Царскосельские легенды. Орфография

─ Какая красивая романтическая легенда! ─ сказалъ лейтенантъ.

─ Вы такъ считаете? ─ съ сомнѣніемъ отозвался Пантенъ. ─ По чистой случайности мнѣ знакомъ авторъ этой легенды. Это нѣкій Эгль, извѣстный мѣстный собиратель пѣсенъ, легендъ, преданій и сказокъ. Завидуетъ славѣ Андерсена и братьевъ Гриммъ. Живетъ онъ въ городѣ, пишетъ статьи въ газетахъ. Пишетъ многословно и безсвязно. Ругаетъ русскія сказки. Пьяница, но съ претензіей на утонченный аристократизмъ, ибо предпочитаетъ ароматическую водку простой.

─ А вы откуда его знаете? ─ спросилъ лейтенантъ.

─ Лиссъ ─ городъ маленькій. Всѣ другъ друга знаютъ, ─ пожалъ плечами Пантенъ и приказалъ матросу продолжать.

─ Такъ вотъ. Пока жидъ Меннерсъ разсказывалъ, то злобно шипѣлъ, то мелко хихикалъ, видать, злобу немалую держалъ на Лонгрена съ дочкой. И примѣчаю я, что капитанъ нашъ при его разсказѣ всё мрачнѣетъ и мрачнѣетъ. И не одинъ я это замѣтилъ! Подскакиваетъ къ намъ угольщикъ, который у окна водку пилъ и прислушивался, и говоритъ: «Дозвольте, господинъ капитанъ, вамъ всю правду разсказать, какъ на духу! Вѣдь жидъ вретъ, какъ сретъ! И всё его племя такое, и отецъ его съ матерью тоже всѣ врали. Брать надо хворостину и гнать ихъ въ Палестину! А про дѣвушку я вамъ правду разскажу, только прикажите мнѣ водочки поднести!»

Тутъ капитанъ приказалъ угольщику сѣсть къ намъ, велѣлъ трактирщику подать всѣмъ намъ ещё водки и говоритъ: «Давай, разскажи намъ теперь правду, справедливый старикъ!» И угольщикъ, Филиппъ его звали, разсказалъ намъ, что дѣвица никакая не безумная, а обыкновенная и очень даже хорошая. Отецъ ея ─ и морякъ настоящій, и рыбакъ, и мастеръ на всѣ руки, и поведенія трезваго: больше стакана за разъ никогда не пьетъ. А прошлый трактирщикъ самъ утонулъ, такъ ему, жиду, и надо, потому какъ подлецъ былъ, а Лонгренъ здѣсь ни при чемъ. И Ассоль хочетъ уйти въ море, не потому, что сумасшедшая, а потому, что хочетъ стать на кораблѣ буфетчицей и жить честнымъ трудомъ, и такъ она ему, Филиппу, сама говорила. Но отецъ ея не хочетъ, чтобы она гдѣ-нибудь служила или работала. Поэтому, должно быть, будетъ радъ всей душой, чтобы выдать её замужъ за хорошаго человѣка. А дѣвица она работящая, и мастерица шить и вышивать! И такъ онъ дѣвицу расхваливалъ, такъ расхваливалъ, что капитанъ нашъ сразу лицомъ просвѣтлѣлъ. А Филиппъ видѣлъ это и ещё больше нахваливалъ эту Ассоль, а капитанъ ему всё подливалъ и подливалъ водки. Потомъ капитанъ расплатился, велѣлъ мнѣ провѣрить всѣ свѣдѣнія и къ вечеру доложить. Такъ я цѣлый день тамъ болтался по поселку, еще съ мѣстными въ трактирѣ сидѣлъ, выпытывалъ про Ассоль и ея папашу. Потомъ за ихъ домомъ наблюдалъ. Вотъ, изволите ли видѣть, даже написалъ отчетъ, я вѣдь грамотный!

Летика вынулъ изъ кармана и протянулъ Пантену клочокъ бумаги, съ нацарапанными карандашомъ кривыми буквами:

«Сообразно инструкціи. Послѣ пяти часовъ ходилъ по улицѣ. Домъ съ сѣрой крышей, по два окна сбоку; при нёмъ огородъ. Означенная особа приходила два раза: за водой разъ, за щепками для плиты два. По наступленіи темноты проникъ взглядомъ въ окно, но ничего не увидѣлъ по причинѣ занавѣски». Въ концѣ было накарябано: «Въ счетъ расходовъ приложилъ малость своихъ».

