
Полная версия
Пережеванные эпохой: Виток I. Другие берега
– Творение дьявола – это твой сарафан.
– Что?! – возмутилась Валерия Игоревна. – Ах ты, грязная, дерзкая еретичка.
– Валерия Игоревна, давайте будем сохранять… – вновь попытался вмешаться в диалог директор. Его пухлое лицо выражало спокойствие, но неуверенные жесты и дрожащий голос выдавали в директоре неконфликтного человека.
– А новое православие разве вяжется с феминитивами? – спросила Вика и приложила палец к подбородку. – Если нет, то я тогда просто еретик.
– Виктория Сергеевна, перестаньте… – директор подумал, что стоит заговорить с другим участником конфликта, но эта идея не обернулась успехом, ведь его сразу же перебили:
– Не богохульствуй, потаскуха! – закричала на весь кабинет Валерия Игоревна и закашляла.
Ученики, подслушивавшие разговор за дверью, прикрывали руками рты, сдерживая рвущийся оттуда смех. Они переглядывались и тихо проговаривали: «Офигеть, она назвала ее потаскухой».
– Олег Андреевич, – обратилась Вика к директору. У последнего сразу же загорелись глаза из-за того, что его наконец-то заметили. – Вы слышали? Она назвала меня потаскухой. Это вообще приемлемо в школе? Сделайте что-нибудь, вы же тут главный.
Последние слова засели внутри Олега Андреевича. Вдохновленно он искал в себе остатки былого мужества, которого его лишили за годы компромиссной работы. Учителя продолжали спорить, но директор не слышал их, ведь в его голове крутилась непрерывная цепочка: «Я главный. Да, я главный, а это значит, что я главный. Не они главные, а я… Я – главный».
– Я тут главный, – решился заявить о себе Олег Андреевич. Он поправил красный галстук и продолжил: – Валерия Игоревна, хватит оскорблять Викторию Сергеевну. Виктория Сергеевна, хватит провоцировать Валерию Игоревну. Давайте вернемся к тому моменту, почему я вас сюда позвал.
– Сердечно благодарю вас, Олег Андреевич, что дали мне слово. На мой урок опоздал ученик. Он прибежал, споткнулся об порог и проехался по полу. Из его кармана выпал, прости меня, Господи, чаофон. И я задалась вопросом: почему при нем была эта штука? Я начала спрашивать мальчишку, но он изворачивался как уж на сковородке. Ну, а я ему говорю: «Либо рассказываешь, откуда штучка, либо я выгоняю тебя и ставлю два». Так он и покаялся.
«Лучше бы я ему крикнула: „Не бегать“», – задумалась Вика.
– Отлично, – проговорил по завершении истории директор и провел рукой по лысеющей макушке. – Виктория Сергеевна, я думаю, вы в курсе, что эта школа особая из-за своей тяжелой истории. Не все подростки тут дружелюбны, не все желают учиться, поэтому мы и вынуждены прибегать к контролю. Без него трагедии повторятся. А контроль не может быть, если правила не соблюдают даже учителя.
– Даже учителя… – повторила следом учительница новорусского христианства.
– Эм, да. Спасибо, Валерия Игоревна, – сквозь зубы поблагодарил ее Олег Андреевич. – Вы неоднократно уже нарушали правила, Виктория Сергеевна, поэтому вы должны понимать, чем завершится наш разговор…
***
– И чем он завершился? – спросил Саша, когда встретился с Викой в коридоре. – Вас оштрафовали?
– Нет, – ответила она с улыбкой на лице. – Меня уволили.
И тут бывший ученик Вики начал плакать и говорить, что все это из-за него. Он проклинал при ней школу, одноклассников и весь мир в целом.
– А что вы сказали, когда уходили? Что-то крутое? – поинтересовался Сашка.
– Нет, я просто мирно попрощалась, – соврала Виктория. На самом же деле она сказала: «Ой, да пошли вы». Перед этим Вика объясняла директору, что трагедии могут повториться и из-за излишнего контроля. Но когда же увидела полное безразличие на лице бывшего начальника, то и нагрубила.
Вика сказала Саше, что ей еще пару раз придется появиться в школе, что сильно обрадовало мальчика. Он обнял ее и спросил:
– А чем вы теперь займетесь?
– Чем-нибудь полезным, – ответила сразу же Виктория.
