ВОЙНА ЗАБИРАЕТ ЛУЧШИХ

Иса Нохчо

ВОЙНА ЗАБИРАЕТ ЛУЧШИХ

ИСА НОХЧО

ВОЙНА ЗАБИРАЕТ ЛУЧШИХ

ТОМ 1

Лучшим сынам чеченского народа, сражавшимся во имя мира и справедливости на своей земле – посвящается!

Глава 1

Муса вернулся домой с работы. Сегодня жена собиралась приготовить вкусный ужин – национальное блюдо, жижиг-галнаш, любимое у всей семьи.

Семья Мусы – это двое очаровательных детей: десятилетний сын, восьмилетняя дочь и жена Малика.

Сын учился в четвёртом классе, дочь – во втором.

Сам глава семьи отсидел в тюрьме пять из семи назначенных судом лет. Его освободили условно-досрочно за примерное поведение.

У бывшего участника сопротивления, заключение и войны отняли почти пятнадцать лет жизни.

В первую войну он сражался в рядах ополченцев против федеральных войск. Тогда он потерял всю свою семью: родители погибли от прямого попадания авиабомбы в дом. Единственного брата российские военные увезли во время «зачисток». В фильтрационном лагере его пытали до смерти, добиваясь признания в участии в вооружённых формированиях. Мусе пришлось продать участок с разрушенным домом, чтобы выкупить тело брата у военных и похоронить его по-человечески.

К концу войны Муса остался без родителей, без брата, без крыши над головой и без средств к существованию. Родственники поддерживали его, чем могли, но он старался не быть никому обузой. Жизнь в разрушенной республике была тяжёлой для всех.

О покупке нового участка и строительстве дома Муса даже не мечтал. В послевоенной Чечне, с полностью разрушенной инфраструктурой, найти работу было почти невозможно. Его строительные навыки были невостребованны.

Он выживал, как мог: подрабатывал у дяди в автомастерской, пробовал себя в торговле, хватался за любую честную работу, лишь бы не пойти по криминальному пути. Даже попытался устроиться в силовые структуры к бывшим боевым товарищам – но понял, что это не его путь.

Пока он искал себя, началась вторая война. И Муса снова встал в ряды сопротивления.

Вторая война разительно отличалась от первой. В движении сопротивления уже не было того братства, единства и сплочённости. Среди ополченцев появились иностранцы – в основном выходцы из арабских стран. Наивные чеченцы поверили в их благочестие, в искреннее стремление помочь народу обрести свободу и построить государство, основанное на шариате. Они последовали за ними.

Но очень скоро всё изменилось. Вчерашние братья, вставшие под чужие знамена, начали смотреть искоса даже на своих родных.

Если в первую войну чеченцы были готовы умирать друг за друга, терпеть боль без обезболивающих, лишь бы другу досталось больше, если делились последним хлебом и подпускали к костру ближнего – то теперь всё это осталось лишь в небольших кругах близких друзей.

Те, кто встал под флаги иностранных эмиссаров, начали считать всё чеченское – обычаи, традиции, даже язык – враждебным. Многовековые традиции стали восприниматься как язычество. Почитаемых поколениями богословов называли шарлатанами. Народ им ответил недоверием.

Если в первую войну бойцам отдавали последнее и принимали их как своих, теперь – избегали, отказывали в ночлеге, сторонились. Народ чувствует сердцем: кто воюет за него, а кто – ради себя.

Муса давно не участвовал в активных боях, ещё до ареста, но и к мирной жизни вернуться не мог…

Он даже не мечтал, что когда-нибудь его дети пойдут в школу, он сам найдёт работу, а жена будет пользоваться бытовыми удобствами. Не верил, что сможет идти домой среди бела дня, не оглядываясь, не прислушиваясь к каждому шороху. Не думал, что будет крыша над головой, и что вечерами семья сможет спокойно гулять по парку, не пугаясь каждого кустарника. Он и представить не мог, что будет спокоен за будущее своих детей.

Теперь всё изменилось.

Мир, который когда-то казался ему серым и мрачным, раскрылся во всей яркости – как радуга после дождя.

И причиной этих перемен, стала случайная встреча с боевым товарищем.

Когда началась война, Мусе было всего шестнадцать. Он работал подсобным в строительной бригаде отца.

Война забрала у него, как и у тысяч его сверстников, лучшие годы жизни. Он понимал, что всю оставшуюся жизнь он проживет с раной в груди и болью в сердце.