Пантенъ прочиталъ и протянулъ клочокъ лейтенанту. Тотъ тоже прочиталъ и вернулъ клочокъ Летикѣ со словами:

─ Да тебѣ бы, братецъ, филеромъ въ сыскномъ служить. Но мы отсюда ничего новаго не узнали. Что было дальше?

─ А дальше, ваше благородіе, ничего уже не было. Вернулся я къ вечеру на «Секретъ». Едва успѣлъ, вижу ребята собираются якорь выхаживать, такъ прыгнулъ въ шлюпку къ лодочнику и погналъ его къ «Секрету». Я такъ дыхнулъ на лодочника, что человѣкъ вспотѣлъ отъ волненія.

─ Ты ужъ на насъ такъ, братецъ, пожалуйста, не дыши, а лучше впредь закусывай, ─ улыбнулся лейтенантъ, ─ а скажи-ка намъ вотъ что: дѣвушка и правда хороша? Какова собой?

─ Хороша, ваше благородіе! Стройна, по хозяйству проворна, поведенія тихаго, мечтательнаго, коса до пояса, лицо чистое и свѣжее, одѣта чисто и аккуратно.

─ А вѣроисповѣданія какого она? ─ спросилъ Пантенъ.

─ Вотъ этого точно не скажу, Иванъ Яковлевичъ, ─ замялся матросъ, ─ имя у ей не православное ─ Ассоль, а есть ли иное крещеное имя, никто не знаетъ. Не іудейка, это точно. Но иконъ и крестовъ у нихъ въ домѣ я не замѣтилъ, когда въ окно заглядывалъ. А ходитъ ли она въ городѣ въ церковь, никто изъ деревенскихъ не видѣлъ, въ деревнѣ и такъ православныхъ мало. Должно быть, изъ лютеранъ?

─ Спасибо, Летика, за разсказъ. Теперь ступай, ─ сказалъ Пантенъ.

Летика замялся, просительно глядя на Пантена, но тотъ уже рѣшительно убралъ со стола имбирную и стопку обратно въ рундукъ.

─ Иконъ-то у нихъ нѣтъ, а ружье на стѣнѣ виситъ! Неспроста это! Эхъ, не дай Богъ… Летика не договорилъ и, тяжело вздохнувъ, покинулъ каюту.

Глава 4. Свѣтлыя мечты

─ Мнѣ кажется, вашему капитану неслыханно повезло, Иванъ Яковлевичъ, ─ воодушевленно заговорилъ лейтенантъ, какъ только за Летикой затворилась дверь, ─ судите сами: что же лучше всего можетъ спасти его изъ бездны пьянства, ложно понятой морской романтики и прочихъ безумствъ? Для этого нѣтъ ничего лучше брака по любви съ честной здравомыслящей дѣвушкой. Романтическая любовь вытѣснитъ изъ него ложную морскую романтику. Молодая жена вынудитъ его переселиться на берегъ, хотя бы изъ бытовыхъ соображеній. Необходимость содержать семью сдѣлаетъ его осторожнымъ въ денежныхъ дѣлахъ. Здравомыслящее существо рядомъ сдержитъ и уничтожитъ его привычку пьянства. Жена просто не позволитъ ему пить, и онъ, если любитъ её, то послушается и въ концѣ концовъ исцѣлится! Потомъ она тонко и деликатно убѣдитъ его, что для общаго блага слѣдуетъ оставить самоличное управленіе судномъ и довѣрить его настоящему опытному моряку. Тогда Артуръ Грэй не будетъ мѣшать вамъ, Иванъ Яковлевичъ, заниматься выгодными грузоперевозками на «Секретѣ». Судно будетъ въ безопасности отъ его нелѣпыхъ приказаній. Потомъ у нихъ появятся дѣти, и онъ переключится на ихъ воспитаніе, и его жизнь обрѣтетъ настоящій смыслъ. Я искренне радъ за него, радъ, что онъ обрѣтетъ сегодня свое счастье, и желаю ему успѣха!

