bannerbanner
Традиции & Авангард. №1 (24) 2025
Традиции & Авангард. №1 (24) 2025

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
5 из 5

Козицкий упирается в Пушкинскую улицу, и там прямо напротив – интереснейший дом № 32. В нём с самого начала XX века, с 1903 года, через все революции, войны, около ста лет, был мебельный магазин, построенный торговцем Рафаилом Левинсоном по проекту А. Э. Эрихсона (в сотрудничестве с И. А. Германом). И в моём детстве он тоже был, соответственно.

И кафешка, которая находилась в левом крыле огромного дома, тоже называлась в народе мебельно – «Деревяшка». О кафе чуть позже расскажу. Понятно, что Левинсон купил землю под шикарный дом у владельцев усадьбы. Не устаю повторять, что центр Москвы – это усадьбы царские, боярские, дворянские. И в моём детстве остатки прежней роскоши можно было увидеть повсеместно. Где флигелёк, где старинный сад, вдруг, как бы ниоткуда, либо въездные ворота, не ведущие никуда.

Так вот эта земля на Большой Дмитровке – часть усадьбы княгини Елизаветы Голицыной. Потом, со временем, барскую усадьбу начали продавать, пилить, сдавать в аренду. В конце двевятнадцатого века здесь заработал Московский шахматный кружок. И во дворе дома по Большой Дмитровке, 32, в остатках голицынского дома, с 7 ноября 1896 года по 11 января 1897-го проходил матч-реванш на первенство мира между немцем Эмануэлем Ласкером (в зелёных носках; почему – читайте дальше!) и австрийцем Вильгельмом Стейницем.

Надо сказать о роли шахмат в прежнее время. Это сейчас шахматы для большинства молодых людей – ни о чём. А с конца двевятнадцатого века до восьмидесятых годов двадцатого люди буквально боготворили шахматных чемпионов. Они считались лучшими людьми и страны, и человечества, интеллектуальным цветом нации.

Имена Александра Алехина, Хосе Рауля Капабланки, Михаила Ботвинника, Эмануила Ласкера, Тиграна Петросяна, Роберта Фишера, Виктора Корчного, Анатолия Карпова знали точно так же, как сейчас знают Илона Маска, Марка Цукерберга, Билла Гейтса… Но эти деятели – по сути, талантливые менеджеры.

А шахматисты – реально гении в своём особом мире. Шахматы позиционировались как показатель интеллектуальной мощи страны. И вопросы шахмат решались на уровне глав государств.

Высоцкий пел известную песенку про матч Бобби Фишера и советские шахматы, «Честь шахматной короны»:

Я кричал: «Вы что там, обалдели?Уронили шахматный престиж!»Мне сказали в нашем спортотделе:«Ага, прекрасно – ты и защитишь!Но учти, что Фишер очень ярок,Даже спит с доскою – сила в ём,Он играет чисто, без помарок…»Ничего, я тоже не подарок,У меня в запасе – ход конём…

Я ещё вспомнил песенку шуточную прекрасного барда Леонида Сергеева, которую он исполнял на разные голоса, о матче Анатолия Карпова с Корчным. Матч был действительно главным политическим событием того времени, потому что бывший советский гроссмейстер Виктор Корчной, сбежавший на Запад, встретился в финале матча за звание чемпиона мира с советским гроссмейстером Анатолием Карповым.

Опера «Шахматы»

Действующие лица и их исполнители:

Анатолий Карпов – лирический тенор

Михаил Таль, секундант – баритон

Претендент – драматический баритон

Госпожа Лееверик, начальник команды Корчного – меццо-сопрано

Вася Алексеев – бас-профундо

Голос по телетайпу – ещё профундее

Пролог

Вот, справа, он – кумир всего народа,Пьёт лишь кефир в ответственный момент!Вот, слева, он – без племени, без рода,С презрительным названьем «претендент».

Карпов перед матчем (волнуясь)

Я должен, я могу, я выиграть желаю.Я слово дал в Москве, что буду до конца.А если, боже мой, я часом проиграю —О боже, страхи прочь… Плесни в кефир винца!

Таль (успокаивая)

Возьми себя в руки, мой мальчик!Весь БАМ за тебя и КамАЗ,Анадырь, Алатырь и Нальчик,Находка, Тайшет и весь Кузбасс!

Претендент перед матчем (самоуверенно)

Каков щенец! Он думает, что мастер!Да я его без лишних громких фраз!Ведь он, ей-бог, кровать мочил от счастья,Что Бобби отказался в прошлый раз!