До сих пор он вскакивал по ночам в холодном поту – в ушах звучали взрывы, перед глазами мелькали лица погибших друзей.

Но не смотря на тяжелое прошлое и неизвестное будущее, он не мог нарадоваться новой жизни.

А Малика с удивлением замечала: на его суровом лице всё чаще появлялась улыбка. Взгляд, прежде холодный, становился тёплым. Он возвращался к жизни – и хотел жить.

После вечернего намаза Муса сел в кресло перед телевизором. Дети делали уроки, Малика готовила ужин.

Сын подошёл к отцу.

– Пап, можно поиграть на компьютере?

– Иди играй. Кто тебе мешает?

– Мама.

– А что она?

– Разрешает только час.

Малика, услышав разговор, поспешно вышла из кухни:

– Я же тебе сказала – только час в день! Не ной. Иди делай уроки.

– А что случилось? – вмешался Муса.

– Я была на родительском собрании. Учителя жалуются: дети полусонные, ночами играют за компьютером. Вся голова, в стрелялках и гонках. Даже в правительстве это уже обсуждают! Я сегодня купила им сборник сказок – пусть читают, это полезней будет.

– Ну, тогда прости, сынок. Маму и учителей надо слушаться.

– Мам, мне всего пару минут доиграть…

– Нет! – строго сказала Малика. – Завтра у тебя будет целый час. И вообще, в эти стрелялки, я запрещаю тебе играть.

– А во что тогда играть?

– Машинки, головоломки. Или мультики с сестрёнкой посмотри.

Когда Малика произнесла слово «стрелялки», в сознании Мусы вспыхнули лица погибших товарищей. В ушах гремели взрывы, автоматные очереди.

Он мысленно прошептал: «Да убережёт вас Всевышний от войны. Жизнь отдам, лишь бы вы не увидели то, что видел я».

– Мама права, сынок. Слушайся. И делай, что она говорит.

Сын вздохнул и вернулся к урокам.

Малика позвала всех ужинать. После еды она уложила детей спать. До ночной молитвы оставалось немного времени, и Муса, как обычно, взялся за книгу – он наверстывал упущенное.

Он много читал, изучал новое, осваивал компьютер – всё то, что было недоступно в годы войны.

К нему подошла Малика.

– Ты не собираешься спать?

– А сколько времени? Я же ещё ночной намаз не совершил.

– Уже пора.

Муса встал, достал из кармана куртки деньги и протянул жене.

– Завтра пораньше сходи на рынок. Купи всё, что нужно. Завтра у нас мавлид.

– Ты получил зарплату?

– Да. И я хочу, чтобы мои первые честно заработанные деньги пошли на угощение тем, кто будет читать мавлид.

– Хорошее намерение. Дай Аллах. Жалко, что многих, кого бы мы хотели видеть, уже нет рядом.

– Они остались в наших сердцах. И только смерть сотрёт их из памяти.

– Иногда они мне снятся… – еле сдерживала слёзы Малика. – А Сулиман приедет?

– Конечно. И Сулиман, и Ахмед, и Мадина с Айшат. Все будут.

– Без твоих друзей мы бы не выжили. Да убережёт Всевышний их от бед.

– Амин. Я и тебе благодарен, что тогда смогла убедить меня, вселить надежду. Я ведь боялся, что ты не выдержишь новых испытаний.

– Муса… Какие испытания? Что может быть страшнее того, что мы уже пережили?

– Слава Всевышнему, всё страшное уже позади. Я надеюсь.

– Слава Аллаху. Иди, соверши намаз и отдохни. Ты наверное устал. Я утром отведу детей в школу и пойду на рынок. Соседку попрошу помочь, ладно?

– Конечно. Как хочешь.

Так закончился ещё один обычный день в семье бывшего ополченца.

Они вспоминали прошлое, радовались настоящему и строили планы на будущее.

И ложились спать, с надеждой встретить мирный, спокойный, живой новый день.

Муса тогда ещё не знал, что всё это – лишь временное затишье.

И впереди его еще ждут испытания, которые окажутся куда тяжелее, чем война… или тюрьма.

Глава 2

Одним из тех, кто сыграл важную роль в возвращении Мусы к мирной жизни, был Сулиман – мужчина сорока лет, чья биография могла бы лечь в основу не одной книги. За последние двадцать лет он пережил всё: потери, бои, бегство, одиночество. Мало кто мог рассказать о своей жизни столько, сколько Сулиман.

