Кукла для олигарха. Будущее уже наступило. Но не для всех

– Где я? – прохрипел наконец Николай.

– Очнулся? – Семён бросил взгляд в зеркало заднего вида. Вид у Николая был жалкий. Он ощупывал голову и морщился от боли. – Это хорошо, что очнулся. Вести машину будешь.

– Я? Я не могу! Сейчас я совершенно разбит…

– Я тоже не в лучшем виде. У меня тут дыра в боку, кровь хлещет, вот-вот отключусь… Так что, соберись, иначе… Иначе ты меня потеряешь. Мне срочно медицинская нужна помощь. Но в больницу мне нельзя ни в коем случае. На мне труп! У тебя есть знакомый хирург?

– Хирурга нет, но есть знакомая медсестра из хирургии… Что там у тебя? Пуля?

– Нож. В живот, сбоку… Да вези уже! Кровью истекаю…

Уступая Николаю водительское место, Семёна повело, и он едва не рухнул наземь. Инстинктивно ухватившись обеими руками за боковое зеркало припаркованного черного внедорожника, он грузно навалился на него грудью, пытаясь отдышаться. Сердце бешено колотилось, словно птица, рвущаяся на волю из тесной клетки.

Оказавшись на заднем сиденье, где только что безжизненно покоилось тело Николая, Семён в бессилии повалился набок.

Дальнейшее для него происходило словно в зыбком тумане, или как в замедленной, призрачной киноленте.

– Семён! Семён! Только не выключайся, прошу! Нельзя! Говори со мной!

– Ты сидишь в луже моей крови, – прошептал Семён пересохшими губами, – и… пить… как же хочется пить…

– Потерпи, потерпи, дружище! Скоро будем на месте. Давай я тебе о Зинке расскажу. А ты мне хотя бы кивай, если тебе трудно отвечать…

Зинаида Непряхина когда – то была на хорошем счету в хирургическом отделении. Но однажды, застав мужа в объятиях другой, она, словно разъярённая тигрица, вонзила ему спицу прямо в сердце. Жизнь её вмиг рухнула, как карточный домик.

Отсидев срок за убийство в состоянии аффекта, она вышла на свободу, но клеймо тюрьмы навсегда отпечаталось на её душе. Она не ожесточилась, нет, скорее стала циничнее, острее на язык. Тюрьма не терпит нежности и сочувствия.

Вернуться к медицине Зинаида не смогла. Перебивалась случайными заработками, балансируя на грани закона: подпольные аборты, выведение из запоя, избавление от наркотической зависимости. Действовала жёстко, без сантиментов. Наркомана, с согласия родственников, приковывали наручниками в подвале гаража, оставшегося от покойного мужа. Зинаида лечила наркозависимость методом заместительной терапии – метадоном. Отчаявшиеся родственники готовы были на всё, лишь бы избавить близкого человека он страшной напасти. И Зинаида не бедствовала.

Одно время ей помогал сожитель, но его вскоре упекли за кражу. В одиночку же справляться с обезумевшими от ломки наркоманами было выше её сил, и Зинаида, скрипя зубами, была вынуждена свернуть прибыльный бизнес.

И вот теперь Николай вёз Семёна к Зинаиде в надежде, что она сможет залатать его распоротые кишки и зашить зияющую рану. И им было сейчас не до сломанной обаятельной куклы – вершины научно – технического прогресса в области роботизации и программирования, пылящейся в багажнике их машины.

На третий день после оперативного вмешательства подпольной лепилы Зинаиды температура у Семёна нормализовалась, он почувствовал себя лучше и впервые с той роковой ночи попросил принести ему еды.

Кризис миновал, и теперь на первый план вышел вопрос: как ему оправдать своё отсутствие на рабочем месте?

Звонок Николая в бухгалтерию, где Семён Ильич Калиткин имел честь работать, сделанный наутро после той злополучной ночи, служил оповещением о болезни, но не оправдывал его отсутствия на работе. И что бы его не выгнали с должности за прогул, необходимо было добыть больничный лист.

