Беги, Ольга

Анастасия Гузева

Беги, Ольга

Ольга родилась в 1970 году. Эпоха ушедшего ныне Советского Союза, «застойные годы» – как принято это время сейчас называть.

С этого и начнется долгая история «брошенного щенка», которого беспощадно пинала жизнь, полная жестокости, несправедливости и одиночества.

***************************************************************

БАМ, Тында, 1976 год. Маленький поселок с деревянными бараками и круглыми вагончиками. Сопки, багульник и холодная, бурлящая река Шахтаум. Это был последний день короткого лета. Небольшая комната неспешно заполнилась утренним солнцем. Потянувшись спросонья, Оля робко улыбнулась сидевшей за кухонным столом маме. Мама потянулась через весь стол к бутылке вина в красивой плетеной корзинке, налила его в стакан и жадно выпила. Взглянув на девочку мутными глазами, попросила:

– Доченька, сходи в магазин, у нас сахар закончился.

Оля послушно сжала в маленьком кулачке рублевую купюру и отправилась в магазин. Она бежала по устланным деревянными досками дорожкам. Светило летнее солнце, и жизнь казалась ей прекрасной. Это был последний день короткого лета. Последний день, в котором Оля была маминой дочкой и всем сердцем ловила ее тепло.

… Сжимая в руках бумажный пакет с сахаром, девочка подошла к своему дому и увидела женщину, стоящую у калитки.

–Оленька, а где мама? – спросила она.

–Мама дома, – весело ответила Оля.

Девочка зашла в дом и увидела мать, лежащую на диване. Выбежав во двор,

она крикнула:

– А мама спит!

– Разбуди ее и скажи, что с работы спрашивают, – послышался ответ.

Оля позвала:

– Мама, к тебе с работы пришли!

Крикнула громко, но женщина лежала неподвижно. «Как крепко спит», – подумала девочка.

Подойдя ближе к дивану, она увидела тугую петлю на маминой шее. Еще не понимая, что случилось, она тихо сказала:

– А мама повесилась….

Выбежав во двор, Оля кричала громче и громче, непонятная, непомерная для шестилетнего ребенка боль подступала с большей силой.

–Мама повесилась… – Оленька бежала, закрыв лицо ладошками, продолжая кричать: – Мама умерла!

Как? Что? Почему с петлей на шее женщина не висела под потолком, а лежала в кровати? Как там вышло? Не спрашивайте Олю, ей всего шесть лет, она бежит по пыльной дорожке, пытаясь выскочить из-под огромной каменной плиты, которая надвигалась, чтобы придавать.

Этот последний летний день 1976-ого года был первой льдиной из тех, которые сковали всю Олину жизнь. Он стал началом страшных испытаний, предательства самых близких людей, которые только кажутся близкими, а на самом деле их забота будет мнимой, мнимую ради наживы и своих, пока не понятных девочке целей. Беги, Оленька, беги! Всю жизнь ты будешь повторять себе эти слова, пытаясь увернуться от тех камней, которые летят в лицо и в спину.

***************************************************************

Отмотаем ленту времени назад. Вспоминая рассказы своей бабушки Антонины, разглядывая фотографии, читая сохранившиеся письма и вытаскивая на свет Божий свои детские впечатления, услышанные обрывки фраз, Оля пусть и не в полном объеме, но восстановила историю отношений своих родителей. Ее отца звали Константин. Вместе с братом Виталием сразу после окончания войны Костя оказался в детском доме, потому что их мама и папа погибли. То ли от родителей Константин это унаследовал, то ли непростая жизнь в детдоме и тоска по другой, нормальной судьбе так повлияли, но Костя всегда жил по принципу «хочу все и сразу». Он не боялся никакой работы. Твердо ставил перед собой цель и упорно к ней шел. У брата Виталия такой жизненной хватки никогда не было. Война отняла у Кости семью, и он не тянул с созданием собственной, женился рано. Построил огромный дом, и, опять же из желания, чтобы семья была большой и дружной, делил этот дом с семьей брата жены Ксении, Гришей. Как позже оказалось, это было большой ошибкой. Не имея жизненного опыта, но вдосталь обладая упорством и трудолюбием, Костя изо всех сил старался, что бы его семья ни в чем не нуждалась, жила лучше других. При этом он очень любил похвастаться, рассказывая о своих достижениях и планах тем, кого считал близкими. Не из-за природного хвастовства хвалился он перед людьми, а из-за переполняющей душу радости да доброго легкого характера. В 1962 году Костя заработал двухкомнатную квартиру в городе, а в 1971 году получил трешку в новостройке. Брат Виталий в те годы так преуспеть не смог, даже своего жилья еще не заимел. А вот жена имелась. «Хитрая лиса», – первое, что приходило на ум повзрослевшей Оле, когда она думала о Зинаиде. Зина всем рассказывала, какие они с Ксенией, Олиной мамой, близкие подруги, а на деле-то дружба была показушной, мнимой. Когда Виталик с Зинаидой и ее пятилетним сыном Русланом, перебрались из села в город, жить им было негде, и по доброте душевной их приняли к себе Костя с Ксенией. Константин был открытым и доверчивым, любил жить на широкую ногу, устраивать праздники с хорошо накрытыми столами. Ему хотелось быть хорошим для всех, он наивно полагал так заслужить уважение и любовь окружающих.

