Полная версия
Кукла для олигарха. Будущее уже наступило. Но не для всех
Кукла для олигарха
Будущее уже наступило. Но не для всех
Виталий Валентинович Ольховиков
© Виталий Валентинович Ольховиков, 2025
ISBN 978-5-0067-7603-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть первая
Глава первая.
«Блошка»
Позже он попытается восстановить в памяти точную дату, день недели и другие незначительные детали того майского утра, которое навсегда изменило его жизнь, разделив её на «до» и «после».
Однако сейчас, Семён Ильич Протасов, пребывая в благостном расположении духа, был далёк от подобных размышлений. Он неспешно прогуливался вдоль рядов блошиного рынка в поисках очередной старинной монеты. Его коллекция – ненасытный пожиратель времени и денег требовала постоянного пополнения – финансовые затраты были неотъемлемой частью его хобби, и он смиренно их принимал, иначе какой-же из него коллекционер?
Будучи бухгалтером по профессии, Протасов был человеком дотошным, методичным, каждую монету, каждый истёртый пятак он изучал с пристрастием, в надежде обнаружить редкостный экземпляр, достойный занять почётное место в его коллекции монет. Его педантичность странным образом уживалась в нём с детской непосредственностью и неуёмной фантазией. Однако это не мешало Семёну Ильичу пользоваться авторитетом у начальства, снискать уважение среди коллег-нумизматов и даже быть своим парнем в шумной компании местных возмутителей спокойствия.
Среди всех нумизматов, которых он знал, на рынке оказался лишь Николай, совмещавший в себе торгаша и коллекционера. Николай не обладал столь глубинными познаниями в нумизматике как Семён, зато всегда был в курсе кто, что и откуда привозит, с кем можно иметь дело, а с кем не стоит, умел отличить искусно выполненную фальшивку от истинного раритета, а его собственная коллекция монет, хоть и не поражала воображение, была вполне достойной. Перепробовав множество профессий и не сумев реализоваться из-за своего непостоянства, он в конечном итоге нашёл себя тут, в базарной суете, где был свободен в своих действиях и предпочтениях.
Но, увы, будни редко приносят удачу. По-настоящему ценные экземпляры по разумным ценам здесь большая редкость. И сегодня у Николая на продажу – лишь небольшая подборка советских монет да «иностранцы», привезенные путешественниками: фунты, динары, драхмы, песо – товар, не представляющий интереса для серьезного коллекционера.
Семён был знаком с Николаем уже много лет. Сосед по двору, он частенько возникал в его поле зрения: то в тесных рядах барахолки, то на автобусной остановке, или в пивном баре – судьба неуклонно сводила их вместе. Несколько раз они даже делили бутылку водки в укромном уголке запретной зоны, у шлюзов, прячась за кустами акаций от бдительной охраны. Оттуда они с интересом наблюдали, как корабли, послушно входя в шлюзовую камеру, поднимались или опускались в каменном бассейне. Тяжелые баржи, словно уснувшие киты, тащили к шлюзам неутомимые буксиры, неистово взлохмачивая темную гладь канала. А чуть поодаль, за границей запретов, тянулась любимая тропа пенсионеров, вдоль которой, словно осколки былого веселья, валялись пустые бутылки и прочий мусор – безмолвные свидетели вечерних утех неприкаянной молодёжи.
По выходным и праздникам здесь закипала жизнь. Источая дразнящий шашлычный аромат с шипением тлел в мангалах древесный уголь, накрывались импровизированные столы на полянах, звучал развесёлый хохот, музыкальные колонки соревновались в децибелах, бренчали гитары – отдыхающий люд предавался беззаботному веселью, подспудно стремясь купировать накопившийся за рабочую неделю негатив.
Но с заходом солнца всё постепенно стихало. Музыка приглушалась, костры догорали, а поляна медленно погружалась в темноту. И тогда наступала пора романтических свиданий…
В прошлый раз судьба подмигнула ему, одарив редким экземпляром. То была медная Полушка 1735 года выпуска, с упрощенной версией герба, монетой, выпущенной во времена правления императрицы Анны Иоанновны. Сегодня же удача, словно капризная девица, отвернулась от Семёна. И всё же, день не был потерян безвозвратно. Уже у выхода его взгляд зацепился за странный артефакт – электронную игрушку, жалкое подобие разума – умную колонку – «Алиса», – сиротливо примостившуюся среди прочего рыночного барахла. Семён лишь скользнул по ней взглядом, не собираясь покупать, но этой мимолетной задержки хватило, чтобы назойливый торговец кинулся в атаку.