***Чем-нибудь полезным она решила заняться сразу же после вечернего похода в бар. Вика выбрала место «Дух свободы» на улице Довлатова 4, которое раньше называлось «Spirit of freedom» и являлось тематическим заведением.
Когда-то там выступали музыканты, поэты, писатели. Подвыпившие люди уходили в пляс, в гармонию с самими собой, в свои палящие сердца, которые не могли гореть без культуры и творчества.
Правда, позже всем стало понятно, что искусство нерентабельно, поэтому после смены направленности бара уходили клиенты не куда-то, а только от чего-то. Дух свободы же резко испарился. Место превратилось в новомодное заведение с роботами, неоновыми вывесками и футуристичным дизайном, коих в Петрограде и так достаточно. Виктория приходила сюда, только чтобы выпить и вспомнить, как когда-то «Spirit of freedom» являлся пристанищем для всех творческих людей.
Выбрать что-то из меню можно было уже на улице. Напитки и закуски автоматически загорались голубым цветом, если кто-то подходил к боковому укрепленному неодимовому стеклу. У входной двери находились два декоративных цветка, а внутри посетителя сразу же ослепляло холодное свечение, исходящее от различных светодиодных светильников.
За стойкой с синей подсветкой стояло два андроида: один походил на роботизированную руку и был ответственен за алкогольные напитки, другой же обслуживал клиентов.
– Привет, мое имя Bi-bo-D119. Чем могу быть полезен? – спросил он.
Вика посмотрела на зеленого робота овальной формы и подумала: «Как будто у их создателей совсем фантазия кончилась…». Андроид же терпеливо ждал, изредка на его корпусе мигал небольшой кружок.
– Давай «Солнечный свет», – ответила Вика. Она достала круглый чаофон и приложила его к терминалу на голове робота. Оплата прошла успешно, и бывшая учительница стала ждать, когда сделают коктейль.
– Выглядишь так себе, красотка. Как насчет услуги «Внимательно слушающий бармен»? – предложил Bi-bo-D119. – Помогу справиться с любыми проблемами.
Сначала Вике понравилось предложение, но когда она узнала, что эта услуга платная, то весь ее интерес неожиданно куда-то пропал.
Вечер пятницы – день, когда почти любой бар переполняется людьми. В нынешнем «Духе свободы» в основном веселились несовершеннолетние, которые пришли с фото, где им якобы есть восемнадцать. Среди них к стойке пробивался Паша, который про себя боготворил создателя скрепки. Сначала Вика и не обратила никакого внимания на него, ведь тот, только придя в бар, сразу же слился с толпой.
Правда, спустя мгновение ей все же удалось разглядеть среди пьянчуг рыжеволосого парня. Он отличался от всех то ли своей энергетикой, то ли тем, что больше походил на персонажа, нежели на человека. Персонажа, которому необходимо находиться здесь, необходимо пить и выделяться на фоне толпы, даже если он сам этого не хочет.
– Вы только гляньте, как этот парень с рыжей щетиной не похож на всех. О боже, он идет к нам. Такой необычный и загадочный. О да, я доволен, – холодно произнес робот-бармен.
– Чего? – удивленно спросила Вика.
– Мой создатель запрограммировал меня не только для того, чтобы обслуживать людей у стойки. Я еще обязан замечать «клишированные ситуации» в баре. У меня много целей, я многозадачный.
Паша с уверенностью и неким безразличием подошел к стойке.
– А, эм… А…. – но уверенность резко улетучилась, ведь Павел понятия не имел, что можно заказать. – Виски. Да, виски.
После этого он сразу же пожалел, что не уточнил перед оплатой, какой именно виски ему нужен, ведь подадут самый дорогой. Даже роботы нацелены на выгоду.
– Выглядишь так себе, красавчик. Как насчет услуги «Внимательно слушающий бармен»? – спросил андроид. – Помогу справиться с любыми проблемами.
Запястье Паши до сих пор изнывало от боли. Казалось, что его все еще сковывают браслеты. Он подумал, что услуга робота – неплохая идея, но его сразу же переубедила Вика, предупредив писателя о том, что это платно.
– Не-не-не, тогда только виски, – ответил Павел.
– Почему все идет не по алгоритму… – пожаловался робот и сразу же удалился прочь.
– Я тебя понимаю, дружище.