Когда началась война, ему было чуть больше двадцати. Его отец, Салман, ветеран афганской войны, после развала СССР вернулся с семьёй в Чечню из Волгоградской области и основал небольшое фермерское хозяйство в родном селе Ведено.

Сулиман гордился отцом. Часто показывал друзьям его боевые награды, ордена и медали. Он мечтал быть похожим на него во всём, надеясь однажды пойти по его стопам. Но он ещё не знал, какую суровую и беспощадную школу ему предстоит пройти – такую, которую выдержит не каждый взрослый мужчина. Хотя, по правде, в те годы почти каждый чеченский юноша прошёл через подобное. У каждого – своя страшная история. Общим у всех было только одно: время войны. А за пределами республики мало кто поверит, что человек способен пережить столько физической и душевной боли – и остаться в живых и в здравом уме.

Когда первые добровольцы – ровесники Сулимана, его друзья и соседи – уходили на фронт, он и сам не раз рвался присоединиться к ним. Но отец был категорически против. Это вызывало у Сулимана искреннее недоумение. Как так – бывший военный, прошедший Афган, и против участия сына в защите своей родины?

– Война, Сулиман, – говорил Салман, – это не то, что ты видел по телевизору. Это страшнее, чем ты можешь себе представить. Надеюсь, она обойдёт нас стороной.

Сын чувствовал, что дело не в страхе. Что-то другое гложет отца, что-то, о чём он не говорил никому.

А война тем временем набирала обороты. Она не пришла к границам республики – она сразу оказалась в сердце Чечни. Российская бронетехника по непонятным причинам миновала пограничные районы и вошла в Грозный, откуда стала растекаться по всей республике.

В столице жил родной брат Салмана – Беслан. Он владел строительной фирмой, его бизнес процветал. Но с началом войны, он старался спасти хотя бы часть имущества. С помощью родственников ему удалось вывезти немного стройматериалов и инструмента. Рабочие разбежались. Всё, что было нажито трудом, оказалось под угрозой мародёров и сожжения. Когда поездки в город стали особенно опасны, Беслан перестал брать с собой братьев. Он сам, рискуя жизнью, ездил “в разведку”, чтобы спрятать то, что ещё можно было сохранить.

Война шагнула и в горные сёла. В Ведено уже хоронили первых погибших – в основном мирных жителей с равнины и ополченцев. Многие из тех, кто вначале рвался на фронт, теперь сидели дома. Война показала своё истинное лицо – и желание быть “героем” таяло. Но потом они поняли: погибнуть можно и в собственном дворе. “Если уж умирать, – говорили они, – то с оружием в руках. Пусть хотя бы одного из них утащим с собой”.

Наступила весна – любимое время года Сулимана. Он всегда любил смотреть, как расцветают деревья, зеленеют поля, как односельчане выгоняют скот на пастбище. Но в этом году всё было иначе. За полгода войны он потерял нескольких родственников и друзей. В село хлынул поток беженцев. Их принимали почти в каждом доме – и в доме Салмана тоже.

Ферма стремительно сокращалась. Беслан менял стройматериалы на еду, чтобы прокормить людей. Он тоже стоял на грани разорения. А конца войне всё не было видно.

Салман стал часто исчезать. Молчаливый, похудевший, он почти ни с кем не разговаривал. Возвращался домой поздно, хмурый. Лишь брату говорил, куда уходит. Сулиман не знал, что происходит, но чувствовал – что-то важное.

Однажды Салман пришёл домой с оружием. Он позвал брата и о чём-то долго говорил с ним наедине. Затем подозвал Сулимана.

– Я больше не могу ждать, – сказал он. – Беслан, я оставляю семью на тебя. Скоро мы не сможем помогать беженцам, а самим не на что будет жить. Продай всё, что осталось, и уезжайте. Помнишь Азата? Езжайте к нему.

– Ты думаешь, он нас примет? – усмехнулся Беслан. – Да, там не бомбят, но мы будем чужими.

– Ты плохо знаешь Азата.

– Знаю, как и ты. Он приютит нас, если сможет. Но дадут ли ему? Его замучает местная администрация. Да и кто знает, где он сейчас? Может, тоже где-то здесь, с автоматом бегает.

– Он никогда не придёт с оружием на мою землю, – коротко ответил Салман.