Госпожа Лееверик (успокаивающе)

Виктор, недооценивать не нужно.Я знаю, что на матче будет жарко.И, чтобы нам не сесть случайно в лужу,Я выписала всю «Ананду Маргу».

Гроссмейстер Филип, судья соревнований

Джентльмены, поприветствуйте друг друга,И тогда запустим жребий мы по кругу.

Карпов (волнуясь)

Руки не дам, не дам руки!

Претендент

Ах ты, поскрёбыш! Я ж тебяСо сцены выкину в тычки!

Карпов

Судья, вы слышали, судья?

Таль (успокаивающе)

Успокойся, мальчик мой,Он тебя побьёт едва ли.

Алексеев Вася (в зале)

Успокойся, дорогой.Я тебе говорю: успокойся, дорогой!

Претендент (стушевавшись, отхлёбывает кефир из стакана чемпиона в явно провокационных целях)

Протест! Протест! В кефире запах спирта!Протест! Протест! Скорей сюда эксперта!

Вася Алексеев (из зала, добродушно)

Я тебя, зараза-диссидент,Заэкспертизирую в момент!Тот, кто Толю пальцем тронет,Будет здесь и захоронен,Это говорю вам я!

Претендент

Судья, вы слышали, судья?

Тропическая ночь над Багио. Номер чемпиона мира.

Карпов (волнуясь)

Уж полночь минула, спасения не вижу.Ах, этот слон, ах, сволочь, на эф-семь!Ах, целый день сверлил глазами рыжий,А голова тяжёлая совсем!

Таль (успокаивающе)

Усни, мой милый мальчик,Ты выдохся совсем,И вынь из носа пальчик!..

(В сторону)

Готовьте ЭВМ!

ЗВМ (просчитав варианты)

Спасенья нет!

(подумав):

И привет!На БАМе, КамАЗе, в Анадыре, Алатыре, в Нальчике,в Находке, Тайшете и Кузбассе:Уже пять-пять!Ить твою мать!

Ночь перед финальной партией. Коттедж претендента.

Радостный хор диссидентов

А завтра будет чемпиономВиктор Львович дорогой!А Витя, Витя, Витя,А Витя, Витя, ВитяЗавтра будет чемпиономВиктор Львович дорогой!

Претендент (самоуверенно)

Я завтра сделаю свой самый сильный ход:Отдам ферзя за пешку в миттельшпиле.Он будет долго думать: или – или —И попадёт в отчаянный цейтнот.

Хор диссидентов

Ура-а-а!

В это время Вася Алексеев на улице (добродушно)

Ну что ж ты на меня, глупыш, с базукой?Вот видишь, я вяжу её узлом.А ты, глупыш, умри хотя б без звука.Ну, вроде все пятнадцать за углом.Ох и хилая командаЭта самая «Ананда».Завтра утром подберут!Чтой-то я сегодня крут…

Финальная партия. Дебют.

Претендент (самоуверенно)

Е-два на е-четыре!Сейчас ты будешь бит!

Карпов

Конь на эф-шесть!Как смотрит этот рыжий…

Претендент

Слон на це-пять, плевал я на гамбит!

Карпов

Е-семь – е-пять, пора бы смазать лыжи…

Миттельшпиль.

Карпов (волнуясь)

Я в длинную хочу рокироваться…

Претендент (самоуверенно)

Тебе, щенец, пора бы уж сдаваться!На, получай!

Ставит ферзя под бой.

Карпов

Ой!

Эндшпиль.

Карпов (думает десятый час)

Под бой поставил он ферзя,А может, брать его нельзя?Кто мне подскажет, кто поможет?Один мой ум решить не может.

Остаётся десять секунд до падения флажка.

Голос по телетайпу

Политбюро решило: надо взять!

Карпов

Беру, беру!

Претендент

Ой, я умру!..

Хор диссидентов

Ить твою мать!Ить твою мать!

Так что и матч Эмануила Ласкера и Вильгельма Стейница на Большой Дмитровке, во дворе дома 32, был грандиозным событием того времени. Сильно перестроенный дом княгини Голицыной можно было увидеть, зайдя в подворотню, слева от кафе. Сейчас всё очень быстро исчезает, не знаю, цел ли.

Отголоски того матча да и вообще показатель сверхпопулярности шахмат в двадцатые годы двадцатого века в СССР видны по роману «Двенадцать стульев» 1927 года Ильи Ильфа и Евгения Петрова.