─ А вы сами романтикъ, Иванъ Францевичъ! ─ улыбнулся Пантенъ. ─ Вы случайно не пишите романовъ?

─ Романовъ ─ нѣтъ, ─ признался лейтенантъ, ─ но иногда пописываю статьи въ «Морской сборникъ». Въ послѣднемъ номерѣ тамъ опубликована моя новая статья о будущемъ миннаго оружія. Еще я готовлюсь напечатать тамъ свои разсказы изъ морской жизни. У меня уже есть нѣсколько. Сюжетъ, что я услышалъ сегодня здѣсь, просто просится на бумагу. Выйдетъ чудесная романтическая повѣсть!

─ Какъ только въ васъ сочетаются минное оружіе съ романтизмомъ! Романтизмъ, по-моему, похуже миннаго оружія будетъ, ибо людямъ въ жизни бокомъ выходитъ, что иногда хуже пьянства, ей-богу! И нашъ капитанъ ─ наглядное тому подтвержденіе! Вотъ съ чего вы взяли, что два случайныхъ человѣка ─ мужчина и женщина ─ такъ ужъ непремѣнно подойдутъ другъ другу, что станутъ жить душа въ душу?

Лейтенантъ уже не слушалъ, а полузакрывъ глаза, вѣщалъ:

─ А вѣдь какъ славно получается, чортъ возьми! Представьте картину: «Секретъ» на всѣхъ алыхъ парусахъ вылетаетъ изъ-за мыса и оказывается на виду у всей деревни. Въ деревнѣ ─ переполохъ! Не можетъ такого быть! Никогда еще большой корабль не подходилъ къ этому берегу! У корабля ─ тѣ самые алые паруса, имя которыхъ звучало какъ издѣвательство! Теперь они пылаютъ съ невинностью факта, опровергающаго всѣ законы бытія и здраваго смысла.

Обыватели ─ мужики, и бабы, и ребятишки ─ со всѣхъ ногъ поспѣшаютъ къ морю, кто въ чёмъ былъ. У воды уже толпа, и въ эту толпу стремительно вбѣгаетъ наша дѣвушка. Пока её не было, ея имя перелетаетъ среди людей съ нервной и угрюмой тревогой, съ злобнымъ испугомъ, со змѣинымъ шипѣніемъ. Какъ только появляется наша Ассоль, всѣ умолкаютъ и пятятся отъ неё, какъ отъ прокаженной или какъ отъ колдуньи! Вотъ она ─ одна средь пустоты знойнаго песка, растерянная, пристыженная, счастливая, съ лицомъ не менѣе алымъ, чѣмъ ея чудо, безпомощно протягиваетъ руки къ высокому кораблю. А на кораблѣ командуете вы, Иванъ Яковлевичъ! «Руль на вѣтеръ, паруса долой, отдать якорь, шлюпку на воду!» Ялъ-четверка съ брызгами падаетъ на воду. Въ него скользятъ четверо дюжихъ матросовъ ─ вашихъ лучшихъ гребцовъ, всѣ въ бѣломъ! Важно спускается боцманъ и садится за руль. Вполголоса предупреждаетъ гребцовъ, чтобы сегодня обошлись безъ своихъ обычныхъ морскихъ словъ. Его слова слышитъ вся команда и отзывается привычнымъ ржаніемъ. Весла подняты вверхъ, и въ шлюпку по трапу торжественно сходитъ вашъ капитанъ ─ въ бѣлоснѣжномъ кителѣ и фуражкѣ ─ и садится на бакъ. Онъ уже не сводитъ глазъ съ дѣвушки. Оркестръ на палубѣ играетъ эпиталаму. Команда тѣмъ временемъ раскатываетъ на палубѣ вотъ эти самые персидскіе ковры. Шлюпка разгоняется и такъ лихо несется къ берегу, словно матросамъ тамъ обѣщана водка. Дѣвушка не выдерживаетъ одиночества и ожиданія. У нее кружится голова, и бѣдная дѣвушка уже не можетъ стоять на ногахъ! Шатаясь, какъ пьяная, она какъ-будто въ какомъ-то туманѣ бредетъ по песку навстрѣчу капитану, прямо въ море! Вотъ она уже скрылась подъ набѣгающей волной по колѣно, по поясъ, но даже не замѣчаетъ этого! Еще немного, и её накроетъ волной цѣликомъ! Но тутъ въ послѣдній моментъ вашъ капитанъ подхватываетъ её, сильными руками выдергиваетъ изъ объятій моря и заключаетъ въ свои объятія! «Вотъ, я пришелъ. Узнала ли ты меня?»