– А кто его спросит? Нет, пока останемся здесь. Попробую продать остатки, а там переберёмся в Ингушетию.

Наступила тяжёлая пауза. Мужчины молчали. Беслан не стал отговаривать брата. Салман и так долго сдерживался. Даже после гибели родных он не спешил брать оружие. Но вчера он похоронил Тимура – своего лучшего друга, с которым прошёл Афганистан.

Азат – старый боевой товарищ Салмана, татарин, проживал в Волгограде. Они вместе служили в ВДВ, потом стали почти роднёй. Сулиман молча ждал, что решат старшие.

– Ты теперь хозяин в доме, – обратился к нему Салман. – Пришлось тебе повзрослеть раньше времени. Не подведи меня.

– Что ты собираешься делать? – спросил Сулиман, хотя и так всё понял.

– Когда уходишь? – поинтересовался Беслан.

– Утром, – коротко ответил Салман.

Беслан не стал спрашивать, куда и к кому он направляется. Потому что знал – теперь об этом известно только Всевышнему.

Глава 3

В ту ночь Сулиман долго не мог уснуть. Он лежал в одной комнате с отцом и дядей Бесланом.

Ему было стыдно вспоминать, что всего несколько дней назад он считал своего отца трусом. Отец, которым он всегда гордился, ветеран, а во время войны на родной земле предков – сидит дома. Даже после гибели множества родственников он не шел на фронт. Сулиман восхищался мужеством и отвагой Салмана и был уверен: если отец, обладая боевым опытом, присоединится к ополченцам, он сможет повлиять на исход войны, изменить ход событий.

Но Салман по-прежнему занимался хозяйством. В их доме не было даже пистолета – несмотря на то, что приобрести оружие в то время в Чечне было совсем несложно. Видимо, за годы проведённые с оружием в руках, он устал от войны и просто хотел мирной жизни.

Теперь же, когда отец всё-таки ушёл, Сулиман был готов отдать многое, лишь бы он остался. Он даже не стал проситься с ним – знал, решение принято.

Утром в комнате был только дядя – он спал крепко, словно без сознания. Видимо, и сам долго не мог уснуть. На улице стояла непривычная тишина: ни выстрелов, ни автоматных очередей, ни гула самолётов. Наверное, в этом и была причина глубокого сна Беслана.

Когда Сулиман выбежал на кухню, там были только мать и младшая сестра. Мать сидела за столом, задумавшись. Сестра Роза, крепко сжимая руку матери, тревожно смотрела ей в лицо.

– Где отец? – воскликнул Сулиман.

Мать медленно повернула голову и с грустью посмотрела на сына.

– Не кричи. Дядю разбудишь… Отец ушёл, – тихо сказала она. – Я не смогла его удержать.

– Куда ушёл? – спросил Сулиман, хотя уже всё понял.

Они несколько секунд молча смотрели друг другу в глаза. Ответ был не нужен – всё и так было ясно.

– Умойся и садись завтракать. Как дядя проснётся, вам нужно будет попробовать продать оставшийся скот.

– Где мы его продадим? Кому он сейчас нужен? У людей нет денег, а те у кого были – давно уехали из республики.

– Ты останешься присматривать за скотом, а дядя поедет в Шали. Попробует найти покупателя. Конечно, на рынок гнать скот никто не будет.

Когда Беслан проснулся, он позавтракал и уехал в Шали. После обеда вернулся на грузовой машине. Следом подъехала легковушка – в ней сидели трое мужчин. В это время Сулиман находился на пастбище за селом. Он не отгонял скот далеко – по лесам часто наносили артиллерийские и авиаудары.

Покупателей пригласили в дом, угостили обедом. Затем Беслан повёз их на пастбище.

На тот момент у семьи Салмана оставалось пятнадцать голов крупного рогатого скота. Мужчины осмотрели животных – начался торг.

Сулиман был готов отдать хозяйство за любую цену. Главное – избавиться от бремени и выручить хоть какие-то деньги, чтобы решить вопросы с переездом и помочь беженцам, живущим у них. Но дядя не торопился. Он не знал, что будет дальше, куда ехать и как их примут. Будущее оставалось туманным, а деньги были нужны остро.

В итоге покупатели взяли только восемь голов. Их погрузили в грузовик. Также дядя продал им немного стройматериалов.