Где Остап Бендер разводит на деньги шахматный кружок в захолустных Васюках, рисуя им перспективы создания в Нью-Васюках шахматной столицы мира. И какие гости могут прибыть в новый цветущий город Нью-Васюки. Одноглазого васюкинского шахматиста в фильме Гайдая феерически сыграл Савелий Крамаров.

«Вдруг на горизонте была усмотрена чёрная точка. Она быстро приближалась и росла, превратившись в большой изумрудный парашют. Как большая редька, висел на парашютном кольце человек с чемоданчиком.

– Это он! – закричал одноглазый. – Ура! Ура! Ура! Я узнаю великого философа-шахматиста, доктора Ласкера. Только он один во всём мире носит такие зелёные носочки.

Хосе Рауль Капабланка-и-Граупера снова поморщился. Ласкеру проворно подставили мраморную лестницу, и бодрый экс-чемпион, сдувая с левого рукава пылинку, севшую на него во время полёта над Силезией, упал в объятия одноглазого. Одноглазый взял Ласкера за талию, подвёл его к чемпиону и сказал:

– Помиритесь! Прошу вас от имени широких васюкинских масс! Помиритесь!

Хосе Рауль шумно вздохнул и, потрясая руку старого ветерана, сказал:

– Я всегда преклонялся перед вашей идеей перевода слона в испанской партии с b5 на c4.

– Ура! – воскликнул одноглазый. – Просто и убедительно, в стиле чемпиона!»

Так что, были ли зелёные носки у гроссмейстера Ласкера или нет, на совести Ильфа и Петрова! Хотя, может, он их и носил в действительности, всяко бывает. Но вернёмся к кафе. К «Деревяшке». Оно было довольно примечательным. Кстати, народное название могло появиться не только из-за близости к легендарному мебельному, но и из-за облицовки стен внутри деревянными панелями.

Перед входом в зал был довольно большой вестибюль с гардеробом. Вроде как у солидных ресторанов. Но на самом деле это была обычная в советской Москве смесь столовой с кафе. Но, в отличие от рядового общепита там: а) был швейцар-гардеробщик и б) оно работало до двенадцати вечера или даже дольше. Поэтому его иногда называли таксистским: мол, для водителей такси, которые могли здесь перекусить.

Хотя справедливости ради надо сказать, что на Пушкинской улице (Большой Дмитровке) было ещё одно таксистское кафе, «Зелёный огонёк». Тоже работавшее за полночь. Таких заведений, открытых по ночам, в семидесятых-восьмидесятых годах было очень мало.

Справа от входа стояла барная стойка со стандартными пустыми бутылками из-под дорогих иностранных виски. И, как всегда в тогдашних барах, сигареты «Ява-100». То есть стомиллиметровые, длинные. Их почему-то в те годы никто не брал. Посередине, ближе к задней стенке, был длинный прилавок, столовский, у которого набираешь еду и двигаешь поднос к кассе. Всё это хозяйство отделял от зала ажурный с железными прибамбасами заборчик. Так что было вполне прилично.

Наливали там вина, коньяки, шампанское. Но только когда закончит работать вариант столовой. Часа в четыре дня.

Описываю подробно потому, что таких мест в Москве не сохранилось. А раньше они были везде. Да, нечто похожее, без подносов, но с настоящей барной стойкой из конца семидесятых (не пластиковый дизайн современный) сейчас я видел только в кафе «Пальмира», совсем неподалёку. За углом от бывшего кинотеатра «Россия», в Путинковском проезде. Там, где сбоку была булочная. Давным-давно… Я там бываю. Его держат очень доброжелательные сирийцы, давно уже обрусевшие. И дети их говорят по-русски как мы с вами.

Вот там есть атмосфера, ностальгия по… настоящему, что уж там. Сейчас почти нет реальности. Вдруг подумал, что современный дизайн – это как раз уход от подлинного. Вариант лицемерия. Ну да ладно.

Вернёмся в «Деревяшку». Однажды – наверное, это было в самом начале девяностых – мне позвонил институтский друг Андрей Миролюбов. С подкупающим новизной предложением: «А не выпить ли нам зелья какого благородного?!» Я сказал волшебное и многофункциональное слово «отнюдь» и пополз надевать штаны. Учтите, никаких мобильных тогда не было. Просто не было в природе. Ни у нас, ни на Западе. Спокойно общались, встречались, легко находили друг друга. Всегда.

Надо признаться, чего уж там, я тирлимбомбойкал большую часть своей жизни. В каком месте ставить ударение в слове «большую», решайте сами. Но факт.