Пантенъ съ легкой полуусмешкой слушалъ рѣчь лейтенанта, изрѣдка прихлебывая изъ бокала. Когда лейтенантъ замолкъ, скрипнула и отворилась дверь, и на порогѣ возникъ сіяющій капитанъ:

─ Всё будетъ въ точности такъ, какъ вы сказали, клянусь морскимъ дьяволомъ! Вы просто провидецъ! Позвольте пожать вашу руку! ─ онъ схватилъ руку лейтенанта и сталъ съ жаромъ трясти.

─ Лейтенантъ Дегре, начальникъ досмотровой партіи крейсера «Богатырь», ─ словно очнувшись отъ грезы, представился тотъ. ─ Пока вы, капитанъ, отдыхали, мы уже закончили досмотръ вашего необычнаго судна. Вашъ старпомъ далъ мнѣ исчерпывающіе объясненія, а также посвятилъ меня въ нѣкоторыя ваши личныя обстоятельства. Примите мои самыя искреннія поздравленія, капитанъ, по случаю вашей сегодняшней предстоящей помолвки!

─ Вы поняли меня, какъ никто другой! ─ капитанъ, похоже, не слушалъ собесѣдника. ─ И ваше вовремя сказанное, нужное слово для меня очень важно! Ея душа ищетъ чуда, и я могу дать ей это чудо! Ахъ, какъ пріятно, какъ чудесно дѣлать чудеса! Что до меня, то наше начало ─ мое и Ассоль ─ останется намъ навсегда въ аломъ отблескѣ парусовъ, созданныхъ глубиной сердца, знающаго, что такое любовь! Новая душа съ этихъ поръ будетъ и у нее, и у меня!

Лейтенантъ побѣдоносно посмотрѣлъ на Пантена. Тотъ лишь вздохнулъ и поднялъ очи горѣ. Вмѣстѣ они поднялись на палубу.

─ Я хочу, чтобы сегодня всѣ вокругъ были счастливы! ─ заявилъ капитанъ и настоялъ, чтобы офицерамъ и командѣ крейсера передали два ящика вина изъ его запасовъ. Матросы споро погрузили ящики на катеръ.

Когда катеръ отошелъ отъ борта шхуны, лейтенантъ выстроилъ своихъ матросовъ на палубѣ и приложилъ руку къ фуражкѣ. Въ отвѣтъ съ «Секрета» оркестръ грянулъ русскій гимнъ. Всѣ матросы закричали «ура» и замахали шапками. Черезъ нѣкоторое время съ крейсера раздался привѣтственный залпъ орудія. Когда клубы дыма разсѣялись, на мачтѣ взвилось множество яркихъ флаговъ.

─ Что тамъ написано, Пантенъ? поинтересовался капитанъ.

«Ура новобрачнымъ!», ─ разобралъ старпомъ. ─ «Горько!»

Глава 5. Пароходъ «Тамбовъ»

Пароходъ Доброфлота «Тамбовъ» шелъ изъ Одессы во Владивостокъ Краснымъ моремъ. Мимо проплывали пустынные берега. Зеркальная гладь воды нарушалась только пѣной и волной, создаваемой самимъ пароходомъ. Несмотря на зимнее время, солнце палило немилосердно и слѣпило глаза. Клубы пароходнаго дыма слались вдоль кормовой арестантской палубы. На носовой части было свѣжо, Лейтенантъ Дегре пилъ пиво въ буфетѣ перваго класса. За сосѣднимъ столомъ шумная компанія долго упрашивала спѣть даму, сидѣвшую вмѣстѣ съ ними. Та долго ломалась, ссылаясь на утомленіе голосовыхъ связокъ, но, наконецъ, согласилась и запѣла. Голосъ былъ низковатымъ, но съ пріятнымъ тембромъ:

«Однажды моремъ я плылаНа пароходѣ томъ.Погода дивная была,Но вдругъ ударилъ штормъ.Ой-ли, туманъ, туманъ,Кружится голова!Едва стою на ногахъ,Но я же не пьяна!»