– Я поговорю с бывшим коллегой по цеху – доктором из психоневрологического диспансера. Он не раз помогал с оформлением липовых больничных листов, надеюсь, и на этот раз не откажет. Возможно, он сможет помочь легализовать твоё отсутствие, подтвердив его справкой. – Успокоила Семёна Зинаида. – Мир не без добрых людей. Но и добрые люди хотят вкусно есть и сладко спать. Поэтому за справку тебе придётся заплатить.

– Да не вопрос, Зина! – Семён попытался было сесть на кровати, но, поморщившись от боли, вновь упал на белые простыни.

– А за мои услуги заплатишь перед выпиской. И не только деньгами. У меня тут всё по – взрослому. Ты меня понял?

Через неделю Семён уже самостоятельно передвигался по комнате.

Осуществляя очередную перевязку его раны, Зинаида, как бы между прочим, запустила руку под нижнее бельё, и глядя ему в глаза, помяла его беспокойное хозяйство. Семён вздрогнул от неожиданности, покраснел, но противиться не стал.

«Хорошо восстанавливаешься! Жить будешь!», – усмехнулась Зина и похлопала его по бедру. «Набирайся сил, дело идёт к выписке. И за тобой должок!»

Впрочем, эта часть повинности Семёна вполне устраивала. Зинаида не была красавицей в классическом понимании этого слова, но было в ней нечто этакое, что тревожит и манит, бросает в дрожь и будоражит сознание: женщина – вамп, с округлыми формами, сексуальной породы, откровенная в своих помыслах и желаниях.

И это не могло не волновать его душу и изголодавшуюся по близости плоть.

Но в данный момент Семён остерегался любовных утех, его рана ещё не настолько зажила что бы рисковать – при неосторожном движении швы могли разойтись.

Но вот швы и затянулись, и вероятность заражения окончательно сошла на нет. Семён принял душ, привёл в порядок растительность на голове: побрился, подровнял усы и причесался – теперь он вновь походил на того Семёна Ильича, которого знали коллеги по работе и друзья. Когда он садился за стол отобедать, Зинаида проводила его долгим, оценивающим взглядом… и с этого момента его выздоровление стало не таким скучным.

День выписки был особенно бурным. Зинаида командовала парадом, и её сексуальным фантазиям не было предела. Она не испытывала стыда и не беспокоилась о том, чтобы показать своё удовольствие.

Покидал «лечебно – оздоровительное» учреждение Семён выжатым как лимон, с лёгким головокружением, но вполне удовлетворённым.

Пока Семён зализывал рану в скромных апартаментах Зины, Николай, снедаемый тревогой, эпизодически наведывался к нему. В часы отсутствия хозяйки, когда та отлучалась по своим делам, друзья обсуждали произошедшее с ними на городской свалке.

Нападение оборванцев, ведомых двумя уголовниками, и последовавшая за этим смерть одного из них, конвертировало заурядное происшествие в уголовное преступление с отягчающими обстоятельствами.

Призрачная возможность того, что кто – то из нападавших запомнил номер их «Хонды», висела над ними дамокловым мечом. Хотя, положа руку на сердце, в хаосе схватки вряд ли кто – то обратил внимание на номер, да и какой в этом смысл?

Их целью была нажива. Они, вероятно, не планировали никого убивать, а лишь оглушить или ранить, чтобы завладеть деньгами, телефонами, возможно документами.

Но что если уголовники рассчитывали покинуть город на их машине? Прикрывшись их именами и облачившись в их одежду? А бомжей они привлекли в свою игру, поманив их щедрой долей? Такой расклад был более реален. Вероятно, их всё же хотели убить, тела закопать тут же, на свалке, и податься в бега уже на их машине. И от осознания этой реальности им стало не по себе.

Но Семён спутал карты бандитам, покалечив бродягу и отправив одного из нападавших прямиком на тот свет. По логике вещей, никто из участников кровавой вакханалии не был заинтересован в том, чтобы выносить сор из избы, в том числе и местные обитатели свалки, не говоря уже об уголовнике.

Разложив все по полочкам, друзья пришли к выводу, что искать их вряд ли станут. Бездыханное тело нападавшего бандита наверняка затеряется в одном из отдаленных отвалов свалки, и о нём больше никто не вспомнит. Постепенно тревога отступила, но тень сомнения всё ещё омрачала их души.