А прежде всего он хотел добиться любви собственной жены. Мать насильно, не спрашивая о ее желании, отдала Ксению замуж. Ксюша не любила Костю, ей не нравились его манеры детдомовского мальчишки. А он всеми силами пытался завоевать ее расположение. Дом построил, квартиры добился. Следующей целью для Кости стала престижная в то время машина «Волга». Ему казалось, приобретет автомобиль – вот-тут то жена и оценит все его достоинства, и растает лед в таких любимых, родных, и таких чужих глазах. А Ксюше было все равно. Какая-то неведомая тоска съедала ее изнутри, и ни квартира, ни многочисленные наряды, которые молодая женщина так любила, ни даже новенький автомобиль, о котором грезил муж, не могли ничего с этой тоской поделать. Оживлялась она в ресторанах, где всегда била ключом нездешняя, волнующая жизнь. Костя охотно потакал капризам жены – дома она хмурая, вечно недовольная, а в ресторане расцветает, всегда с модной прической, на высоких каблуках, в меховой горжетке, современная бижутерия со вкусом подобрана, глаза горят, нежный румянец играет на щеке – волей-неволей залюбуешься! И сам Костя не заметил, как втянулся в этот яркий хоровод и полюбил праздную ресторанную жизнь. Сложно представить ресторанный вечерний отдых без алкоголя. Незаметно для себя Ксения привыкла к постоянному состоянию «чуть-чуть навеселе». С каждым разом, чтобы мир вновь стал добрым и уютным, дозу спиртного приходилось немного увеличивать. Казалось, это совсем не страшно. Беда с теми, кто вон, держась за забор, с трудом передвигаются в сторону дома. А если молодая здоровая женщина и позволит себе немного лишнего, то это так, как в детской игре – «не считается». Муж не упрекает, дети – Таисия и Олечка – ухожены и накормлены, так что проблем строить не нужно.

Машина, авто, «Волга», автомобиль… Разговоры про машину были на каждом застолье, очень уж Константин мечтал о ней. А где взять такие даже не деньги, а деньжищи? В 1974 году отец Ольги принимает решение уехать на заработки на БАМ. Эти три буквы – Б-А-М – сегодня почти ни для кого ничего не значат, а тогда, в Советском Союзе разве что младенец не знал, что такое Байкало-Амурская магистраль: железная дорога, проходящая через Восточную Сибирь и Дальний Восток. Строить-то начали еще до Великой Отечественной войны, в 1958 почти на десяток лет строительство приостановили, а в 74-ом возобновили. Через полгода после отъезда мужа Ксения вместе с дочками переехала к нему.

Последний год в Тынде всегда отзывался в Оле непрестанным ощущением радости. Стерлись из памяти пьяные посиделки родителей по выходным, зато навсегда запомнилась красивейшая природа, девственная тайга, сопки, запах железной дороги, огромные машины: «Магирус», «Татра», грузовик КрАЗ. Запомнилась очень добрая, замечательная семья Березкиных, которая оставит глубокий и самый теплый след в душе Оли. Когда родители уходили на работу, маленькая Оля предоставлялась сама себе. Да, страшно представить это в наше время – что девочка 5-6 лет болтается одна по строящемуся поселку. Детский сад еще не построили, ее старшая сестра Тая училась в 6 классе. Вот Оля и гуляла целый день в сопровождении собаки Бима. Вечером вся семья собиралась в единственной комнате многосемейного барака. Окно покрывалось зимой слоем льда и снега со стороны комнаты. На кухне стояла огромная печка, топили ее постоянно, но все равно бочка с водой в небольшом коридорчике у двери промерзала так, что чай по утрам кипятили из разбитых кусков льда.