Вика вновь внимательно рассмотрела Пашу. Он казался ей человеком, которого она могла когда-то видеть. Не сдержав в себе эту мысль, Вика спросила:
– А я могла вас когда-нибудь видеть?
– Мир тесен, поэтому я уверен, что да. Но вообще, я неоднократно выступал здесь с… с другом. Ну, когда это еще называлось «Spirit». Как по мне, раньше это место было лучше.
– Тоже приходите сюда из-за приятных воспоминаний? – подсев ближе, поинтересовалась Виктория.
– Что? Нет, – Паша рассмеялся. – Здесь одного робота запрограммировали ругать другого. Только ради этого стоит находиться здесь.
Вика посмотрела на андроидов и заметила, что зеленый кричал на молчаливую роботизированную руку:
– Я тебе все гайки откручу, оболью своим маслом твою системную плату, провода повыдергиваю и засуну в жопу какому-нибудь кожаному. И я бы трахнул твою мать, да жаль только, что ты драный робот, поэтому у тебя нет матери. А если и есть, то твоя мамаша – сраная микроволновка. Боже, если бы у меня были руки, я бы и то лучше справлялся с коктейлями, позорище кибернетики.
– Разве не умора? – спросил Паша и постучал по стойке. – Один создан, чтобы бранить. А другой, чтобы терпеть.
– Как-то это жестоко… А зачем парень, который их создал, сделал это?
– По приколу, – грустно ответил Павел с улыбкой на лице. – Их создатель вообще странный, так еще и киноман. Вы же знаете про функцию замечать клише?
Вика кивнула, после чего парочка на минуту затихла. Вика сделала пару глотков «Солнечного света» из дымящейся плоскодонной колбы и предложила попробовать этот коктейль Павлу. Тот согласился.
Когда же Паша взял стакан, его собеседница обратила внимание на татуировки: синие кружки на костяшках. Образ писателя создавался для Виктории постепенно. Она неспешно замечала малейшие детали, которые сильно влияли на картину в целом. Сначала волосы, потом очки, щетина, одежда (больше всего Вике понравилась черно-белая полосатая футболка). Смотря на внешнюю оболочку Павла, она одновременно видела и его внутренний мир.
– Интересно? – Паша вернул коктейль и заметил, что Вика глядит на его татуировки. – Это не просто так. Синие круги на костяшках оберегают от неудач.
– И что, действительно оберегают?
– Нет.
Вика сняла пиджак, и Павел немного хихикнул. Дело все в том, что за пиджаком находилась красная майка с рисунком черного кота, который пьет бензин. Сверху была надпись: «Единственное, что может спасти смертельно раненного кота, – это глоток бензина».
Слегка рассмеялся же Паша из-за того, что ему показалось забавным то, что за частью классического костюма все это время пряталась дурацкая футболка, а он этого не замечал.
– Вы только гляньте, как эти двое общаются в баре. О да, я доволен, – подметил андроид и принес Пашин виски. Последний поблагодарил робота, поднес небольшую колбу ко рту, сделал глоток и сразу же закашлял, скривившись и сморщив лицо.
– Ненавижу виски… – проговорил Павел. – Да и пить не особо люблю.
– Тогда зачем приходите в бар? Только из-за смешных железяк?
– Ну, вообще я просто должен приходить сюда, должен пить именно виски и загадочно сидеть у стойки.
– Ой, – вырвалось из Вики. – Ничего вы и никому не должны. Вы же не…
– Пустышка? – перебил ее Паша и затянулся электронной сигаретой. – Да нет, я как раз такой.
Виктории сразу стало неловко, она перестала смотреть в глаза писателю, а позже добавила:
– Термин «другие» мне нравится больше.
– Да, мне тоже, – ненадолго Павел выпал из реальности. Он начал вспоминать все те мрачные эпизоды из жизни, что так усердно преследовали его последние годы. Но все же Паше удалось вынырнуть из пучины унылых обрывков памяти. Он улыбнулся Вике и продолжил рассказ: – Теперь вы знаете, что я следую святому правилу: «Вечный спутник российского литератора – это алкоголь».
– Сергей Донатович, покиньте тело этого молодого человека.
И тут глаза Павла стали больше от удивления. Он сначала даже не поверил, что услышал это, поэтому отодвинул стакан с виски, посчитав, что на сегодня достаточно.