Глава 4

Прошла неделя. Беслан зарезал двух бычков – часть мяса пошла на корм семье и беженцам, остальное он пустил на продажу.

Поздним вечером уставшие домочадцы разошлись по своим спальням. Сулиман спал в одной комнате с дядей и двумя братьями-беженцами.

Глубокой ночью в окно постучали.

Мужчины тревожно приподняли головы. В напряжённой тишине все уставились на окно.

– Беслан, – послышался голос снаружи.

– Отец! – вскрикнул Сулиман и, как стрела вылетел из комнаты, услышав голос Салмана.

Он выбежал во двор и хотел броситься в объятия отца. Но, по чеченскому обычаю, сын не имел права делать это в присутствии посторонних. С Салманом были ещё двое вооружённых до зубов мужчин. Спустя несколько секунд к ним осторожно подошли ещё двое.

Сулиман поприветствовал товарищей отца традиционным полуобъятием.

– Здесь тихо? – спросил Салман у сына надеясь, что тот один в доме.

Но тут к ним вышел Беслан, в сопровождении двух братьев-беженцев.

– Почему вы до сих пор здесь? – повысил голос Салман, обращаясь к старшему брату.

Он редко позволял себе такой тон по отношению к Беслану, но сегодня был не тот день.

Беслан понимал состояние брата и решил не отвечать на резкость.

– Мы ещё не успели избавиться от хозяйства, – спокойно ответил он.

– Да гори оно всё огнём! – не унимаясь, бросил Салман. – Людей надо спасать. Ты о детях думаешь?

Беслана начало раздражать поведение младшего брата и он, чтобы сменить тему, повернулся к племяннику.

– Сулиман, иди к Мадине и скажи, чтобы накрыла на стол. Ребята, наверное, голодные, – строго сказал он.

Сулиман нехотя оставил мужчин и пошёл в дом.

– Ты что, при младших решил со мной так разговаривать? – повысил теперь голос Беслан, как только племянник ушёл. – Ты думаешь, нам тут комфортно? Ты знаешь, куда и к кому мы поедем? Сколько нам нужно денег? Как мы устроимся? Хочешь, чтобы твои дети просили подаяние или воровали?

Салман молчал. У него не было ответов. Только боль.

Глава 5

Сулиман вбежал в дом, чтобы сообщить матери: отец вернулся, и не один. Электричества в селе давно уже не было. Комнаты освещали старые керосиновые лампы.

На кухне женщины уже суетились. Они услышали, что к дому подошли люди. Кто именно – пока неизвестно, но ясно одно: гостей нужно будет накормить.

Мадина приложила палец к губам:

– Тихо ты, – шепнула она. – Детей разбудишь.

Только теперь Сулиман заметил малышей на тахте. Дети спали, прижавшись друг к другу, словно котята.

– Отец пришёл, – так же тихо сказал он. – С ним ещё четверо.

Мадина едва сдержала слёзы. Но, будучи сильной женщиной, сумела совладать с эмоциями. Перед сыном она оставалась собранной.

Мужчины вошли на кухню. Женщины, увидев их, не выдержали – глаза наполнились слезами.

– Да убережёт вас Аллах, – шептали они, расставляя блюда. – Да поможет Он вам.

– Мадина, перенесите детей в нашу комнату, – тихо сказал Беслан. – Мы останемся здесь. Вы же останетесь на ночь? – обратился он к Салману.

– Нет, – ответил брат. – Отдохнём пару часов и пойдём дальше.

Сулиман и двое беженцев уселись на тахту. Салман с товарищами начали трапезу. Молодая девушка из числа беженцев, по одному перенесла спящих детей в соседнюю комнату. Две другие женщины ухаживали за гостями.

Беслан заметил, что друзья Салмана явно голодны, и похоже, их смущает присутствие женщин.

– Вы свободны. Пока ничего не нужно. Мы позовём вас, если понадобится, – мягко сказал он.

Женщины быстро покинули кухню.

Гости жадно и торопливо ели. Было видно, что горячую еду они не пробовали уже много дней.

Салман сильно изменился. Худой, обросший, молчаливый – он почти не разговаривал.

После еды один из бойцов уснул прямо за столом. Остальных начало клонить в сон.

– Отдохните немного, – предложил Беслан. – Мы посидим во дворе.

Он, Сулиман и двое беженцев вышли из дома. Остальные остались на кухне.

Они просидели под беседкой почти три часа. На улице уже начинало светать.