Деньги (огромные по тем временам), которые зарабатывали строители БАМа, доставались им не легко, труд был тяжким. Тем, кто не работал на БАМе, можно только догадываться, какой ценой давались эти деньги, впоследствии разграбленные родственниками.

***************************************************************

Вернемся в тот день, когда маленькая Оля навсегда потеряла свою маму. Попробуем прочувствовать, что происходило в душе маленькой девочки, когда кругом оставались только чужие люди…

Уже не маму – родную, теплую и добрую, а ее тело – увезла машина. Отец работал на большом расстояние от поселка, куда сообщить о беде можно было только по рации. Старшая сестра Таисия на летних каникулах была в родном городе девочек, за тысячу километров от холодной Тынды.

Оля бежала по широкой дороге, которая пересекала поселок и кричала:

– Мама умерла, – то плача, то смеясь истеричным смехом.

– Мама умерла, мама повесилась…

Схватив из шкафа несколько платьев, она побежала к Березкиным, которые приехали в Тынду из родного города, где они были соседями.

Тетя Валя и дядя Коля заботились о ней всю неделю, пока не приехала жена родного брата матери Оли, тетя Дуся. Дети бежали по поселку и кричали:

-Оля, за тобой бабушка приехала!

На самом деле тете Дусе, маленькой, сухой женщине, было всего 48. Но выглядела она значительно старше: может быть, от вечной заботы, как бы половчее прибрать чужие денежки, жилплощадь, да еще чего урвать? Это была очень жадная до денег особа, аккуратная, бережливая и экономная во всем. До маминой смерти никакой особой беды с Олей не случалось, все люди казались ей добрыми и любящими друг друга и, конечно, ее, Оленьку. Малышка еще не умела различать добро и зло, не развилось у нее чутье на хороших и плохих людей. Она доверчиво кинулась на шею тети Дуси, кричала с восторгом:

– Это моя тетя Дуся за мной приехала, она меня домой отвезет, к бабушке!

Цинковый гроб с телом мамы погрузили в самолет. Поднимаясь в небо, он уносил и маму, и Олю подальше от Тынды, от тех дней, которые были наполнены добром и любовью.

– Я хочу спать, – сказала Оля. Летели они в отсеке грузового самолета, нещадно трясло, глаза, не просыхавшие от слез всю неделю, сами собой слипались.

– Так ложись на свою мать, поспи, – предложила тетя Дуся, указав на цинковый ящик.

«На свою мать», – эти слова Оля запомнила навсегда, их горький привкус непонимания, боли, ужаса на всю жизнь остался в ней. Самолет сделал посадку в Красноярске, перелет до Москвы проходил уже в пассажирском самолете. Девочка впервые в жизни увидела огромный салон с высокими, стоящими рядами креслами, откидными столиками, маленькие круглые окошечки – иллюминаторы, красивую стюардессу, заботливо рассаживающую пассажиров. Когда Оля с интересом рассматривала самолет изнутри, в салон зашел отец. Он держал огромный газетный сверток со спелыми, сочными ярко-желтыми персиками. Страшный дефицит, как только Константину удалось добыть их? Когда Оля выросла и думала об этом, о тех спелых солнышках в газетном ореоле, она уже не удивлялась: темперамент отца, сила характера и дипломатические способности находить то, что было доступно не каждому советскому гражданину, запомнились с детства.

После приземления в Москве путь до родного города Оля с тетей Дусей продолжат на поезде, а отец останется сопровождать гроб с телом, и поедет грузовой машиной. Сидящая всю ночь на одном купейном месте женщина вместе со спящей девочкой вызывала интерес, и когда пассажирка – попутчица спросила, почему она не ложится спать, та с наигранной трагичностью ответила, что везет домой сироту, у которой скоропостижно скончалась мать. На самом-то деле не так уж сильно пеклась Дуся о судьбе маленькой племянницы, что и заснуть была не в силах. В комнате умершей Ксении она успела поживиться, и боялась заснуть: вдруг кто догадается, что в нижнем белье греются тугие пачки купюр? (Это Оля узнала много позже из рассказа тети Зины, жены папиного брата Виталика).