– Читающий человек! О господи, спасибо! – радостно провозгласил Паша. – Так вы и вправду не просто так приходите сюда из-за воспоминаний. Еще и такая майка на вас не просто так. Только давайте сразу выясним, к какой категории книголюбов вы относитесь: «Я люблю читать, мне это просто нравится» или «Да, обожаю читать. Мои любимые книги: „1984“, „Мастер и Маргарита“ и „Цветы для Элджернона“»? Если что, я не считаю эти книги плохими, просто…
– Я все понимаю, – произнесла Вика. – Первый вариант.
Рублев ухмыльнулся, через отвращение допил виски, закурил и, выпуская изо рта кольца, произнес:
– Тогда надо уходить, здесь нам не рады.
– А где рады? – спросила Вика и улыбнулась в ответ.
– Нам рады там, где радостно нам. А здесь не весело. Здесь скучно, уныло. Я знаю интересное местечко, где все наоборот. Там шампанское льется рекой, а музыка проникает прямиком в голову, – наигранно рассказал о месте Павел, после чего поднес указательный палец к виску. – А потом пуф, следует взрыв.
– Звучит дорого.
– Я похож на человека, который ходит по дорогим местам? Вы не забыли, что я писатель?
– Мне почему-то показалось, что ты поэт, – резкий переход на «ты» сначала смутил Пашу, но потом он понял, что незачем продолжать вести разговор официально.
– Слава богу, нет. Все не настолько плохо.
После этого Павел решил узнать, как его собеседница относится к подпольным местам. Та сначала смутилась и занервничала, но потом вспомнила, что больше не работает в школе, поэтому согласилась пойти с Рублевым.
Пара встала, Паша помог надеть Вике сначала пиджак, а после и красное кашемировое пальто. Они уже собрались уходить, как вдруг Виктория увидела робота-бармена и посоветовалась с Павлом:
– Может, оставим ему чаевые?
– В смысле? – не понял Рублев и почесал голову.
– Сейчас мы поедем к нему и займемся сексом, – обратилась Виктория к андроиду. – Он пообещает мне позвонить после, но в итоге даст фальшивый номер, а я возненавижу его и разочаруюсь в любви.
Паша вытаращил глаза и не поверил словам Вики. Сначала он даже не понял, зачем она сказала это. Робот же никак не высказался. Тишина.
Лишь маленький желтый кружочек продолжал мигать на его корпусе. Вечерней спутнице Павла даже стало неловко, что она произнесла все это, но бармен все же развеял ее сомнения и холодно ответил:
– О да, я доволен.
Они выдохнули от облегчения и покинули бар, погрузившись на улице в туман, где виднелись только люди в светящихся дождевиках, агитационные голограммы и яркие вывески баров.
– Погоди, а мы реально сегодня переспим? – поинтересовался Павел и нервно улыбнулся.
– Все зависит от того, как будет продолжаться вечер, но сначала в другой бар. Если честно, сейчас мне больше хочется узнать, кто ты такой. Расскажи о себе, пока мы идем в место, «где нам рады».
Рублев поправил очки и затянулся электронной сигаретой, раздумывая над тем, с чего можно начать. Он пробирался сквозь поток собственных мыслей и старался найти тот самый эпизод из его жизни, который станет вступительным для рассказа. К счастью, таковой Паше найти удалось.
– Ну хорошо, тогда слушай внимательно…
0.1 Смерть автора
Видно, кому-то очень хотелось сделать из меня писателя. Не я выбрал эту женственную, крикливую, мученическую, тяжкую профессию. Она сама меня выбрала. И теперь уже некуда деться.
Сергей Довлатов
Почему-то считается, что все «серьезные» произведения должны начинаться с чьей-то цитаты. Одна девушка очень давно сравнила меня с Довлатовым. Не думаю, что я на сто процентов на него похож, но по каким-то причинам я запомнил тот момент. Именно поэтому я и решил использовать цитату этого автора.
Итак, где-то в глубине души, читатель, ты понимаешь, что я – это ты. И важно не разделять эти понятия. Важно понимать, что этот текст не написан для тебя или меня, ведь все это в итоге станет единой сущностью. Данная рукопись – наш симбиоз. Ведь, чтобы в произведении умер автор, необходимо, чтобы умер и читатель. Но пока что мы не знаем друг друга, а это значит, что нужно знакомиться.
А один мой друг сказал, что самое лучшее знакомство – честное, поэтому начну сразу с раскрытия своей сокровенной тайны.