– Конечно, хочется чтобы они отдохнули, – сказал Беслан. – Но боюсь, они рискуют, задерживаясь.

Сулиману не терпелось поговорить с отцом. Он хотел было попросить разрешения пройти на кухню, но промолчал.

Словно угадав его мысли, Салман с товарищами вышли из дома и подошли к ним.

– Мы пойдём, – сказал он и направился к воротам. – Берегите себя.

На миг их взгляды с Сулиманом пересеклись. Салман, особенно в присутствии посторонних и старших, почти не говорил с сыном. Им было достаточно просто взглянуть друг другу в глаза.

– Будь мужчиной, – тихо сказал он.

Гости поблагодарили за кров и пищу, и вскоре покинули двор.

Мужчины проводили их до ворот. Сулиман решился пойти дальше.

– А ты куда? – спросил один из бойцов.

– Провожу вас. До соседней улицы.

Салман, шедший впереди, обернулся, услышав голос сына. Подошёл к нему.

– Это наш сын, – пояснил он товарищам.

Теперь, среди своих, он мог позволить себе разговор с сыном.

– Как ты, Сулиман? – спросил он.

Товарищи, оставив их наедине, пошли вперёд.

– Отец, разреши пойти с вами, – попросил Сулиман.

– Нет. А кто тогда останется с матерью и сестрой?

– Они не останутся без присмотра…

– Даже не думай. Всё. Пора тебе возвращаться. Будь мужчиной. Теперь ты старший в семье. Не подведи меня. Надеюсь, война скоро закончится, и мы вернёмся домой, – сказал Салман и поспешил за товарищами.

Сулиман остался стоять на месте, провожая взглядом отца и его друзей, пока те не свернули на соседнюю улицу.

С понурой головой он медленно зашагал обратно к дому.

Глава 6

Рано утром Беслан снова отправился на рынок в Шали – попытать удачу и продать остатки хозяйства. С ним поехали двое мужчин из числа беженцев, приютившихся в их доме. Им было неловко просто сидеть без дела, и они хотели хоть чем-то помочь семье, приютившей их в трудное время.

Сулиман уже собирался отгонять скот на пастбище, когда по селу прошёл слух: сегодня здесь будет «зачистка».

О предстоящих зачистках российские военные обычно предупреждали заранее – через местных, с кем были в контакте. Таким образом, они страховали себя: вооружённые люди, если таковые были в селе, успевали уйти или спрятать оружие. После этого военные чувствовали себя в безопасности и могли безнаказанно обыскивать дома, грабить и унижать местных жителей.

Мать категорически запретила сыну покидать двор.

– Дай я хоть скот выпущу, – сказал Сулиман. – Они сами дорогу на пастбище знают. У коров, надеюсь, паспорта не спросят.

– Но сам ни шагу за ворота! – строго сказала Мадина.

Скоро слухи подтвердились. Дом семьи Сулимана находился почти на краю села. Отсюда было хорошо слышно, как бронетехника окружает поселение. Люди тревожно ждали начала проверок.

Молодёжь – в основном юноши – ещё до прибытия военных успела уйти в лес, прихватив с собой немного еды. Они знали, чем может обернуться «проверка документов». Уже были истории, как молодых парней забирали «для выяснения обстоятельств», и больше их никто не видел. Просто исчезали…

Мадина металась между страхом и материнским инстинктом. Когда рано утром к ним заглянул троюродный брат Сулимана, звавший его присоединиться к уходящим, она твёрдо сказала: нет.

– Сулиман, ради Аллаха, умоляю: когда они придут, молчи. Ни слова лишнего, – попросила она после ухода родственника.

Она знала характер сына: он – весь в отца. Не стерпит унижения, особенно по отношению к родным. А во время зачисток малейшая дерзость могла стоить жизни.

– Может, обойдут стороной… – надеялась Мадина, глубоко вздыхая и пытаясь отвлечься на хозяйственные дела.

Сулиман сидел на кухне, перед ним – кружка остывшего чая. Он даже не притронулся к ней.

Тем временем гул бронетехники становился всё ближе – военные уже заходили на их улицу.

Мадина чувствовала, как сжимается сердце.

И вот – во двор вошли военные.

Молодые солдаты, новобранцы, беспорядочно рыскали по участку, словно свора голодных собак. Старослужащие начали обыск дома. Следом появились два офицера. От старшего несло перегаром – он явно был пьян.