Девочку тетя Дуся доставила в загородный дом в десяти километрах от города (тот дом, который строил отец Оли), туда же привезли позже для прощания и тело ее матери. Олю встретили бабушка Тоня, родная сестра Тая, Дусин муж Григорий и их двадцатилетняя дочка Лида. Собрались и другие родственники, как со стороны отца, как и со стороны матери. Первое, что бросилось в глаза девочки, это снесенная стена, соединявшая две половины дома. В той части, которая принадлежала Олиным родителям, уже стояла другая мебель и небольшую кухню с печкой разделяла ширма из ткани. Боль в душе маленькой девочки затихала, когда она видела родные лица и заботу. Но ночью Оля плакала и повторяла:

– Мамочка, приди, мамочка, приди, мамочка, не оставляй меня…!

Детское сердце вдруг почувствовало, что случившаяся беда – не последняя.

Во всех нас до конца дней самыми скорбными нотами звучит стук комьев земли о крышки гробов близких людей. А когда эти комья стучат по крышке гроба, в котором твоя мама… Сколько б лет не прошло, а они все стучат, пульсируют в висках у Ольги.

А пока пятнадцатилетней Тае нужно было продолжать учиться, и бабушка Тоня с внучками переехали в ту трехкомнатную квартиру, которую заработал Константин незадолго до поездки на БАМ. Бабушке в ту пору шел уже 86-ой год. А эта самая квартира стала в дальнейшем объектом зависти и дележки со стороны мнимо-заботливых родственников.

Отец сразу после похорон супруги вернулся на БАМ. Он понимал, что при его образе жизни, постоянной работе с утра до вечера, большей частью – вдалеке от дома, дочкам уделять внимание не сможет. А тут, на родине – родной брат с семьей, брат и мать умершей жены. Они точно не оставят девочек, окружат их любовью и лаской, ведь ближе людей у девчонок нет. К тому же, Костя пообещал регулярно высылать для Таи и Оли деньги и посылки. Оля помнит, как Тая с бабушкой открывают фанерный ящик, забитый маленькими гвоздиками, до самого верха наполненный банками с дефицитными тогда тушенкой и сгущенкой. Отец всегда просил делиться всем присланным с семьей брата Виталия, ведь у того большая семья – помимо пасынка Руслана, Зина родила ему двух дочерей – двойняшек Галю и Дашу. Бабушка Тоня совсем старенькая, ей тяжело таскать с почты тяжелые посылки и получать регулярные переводы, поэтому решили, что Костя будет отправлять их на имя брата, а все доставит племянницам. Дядя Виталий и правда принес несколько переводов от отца, а потом почему-то деньги перестали приходить. Настали тяжелые времена. 15-летняя Таисия выросла из своей теплой одежды и ей пришлось всю зиму мерзнуть в тонком осеннем пальто, ведь бабушкиной пенсии едва хватало на самый скромный набор продуктов. Тая не понимала – почему папа с ними так поступает, злилась на него. А однажды Таисия возле подъезда случайно нашла брошенное под деревом разорванное письмо. Почерк показался ей знакомым. Девушка подняла обрывки, не составило труда их сложить. Это было письмо от папы, в котором он писал, когда выслал очередной перевод, да и сумму упомянул. Этих денег бабушке Оленьки никто не приносил. Тае стало понятно, кто их присвоил себе, но ни она, ни бабушка, которая из-за старости уже не спускалась с пятого этажа, потребовать от дяди Виталика деньги не смогли. Как только закончился учебный год, Тая побросала вещи в чемодан и уехала к отцу.