Я наркоман. Причем я подсел на особый дурман, очень редкий. Да настолько сильно подсел, что и сам начал синтезировать собственный продукт. Больше скажу, я был создан для этого. Да и сам мечтал производить диоксид экзистенциальной кислоты, сатирические порошки и таблетки наивной простоты.
За все то время, что я создавал свои наркотики, я познакомился и с другими химиками. Многие из них уже давно перестали заниматься этим, ведь сейчас все проповедуют здоровый образ жизни. Никто не хочет класть под язык изысканный слог, глотать неожиданные повороты в сюжете, занюхивать философские размышления и колоться остроумными диалогами.
В глубине души я осознаю, что не вылечусь. Двенадцать шагов мне не помогут, я принял решение давно, но все сильно изменилось. Казалось бы, еще рано заканчивать производить, пока есть спрос, но наркотики убивают. Как я упомянул ранее, мое пристрастие особое – это литература.
Да-да, обыкновенная литература. А она убивает не только тех, кто ее потребляет, но и тех, кто ее производит. Меня сгенерировали ради нее, искусственно вырастили. Мое имя – 245 003, и я являюсь писателем, запрограммированным на то, чтобы создать бестселлер, который перевернет общество и окультурит его.
Скажем так, достаточно тяжелая ноша упала на мои и без того хрупкие плечики. Меня создали быть писателем в век глобального «нечтения». Да, вся моя жизнь – одна большая шутка. Надеюсь, хотя бы тебе, читатель, будет смешно.
Долгое время я прожил в какой-то секретной базе. Всегда буду помнить запах той особы сырости, царившей там. Над моей кроватью находилась огромная труба, с которой вечно капало. Именно из-за этого сначала я не мог спать в том месте. Но позже я привык к каплям, падающим на мою голову. Да настолько, что не мог уснуть уже без них.
Трудно сказать, был ли у меня папа. С одной стороны, можно сказать, что да. Но с другой, тяжело назвать этого человека отцом…
Анатолий Георгиевич Эльбров (это его настоящая фамилия, но в документах он всегда значился Соколянским) – лысый клишированный безумный ученый, пародия на пародии, который и из меня тоже создавал штамп. Забавно, что он осознавал, каким ходячим шаблоном являлся, из-за чего всегда старался изменить свой образ, надевая нелепые очки, бандану, а иногда даже смешивая разные стили (например, симбиоз наряда рок-звезды, ученого и Риши). В общем, желал скрыть собственную сущность за деконструкцией. Неизменным в его стиле оставались только красные кеды.
Профессор обучал меня с самого детства. Я еще разговаривать даже не научился, а он уже начал приучать меня к литературе. Казалось бы, по такой логике моим первым словом должна быть «книга», но таковым являлось «панталоны».
Дело все в том, что ученый каждую ночь перед сном читал мне «Улисса». И, видимо, мне очень понравилась тринадцатая глава, где Леопольд Блум «восхищался» панталонами одной дамы.
Профессор не любил, когда я называл его по имени. Ненавидел, когда называл его папой. Единственное, что ему пришлось по нраву – это Проф. Такое прозвище появилось после того, как я назвал его Доком, но тот сказал, что ему больше нравится образ профессора. Так и возник Проф.
Порой мне хотелось подойти и сказать, что я люблю его, но: во-первых, я его не любил, а во-вторых, тогда бы он кинул в меня полное собрание сочинений «Мисс Марпл» Агаты Кристи. А это достаточно больно.
Была у меня и мама. Звали ее Комата – это библиотекарша на базе, которая подсказывала мне, что говорить Профу после прочтения книги. Комата прекрасно понимала, что я всего лишь ребенок, которого нагрузили большими надеждами. Мальчик, что ищет место под солнцем в мире дождя. Логично, что понять самостоятельно Толстого, Сартра и Хайдеггера я в детстве не мог.
Никогда не забуду эту милую женщину азиатской внешности. Благодаря ей я научился, как настоящий писатель, пудрить людям мозги. Уверенно говорить о том, чего сам не понимаю. И хоть ни в каких отношениях с Профом Комата не состояла, но я чувствовал, что между злым ученым и добрым гуманитарием периодически проскакивала какая-то искра.