А всё это время в багажнике «Хонды» Николая ждала своей участи вершина научно – технического прогресса в области роботизации и программирования…

Глава восьмая.

Клара

Как только они её ни называли за это время…

И роботизированной куклой, и игрушкой для толстосумов, и малышкой, и пассией…

Настало время вдохнуть в неё имя.

Семён долго ворошил в памяти женские имена, но ни одно не отзывалось в сердце.

И вдруг, словно луч солнца, всплыла она – юношеская любовь, первая, трепетная и безответная. После выпускного бала, присягнув Гиппократу, она упорхнула из его жизни, выйдя замуж за бравого лейтенанта, и навечно растворилась в розовом тумане. Больше их пути не пересекались. И в этом была своя горькая сладость – она навсегда осталась для него юной феей, окутанной тайной. Такой он ее и сохранил в своем сердце.

«Всё равно ты будешь моей, Клара!» – прошептал Семён, и усмешка, скользнувшая по губам, застыла, словно приговор, в то время как он нарекал её… своей… Своей Кларой!

Та Клара, подлинная, из далёких лет, которую он когда – то вознёс до небес в своём сердце, но не осмеливался даже взглянуть, отдалённо напоминала ему нынешнюю Клару – марионетку. И давно погребённая во времени страсть, так и не нашедшая выхода за все эти долгие года, теперь вновь обретала имя и форму в её бездушной копии. И это обстоятельство будоражило и тревожило его душу.

И вот он настал. Тот самый день. День, когда Клара обретёт, наконец, свой дом. День, призванный навеки изменить их жизни – его, Семёна, и её, Клары.

Под покровом ночи, словно тени, они пронесли Клару, закутанную в плотное покрывало, в квартиру Семёна. Улица хранила ночное безмолвие, и лишь когда за ними захлопнулась тяжелая входная дверь, гнетущая тревога отступила, а они вздохнули с облегчением.

– Куда её? – прошептал Николай, словно боясь нарушить хрупкий сон Клары.

– Она вся в грязи… Несём в ванную! Потом отмою, приведу в порядок.

А сейчас нам с тобой не помешает выпустить пар. Перекусим, выпьем… и решим, как быть дальше.

Как, говоришь, зовут твоего хакера?

– Костя. Костя Душкин.

Решил все-таки вдохнуть жизнь в свою Клару?

– А почему бы и нет? Какой прок от безжизненной куклы? А мне, одинокому волку, общение не помешает. Одно время меня голосовая помощница Алиса развлекала, но у Клары, как я понимаю, потенциал несоизмеримо выше.

– Оживить твою Клару, боюсь, влетит в копеечку. Костя парень рукастый, но за «спасибо» пальцем не пошевелит. Он, конечно, не рвач, при делах: официальная работа, халтурка, да и хакерство приносит свой доход. Но альтруизм – это не про него.

– На диагностику алгоритмов Клары, надеюсь, средств у меня хватит, – отозвался Семён. – А там – как карта ляжет. Меня, впрочем, на первых порах устроила бы и сидячая Клара. Будем с ней о бесконечности вселенной, квазарах и чёрных дырах беседы вести. А вечерами, перед сном, она мне будет сказки для взрослых читать. Ну чем не идиллия?

Семён прикрыл глаза, живописуя в воображении эту картину…

– А соблазн сорвать куш с этих брюликов терзает не только тебя, поверь. Но торопливость может обернуться для нас обоих крупными неприятностями. Нужно крепиться.

Но через год… как только денежки зашуршат в руках… я первым делом пополню свою коллекцию монет, а потом – в солнечный Канкун! Давно грежу об этом месте: мексиканская феерия красок, шелест пальм, терпкий мескаль под кесадилью, белоснежный лайнер, тающий в дымке горизонта… древние пирамиды майя, хранящие тайны веков, и живительная прохлада сенотов, дарующая умиротворение! Эх! Поедешь со мной?

– Нет, Семён. У меня жена. И у неё другие интересы. А ты поезжай. Осуществи свою мечту. А я уж в наших пенатах буду искать отдохновения.

– Да проходи уже, располагайся… – Семён бросил взгляд на своё холостяцкое логово. Неужели он отсутствовал здесь всего три недели? Не верится. Кажется, что прошла целая эпоха.