*************************************************************

Почему я пишу это? Чтобы тот, кто читает, проникся состраданием к моей       героине, маленькой Оле – стебельку, который рвет и гнет к земле жизненный ветер? Скорее, я хочу показать, какими суровыми бывают уроки, преподносимые жизнью, и как влияют эти уроки на воспитание души. И как зависть, злоба, скупость самых близких для девочки людей, наложат на нее несмываемый ничем, даже всевластным временем, отпечаток. Я не могу уверенно сказать, где границы правды и лжи, у каждого в этой истории есть какая-то своя правда. Я считаю предательством то, что родственники бросили ребенка на произвол судьбы, предварительно постаравшись лишить всего, что старался заработать для своей семьи ее отец. Когда я думаю об этом, сразу в голове загорается яркой лампочкой слово жестокость, но, возможно, родственники Оли не были настолько жестокими по отношению к ней? Правда у всех своя, каждый этот мир видит по-своему. Но душевная боль преследовала Ольгу все эти годы, она всегда чувствовала себя беззащитной и одинокой, и вспоминала бросивших ее людей с болью. Значит, было в их поступках что-то настолько зверское, что смогло так сильно повлиять на психику и на саму жизнь моей героини.

*************************************************************

Первый раз в первый класс! Помните свой первый класс? Все последнее дошкольное лето живешь в предвкушении, тайком нюхаешь новехонький портфель, надеваешь обложки на тетрадки, проводишь кончиком пальцев по заточенным карандашам в пенале. Волнующие и приятные сборы в школу… Можно сказать, что сборов Оленьки в первый класс вовсе и не было. Бабушка уже совсем плохо передвигалась, а остальные родственники отвести ребенка на первую в жизни школьную линейку не захотели. Сама, что ли, не дойдет? Знает, где школа, вот пусть и шлепает. Первого сентября девочка самостоятельно, без сопровождения, пошла в школу. Заморачиваться ее родственники по поводу одежды, покупать портфель, белые гольфы, завязывать бантики и тем более вести за ручку, как других детей, не стали. На худенькие ножки ребенка надели чулки из гардероба ее двоюродной сестры Лиды (Ох, ну и что, что чулки давно никто не носит? Тетя Дуся была очень бережливой, не выбрасывать же? Всего одна штопка на чулочке, да и та почти не видна). Всю дорогу девочка наклонялась, чтобы закрепить крепления чулок к панталонам, но один из них постоянно сползал, скатываясь некрасивой гармошкой. Вообще-то, в 1977 году дети не носили чулки, давно уже в детских магазинах продавались разноцветные удобные колготки. Но покупать их Оле никто не планировал. Перед учебным годом бабушка попросила невестку отвести Олю в парикмахерскую, красиво подравнять волосы.

– Короче, еще короче! – командовала Дуся парикмахеру.

Парикмахер всплеснула руками:

– Зачем Вы хотите ребенка изуродовать?

– Не Ваше дело, – бросила Дуся.

Ей было виднее – чем короче обкорнают сейчас пушистую детскую головку, тем дольше не нужно будет приходить в парикмахерскую снова и тратить целых 40 копеек. Увидев жалкие остатки волос на голове внучки, бабушка расплакалась. Все утро перед линейкой она пыталась как-то приладить скромный белый бантик на голову девочки. Все равно он упал в самом начале линейки, не удержался на коротенькой тонюсенькой прядке. Наверное, высылая приличную сумму на подготовку дочери к школе, Константин подумал и о портфеле – лучше ранце, чтобы можно было носить за плечами, спинка ровнее будет. Дуся племянницу не сильно любила, и искренне не понимала, почему должна заниматься сборами этого ребенка в школу. А вот деньги она любила очень! Поэтому и на ранце сэкономила.

В класс Оленька зашла с портфелем, который держала под мышкой, ручка отвалилась. Да и школьным портфелем это назвать было трудно: это был саквояж – чемоданчик, в который запихивали березовый веник перед походом в баню, он давно пылился на антресоли в квартире Олиных родителей.

Первая учительница Ольги, Рина Ивановна, невзлюбила девочку с первой встречи. Понять ее можно. Первое сентября, родители школьников подходят к первой учительнице своих детей с заискивающими улыбками, дарят букеты, коробки конфет, а тут… Практически лысая (уж не лишайная ли?) девочка тянет за рукав. На ноге спущенный ниже колена чулок. В руках бантик, ручка от чемодана, сам чемодан под мышкой.

– А у меня ручка у портфеля оторвалась…

«Двоечницей будет», – подумала учительница.