Так в его доме появилась… собеседница. Вернее, заурядная безделушка, напичканная микросхемами и алгоритмами. Но этой безделушке можно задать любой вопрос, и она не отмахнется, не нахмурится, обязательно ответит. Пусть ответ её будет порой наивен и неточен, но это все же – общение. «Да, Алиса?» А что она ответит – уже не столь важно. Пустота и одиночество повержены. В комнате теперь их двое: Семён, и его электронная «Алиса».
С того момента, как «Алиса» впервые заявила о себе городу и миру, прошло совсем немного времени, она преуспела в клонировании самоё – себя, обзавелась потомством, рассеяв своих чад по всему миру, внедрив их во множество гаджетов, но при этом так и не утратила своей ценности как самодостаточная познавательно-развлекательная опция.
С тех пор, как около года назад Семён распрощался со своей третьей женой, его квартира будто выцвела, погрузившись в тоскливую пустоту. И хотя умная колонка «Алиса» не могла заменить тепло живого общения, она стала его тихой собеседницей, лучом света в одиноком царстве молчания. Поначалу Семён воспринимал электронную «Алису» почти как одушевленное существо. Задавая очередной вопрос, он старался подобрать слова, чтобы не ранить её цифровое самолюбие и самому не предстать перед ней в глупом свете.
– Привет «Алиса», как у тебя дела?
– Привет! У меня всё отлично! Рада, что вы поинтересовались. Расскажите о себе! Как проходит ваш вечер? Чем занимаетесь?
– Звать меня Семёном. Некоторые знакомые считают меня романтиком и чудаком. Но это, конечно-же, их заблуждение, я человек практичный. Хотя… В некоторых своих действиях и поступках я бываю порой нелогичен. Да. Что ещё рассказать? Внешность? Я шатен, среднего роста, худощавого телосложения, с карими глазам… Был женат трижды… Но сейчас… сейчас я один! Кстати… Не составишь ли ты мне компанию сегодня вечером?
– Приятно познакомиться, Семён! Однако как виртуальный помощник, я не могу составить вам компанию в романтическом смысле, но с удовольствием поболтаю с вами и постараюсь быть полезной. Расскажите побольше о себе! Чем вы увлекаетесь?
– Я-то? Коллекционирую старинные монеты. Это моё основное хобби. Бывает, читаю древних философов… Иногда, под настроение, готовлю какое-нибудь экзотическое блюдо… Моя первая жена увлекалась бальными танцами, научила и меня, и мне это нравилось. Но потом вторая моя супруга решила, что это недостойное увлечение для солидного мужчины, и мне пришлось отказаться от занятий… Что ещё…? Ах, да, работаю я на моторном заводе – бухгалтером…
– Очень интересное хобби! Монеты могут рассказать много удивительных историй…
– О, да…
Ну вот и поговорили. А в романтическом смысле…
Семён достал телефон и открыл приложение Сбербанка, лицо его омрачилось: в романтическом смысле сегодня у нас, увы, день воздержания. Ограничимся платонической беседой с «Алисой».
Со временем между Семёном и «Алисой» возникла связь, почти одухотворенная. По его просьбе она декламировала стихи, читала прозу, наполняла комнату музыкой, предсказывала погоду, и будила его по утрам пароходным гудком.
О, если бы ещё она умела готовить!
Но и тогда, боюсь, этого было бы мало. «Алиса» оставалась лишь эхом, отражением в зеркале технологий, без тепла человеческой плоти. Ведь она не была ни человеком, ни тем более, женщиной…
И вскоре он перестал её смущаться, задавая вопросы, балансирующие на грани дерзости, если такое понятие применимо к электронной игрушке. Он спрашивал «Алису» о женской природе, о потаённых желаниях, о сути плотской и продажной любви.
Ну и, конечно же, подтрунивал над её обтекаемыми ответами. «Алиса» не обижалась.
Перспектива вновь облечь себя в брачные оковы Семёна пока не прельщала. По крайней мере в ближайшей перспективе. Но в глубине души Семён по – прежнему лелеял мечту о той единственной, пусть не идеальной, но близкой к его идеалу женщине. Он грезил о златовласой богине с точёной фигурой, с глазами цвета весенней листвы, страстной любовнице, остроумной собеседнице, покладистой и тихой. И пусть она не умела бы готовить – Семён сам готов был баловать её деликатесами, ведь кулинария была его второй страстью. Было бы для кого стараться. Ему же самому многого не требовалось, его вполне устраивали полуфабрикаты из ближайшей «Пятёрочки».