Разувшись, они прошли на кухню, которая встретила их затхлым запустением.

Скоропортящиеся продукты давно превратились в прах, но Семён по дороге домой разжился кое – какой снедью и прикупил в «Красном и Белом» бутылку виски.

И процесс пошёл. Когда же хмель ударил им в голову, эмоциональный маятник качнулся в обратную сторону. Перебивая друг друга, давясь от смеха, размахивая руками, они вспоминали и пересказывали события последних дней, тот безумный вихрь, который едва не стоил им жизни.

Настало утро. С первыми лучами солнца, пробившимися сквозь неплотно задернутые шторы, Семён по привычке поплелся в ванную, намереваясь совершить утренний ритуал. Он знал, что Клара – его трофей, добытый им в неравном бою – в ванной.

Она лежала в той же позе что и вчера, в помятой одежде, с растрепанными волосами, и, увидев её, такую беспомощную, он вдруг растерялся. Сердце его дрогнуло.

«Потерпи, милая, потерпи, скоро я тебя приведу в порядок», – пробормотал он, словно успокаивая испуганного котёнка, и принялся за свои обычные водные процедуры, периодически поглядывая на предмет своего обожания. «Вот только разберусь с этим хаосом на кухне и сразу же к тебе…».

Умывшись, он переместился на кухню, где его встретил унылый пейзаж вчерашнего застолья: грязная посуда, крошки на столе и целлофановые пакеты на полу, в которых тихо разлагались остатки просроченных продуктов из холодильника.

Одолев, наконец, домашний хаос, он выставил мешки с мусором к двери, и поспешил в ванную…

А там, на дне белоснежной чаши, словно спящая царевна, недвижно покоилась его Клара – диковинная роботизированная кукла. Долго он стоял, завороженный этим безмолвным чудом, прежде чем решился снять с нее пыльные одеяния. Закинув их в стиральную машину, он бережно, словно возвращая к жизни, начал омывать ее тело душистым шампунем, нежно касаясь вызывающе – соблазнительные формы и белоснежные кудри, неотличимых от натуральных. Приподняв её подбородок, он залюбовался абсолютной симметрией лица, чуждой людской природе. Но даже эта нереальность не смутила его, напротив, он был восхищён её безупречностью.

Семён был словно завороженный, не в силах отвести взгляда от безупречных линий. Она казалась спящей богиней, готовой вот-вот открыть глаза. Ему почудилось даже, как дрогнули её длинные, темные ресницы. Нагая, она являла собой само совершенство. Воспоминания о той Кларе, светлой и чистой, какой он любил ее в юности, причудливо переплелись в настоящем с этой Кларой, возлежащей сейчас перед ним в ванной. Прошлое и настоящее сливались воедино, стирая границы между реальностью и грезами. Сознание Семёна двоилось, расщеплялось на осколки и вновь собиралось в целое. Где заканчивалась явь и начинались его фантазии, он уже не мог сказать наверняка.

А она изменилась, – пронеслось в голове Семёна. Из хрупкой девушки расцвела в соблазнительную женщину. Груди ее налились сочной упругостью, бедра обрели пленительную округлость, будоража его взгляд – все её формы стали вызывающе идеальными, манящими и чувственными. А волосы… Она перекрасилась, превратившись в златовласую принцессу, чьи локоны волнами ниспадали на грудь.

Не в силах более совладать с собой, Семён принялся рвать с себя одежду, словно стремясь содрать и личину благопристойности. Наконец, это случится! Наконец – то их тела сольются воедино! Он так долго этого ждал!

Клара… Клара… Хочу тебя!

Безответная любовь, долго томившаяся в укромных уголках его сердца, вдруг хлынула потоком, требуя немедленной реализации. Он утолит жажду этой любви здесь и сейчас, в ванной, в этом кипящем котле, где зарождается страсть!

Волна возбуждения то обжигала огнем, то сковывала ледяным ознобом.

Клара, подобно спящей царевне, источала безмятежность и невинную доступность в своей наготе, словно ожидая поцелуя, способного пробудить её к жизни.

Семён чувствовал, как последние оковы сдержанности рушатся под напором желания.