Пѣсню эту здѣсь очень любили, пѣли каждый день и по многу разъ кряду, но публика требовала еще и еще.

─ Иванъ Францевичъ! ─ окликнули лейтенанта издали, и онъ оглянулся. Сѣдоусый офицеръ въ формѣ Доброфлота подошелъ къ столику. На черной фуражкѣ у него была одна золотая полоса, на погонѣ ─ одна золотая лычка.

─ Иванъ Яковлевичъ, какими судьбами! Какъ тѣсенъ міръ!

Они обнялись. Лейтенантъ приказалъ оффиціанту еще пива и закусокъ. Пантенъ подсѣлъ къ столику:

─ Намъ не положено сидѣть здѣсь съ пассажирами, но я договорился съ капитаномъ. Нашелъ васъ въ реестрѣ пассажировъ, захотѣлъ повидать. Вы въ Александріи сѣли? Во Владивостокъ слѣдуете?

─ Такъ точно, получилъ назначеніе во Владивостокъ. Слава Богу, не Сахалинъ!

─ Довольны?

─ Конечно! Новыя моря, новыя земли! Китай, Японія рядомъ. Сакура, чайная церемонія, шелка, гейши, конкубины… Это вамъ не привычная, скучная и пошлая Гринландія! Всѣ удовольствія, въ томъ числѣ и запретныя, тамъ, говорятъ, очень дешевы! Говорятъ, у женщинъ тамъ совершенно крошечныя ножки! А флотское жалованіе платятъ серебряными мексиканскими долларами! А вы какъ? Всё-таки уволились съ «Секрета» и перешли въ «Доброфлотъ», какъ когда-то собирались? Какъ тамъ поживаетъ вашъ юный капитанъ? Какъ онъ, женился? Какъ его невѣста, счастлива?

Пантенъ тяжело вздохнулъ.

─ Вы, я смотрю, по-прежнему романтикъ. Вамъ лишь бы гейши да конкубины… А жизнь-то на дѣлѣ оказывается намного трагичнѣе! «Секретъ» продали за долги, и нѣтъ больше ни капитана, ни его невѣсты! Плохо у нихъ всё кончилось!

─ Какъ же такъ, ─ огорчился лейтенантъ. ─ Никогда бы не повѣрилъ, что дѣвушка могла ему отказать! Всё же такъ хорошо начиналось! Разскажите, что произошло?

─ Она и не думала ему отказывать. Тутъ всё прошло, какъ по маслу. Въ точности, какъ вы тогда намъ обрисовали. Впрочемъ, про ковры и эпиталаму ─ эту идею, возможно, капитанъ съ вашихъ же словъ и позаимствовалъ. Да ещё я вмѣшался: боцмана оставилъ ковры стелить, а вмѣсто него самъ сѣлъ на руль шлюпки. Очень ужъ мнѣ хотѣлось поближе увидать, какъ ихъ встрѣча произойдетъ. Про то, что дѣвушка по морю пойдетъ къ намъ навстрѣчу, ─ тутъ вы, какъ въ воду глядѣли, всё такъ и было! Тутъ, признаюсь, даже меня охватилъ розовый или алый романтическій туманъ, чего никогда прежде со мной не бывало. А дѣвушка и вправду была хороша! Но…

Оффиціантъ принесъ пиво и балыкъ. Пантенъ отхлебнулъ пива.

─ Но какъ увидѣлъ я, какъ пошла она въ море, тутъ вдругъ холодокъ по спинѣ у меня и прокатился. Вы, конечно, смотрѣли въ театрѣ «Гамлета»?

─ Конечно, и не разъ!

─ Смотрю я на нашу Ассоль,

а мысленно вижу Офелію! Особенно, когда Офелія должна мертвой плавать въ водѣ среди кувшинокъ! Тутъ я нашей Ассоль издали молча кричу словами принца Датскаго: «Удались отъ людей, Офелія! Къ чему умножать собой число грѣшниковъ? Что изъ такого человѣка, который ползетъ между небомъ и землею! Мы всѣ бездѣльники, всѣ ─ никому не вѣрь. Удались отъ людей! Гдѣ твой отецъ?»