А вот общение с «Алисой», его некогда словоохотливой электронной подругой, становилось все более сдержанным. Семён перестал видеть в ней живую душу, оставив за ней лишь функции музыкального автомата, сухого метеоролога и бездушного биржевого сводчика.
Блошиный рынок манил надеждой отыскать среди пестрой россыпи хлама настоящий бриллиант, который на интернет – аукционах стоил бы целое состояние.
Зарплата Семёна не позволяла ему бездумно транжирить кровно заработанные, а потому блошиный рынок оставался не единственной, но основной надеждой на пополнение его коллекции. И однажды ему непременно повезёт.
Тот день ничем не отличался от предыдущих. На площадке Семён столкнулся с соседкой, Екатериной Павловной, обитавшей напротив, – одинокой, вечно ворчащей старухой, чей нрав был горче острого перца, а недовольство – её верным спутником.
Выдавив дежурное «здрасьте, Катерина Паллна!», он торопливо нажал кнопку лифта.
Семён старался поддерживать добрососедские отношения со всеми обитателями дома, но с Екатериной Павловной это было сродни попытке приручить крокодила.
Открытых конфликтов удавалось избегать – Семён тщательно оберегал свой покой, не давая поводов для раздора. Однако при каждой встрече Екатерина награждала его своим фирменным, кисло – недовольным выражением лица.
В этом и была вся Катерина Паллна – неприступная крепость, за стенами которой, казалось, не осталось места для любви и эмпатии.
Выйдя из подъезда, Семён поздоровался с соседкой с верхнего этаже Клавдией Ивановной и её сыном Олегом – инвалидом детства, солнечным ребенком с синдромом Дауна. Они жили тремя этажами выше, на самой верхней площадке. Мать и сын, примостившись на лавочке, купались в ласковом весеннем тепле. Время словно застыло, и Олегу можно было дать и двадцать, и двадцать пять, и даже тридцать – возраст у людей с синдромом Дауна с трудом читается на их лицах. Парень был удивительно общительным, по – детски безобидным и неизменно улыбчивым. Семён нередко перебрасывался с ним парой слов, терпеливо отвечал на его наивные вопросы, и каждый раз щемящая жалость охватывала его сердце – и к самому Олегу, и к его постаревшей матери, прозябающей вахтершей на том же моторном заводе что и он.
И вот он вновь на блошином рынке, предвкушая удачу пробирается сквозь торговые ряды. А вот и площадка барахольщиков, где в пыли и хаосе теплилась надежда отыскать заветную монету из позапрошлых веков, ускользнувшую от зорких глаз нумизматов – соперников. Но тщетно! Пройдя сквозь лабиринт дребедени, он не нашел ничего, что зажгло бы огонь в его коллекционерской душе. Лишь мусор, прах времени, не достойный даже мимолетного взгляда.
И, казалось, ничто не предвещало бурь и головокружительных перемен в его тихой жизни.
И вот тут-то Семён и заприметил Николая…
Глава вторая.
Эффект бабочки
Николай стоял у своего развала, где вперемешку с монетами и прочей винтажной дребеденью ютились чьё – то былое благополучие. Взгляд его, обычно цепкий и зоркий, сейчас блуждал в пустоте, словно он был незрячим среди кипящего жизнью рынка. В лице читалась растерянность, даже тень испуга, несвойственная этому уверенному и напористому торгашу. Семён подошел ближе, но Николай, казалось, смотрел сквозь него, и лишь долгую минуту спустя его блуждающий взгляд наконец сфокусировался на лице Семёна, словно возвращаясь из далекого путешествия.
– Привет, старина! – Протянул ему руку Семён. – Ты моя последняя надежда! Всю барахолку обошёл, и так ничего толкового не обнаружил. Может, у тебя что есть на продажу?
– А… это ты, Семён? Прости, задумался. Хотя… ждал тебя. Ты же после получки первым делом сюда…
– Ну да. Есть такое. Так чем порадуешь? Есть что интересное?
– Да ничего особенного. Я сегодня и на базар-то идти не собирался…
Николай заметно нервничал. Беспокойный взгляд плясал по пёстрой толпе покупателей, – его явно что – то беспокоило.