И когда она откроет глаза, их объятия станут вратами в неизведанный мир, где любовь вселенской силы возьмет их в свой плен. Их первый трепетный опыт станет нежным аккордом, с которого начнется их бесконечная симфония любви!

Вероника, его предыдущая супруга, была для него лишь объектом, пассивным и безучастным. Ей не было дела до времени или места: будь то яркий день под звуки латиноамериканской музыки из телевизора или тихая ночь, когда сон смыкал её глаза. Ни искры, ни волнения – лишь машинальное выполнение супружеского долга. Но с Кларой всё будет по-другому. Он не нарушит её покой, но чувственность, деликатная и трепетная, окутает их, словно невидимая нить, ведущая в запретный мир страсти

Он чувствует это каждой клеткой. Она любит его! А что если это лишь иллюзия? Что, проснувшись, она исчезнет, не оставив и следа, и их история так и не начнется? Что он так и не познает ее до конца? Пусть же сейчас, пока она спит, произойдет чудо, а когда она откроет глаза, пусть увидит его и потянется навстречу… И пусть в ее глазах отразится бездонный океан его любви.

Сбросив с себя последние оковы приличий, Семён, словно крадущийся паук, соскользнул в ванную, боясь потревожить сон своей возлюбленной. Каждый его шаг был продиктован нежностью, каждое движение – желанием оградить Клару от малейшего дискомфорта.

Но прикосновение к её холодной коже пронзило его сознание осколком ледяной реальности. Семён отшатнулся, словно опаленный, и ринулся из ванной, бегством спасаясь от призрака самого себя. Волна за волной накатывала реальность, опаляя стыдом. Его бросило в пот от мысли, что он едва не предал светлую любовь к Кларе, повторив пошлый трюк с Вероникой, – той, что равнодушно позволяла ему использовать своё спящее тело.

Реальность совершила болезненный кульбит, и Семён ощутил себя отстранённым наблюдателем собственной жизни. Клара из прошлого – лишь призрак!

Вот он, обнажённый, в холодной ванной, собирается разделить ложе с дорогой имитацией человеческого тела, с совершенной, почти осязаемой иллюзией девушки его грёз. Но иллюзия остаётся иллюзией. И кто он теперь, после этого отчаянного шага в бездну фальши?

Боже, какой стыд! Он был так близок… он чуть не осквернил таинство плоти… с бездушной куклой! Семён ощутил себя некромантом, кощунственно посягнувшим на алтарь любви. Стыд обрушился на него, словно лавина, погребая под собой остатки былого возбуждения и надежды.

Глава девятая.

На измене

Семён возвращался из эмоционального опустошения медленно, словно лунатик, блуждающий по лабиринту собственной квартиры. Он бесцельно бродил по комнатам, распахивая дверцы шкафчиков, и заглядывая в их тёмные утробы, задергивал шторы, погружая комнату в полумрак, и вновь распахивал их, впуская лучи света. Выгорание параличом сковало его душу, обратив в пепел все, что когда-то имело ценность.

Но усилием он заставил себя очнуться от оцепенения. Жизнь, эта упрямая река, неслась дальше, и ему пора было возвращаться в её привычное русло.

Первым делом необходимо одеть Клару и спрятать её в укромном уголке гардеробной, подальше от любопытных глаз, если таковые вдруг появятся в его обиталище. Пусть пока полежит там, в ожидании лучших времён.

Закончив с Кларой, Семён подобрал пакеты с протухшими продуктами, сиротливо примостившиеся у двери, и, вздохнув, распахнул дверь на лестничную клетку, намереваясь избавиться от зловонного груза в мусоропроводе.

Но едва он ступил на площадку, как судьба, в лице его соседки Екатерины Павловны, выставила ему подножку. Старуха, обитавшая напротив, словно тень, вечно недовольная и одинокая, возникла перед ним, как воплощение всех его утренних кошмаров.

– Где это вы пропадаете, Семён Ильич? – прошипела Екатерина Павловна, кривя губы в подобии саркастической улыбки. – Мы уж думали, по вам заупокойную пора заказывать…

– Кто это… мы? – «До чего же мерзкая карга!» – промелькнуло в голове Семёна, и ему стоило немалых усилий сдержать грубость. Однако старуха, как ни странно, была не так уж далека от истины. Он и впрямь едва не распрощался с жизнью. – Кто «мы»? Правление нашего дома? Может, лавочный комитет?