Пантенъ снова отхлебнулъ пива и замолчалъ.

─ И что было дальше?

─ Дальше? Сперва всё хорошо было. Онъ её на руки взялъ, она довѣрчиво къ нѣму прижимается. Любовныя нѣжности другъ другу шепчутъ, всякіе цирлихъ-манирлихи. И тутъ до меня доносятся ея слова: «Ты возьмешь къ намъ моего Лонгрена?» А капитанъ её нѣжно такъ цѣлуетъ и соглашается. Тутъ розовый флеръ у меня окончательно съ глазъ спалъ! Ну, думаю: «Бѣдная Офелія! Она не можетъ забыть отца!» Сейчасъ папашу своего за собой къ намъ притащитъ. А куда мнѣ его дѣвать на суднѣ-то? Съ этого начались у насъ мелкіе осложненія, первыя, но не послѣднія. И вылились потомъ въ крупныя и закончились трагедіей.

─ И что было дальше?

─ А что дальше? Честнымъ пиркомъ да за свадебку! Только въ церковь вѣнчаться идти никому и въ голову не взбрело. Поднялись они на судно, и сразу вдвоемъ ─ въ каюту, и одни тамъ остались. Мнѣ пришлось любопытныхъ матросовъ отъ дверей отгонять. Толпа на берегу не расходится, уже свистѣть начали и мяукать. И правда, подлый народъ живетъ въ Каперне! Капитанъ рѣшилъ тогда, что надо подальше отъ берега уходить въ море. Тутъ-то и вспомнили наши новобрачные, наконецъ, о папашѣ Лонгрене.

─ «Гдѣ твой отецъ? ─ Дома, принцъ. ─ Запри за нимъ двери и не выпускай его ─ пусть онъ дурачится дома!» Такъ было?

─ Вашими бы устами, Иванъ Францевичъ! Нѣтъ, на полномъ серьезѣ рѣшили папашу къ себѣ взять, и мнѣ пришлось ѣхать за нимъ на берегъ. Пришелъ я въ деревню, нашелъ его домъ. И его самаго нашелъ: мужикъ бородатый, мрачный, смотритъ изподлобья и оцѣниваетъ тебя взглядомъ, словно прикидываетъ, что съ тебя взять можно, если прямо сейчасъ пришибить? Не понравился мнѣ его взглядъ! Слышалъ, говорю, папаша, дочка твоя замужъ выходитъ за нашего капитана? Всё у нихъ уже сладилось, такъ что, не грусти зря! Давай, говорю, папаша, поступай къ намъ матросомъ ─ будешь рядомъ съ дочкой, если хочешь. Въ душѣ я надѣялся, что не захочетъ онъ, откажется. Въ самомъ дѣлѣ, зачѣмъ старикамъ лѣзть къ молодымъ? Мѣшать только! Домъ у него есть, денегъ бы ему дочка посылала… Но нѣтъ, старый хрѣнъ молча сталъ собираться.

А пока онъ вещи въ рундучокъ кидалъ, смотрю я, какъ завороженный, на ружье, что у него на стѣнѣ висѣло! Онъ мой взглядъ перехватилъ, усмѣхнулся въ бороду, ружье со стѣны снялъ и въ шкафъ подъ ключъ заперъ.

Прибыли мы съ нимъ на судно. Капитанъ съ папашей посмотрѣли другъ на друга, оба помолчали, потому какъ оба не знали, что сказать. Потомъ капитанъ велѣлъ съ якоря сниматься и уходить въ море. Вышли мы въ море, подальше отъ берега, и тутъ началось всеобщее веселье. Капитанъ велѣлъ выкатить на палубу бочонокъ съ фамильнымъ виномъ, цѣны немалой, который берегъ на особенный случай, вышибъ дно, зачерпнулъ оттуда граненымъ стаканомъ, выпилъ до дна и ─ хрясть ─ стаканъ объ палубу вдребезги! Дескать, на счастьѣ! «Теперь, говоритъ, пейте, пейте всѣ! Кто не пьетъ, тотъ врагъ мнѣ!». Ну, и началась давка вокругъ бочонка, всѣ какъ обезумѣли. Мерзкая картина, надо признать! Матросы наши человѣческій обликъ потеряли. Перепились, потомъ спали вповалку, какъ свиньи, прямо на заблеванной палубѣ.