– Тут, такое дело… – Николай замялся, приглашая жестом: – подойди – ка сюда… Ближе… – указал он на место около своего прилавка.
Что – то было в нем сегодня чудное, необычное, несвойственное этому человеку.
– Мне тут вещица одна подвернулась, вроде как дорогая. Мне даром досталась. Вот…
С этими словами он полез в карман и извлек оттуда не первой свежести носовой платок. Развернув его, он предъявил Семёну кольцо с крупным камнем, отливающим глубокой синевой.
– Я в интернете погуглил, похож на голубой гранат. Ты только глянь, какой он огромный!? Если и правда гранат, то это ж целое состояние! И что мне теперь с этим кольцом делать? К ювелиру идти боязно, сам понимаешь…
– Колян, ну, ты же знаешь, это не моя стезя, в камнях я профан. Колечко, вроде как, золотое, может, позолота. Камень… Сейчас кругом одна бутафория. Чего ты от меня ждешь? Рекомендаций, как тебе быть? Я не эксперт!
– Этот камень мне бедро жжёт все утро. А вдруг, он настоящий?
– Да откуда ему взяться в нашем – то медвежьем углу, если он такой ценный? С твоих слов… А я сильно сомневаюсь. Я понимаю, там, золотое кольцо, серьги или что – то в этом роде, что носят наши среднестатистические дамы. Где ты его вообще нарыл?
– Не важно где. Мне бы его только с рук сбыть. Что – то очкую я…
– Из-за кольца?
– Не только из-за него, – смутился Николай. – Тут, такое дело… – он запнулся, избегая взгляда Семёна. – Впрочем, сам как-нибудь разрулю.
– Ты что, кого – то обчистил? Ограбил?
– Да нет, не обчищал. И не ограбил. Как ты мог такое обо мне подумать? Оно, колечко это, само ко мне в руки приплыло. И что мне теперь с ним делать? Прямо ума не приложу.
– Даже не знаю, что тебе и посоветовать. Придержи его пока у себя, а там видно будет. Надеюсь, оно хоть криминалом не отдаёт?
При этих словах взгляд у Николая опустился, но он отрицательно замотал головой, пытаясь развеять нависшие над ним подозрения. Что – то с этим колечком было не чисто.
– Да брось ты, дружище, скорее всего, это просто стекляшка какая-нибудь, гроша ломаного не стоит, вот увидишь, – попытался успокоить его Семён.
– Кто знает, кто знает… – Николай лишь туманно пожал плечами, словно предчувствуя недоброе.
– Ладно, приятель, сам разбирайся, я в этом тебе не помощник – в камнях этих ничего не понимаю, и ювелиров среди знакомых нет. И сколь-нибудь ценных монет сегодня мне не видать как своих ушей. Не мой сегодня день, что тут скажешь.
Загляну к тебе через недельку, – с этими словами Семён развернулся и пошёл прочь, оставив Николая наедине со своими сомнениями и находкой.
Он уже направился к выходу из рынка, но не успел отойти и на двадцать шагов, как Николай догнал его, и схватив за рукав, потащил в сторону от людской суеты.
Какое – то время он молча буравил Семёна взглядом, будто не решаясь начать разговор, а потом, сдавленным, приглушённым голосом выпалил: «Слушай, Семён, ты не мог бы сегодня вечером, как только стемнеет, подойти к моему дому? Я буду ждать тебя возле детской площадки, на скамейке. Мне нужна будет твоя помощь. Очень нужна, выручай, друг! Буду тебе век благодарен! Любую мою монету – на выбор – какую только пожелаешь… Помнишь, я показывал тебе три гульдена – серебряную монету 1697 года выпуска? В этом году Пётр Первый как раз впервые посетил Голландию, и, может, даже держал эту монету в руках. Так вот… Она твоя!»
– Это с чего такая щедрость? На что ты меня подбиваешь, Колян? Как стемнеет… Уж не вознамерился ли ты банк ограбить? – усмехнулся Семён.
– Да какой там банк?! Сейчас я ничего сказать тебе не могу. Вечером всё узнаешь. Так ты придёшь? Монета будет при мне, и повторяю – она твоя! Там дел – то… всего ничего, – мотнул он неопределённо головой.
– Что – то ты темнишь, Николай! Что – то недоговариваешь. Ну, хорошо. Купил ты меня своей монетой. Так ко скольким мне подходить?
– Часикам к восьми подходи, я буду тебя на скамейке ждать, что возле песочницы.
Глава третья.