Короче говоря, Миролюбов закупил того-сего, у него были деньги, по факту он высококлассный переводчик, и я примчался в «Деревяшку». Она работала ещё как столовка, был день- деньской. Мы даже взяли чего-то закусить. Что пили, не помню. Времена уже были стрёмные, не до эстетства. Наверное, портвейн. Или водовку. Всё было прекрасно. Потом появился Лёня, наш друг, ныне драматург, в те годы дворник и студент Литературного института.

Было весело и хорошо. Но выпивка заканчивалась, денег больше не было. Начали грустить. Вдруг… Всё самое интересное всегда, во все времена происходит только вдруг. Я это уже точно знаю.

Ну и сейчас вдруг перед нашим столиком материализовались два шкафа. Огромные мужики. Но с хорошими лицами. Этакие добрые медведи из советских мультиков.

– Мужики, мы не рассчитали и взяли слишком много водки. Нам столько не выпить. Вы не поможете?

Мы, конечно, обалдели. При тогдашнем серьёзном опыте общения с алкогольными напитками я ни до, ни после таких предложений не встречал.

Короче, шумную толпою мы пересели за их столик. И началось… Медведи забыли о том, что в них только что не лезло. В магазин бегали ещё раза три. Часам к пяти они вдруг вспомнили, что вечером у кого-то из них спектакль! Один из этих мужиков работал звукорежиссёром в Театре на Таганке. «Работа есть работа», – твёрдо сказал кто-то из нас. И решили ехать в театр все вместе. Чтобы помочь дружественным медведям в нелёгком труде. Друзей же не бросают.

Такси в те годы практически не было в Москве. Прекрасная советская система государственных таксопарков была развалена, продана и пропита. Везде ездили частники на убитых машинах. Причём убитых в полном смысле слова. Однажды, помню, в те годы поймал какой-то «жигуль». Сел на переднее сиденье, поехали, я протянул ноги и чуть не зацепил ботинком нёсшийся подо мной асфальт! Дно прогнило напрочь! Дыра!

– Ничего, – спокойно сказал водила. – Доедем…

Но это к слову. В Театр на Таганке мы тоже поехали на частнике. Уже подъезжая, вспомнили, что всё кончилось. И надо бы ещё взять с собой. В театр же едем, там тоже люди. Они тоже хотят счастья и радости.

У Яузского моста тормознули машину, приказали ждать. Там был справа от колокольни, почти на углу с набережной, винный. Затарились и уже спокойно, в полной невменяемости отправились на встречу с прекрасным.

В тот день давали «Чайку». Премьера. Тригорина играл Николай Губенко. Остальных не помню. Точнее, не так. Из остальных помню только Аллу Демидову. Но была ли она?! Но об этом – чуть позже.

Как мы пробрались внутрь театра в таком виде, история умалчивает. Каморка звукооператоров и, по-моему, по свету тоже располагались под самым потолком, над зрительным залом.

Доползли до этой операторской. Там большое окно в сторону сцены и балкончик рядом. Продолжили на пульте, где рулят звуком. Дальше я вышел из будки освежиться. Сел на балкончике. Пытаюсь понять, что на сцене происходит и зачем. А там всё нормально, спектакль идёт, люди в шмотках прежних годов ходят по сцене, что-то говорят. Наши ребята – профессионалы же, в любом состоянии включат что надо.

Тут ко мне на балкон вышел Лёня, ему надоело сидеть в будке за стеклом. И он решил ближе прикоснуться к прекрасному. Да, он с собой ещё что-то вынес. Короче, наливаем, смотрим. Вдруг Лёня говорит:

– А я же роль Треплева знаю! Я в Ивановском театре когда-то играл.

Я киваю, мол, рад за него, сам-то до таких высот, как роль Треплева наизусть, не дошёл. Пока.

Тут Лёня резко встаёт, я спинным мозгом почуял: что-то сейчас будет…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Тошнота (фр.).

2

Mavic – квадрокоптер. – Здесь и далее прим. ред.

3

«Камикадзе» – квадрокоптер.

4

Радиоэлектронная борьба.

5

Сэмпай, семпай (яп.: 先輩 – senpai – товарищ, стоящий впереди) – любой человек, который занимается тем же делом дольше, имеет больше опыта в определённой области.

6

«Мы проскочили этот участок на изжоге», – комментарий Арсена Павлова (позывной Моторола) о поездке под миномётным обстрелом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
5 из 5