─ Совсѣмъ не романтическое зрѣлище для новобрачной.

─ Да ужъ! Двоихъ только матросовъ мнѣ едва удалось удержать, не далъ я имъ слишкомъ ужъ много пить, а то, кто вахту будетъ стоять? Да папаша Лонгренъ выпилъ одинъ стаканъ молча, ни съ кѣмъ не чокаясь, и на томъ остановился. Да Циммеръ всего одинъ стаканъ принялъ, ему хватило, потомъ на віолончели задушевно такъ пилилъ. А я слушаю музыку Циммера и о своемъ думаю… Вспомнился мнѣ опять принцъ Гамлетъ: «Чего лучше, какъ не веселиться? Посмотрите на мать мою ─ какая она веселая! А отецъ мой умеръ за два часа!». Думаю, какъ мамаша Лиліана приметъ невѣстку изъ простыхъ? А какъ она восприметъ долги за алые паруса и прочія чудачества?

─ Полно-те, Иванъ Яковлевичъ! Свадьба ─ всегда дѣло такое! Молодымъ время жить, старикамъ ─ умаляться.

Пантенъ умолкъ и долго задумчиво смотрѣлъ вдаль на проплывающіе мимо пустынные берега, отхлебывая пиво. Потомъ продолжилъ:

─ Тутъ смотрю, выскакиваетъ тихонько наша новобрачная изъ каюты и тревожно такъ по сторонамъ зыркаетъ. Я-то догадался, въ чёмъ дѣло: проводилъ даму къ гальюнной фигурѣ, благо всѣ возможные зрители мертвецки пьяные лежали. А когда забралась она обратно въ каюту, думаю я, что не мѣсто ей на суднѣ! Ну никакъ не мѣсто! Какъ она будетъ туда днемъ ходить при зрителяхъ? Было, конечно, у капитана въ каютѣ на всякій случай поганое ведро, но вообразите только: романтика новобрачныхъ, а рядомъ ─ одно поганое ведро на двоихъ! И выносить его надо! Не знаю, что и хуже: самой у всѣхъ на глазахъ выносить или знать, что за тобой выносятъ, и что при этомъ думаютъ! Перетерпѣть нѣсколько дней можно, конечно, но жить въ этомъ постоянно ─ нѣтъ ужъ, увольте! А помыться ей какъ? А если недомоганіе какое случится по женской части? Какъ хотите, но, думаю, надо имъ обоимъ на берегъ перебираться!

─ Ну и перебрались они, я надѣюсь?

У капитана вѣдь былъ наслѣдственный замокъ.

─ Нашъ-то дуракъ, вы ужъ простите меня, Иванъ Францевичъ, я такъ про себя нашего капитана называю, онъ вѣдь ни о чёмъ подобномъ и не подумалъ! А она сказать прямо ему стѣсняется, романтику боится нарушить. Пришлось мнѣ сдѣлать нашему капитану внушеніе. Убѣдилъ его, что пора и мамашинаго благословенія испросить.

─ А что мамаша?

─ Мамаша къ тому времени уже счетъ получила за алые паруса. Если бы не эти паруса, можетъ, всё ещё и обошлось бы. Но послѣ парусовъ… Можете представить, съ какими чувствами она встрѣтила сына съ невѣсткой. Состоялось у нихъ непріятное объясненіе, у мамаши ─ истерика, гордый сынокъ хлопнулъ дверью и уѣхалъ съ молодой женой обратно на «Секретъ». Получили мы фрахтъ и ушли въ плаваніе.

─ А какъ же… Ну въ общемъ, что было дальше?

─ Капитанъ первые нѣсколько дней держался ─ не пилъ. Видать, одной романтикой опьянялся, и ему хватало. А потомъ не выдержалъ и напился пьянымъ. Стажъ! Очень это нашу Ассоль огорчило. Она ходила, какъ въ воду опущенная. Потомъ были между ними шумныя объясненія на эту тему. Я слышалъ, какъ онъ обѣщалъ больше никогда не пить и дурь не курить, но всё равно каждый разъ срывался.

─ «Да, онъ её обманулъ ─ это ничего, да зачѣмъ онъ клялся? Грѣшно ему!» ─ продекламировалъ лейтенантъ.