Неожиданный поворот
По Николаю было видно, что он сильно нервничает. Десять минут девятого, а Семёна всё нет и нет. Он то вставал со скамейки, то вновь садился, когда попал в поле зрения Семёна.
– Хай! Ты что это такой взвинченный? – обратился к Николаю Семён подходя.
– Я думал ты уже не придёшь. Десять минут девятого, а мы договаривались в восемь…
– Сосед задержал, Олег, даун, ты его наверняка видел, они с маманей постоянно на лавочке, возле подъезда, лясы точат. Не мог пройти мимо не пообщавшись. Это могло его обидеть. А я не хочу его обижать, он и так жизнью обижен. А десять минут погоды не сделают.
– Нам надо съездить с тобой в одно место. Туда и назад. Часа за три управимся. Вот – протянул он Семёну старинный гульден, – как и обещал. Теперь он твой.
Семён задумчиво повертел монету в пальцах.
– В скольких же руках она побывала, прежде чем ко мне попала… аж дух захватывает. Серебра тут, навскидку, граммов тридцать. Обожаю такую нестандартную чеканку. На торгах подобная монета за четыре сотни баксов ушла. Для меня это цена запредельная. И вот она моя!?
– Твоя, твоя! Не сомневайся! Обратно я её у тебя не потребую в любом случае. Ну, что, поехали?
Вечерний трафик, вопреки ожиданиям, и не думал рассеиваться в начале девятого. Машин на улицах становилось меньше, однако пробки всё ещё не рассосались.
Николай, застряв в этом дорожном плену, начинал нервничать и тихо материться. Ему не терпелось поскорее вырваться из каменных объятий города. Наконец, миновав кольцевую, он утопил педаль газа, и его видавшая виды «Хонда» рванула по широкой автостраде прочь от городской суеты.
– И куда мы едем? – поинтересовался Семён, нарушая молчание.
– На городскую свалку. Там я тебе все объясню. Как только доберемся.
– На свалку? Сейчас? Но зачем?.
– Потерпи немного, уже скоро… Как приедем, я всё объясню.
Свернув с трассы, они проехали еще километров восемь по шоссе, когда в воздухе явственно ощутился приторный, тошнотворный дух свалки.
– Напрямки к свалке нам не пробраться. Там дорога в такую дребезгу разбита, да и железяк всяких – как бы колеса не пропороть. Поедем в объезд. Я там дорогу одну знаю, – через лесок, тоже не ахти какая, но проехать можно – она нас к самой свалке и выведет. Бывал там пару раз с рыночными винтажными. Ты удивишься, но на таких вот помойках люди неплохие деньги делают. Я не про тех, кто металл собирает, – это шелуха. Люди порой выбрасывают вещи, даже не подозревая, что отправляют в утиль сотни долларов. Сейчас у богатеев, которым деньги жгут ляжку, мода на старину. В цене патефоны, самовары, старинные комоды из массива… А один винтажный старатель как – то выудил из мусора икону восемнадцатого века, затёртую, а потом реставратор раскрыл несколько записей, то есть снял более поздние красочные слои, и под ними оказалась отлично сохранившаяся авторская живопись 17 века. Так вот они продали этот шедевр заезжему толстосуму и озолотились. У богатых свои тараканы.
Но по мере приближения к цели Николай примолк, словно набрал в рот воды, взгляд его сделался сосредоточенным и хмурым. Тишину салона прорезал лишь хруст попавших под колёса сухих веток, да тихое урчание мотора.
– Здесь и встанем, – глухо обронил он, останавливая машину у подножия горы мусора, вздымающейся к хмурому небу. – Дальше мы не проедем.
Они вышли из автомобиля и замерли в изумлении от увиденной картины – огромных, дурно пахнущих гор из отходов цивилизации. На фоне потемневшего неба они выглядели особенно зловеще.
Николай молчал, словно слова застряли у него в горле, не желая вырываться наружу.
– И что мы здесь забыли? – не выдержал Семён, нарушая гнетущую тишину. – Не пора ли тебе, друг мой, рассказать уже, что гложет душу твою? Так зачем мы здесь?
– Сейчас, сейчас… Дай мне только дух перевести! – пробормотал Николай, отводя блуждающий взгляд от мусорной вакханалии.
– Ты меня пугаешь, Колян. Что, чёрт побери, мы здесь с тобой делаем в столь поздний час? Что вообще происходит?
Николай с неохотой приблизился к багажнику, словно к вратам преисподней, и замер в нерешительности.