– Всё шутите? А к вам, между прочим, полиция захаживала, ага! В дверь звонили, стучали… И тишина! Я им советовала дверь сломать. А вдруг чего? Не стали…

– И чего хотели-то? – холодок пробежал по спине Семёна.

– Откуда ж мне знать? Мне не докладывают! А вот только захаживали. А ещё другие наведывались, в штатском – те на большой чёрной машине приезжали, один за рулём остался, а двое к вам поднимались, а потом с людьми у подъезда беседовали. И позавчера они были, и вчера, вами, Семён Ильич, интересовались. Грозились сегодня опять нагрянуть. Протасов им шибко был надобен. Я спросила зачем – молчат. Не по вашу ли душу приезжали, Семён Ильич? Эти вытрясут…

– Всё нормально, не беспокойтесь, Екатерина Павловна, это друзья приезжали.

– А чего без предупреждения? – не унималась старуха.

– Да я телефон потерял…

– Ага. Ага. А я то, старая дура…

Семёну не терпелось отделаться от этой назойливой особы и запереться в своей квартире на все засовы. На душе скреблись кошки.

Как они так быстро вышли на него? Неужели эта дьявольски привлекательная, но несущая лишь одни беды электронная кукла, ворвавшаяся в его жизнь под личиной прелестной незнакомки, таила в себе предательский маячок? «Как ты могла, Клара, как ты могла?!» – Семён метался по комнате, словно зверь в клетке. А эти проклятые бриллианты… Расставаться с ними не было ни малейшего желания. Они уже успели стать краеугольным камнем его будущих замыслов, и хоронить эти планы Семён не собирался. «Нужно что-то делать, нужно что-то делать!» – настойчиво твердила в голове пульсирующая тревога. «Необходимо срочно что-то предпринять!» Попросить Николая, чтобы тот забрал эту куклу из дома? Да, пусть забирает! И пусть делает с ней все, что ему вздумается! А лучше – сжечь дотла! И концы в воду!

Семён ещё раз удостоверился, что входная дверь заперта на все замки, и метнулся к окну. Надо поплотнее задёрнуть шторы.

И тут он увидел их! Сердце подсказало – те самые, о которых предупреждала Екатерина Павловна.

По двору, словно хищный зверь, кружил огромный чёрный внедорожник в поисках парковочного места, чужой и зловещий среди привычных машин. Однако припарковался он довольно далеко от подъезда. Семён едва успел перевести дух, как вдруг увидел Екатерину Павловну, семенящую навстречу двум крепким мужчинам, вышедшим из джипа. Их спортивные фигуры излучали угрозу. «Всё кончено!» – пронеслось в голове Семёна. А что, если не открывать? Бесполезно. Теперь они знают, что он дома, и высадить дверь для них – пара пустяков. И бежать поздно.

Инстинктивно он кинулся к гардеробной, выхватил Клару из-под вороха тряпья и ринулся вон из квартиры. У него оставались считанные минуты, чтобы хоть как – то замести следы. Незваные гости, скорее всего, уже подходят к подъезду. И как только кабина лифта оживёт, начнётся обратный отсчёт, и пугающая перспектива превратится в кошмарную реальность.

Чем он заплатит за свою глупость и алчность? Здоровьем? Жизнью?

Семён, словно угорелый, рванул вверх по лестнице. Во что бы то ни стало, он должен немедленно избавиться от Клары. Добравшись до последнего этажа, он с отчаянной надеждой взглянул на люк, ведущий на чердак. Но внушительный навесной замок похоронил его последние надежды. О том, чтобы пробраться на чердак, не могло быть и речи.

Опустив Клару на площадку возле лестницы и торопливо накрыв ее старым покрывалом, он пулей влетел в свою квартиру. Придется прикинуться шлангом. Другого выхода просто не оставалось.

Едва отдышавшись, с трудом вернув себе подобие самообладания, Семён услышал настойчивый звонок в дверь. Изо всех сил стараясь казаться беспечным, он распахнул её, но не успел произнести и слова – мощный тычок в грудь швырнул его обратно в коридор.