американские джентльмены хотели бы сегодня обсудить под протокол? – спросил Ранкин с такой же явной насмешкой.

Александр перевел взгляд с одного на другого и промолчал. Ему вопроса не задавали. Таня была права. Ему следовало быть очень осторожным. Говорить только о предметах обсуждения. В голове у него шумело. Иммиграционный департамент желал, чтобы он был советским гражданином без убежища, которого они могли бы депортировать. ФБР хотело сделать из него шпиона, советского или американского, они еще не решили. Ранкин желал, чтобы Александр был коммунистом и американцем, чтобы его можно было обвинить в предательстве. Берк, – подумал Александр, – хотел бы, чтобы он был коммунистом и русским и его бы депортировали. А Рихтер желал видеть в нем просто солдата с кучей информации о враге. Именно так распределились силы на фронте перед окопом Александра.

– Был ли ваш отец частью подпольной шпионской сети? – спросил Ранкин.

– Возражение! – усталым голосом произнес Ливайн.

– Возможно, состоял в Народном фронте? Коминтерне? Красной Бригаде? – продолжал Ранкин.

– Возможно, – ответил Александр. – Я просто не знаю.

– Участвовал ли Гарольд Баррингтон в шпионской деятельности в пользу Советов, когда еще жил в Америке?

– Возражение, возражение, возражение…

– Возражение учтено. Пожалуйста, отвечайте на вопрос, капитан Баррингтон.

– Я не знаю. Но сомневаюсь.

Ранкин сказал:

– Бежал ли ваш отец в Советский Союз потому, что его раскрыли как шпиона и он боялся за свою безопасность?

– Мой отец не бежал в Советский Союз, – медленно заговорил Александр. – Мы переехали туда с полным пониманием и с согласия правительства Соединенных Штатов.

– Он не бежал, чтобы избегнуть ареста за шпионаж?

– Нет.

– Но разве его американское гражданство не было аннулировано?

– Оно не было аннулировано в качестве наказания. Оно было аннулировано, когда он стал гражданином Советов.

– То есть ответ будет «да»? – вежливо уточнил Ранкин. – Оно было аннулировано?

– Да, – согласился Александр. – Оно было аннулировано.

Ему почти хотелось самому заявить о возражении.

– Капитан Баррингтон, совершил ли ваш отец предательство, – спросил Ранкин. – Предательство против его родной страны, Соединенных Штатов, шпионя для Советского Союза?

– Нет, конгрессмен, – сказал Александр. – Не совершал.

Он заставил свои руки лежать спокойно. Ох, папа, посмотри, что ты оставил для меня…

Они сделали еще один небольшой перерыв.

– Что случилось с Гарольдом и Джейн Баррингтон после того, как их в тридцать шестом году арестовали в Ленинграде? – спросил Ранкин, когда заседание возобновилось.

– Их расстреляли в тридцать седьмом.

Александр бросил на Берка взгляд, говоривший: «Вот что я думаю о вашем утверждении о неясностях в деле, джентльмен из Штатов».

– По какому обвинению?

– В предательстве. Их сочли виновными в шпионаже в пользу Америки.

Последовала пауза.

– Сочли, вы сказали? – спросил Ранкин. – Американскими шпионами?

– Да. Арестовали, пытали, обвинили, расстреляли.

– Ну, нам известно наверняка, – сказал Ранкин, – что они не шпионили в пользу американского правительства.

– При всем уважении, конгрессмен, – сказал Берк, – в деле мистера Баррингтона нет никаких подробностей относительно его родителей и предполагаемого обвинения. Мы имеем только его собственное заявление, а он, по его собственному признанию, на суде не присутствовал. А советское правительство обычно не сообщало информации о своих собственных гражданах.

– Что ж, они зато раскрыли множество информации о конкретном Александре Белове, мистер Берк, – ответил мистер Ранкин.

– И это тоже их привилегия относительно собственных граждан, – сказал Берк и быстро продолжил, прежде чем Ливайн смог возразить: – Думаю, мы должны не забывать, почему мы здесь, и не для того – несмотря на все усилия конгрессмена, – чтобы заново исследовать роль Советов в мировом конфликте, а просто чтобы установить, является ли мистер Баррингтон тем, кем он себя представляет, и может ли он представлять опасность для нас здесь, в Соединенных Штатах. И есть два жизненно важных вопроса на данном слушании. Первый: является ли мистер Баррингтон гражданином Соединенных Штатов? Второй: коммунист ли мистер Баррингтон? Я, прежде всего, думаю, что нам следует более пристально взглянуть на первый, а не на второй, потому что, мне кажется, очень легко видеть вокруг ведьм… – Он помолчал и откашлялся. – В особенности при нынешнем политическом климате. Однако первым по порядку следует то, что мистер Баррингтон не отрицает того, что был советским гражданином. И Советы до сих пор считают его таковым. Возможно, нам следует положиться на дополнительную информацию.

– Ваше собственное Министерство иностранных дел установило факт американского рождения мистера Баррингтона два года назад, и они предоставили ему безопасный выезд из Берлина, – сказал Ранкин. – Именно это джентльмен хотел бы обсудить со своим собственным департаментом?

– Я говорю только, – ответил Берк, – что Советы это оспаривают. И все.

– Советский Союз, казнивший его родителей? – уточнил Ранкин. – Его родителей, которые отказались от американского гражданства, стали гражданами Страны Советов, а потом их пытали и расстреляли? Я не могу согласиться с джентльменом из Министерства иностранных дел относительно надежности Советского Союза в вопросе происхождения капитана Баррингтона.

– Мы не знаем точно, были ли расстреляны его родители, конгрессмен. Разве капитан Баррингтон присутствовал при казни? Если честно, это лишь домыслы.

– Мистер Берк прав, – сказал Александр. – Я не присутствовал при их расстреле. Однако я присутствовал на моем собственном аресте. Я не занимаюсь домыслами насчет моего приговора к десяти годам каторжных работ.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Имя Энтони созвучно с именем персонажа комиксов 1960-х: Ant-Man – Человек-муравей.

2

Райская долина (англ.). Так называется обширная территория, давшая название пригороду Финикса.

3

Из английского христианского гимна XIX века.