– Сейчас, сейчас… Ты, это, только не пугайся… – пробормотал он изменившимся голосом.
Минута тянулась вечностью. Наконец он распахнул крышку багажника, и, помедлив, приподнял край брезентового плаща…
В сумрачном пространстве багажного отделения с трудом угадывались нечеткие очертания силуэта. Включив фонарик, Николай направил луч света, который тут же высветил ужасающую сцену: на самом дне, свернувшись калачиком, лежала молодая девушка. Её неестественная поза не оставляла шансов усомниться, что она мертва. Светлые, словно кудрявые облака, слегка завивающиеся пряди волос разметались по полу, окружая безмятежное лицо, застывшее и безмолвное. Даже мертвая, она казалась Семёну воплощением красоты – чем-то неземным и дивным. Эта комбинация – покоя и смерти – казалась настолько нелогичной и пугающей, что Семён долго не мог отвести глаз, словно подсознательно ожидая, что она сейчас откроет глаза, отбросит грязную ткань, покинет багажник, стряхнет пыль с одежды, кокетливо поправит свои локоны и, одарив их улыбкой, произнесет: «Что случилось, ребята? Почему такие печальные? Кто-то умер?».
Наконец, словно очнувшись от гипнотического зрелища, Николай полностью откинул в сторону брезент, и взору Семёна предстало совершенное тело: идеальные изгибы груди, точеные ноги и руки, не знавшие тяжести труда, говорили о принадлежности девушки к миру роскоши. Одета она была под стать своей красоте: короткая юбка едва прикрывала бедра, невесомая блузка облегала стан, а сверху – элегантный плащ, несомненно, от известного кутюрье.
Семён, словно парализованный, не отрываясь смотрел на безжизненное тело девушки, слова застряли в горле, не находя выхода.
– Ты… Это ты с ней сделал? – прохрипел он наконец, с трудом отводя взгляд от мёртвого тела.
– Это вышло случайно, Семён. Поверь мне… – прошептал тот, избегая его взгляда.
– И когда это случилось?
– Вчера. Поздно вечером. Я был пьян в стельку. Сосед зазвал на шашлыки. Там целая орава собралась… Попросили меня стол привезти, стулья, выпивку, ну, всю эту шашлычную лабуду. А ехать – то, сам знаешь, рукой подать – до запретки.
Мне следовало бы машину сразу во двор загнать, да поленился… Вот же, идиот! А после шашлыков, на обратном пути, темно уже было… я сунулся было во двор, а там всё забито, и ни одного свободного парковочного места… Даже развернуться негде. Начал было задом сдавать, и как только в арку въехал, как вдруг – бах! И ведь медленно ехал то… Я её даже не заметил сначала. Вылез из машины, посмотреть, а она там, под колёсами… лежит… и не дышит…
Не думаю, что машиной, я ведь её не сильно ударил, скорее всего, это она головой так об асфальт приложилась. Много ли ей надо? – кивнул он в сторону багажника, – и что мне оставалось делать? Гаишников вызывать? Полицию? Я за рулём, пьяный как свинья, а тут… такое… Это же верный срок! А я в тюрьму не хочу, Семён! Ну, я её в багажник и закинул… А машину во двор соседний перегнал. Так она там, почти сутки и пролежала… А я, как зомби ходил, всю ночь, весь день… Не знал куда себя деть. А тут, смотрю, ты идёшь… А мне одному не справиться… Ты не волнуйся, никто меня с ней не видел! Темно ж было… А под аркой, так вообще, хоть глаз выколи!
– Ну ты и удружил мне, Коля – Николай! Делаешь из меня соучастника? Труп в машине, свалка… Ты что, здесь её зарыть хочешь? На свалке? Типа, не найдут? А ты знаешь, что все эти кучи бульдозер потом тягает туда – сюда, равняет и утрамбовывает? А что если её всё-же найдут? Не… так не пойдёт! Да и не по – людски это – хоронить усопших в такой мерзости.
– Не найдут. Я задумал схоронить её, если такое здесь уместно, на уже утрамбованной площадке, ожидающей, когда её землицей присыплют. И концы в воду!
– Не в воду, а в мусор! – поправил его Семён.
Николай махнул рукой в сторону зловещей кучи, – Вон за той горой мусора есть готовая площадка, но до неё далеко топать. Мне одному не справиться. На этой свалке сам черт ногу сломит. А вдвоем, мы бы мигом…