И угадала. «Завтра на урок пластилин принесите», – предупреждает учительница родителей, забирающих малышей после занятий. Пока идет Оля домой, забудет. А если и вспомнит, денег на это в доме давно не водилось. «Нужна поделка из природных материалов», – говорят. И родители, ревностно поглядывая на произведения друг друга, несут целые замки из веток, принцесс из кабачков в желудево-рябиновых ожерельях. А Оля криво вырезала из кленового листика самолет, а на борту коряво написала «К папе». Рина Ивановна привычно скомкала самолетик и метко кинула багровый комочек в мусорное ведро. Уроки с Олей делать было некому. Бабушка Тоня была неграмотной, она родилась в 1890 году и нянчила всех своих братьев и сестер, а в школу никогда не ходила. После постоянных жалоб Рины Ивановны, Ольгу отправили в интернат, который окружающие называли иногда «детская тюрьма».

– А что? Очень удобно, там и накормят, и напоят, и научат. А ты совсем старая, за самой скоро присмотр нужен, – убеждали бабушку Тоню сын с невесткой.

В жизни Оли началась новая страница. Учитель Нина Георгиевна, если ее вообще можно было назвать учителем, скорее – надзиратель с указкой, – очень любила подкрадываться сзади, и со всего размаха обратной стороной указки, где потолще, бить по голове неугодного ей ученика. Когда Оля выходила к доске и писала предложение мелом, она пропускала буквы в словах, или же меняла буквы местами, некоторым детям это свойственно. За это, взяв ее за волосы, Нина Георгиевна била лицом о школьную доску. Стук ее каблуков в коридорном эхе вызывал сильную тревогу, беспокойство и страх у всех детей, сидящих в классе. Оля на уроках постоянно находилась в сильном напряжении, с изучением русского языка были большие трудности, при этом Оле очень хорошо давалась математика. Но даже когда она быстро справлялась с заданиями на уроке математики, даже с двумя вариантами, все равно получала указкой по голове. Оля была обычным маленьким ребенком, сидеть молча, выполнив все задания с легкостью, девочке было трудно, она начинала помогать решать соседу по парте – за это и следовала немедленная расправа.

Интернатовский воспитатель Александра Васильевна за любое непослушание или жалобу учителя, или других детей просто оставляла без еды. Хорошо, если удавалось хотя бы позавтракать. Воспитатель не считала нужным разобраться, кто прав, а кто виноват. Кто первый пожаловался – тот и прав. Оля, которая год назад еще имела семью, не умела себя вести правильно в коллективе, тем более с детьми, у которых вообще никогда не было родителей. Она не знала, что такое подлость, предательство, что в коллективе интерната, чтобы выжить, необходимо заискивать перед теми, кто сильнее и влиятельнее. Отстоять себя она никогда не могла, и чаще всех других детей оставалась виноватой. Наказания были жестокими, ее закрывали в спальне и заставляли спать, когда другие дети шли в кино или на экскурсию, соответственно оставляя без обеда и ужина. Единственный человек, которому Оля могла рассказать страшные вещи, которые творили в интернате два взрослых человека по отношению к беззащитным детям, была бабушка Тоня. Бабушка плакала, но сделать ничего не могла. В пятницу вечером Оленьку забирали из интерната на выходные и отвозили в квартиру к бабушке Тоне. Каждое воскресенье бабушка пекла для девочки печенье. В понедельник, в чистой отглаженной школьной форме девочку обратно отвозили в интернат с серым пакетиком из-под сахарного песка, в котором находилось «сокровище», дающее покой на пару дней. Пока у Оли был запас бабушкиного печенья, дети заправляли за нее кровать, ходили с ней за ручку, дружили – каждый из этих вечно голодных ребятишек хотел заполучить вкусную, пахнущую домом – не казенным, а родным – печенюшку. Печенье быстро заканчивалось, и вчерашние «друзья» равнодушно отворачивались от девочки с опустевшим бумажным пакетом.

*************************************************************

Пройдет всего несколько месяцев и снова случится беда. Декабрь, 1977 год.

Эта телеграмма придет на адрес городской квартиры в пятницу вечером, Оленька и бабушка откроют дверь почтальону. В телеграмме несколько слов:

«Тая попала в аварию». Маленькая Оля с тетей Дусей, тетей Зиной и дядей Виталиком шли на переговорный пункт, куда должен звонить отец с Тынды. Обстоятельства еще не были ясны, но тетя Дуся как будто знала, что Тая погибла, и настойчиво повторяла:

– Жену похоронил, теперь и дочь в гробу везет.