Пантенъ задумчиво кивнулъ и продолжилъ:

─ Судовая жизнь вошла въ прежнюю колею и пошла, какъ прежде, безъ всякой романтики. Алые паруса давно сняли и замѣнили на прежніе, рабочіе. Матерію частично удалось продать, и то съ восьмидесятипроцентнымъ дисконтомъ. Хоть часть долговъ покрыли. Матросы вернулись къ своему привычному языку, и капитанской жены уже не стѣснялись. Всё равно она изъ простыхъ, не барыня, молъ. Потомъ она поняла, что и капитанъ, только что собой хорошъ, а такъ никакой онъ не капитанъ, а обыкновенный пьяница. И напрасны ея усилія поколебать его привычки, потому что добродѣтели не прививаютъ къ старому дереву, какъ говоритъ принцъ Гамлетъ. Съ папашей своимъ она нѣсколько разъ крупно разговаривала. Я не слышалъ, о чёмъ они говорили, но видѣлъ, что каждый разъ отъ него въ слезахъ уходила. Жалко мнѣ её было, да что я могъ подѣлать? И вотъ мѣсяца не прошло, мы какъ разъ въ Лиссъ вернулись, пропала она.

─ Какъ пропала?

─ Ночью вахтенный вродѣ слышалъ какой-то плескъ. А черезъ три дня прибило её къ берегу, какъ Офелію. Помните?

«Бѣлымъ саваномъ обвили,Гробъ усыпали цвѣтами,И въ могилу опустилиСо слезами, со слезами.»

Да только зрѣлище было не изъ пріятныхъ, это вамъ не театръ! Я былъ въ полицейскомъ моргѣ на опознаніи. Никакой дѣвичьей красоты не осталось. Никакими цвѣтами и кувшинками не скрыть мерзость смерти! Приходили къ намъ на судно и полицейскіе, и судебный слѣдователь. Разспрашивали, кто такая, почему жила у насъ на суднѣ? Жена? Почему нѣтъ церковной записи? Пишемъ: «сожительница капитана». Много еще всякой гадости пришлось пережить!

─ Да ужъ! ─ только и смогъ вымолвить лейтенантъ. ─ Но что же, по-вашему, съ ней произошло?

─ Вспомнимъ снова Офелію: «Да, лучше быть безумнымъ, когда намъ всё, что было драгоцѣнно, всё измѣнило!» Её и раньше въ деревнѣ звали безумной, употребляя, правда, для этого другое слово, болѣе привычное деревенскимъ подлецамъ. А отъ безумства до самоубійства ─ дистанція отнюдь не огромнаго размѣра.

Лейтенантъ встрепенулся:

─ Разсказываютъ про японскихъ самураевъ: они совершаютъ самоубійства по самымъ пустяковымъ съ нашей, европейской точки зрѣнія, поводамъ. Многіе считаютъ это романтичнымъ и даже красивымъ!

Пантенъ зло сплюнулъ:

─ Этихъ бы романтиковъ отправлять на экскурсіи въ полицейскій моргъ!

─ А что Лонгренъ?

Пантенъ отхлебнулъ пива:

─ А что Лонгренъ? Тогда намъ крупно повезло, что папаша Лонгренъ былъ у насъ на суднѣ. Всё-таки, ближайшій и единственный родственникъ. Допрашивали его, нѣтъ ли кого-нибудь, кого онъ подозрѣваетъ въ насильственной смерти дочери, или къ кому онъ имѣетъ претензіи? Онъ тогда твердо сказалъ, что ни къ кому онъ претензій не имѣетъ. Но при этомъ такъ посмотрѣлъ на капитана, что у меня холодокъ по спинѣ пробѣжалъ.

─ А капитанъ?

─ Впалъ въ ступоръ. Его даже къ доктору возили. Тотъ ему успокаивающія лѣкарства далъ. Черезъ нѣсколько дней, вродѣ, оклемался, снова началъ курить. И смотрю: сидитъ, какъ прежде, въ дыму, а на губахъ, какъ прежде, улыбка играетъ!

Лейтенантъ матерно выругался и оглянулся на сосѣднюю компанію. Тамъ въ собственномъ шумѣ ничего не услышали.