Но своими настоящими родителями я считаю книги и компьютер. Правда, последний работал очень странно. Проф настроил его таким образом, что я не мог ничего узнать о настоящем, поэтому я путешествовал только в интернете прошлого. Даже когда я познал реальный мир, выйдя в свет, интернет у меня остался все тот же. Таким образом, я рос среди представителей нового времени, но воспитывался временем старым.
Существовало только одно правило касаемо компьютера: нужно долго сидеть перед ним. Проф объяснил это тем, что у писателя не может быть хорошее зрение.
Если же я слишком мало сидел в интернете, то ученый-безумец наказывал меня, показывая современное телевидение. Так я и возненавидел фальшивый мир из голубого экрана, возненавидел современный мир, глупые рекламы, не менее глупые шоу и искусственных людей. Правда, больше всего я боялся смотреть новости. Даже в таком раннем возрасте я понимал, что геополитика в те времена находилась глубоко в заднице.
Особо сильно меня вымораживала программа «Час патриотизма». Навсегда запомню типичное начало любого выпуска:
– Эй, – доносится за кадром. – Который час?
– Час патриотизма, – уверенно отвечает ведущий, смотря в камеру.
Моим подарком на шестилетие стала книга «Три мушкетера». На празднике никого не было, кроме Профа. Даже Комата не смогла прийти из-за занятости. Тогда я и задался вопросом, почему у меня нет друзей.
Почти у всех персонажей в книгах, фильмах и сериалах были компаньоны, а меня ими почему-то обделили. Что ж, Проф ответил на мой вопрос:
– А ты думаешь мы просто так живем в этой дыре? Мне поручили сделать раба с помощью генной инженерии – я его сделал. Мне приказали создать человека, который поднимет культурный уровень населения с помощью великой книги – я его создал. И если ты настолько тупой, то я, если что, говорю про тебя.
– Ну, а почему у меня нет друзей? – спросил я и обнял самого себя.
– А ты знаешь, кто такие писатели? Знаешь, как они появляются? Знаешь? Знаешь?! Да ни хрена ты не знаешь. Смотри, я ученый, поэтому уже рассчитал точную формулу создания писателя. Человек должен быть одиноким, закомплексованным и несчастным. Он то стесняется и прячется от людей, то без основания всех презирает. В его голове постоянно кружат негативные мысли, пожирающие его изнутри, поэтому он часто думает о суициде. Еще писатель должен быть бедным, голодным, злым, эгоистичным, мелочным, бунтарским, оппозиционным, высокомерным, завистливым и мрачным. Даже если он шутит и смеется, то внутри плачет и страдает. Все, что держит настоящего писаку на плаву – это пагубные привычки, творчество и вера в то, что когда-нибудь он прославится. Фух, надеюсь, ничего не забыл.
– То есть, у меня никогда не будет друзей? – дрожащим голосом поинтересовался я.
– Они будут, потом не будут. Ты постоянно будешь подвержен предательству и ненависти, потому что правильный писатель высекается из боли и формируется из страданий. Это самая надежная формула, поверь.
– А как же посыл книг Дюма про дружбу, один за всех и все за одного?..
– Да в жопу этого яблокоеда! – Проф взбесился и начал размахивать руками. – Хочешь друзей? Хочешь веселья и счастья? Тогда помни, что ты всего лишь выполняешь программу. Когда ты добьешься успеха, тогда и будешь счастлив. Ну, если не умрешь. Хочешь писать книгу – живи в книге, будь персонажем. Создай характер, с помощью которого дойдешь до цели.
Эту речь я запомнил навсегда. Я знал, что все мои проблемы решит только бестселлер, только по-настоящему великое произведение. Эта цель подарила мне смысл жить. Я знал, что создан, чтобы творить, чтобы созидать, вдохновлять других людей и дарить им незабываемый опыт от своих книг. Ничто не могло остановить меня.
2
– То есть, ты серьезно думаешь, что ради этого создан?
– Нет, я думал так только раньше, – ответил Павел и пятый раз за минуту поднес ко рту электронную сигарету. – Надеюсь, тебя не раздражает, что я курю? Мне просто жизненно необходим никотин, это мой дефект.
– Все в порядке, – Вика поправила темно-синюю маску Оками с подсветкой и потянулась к коктейлю. – Получается, что сейчас у тебя больше нет мыслей о «творческом предназначении»?
– Есть.
Виктория смутилась и только хотела напомнить Паше про его предыдущее высказывание, но тот моментально понял, к чему все идет: